Беглецы и чародеи39 лучших рассказов 2007 года
Иска ЛоксВОЗЛЮБЛЕННАЯ
Возлюбленная моя меня покинула. Я не вижу лика ее и не слышу голоса ее. И сколько бы я ни искал ее, сколь далеко я ни уходил бы в поисках ее, мне ее не найти.
Мужчина закончил свою жалобную речь и тяжело вздохнул.
Вышибала тоже вздохнул. Кажется, этот посетитель сам уходить не собирался. Было уже почти семь утра, и больше в баре никого не осталось. Давно уже пора было закрываться.
Давай, приятель, сказал охранник, поднимайся. Если сам не можешь, я тебе помогу.
Подняться легко, тоскливо сказал мужчина, досмотрев на вышибалу остекленевшими красными глазами, но куда бы я ни шел, лик Возлюбленной скрыт от меня.
Да, да, про твою девушку я уже слышал, сказал вышибала, беря мужчину за локоть. Давай вставай, приятель. Ты пьян, я тебя доведу до выхода.
Как я могу быть пьян, если даже самое крепкое вино не пьянит меня? А было время, когда кровь моя превращалась в вино сама собой, а имя ее заполняло меня. Но я глупец, загордился и сказал ей: «Тебя отрицаю я, мне дороже свобода моя, не желаю я трепетать от вида твоего и поклоняться тебе». И она покинула меня. Мужчина икнул и вырвал локоть из хватки охранника. И с тех пор сердце мое трезво, сколько бы я ни пил. И она больше не считает меня другом своим. И понял я, как ошибался я.
Вышибала снова тяжело вздохнул. Затем он огляделсяменеджер куда-то ушел, так что можно было подождать немного. Дело в том, что мужчине охранник сочувствовал. Его и самого недавно бросила девушкасо скандалом и вышвыриванием вещей в окно. Он тяжело переживал разлуку, так что горе последнего посетителя был ему понятно.
Ладно, сказал вышибала, можешь еще посидеть, пока менеджер не вернулся. Но потом все, он человек суровый, его такими историями не разжалобить.
Никого не разжалобить историей моей, горестно застонал мужчина, схватившись за голову. Ибо сам я виноват в том, что произошло, некого винить, кроме меня.
Он снова икнул, посмотрел на свой пустой стакан и замолчал.
Так что дальше? Ты ей сказал, что жениться не хочешь, и предложил пока пожить так, да? А она тебя и выгнала. Понимаю, брат, сочувствую, девушкиони такие. Для них бракэто святое.
Да. Мужчина скорбно кивнул рыжей головой. И сказала она мне: «Коль отрицаешь ты меня, неблагодарный, не увидеть тебе меня больше, знай же, что хоть я буду вечно любить тебя, не познать тебе моей любви».
Охранник выругался.
Вот сволочь, сказал он. Да, ты, брат, конечно, сам на себя это навлек, но и она хорошавсе на тебя свалила. Нет чтобы пойти на компромисс. А так выходитона вся в белом, а ты во всем виноват.
Вот, ты меня понимаешь, мрачно согласился посетитель. И ушел я. Далеко. Но не могло сердце мое забыть о ней. И хотел я разыскать ее снова, но не мог найти ее. Где была она раньше, не осталось и следа ее. Где текла прежде чистая вода, осталась лишь пустыня. И хотел я снова повторять имя ее беспрестанно, как делай раньше, но не мог вспомнить его. И как бы я ни пытался его повторить, губы мои произносили бессмыслицу.
Да, приятель, это, наверное, у тебя был шок. Я о таком слышалпосле психической травмы такое бывает. Моя бывшая охранник замолчал на пару секунд, так как на него нахлынули воспоминания, моя бывшая, она на психолога училась. Вот она и рассказывала о таком. Может, тебе, парень, к психотерапевту надо? К психологу? Он поможет?
К величайшим мудрецам мира ходил я. Мужчина вздохнул. Но и величайшие мудрецы мира не могли мне помочь. Лишь один попытался, Соломон.
Еврей, что ли? Охранник неприязненно поморщился. Я бы к еврею не стал обращаться. Они лишь о своей выгоде пекутся.
И сказал мне Соломон, продолжал посетитель, будто не слыша, что он знает Возлюбленную мою и что знает имя ее. И что попросит перед ней за меня. И откроет мне имя ее, если стану я его рабом и приведу к нему повелителя моего. И дал мне для этого кольцо с печатью.
