Завёл мотор. Забрался в седло и тут увидел, как ко мне направляется Олеся.
Не оставляй меня здесь, попросила она.
Извини, не могу с собой взять.
Пожалуйста. Я что угодно буду делать: готовить, убирать. Только не оставляй тут. Мне страшно.
Я вздохнул. Она смотрела на меня жалобным умоляющим взглядом, словно побитый щенок. И я не знал, что делать. Глаза слипались, и башка уже ничего не соображала после всего пережитого. Отправить к Лаптеву? Так у него самого сейчас забот полон рот.
Садись, поехали, сказал я коротко. Отвезу домой.
Зарычал мотор, воняя выхлопами, которые сизой дымкой наполнили воздух вокруг, «Розенберг» покатил прочь от базы работорговцев.
Глава 7
В Северном районе было несколько кварталов, застроенных типовыми многоквартирными домами. Именно их я вчера и проезжал по пути в Химки. В свете дня огромные пятнадцатиэтажные здания выглядели не менее зловеще, чем ночью. Тут царило жуткое запустение: дворики заросли, детские площадки заброшены, а стены и витрины магазинов сплошь изрисованы граффити. Вроде бы всё, как обычно, но в совокупности со скопищем бездушных бетонных коробок, заполонивших своей выхолощенной одинаковостью огромные пространства, район этот навевал какую-то щемящую тоску.
Мы миновали недостроенный квартал на окраине Москвы. Десятка два домов стояли заброшенные, зияя сотами чёрных оконных провалов. Олеся рассказывала, что ещё пятнадцать лет назад тут находился посёлок, но потом власти решили расширить границы города. В окрестностях Медведково отстроили несколько заводов, рядом начали возводить жилые микрорайоны, а потому что-то пошло не так, и проект забросили. Тем не менее, северную часть, которую раньше занимали трущобы, всё же перестроили. Но трущобы никуда не делись. Наоборот, здесь стало только хуже: данный район считался одним из самых неблагополучных, и сюда, как поговаривали, даже полиция без особой надобности не совалась.
Впрочем, утренние улицы выглядели мирно и спокойно. Рабочие шли к станции метро и автобусным остановкам, открывались маркеты и прочие магазинчики, а всякий сброд ещё таился по своим тёмным загаженным норам где-то в череде одинаковых слепых окон.
Я заглушил мотоцикл перед подъездом, поставив его между двумя припаркованными малолитражками. Мы вошли внутрь. Самому было интересно, что такого ужасного творится у Олеси в квартире. По крайней мере, подъезд не сильно отличался от моего: такой же вонючий, мрачный и изрисованный.
Квартира находилась на десятом этаже. Старая деревянная дверь оказалась не заперта. Когда мы вошли, в нос ударил запах гнили. Словно здесь труп разлагался уже неделю. Нас встретили полчища мух, кружащие в прихожей. Их рассадник находился на кухне и сортире с распахнутой дверью, и было непонятно, откуда из этих двух мест воняло сильнее.
Квартира оказалась большой трёхкомнатной, но коридордовольно узкий. Он вёл прямиком в зал, по пути к которому имелись ещё две двери. Одна из них была закрыта.
Обстановочка у тебя, прямо скажем, не очень, прокомментировал я увиденное.
Конечно! Да они всё загадили, расстроенным голосом воскликнула Олеся. Не разувайся. Тут пол немыт.
Предупреждение оказалось излишним: у меня даже мысли не возникло снимать ботинки, когда я увидел затоптанный линолеум, на котором валялись использованные шприцы.
Мы прошли в первую комнату. На кровати лежал парень. Он поднялся и вперил в нас пустой равнодушный взгляд, словно не понимал, кто мы такие, и ему было абсолютно на это плевать.
Он почесал свою щетину, а потом лохматую шевелюру. Было сложно определить его возраст. Лицообрюзгшее, зубыжёлтые, под глазамисиняки. Самсгорбленный, худой, на предплечьях живого места нетвсе исколоты.
Олеся вошла первой.
Ах ты, мразь, процедила она. Девушка схватила стоящий в углу деревянный стул, подскочила к парню, да как огрела его стулом по спине. Парень свалился на пол, закрывшись костлявыми руками, Олеся же подняла стул над головой и снова обрушила на брата.
Какого хрена творишь, овца тупая? завопил тот.
Гнида! Я тебя убью! стул третий раз опустился на голову несчастного наркомана. Даже ножка сломалась. Парень завывал, матерился и умолял прекратить.