Ну вот, я же говорил! Нельзя евреям доверять, брат! Ты думаешь, он и правда знал эту твою возлюбленную? Да ничего подобного! Дальше можешь и не рассказывать! Ты небось пахал на него, вкалывал как собака, своего босса предал, опять же. А этот Соломон и пальцем не пошевелил. Небось наврал потом, что совсем не это обещал, да?
Мудры слова твои! мужчина с уважением посмотрел на охранника. Долгие годы служил я ему, но в конце он отправился к Возлюбленной и не вернулся больше, и не слышал я больше о нем ничего.
Вот! Все он наврал! Наверняка просто свалил куда подальше, а твоей девушки в глаза не видел!
Посетитель согласно икнул.
И встретил я еще мудреца в зеленом, что может ответить на любой вопрос, и прикоснулся я к нему и задал вопрос о имени Возлюбленной своей.
А тот что?
И ответил он мне. Но ни звука не услышал я из ответа его.
Точно, это психологическая травма. Тебе бы к психиатру. Психологу. В общем, я в этом плохо разбираюсь Вот моя бывшая сразу бы сказала, к кому из них. Ну, к тому, который по Фрейду все толкует.
И к Фрейду я ходил, и не смог он сделать так, чтобы вспомнил я имя ее, грустно объяснил мужчина. И стал я забывать облик ее и голос ее, и печать ее в моем сердце стерлась. И тогда испугался я и, объятый страхом, решил поступать так, чтобы разгневалась она Ибо одна осталась у меня надеждачто в гневе своем она обратит лик свой ко мне. Ибо видеть гнев ее было для меня лучше, чем не видеть ее вовсе.
Ого! удивился охранник. Это ты, конечно, странно придумал. Эх, не поссорься я со своей она бы наверняка сказала, с чего это тебя на такие глупости потянуло. Ну ладно, неважно Ты лучше скажи, как ты это провернул?
И решил я публично опозорить имя ее и возвести хулу на нее
О! Да ты серьезно взялся за дело! В интернете страничку, что ли, сделал? С порнографией?
Посетитель кивнул. Было видно, что рассказывать об этом этапе своей жизни ему сложно.
Да, и это тоже, наконец подтвердил он. Но и тогда не увидел я ее. И не мог вспомнить я больше даже облика ее, только тоска наполняла пустыню души моей.
Да, пустыня сердцаэто верно подмечено. Это как у Киркорова в песне: «Словно в зеркале разбитом, над осколками склоняясь» Черт, забыл, как там дальше?
«Две непрожитые жизни разлетаются звеня», закончил за него мужчина, и его плечи затряслись.
Ну, брат, не плачь! Вышибала и сам был на грани слез. Эта печальная история живо напомнила ему о его собственной жизни. У него даже начали появляться мысли позвонить своей экс еще раз и попробовать объяснитьсяа вдруг еще не все было потеряно? Тут слезами не поможешь.
Посетитель снова вздохнул и продолжил:
И прошло много лет, но не мог я забыть, что когда-то любила она меня. И было у меня много женщин, и ко многим мужчинам, возжелавшим женщину, приходил я, приняв женский облик Мужчина передернул плечами, будто ему было противно об этом вспоминать. Но потом понял я, что ничто не заменит мне ее. И отринул я тогда свою гордыню, и пытался я произносить имя ее, хоть и знал, что это не в силах моих. Но не слышала она моих молитв и не простила меня.
Все бабысволочи, что и говорить, кивнул охранник, отодвигаясь от посетителя.
Рассказ о переодевании в женщину ему не понравился. Нет, гомофобом он не былв конце концов, в этом баре он и не такого насмотрелся. Но все-таки. К счастью, именно в этот момент менеджер наконец вернулся.
Все, приятель, сказал охранник, больше тебе здесь быть нельзя. Мой начальник явился, давай я тебя отведу.
Мужчина не стал спорить. Он послушно поднялся и позволил вывести себя за дверь.
Заперев за ним, охранник вернулся на свое место.
Ну как? спросил его менеджер со странным почтением в голосе. Как все прошло?
Охранник печально покачал головой:
Нет, он меня опять не узнал. Но надежда есть всегда.
Бар заливал нестерпимо яркий свет.
Аше ГарридоСОРВЕЙН
Все происходило на моих глазах.
И я хочу рассказать об этом. Это очень и очень нелегкая задача. Надо говорить о многих вещах сразу, иначе вы ничего не поймете. И надо говорить о том, что известно всем, и о том, чего никто не знает, не делая разницы между тем и этим. Так что мой рассказ может показаться вам скучным и беспорядочным.
Но я хочу рассказать об этоми это мое дело, а вы можете слушать или не слушать, это уже дело ваше.
Сначала надо говорить о сорвейнах.
Прежде всего, у них не бывает самок или самцов. Они сами не знают, откуда появляются новые маленькие сорвейны. Хотите верьте, хотите нет, но они этого действительно не знают. У меня создалось впечатление, что они не очень-то этим интересуются. Появляются и появляются. В один прекрасный день среди резвящейся малышни оказывается новенький, и все ему рады, потому что сорвейны по-настоящему любят друг друга, все без исключения.
О сексе там и речи нет. Хотя, несомненно, они образуют устойчивые пары. Мне не приходилось видеть пару сорвейнов, мне вообще не приходилось видеть сорвейнов, кроме того, который работал с Кунцем. Так что вот этого «нашего» сорвейна я буду именовать просто Сорвейн.
И говорить о нем буду в мужском роде.
Не в среднем же, как о неодушевленном предмете. Сорвейнв высшей степени одушевленное существо.
И не в женскомпотому что им вообще чуждо понятие о производящей потомство самке.
Раз уж мы говорим в мужском роде о евнухах и гермафродитах, то почему бы не удостоить той же чести сорвейнов, которые, определенно, не гермафродиты и не евнухи, но ни в коем случае не самки.
Итак, я рассказываю о Кунце.
Я помню его примерно столько, сколько себя: мы росли вместе, и обстоятельства жизни нашей были одинаковы, и так получилось, что мы не разошлись и не потерялись со временем, как это чаще всего бывает с теми, кто дружит практически с первых шагов. Нам случалось ссориться, но необходимость мириться постепенно отпала. Наши ссоры были такими, после которых мириться нет нужды. Это были скорее непримиримые споры, и когда выяснялось, что противник остается при своем мнении несмотря на все доводы, спор сам собой затухал. Мы просто принимали мнения друг друга и учитывали их в дальнейшем, но никакие разногласия не. могли разорвать нашу связь.
Ну нет, мы не сорвейны, ни в коем случае, если вы понимаете, что я имею в виду. Нам вполне нравятся самки нашего вида. Некоторые из нихособенно. Даже теперь, когда с Кунцем случилось вот это безобразие, я частенько замечаю, как он провожает восхищенным взглядом какую-нибудь очаровательную юную самочку на улице, когда мне удается вытащить его на прогулку. Теперь ужеда.
Что? Извините, конечно же я имел в видудевушку.
В первые месяцы после отъезда Сорвейна он ничего вокруг не замечал, разговаривать с ним было мучением.
Он вполне адекватно поддерживал беседу, но только до какого-то момента, а потом неожиданно и совершенно внезапно оказывалось, что он сидит неподвижно с пустыми глазами, и надо было хорошенько толкнуть егона оклики он не реагировал.
Видимо, я не сумею объяснить толком, что же произошло, если не расскажу, чем занимается Кунц и в чем, собственно, состояла их совместная работа с Сорвейном.
Кунц играет с огнем. Это старое и почтенное занятие, и играющие с огнем пользуются всяческим уважением, потому что без огня нет тепла, нет жизни. А огонь не может не играть и не любит играть в одиночку. Он тогда уходит очень глубоко и затаивается там. Без огня мы все тут долго не протянем. Поэтому играющие с огнем необходимы.
Но ни для кого не секрет, что дело это накладывает неизгладимый отпечаток на играющего. Это занятиедля одиночек, но настоящие прирожденные одиночки, одиночки по призванию, почти никогда не способны играть с огнем так, как это нужно огню. Одиночка и есть одиночка, одиночка принадлежит себе и больше ни в ком не нуждается. Огонь ожидает от человека всей страсти. Всей вообще, а не всей, на какую человек способен, если вы понимаете, что я имею в виду. И это означает, что правильно играть с огнем может только тот, кто вообще не способен переносить одиночество. Огонь становится ему товарищем и возлюбленным.
Да, играющие с огнем вовсе не дают обета безбрачия, у них бывают семьи, у них бывают дети Но это так ненадежнобыть женой играющего с огнем. Мало того что играющий всегда находится как бы не полностью здесь. В любой момент, когда бы огонь ни позвал, играющий оставляет все, глаза его пустеют, дыхание замирает, он «уходит в огонь»так это называют у нас. Но в это самое время у его жены могут начаться роды или мигрень или случиться острый приступ недовольства материальным благосостоянием семьи; дети могут разбить коленки и носы, отнять или тайком унести игрушку, начать курить, уйти из дома, забеременеть
Понимаете?