Услышав шум, из зала в коридор выползли четыре существа, похожие на людей. Среди них даже была женщина. Выглядели они ничуть не лучше, чем брат Олеси: у одного лицо покрыто отвратительными пятнами, у другого почернело левое запястье, а на тыльной стороне ладони зияла язва. Вот, наверное, поэтому тут и стоял такой душок: они же все гниют заживо.
Чего тут происходит? спросил вяло мужчина с почерневшей рукой.
Так, все на выход! скомандовал я.
Наркоманы сгрудились в коридоре. Они лениво переглянулись, не понимая, что от них хотят.
Быстро, я сказал. Пошли! грозно повторил я.
За моей спиной доносились грохот стула, причитания и крики брата и матерная брань Олеси.
А что случилось-то? промямлила женщина.
Пошли вон, я указал на дверь. Или пинками выгнать?
Ну ладно, ладно, проворчал мужик с гниющей рукой, и компания сутулой очередью выползла из квартиры. Я последовал за ними и, чтобы им шлось быстрее, пообещал, что если ещё раз тут увижуубью. Когда эти четверо сели в лифт, я со спокойной совестью вернулся обратно и запер дверь на замок.
Крики в комнате смолкли. Олеся больше не избивала брата. Теперь она сидела в углу, уткнувшись в колени, и плакала.
Ненавижу, повторяла она, всхлипывая.
Брат лежал на полу с окровавленными шевелюрой и лицом. Рядомстул с двумя сломанными ножками. Парень держался за голову и причитал.
Ты как? я присел рядом с Олесей. Выпустила пар?
Ненавижу! Я его убью, проговорила девушка сквозь слёзы.
Всё позади. Ты дома. Тебе ничего не угрожает, стал я её успокаивать.
Подошёл к валяющемуся на полу парню. Задумался: что делать? Выгнать его? Может пожаловаться в органы. В конце концов, это и его квартира тоже. Отправить в больницу или на реабилитацию? Ага. А потом Олесе за него ещё платить. Медицина-то тут денег стоит. Оставить дома? Тогда тут так и будет притон и гадюшник, в котором совершенно невозможно жить и содержание которого опять-таки ляжет на плечи девушки.
Я присел на корточки и схватил парня за ворот футболки:
Ты за каким хреном сестру продал?
Да не продавал я её! пробормотал он, растерянно уставившись на меня. Я денег должен был. Эти козлы потребовали вернуть долг, а мне нечего было. Они сами пришли.
И много ты кому задолжал ещё?
Не помню. Ты-то кто вообще?
Тот, с кем тебе лучше не встречаться, я схватил его за шиворот и выволок из квартиры. Погуляй пока, проветрись.
Парень принялся что-то возражать, но я закрыл дверь у него перед носом.
В зале раздался чей-то голос. Пройдя туда, я обнаружил несколько старых зассаных матрасов и двух индивидов, пристроившихся возле батареи. Полная девушка лежала, свернувшись калачиком. Её желтушное лицо ничего не выражало, а взгляд был какой-то стеклянный. Мужчина сидел, прислонившись к стене. Он был лысый и тощий. Левое предплечье его прогнило настолько, что среди почерневшего мяса теперь белела кость.
Ну а вы-то что тут забыли? я схватил вначале одного за шиворот и вытолкал вон, потомдругую. Эти еле стояли на ногах и, кажется, осталось им уже недолго: не сегодня-завтра отдадут душу Реке Времени.
Квартира находилась в ужасающем состоянии. Мало того, что тут никто не прибирался неделями, так ещё лежали эти вонючие матрасы, а на кухне располагалась целая лаборатория по производству вещества, валялись шприцы, жгуты, какие-то таблетки. Тараканы, испугавшись моего появления, разбежались по щелями. Никакой бытовой техники в квартире не осталосьтолько кухонная плита и неработающий холодильник.
Много дел предстоит, произнёс я, осматривая кухню критическим взглядом.
Не представляю, как быть дальше, посетовала Олеся. Лицо её опухло от слёз. Они всё продали. Тут невозможно жить.
Что они варили?
Дезоморфин. Он очень дешёвый. Но от него всё гниёт, и умирают быстро.
Да уж, видел поморщился я, вспомнив дыру в руке последнего наркомана.
Мне стало жалко Олесю. Ей предстояло остаться одной в загаженной квартире. А ещё того и гляди брат вернётся и приведёт своих дружков.
Придётся всё заново покупать, сказал я. А запах, наверное, месяц будет выветриваться, я зевнул.
Ты, наверное, хочешь спать. Нельзя за руль садиться в таком состоянии. Останься.
Домой надо, я не горел желанием ночевать в этой помойке, но и управлять мотоциклом, когда у тебя глаза слипаются, и правда, было не лучшей идеей.
Тут грязно, конечно, но в моей комнате чище, сказала Олеся. Они туда, кажется, не заходили. Можешь поспать там.
И действительно, вторая, закрытая комната, оказалась в более человеческом состоянии. Тут были кровать, шкаф и письменный стол, которые наркоманы ещё не успели продать. На стене висел чёрно-белый снимок улыбающейся семейной пары.
Тут раньше жили родители, объяснила Олеся. После их смертия. Можешь ночевать тут, а я пойду приберусь немного.
Давай помогу, предложил я. Матрасы выволакиватьта ещё морока.
Я распахнул все окна, впуская в пропахшее гнилью логово свежий воздух. Матрасы и предметы наркоманской кухни мы оттащили до ближайшего мусорного контейнера. Даже соседи по этажу удивились, увидев тому, какую мы делаем работу, и обрадовались, что тут больше не будет притона.
А потом Олеся собралась мыть полы, а я отрубился. Прямо в одежде шлёпнулся на кровать и уснул. Только толстовку и куртку снял и оружие выложил. Правда, сон был тревожныйдаже не сон, а какая-то вязкая дрёма, в которой я бултыхался, то проваливаясь во мрак, то возвращаясь обратно в мир. И тогда я слышал звуки в коридоре, в ушах стояли чьи-то голоса, а перед закрытыми глазами мелькали тени.
Кто-то барабанил в дверья проснулся. Схватил нож и пистолет. Некоторое время соображал, что делать, пытаясь придти в себя. Стук не прекращался. Он был такой сильный, что казалось, дверь сейчас слетит с петель.
Вышел в коридор. Олеся стояла бледная, испуганная.
Кто это? спросил я, но она лишь помотала головой, как бы говоря, чтобы я не шумел.
Открывай, крикнул за дверью грубый голос. Мы знаем, что ты дома.
Я посмотрел в глазок. Тамтрое. Колотил в дверь бритый налысо парень в безрукавной чёрной жилетке.
Кто такие? спросил я.
Открывай или дверь выбьем. Долги возвращать когда собираешься?
Я оценил дверь: пожалуй, её и правда несложно выломать, слишком уж хлипко выглядит.
Адресом ошибся, крикнул я. Тут вам никто ничего не должен.
Не надо гнать! Второй раз приходим. Открывай, наркоман хренов. Иначе зубы в глотку вобью.
Ну как скажешь.
Я отпер дверь, но коллекторы вломиться не успели: я выскочил первым и, схватив парня за жилетку, приставил к его лбу ствол.
Э, спокойно, братан, ты чего? забормотал он совсем другим тоном. Остальные замерли, не зная, что делать.
Я тебе объяснил человеческим языком, сказал я. Никаких наркоманов тут нет. И никто тут тебе ничего не должен. А придёшь ещё раз, мозги по стенке разлетятся.
Огнестрельным оружием кто попало не пользовался. Если есть стволзначит, серьёзный человек. Поэтому я рассчитывал на определённый эффект. И это сработало. Коллекторы испугались и убежали, как битые псы с поджатыми хвостами.
Твой брат что, каждой шпане на районе задолжал? спросил я у Олеси, запирая дверь на замок.
Не знаю, девушка сделала расстроенное лицо, если так, то это плохо. Они же меня тут достанут. Они опять придут.
Может, и нет. Мне показалось, они поняли, что нарвались на того. Но деверь неплохо было бы поменять. А ещё лучше просто продай эту квартиру и купи в другом районе.
Брат не согласится. Да и кто купит квартиру, в которой был притон? Не знаю даже Ты есть хочешь? Я сварила.
Пока я спал, Олеся умудрилась помыть полы и приготовить рис, вприкуску к которому шла дешёвая колбаса.
Тоже хочу сменить дверь и замок, сказала Олеся, усаживаясь за стол, а денег нет ни копейки. И документов нет. На работу даже не устроиться.
Может, из родственников кто-то поможет?
Вряд ли. Тётя живёт в Покровском, у неё трое детей и двухкомнатная квартира, которую они с мужем снимают за половину зарплаты. А с другими я совсем не знакома. Зачем я им сдалась?
Я давно с жадностью набросился на рис: желудок был пуст.