В такой момент играющему с огнем приходится выбиратьогонь или семья. Если он выбирает огоньс этим все ясно. Едва ли ему еще когда-нибудь придется наслаждаться обществом жены и детейэтой жены и этих детей, я имею в виду.
Но если он выберет семьюогонь оставит его. На некоторое время. А потом снова придет по его душу. И неизвестно, что страшнеебыть оставленным огнем или быть снова призванным им. Мне не приходилось испытывать ни того, ни другого, я не по этой части, и жалеть об этом было бы глупо.
Не знаю, что выбрал бы Кунц, он-то хлебнул и того и другого, и не по одному разу Но я лично, глядя со стороны, посоветовал бы ему никогда больше не отказываться от огня вообще. Хотя к чему теперь Кунцу мои советы.
А теперь мне придется рассказать о сорвейнахили о нашем Сорвейне, если угодно, ведь мы с Кунцем видели только его одного. Но судя по тому, что мы о нем узнали, каждый сорвейнэто сорвейн вообще, и по одному можно составить представление обо всех. Хотя между собой они очень различаются, но различия эти второстепенные, в то время как сходствоглавное.
Да, я понимаю, что вы ничего не понимаете. О сорвейнах вообще очень трудно говорить. Вот попробуйте хотя бы описать сорвейна. Вы видели его когда-нибудь? Нет? Ну так я едва ли смогу вам помочь.
Сорвейнсамо совершенство. И всё. Само совершенство, каким бы вы его ни представляли. Сорвейн еще совершеннее, чем ваше представление о совершенстве. Именно поэтому его невозможно описать. У них, кажется, нет глаз. Но есть взгляд. У всех людей есть глаза, которые можно описать во всех подробностях, начиная от цвета и узора зрачка и заканчивая длиной ресниц. Но не у всех людей есть взгляд, если вы понимаете, что я имею в виду. У сорвейнов дело обстоит с точностью до наоборот: невозможно представить себе сорвейна без взгляда; а вот есть ли у сорвейна глазаоб этом начинаешь задумываться день этак на третий
Я неверно выразился. Невозможно вообще представить себе сорвейна. Только собственный трепет и свечение души, которое возникает при общении с сорвейном, это еще можно вспомнить. Глухим отголоском, смутной тенью
У них есть речьно ничего не могу сказать об их словах и голосе. Кажется, они не нуждаются ни в том, ни в другом. Но речи их полны смысла и страсти, как выразился бы поэтполны огня.
Сорвейны любят движение, и когда они двигаются, за ними не уследишь, даже когда они двигаются, оставаясь на месте, если вы понимаете, что я имею в виду. И они же могут застывать в совершенной неподвижностисовершенной во всех смыслах этого слова.
Вот теперь вы, надеюсь, немного представляете, что такое сорвейны, хотя, как я уже говорил, это едва ли возможно в принципе.
А теперь снова о Кунце. Как любой играющий, он нуждается в друге, которому может рассказывать о своих играх с огнем, потому что огонь наполняет его своими чудесами, а этого человеческой душе не вместитьв одиночку уж точно. И Кунц рассказывал мне. Со временем я стал, как мне кажется, понимать странные правила этой игры, если у нее вообще есть или могут быть правила. Стал понимать настолько, что даже решился иногда подсказывать Кунцу наиболее выигрышные, с моей точки зрения, ходы и комбинации. Кто-нибудь из вас имеет в друзьях играющего с огнем? Тогда вы понимаете меня. Впрочем, я рассказываю обо всем, как о неизвестном, и поэтому не буду краток.
Кунц тоже не бывал краток, когда объяснял мне, как именно и почему он ценит мое мнение. Вы понимаете, это ирония, горькая ирония. Он полагал, что не нуждается в моих советах. Может быть, он был прав. Он-то знаком с огнем, а янет. Но зато я чувствовал себя именинником, когда при мне Кунц объяснял то же самое другому играющему илии особеннокому-нибудь из Палаты мер. Меня-то он хотя бы выслушивал и старался быть мягким и терпеливым. С ними разговор был короткий и очень выразительный. Если бы речь шла не об играющем и огне, а о мужчине и женщине, я с уверенностью сказал бы, что тут говорит самая яростная ревность. Впрочем, я и сейчас могу сказать то же самое. Это была ревность.