Хотел бы тебе чем-нибудь помочь, я дожевал кусок колбасы, но даже не знаю чем. Ячеловек небогатый. У самого работы нет. И учёба много времени отнимает.
Ты учишься? удивилась Олеся. В школе?
Шестой курс заканчиваю. А что?
Просто мне казалось, что ты старше, девушка улыбнулась.
Не выгляжу на шестнадцать лет, значит?
Нет, глаза слишком взрослые. Как будто ты уже многое пережил.
Пожалуй, ты недалека от истины, я отправляя в рот последнюю ложку риса.
А откуда шрамы? Олеся поднялась со стула и поставила на плиту чайник.
Одиншальная пуля, второй получил, когда на школу напали. Это в понедельник произошло. В новостях только и толкуют. Из-за того случая сейчас в Москве беспорядки начались, я рассказал про нападение и всё, что знал о дальнейшем развитии событий в городе. Олеся ужаснулась тому, какой бардак творится в городе.
Как много я пропустила, сказала она. А можно спросить? Как ты работорговцев убил? Ты ведь был один? Ночью такая стрельба гремелакак будто война началась. И вообще, что ты делал на фабрике?
Я достал из кармана фотокарточку и дал Олесе:
Моя девушка. Её похитили и продали в рабство. Я её ищу, проверяю зацепки. Эта, к сожалению, оказалась ложной.
Красивая, сказала Олеся. Очень жаль её.
Я её обязательно найду, а ублюдки, которые это сделали и которые чуть не убили меня, я показал на шрам на лбу, поплатятся. Ладно, давай о чём-нибудь другом.
Добавки хочешь?
Я согласился. Ел вторую порцию и думалдумал о том, что делать с Олесей. Казалось бы, оставить её тут и забыть. Ничего, выживет как-нибудь. А с другой стороны, я отчётливо понимал, в каком она оказалась положении. Пустая квартира, денег нет, коллекторы постоянно шастают, брат скоро вернётся с дружками. Что ей делать без денег и без документов? Опять в рабство? Нет, забыть об этом я не смог бы. Да и раз уж взялся
Короче, я вот что думаю, я отодвинул пустую тарелку. Несколько дней можешь пожить у меня, пока не сделаешь новые документы и не найдёшь работу. Заодно тут станет поспокойнее, всё уляжется.
Правда? оживилась Олеся. Можно, да? Даже не знаю, как тебя благодарить. Чтобы делала бы тут совсем одна? Так, подожди чуть-чуть, я сейчас соберу кое-какие вещи и душ приму. Ладно? Подождёшь?
Много времени на сборы не потребовалось: менее чем через полчаса Олеся уже была готова к выходу. Она переоделась в бежевые брюки, рубашку и лёгкую розовую кофточку с вырезом. Другие необходимые вещи запихала в рюкзак.
Мы вышли из подъезда. Я огляделся по сторонам: вроде бы всё спокойно. На детской площадке сидела шумная пьяная компания. Вечерело.
И тут мне бросился в глаза малолитражный хэтчбек бардового цвета, который стоял у соседнего подъезда. Это была машина фирмы «АМО» серии 503. Она имела прямоугольные слегка скруглённые фары, узкую решётку радиатора и угловатый пятидверный кузов. Модель считалась устаревшей, несколько лет назад завод перешёл на выпуск «пятьсот пятой» серии, но «пятьсот третьи» до сих пор на улицах встречались гораздо чаще. Даже я такую мог себе купить с рук, и обошлась бы она мне не сильно дороже моего мотоцикла.
Во дворе стояли ещё штуки три «пятьсот третьих», но взгляд мой остановился именно на бордовой. Я сам не понимал, что такого подозрительного в этой машине. Только в памяти почему-то всплыл такой же автомобиль, который я заметил на обочине у поворота к притону Мамедова, когда мы с Олесей возвращались в Москву. Когда подъезжали к дому, машины этой здесь ещё не былоэто я точно помнил. «Чёртова паранойя, подумал я. Каждой тени уже боюсь». Он и понятно. День ото дня врагов становилось всё больше. Порой казалось, что меня полгорода уже разыскивает.
Я завёл мотоцикл, и мы поехали. Начинало смеркаться. Я вывел свой «Розенберг» на проспект, а потом свернул на узкую дорожку, ведущую мимо ограды Лосиного Острова. На пустом участке нас обогнал по встречке малолитражный двухдверный седан, загруженный компанией южан, и тут в зеркало заднего вида я увидел, как позади меня едет ещё один «пятьсот третий» АМО и, что самое интересное, тоже бордового цвета.