Готтесанбитерсдорф замолчал, глядя поверх головы Шпатца. На портрет кайзера Зогга, висевший на противоположной стене. Его длинное лицо с пронзительно-ледяными глазами и глубокими складками губ украшало каждое значимое помещение в Гехольце. Кайзер следит за вами, кайзер заботится о вас, как бы напоминали эти изображения каждому обитателю карантинной зоны.
А можно точно так же определить кровь вервантов, герр доктор? Есть тест, точно показывающий ее чистоту? спросил Шпатц.
Конечно же нет, герр Грессель, Готтесанбитерсдорф улыбнулся. Вервантыэто просто старые аристократические семьи, строго блюдущие чистоту своей крови. Они обычные люди, даже более обычные, чем все остальные. Именно поэтому у них нет и не может быть потомства от виссенского отродья с любым процентом примеси грязной крови. Как я уже упоминал, разглашать эту информацию не следует даже инспектору Боденгаузену. Вы поймете. Позже.
Шпатц кивнул и встал. Отнял кусочек ваты от пореза на запястьеранка уже перестала кровоточить.
Я могу идти, герр доктор?
Разумеется, герр Грессель, Готтесанбитерсдорф слегка склонил голову. Как будто иронично выражая почтение. И добро пожаловать домой.
Боденгаузен поднялся с табурета, смяв газету в руке.
Герр Грессель?
Все хорошо, герр инспектор, напряжение отпустило и Шпатц улыбнулся. Помнится, когда мы сюда только направлялись, вы что-то говорили о запасах шнапса? Самое время их использовать по назначению.
Боденгаузен облегченно выдохнул. Похоже, он и правда не подозревал ничего насчет вервантов. Он похлопал Шпатца по плечу, улыбнулся и направился к выходу, распрямив плечи. Все испытания были закончены, оставались только бюрократические формальности выдачи документов. Фактически, его работа была законченаШпатц официально получил статус фрайхера, подданного Шварцланда. И с этого момента они могут просто общаться как знакомые. Разумеется, им еще предстоит множество встречмягкий контроль над новыми гражданами не снимался сразу же за порогом карантинной зоны. Им ведь требуется помочь адаптироваться в обществе, найти работу и устроить свою жизнь здесь. И убедиться, что под личиной добропорядочного подданного в страну не просочился опасный враг.
когда я пришел домой в день смерти матери, я почувствовал себя чужим, Шпатц отставил опустошенный стакан и слегка стукнул им по столу, показывая, что не против повторного наполнения. Он рассказал про отца и Джерд, про свои подозрения о смерти дяди, про то, что отец перестал обращать на мать внимания, еще когда он был совсем мелким. Про долгие разговоры, которые вела с ним Блум уже после того, как в доме появилась младшая жена. Она рассказывала про историю Вейсланда, про то, как строились исполинские невесомые люфтшиффы, про вагены, про идеальные мощеные дороги. Про то, как она любила свою родину. Я собрал вещи и ушел, еще точно не зная, куда и что я буду потом делать. А потом меня накрыла теньэто снижался люфтшифф с восьмилучевым солнцем. Я понял, что надо делать. И вот я здесь.
Если Блум была несчастна в Сеймсвилле, что мешало ей вернуться в Вейсланд? Боденгаузен наполнил стаканы снова.
Хотел бы я знать! Шпатц сделал глоток и зажмурился. Жидкий огонь обжег пищевод и стал растекаться теплой волной по телу. Может быть потому что
На плацу ударил сигнальный колокол. Потом еще. И через короткий промежуток еще раз. Шпатц и Боденгаузен повернули головы к окну. Посреди плаца стоял инспектор Карденцанг, сопровождавший сразу двоих кандидатовсемейную пару откуда-то с юга. Мужчина и женщина стояли перед ними, а за каждым из них замерли четыре конвоира с невозмутимыми лицами.
Шаур Фен-Фассель, Кара Фен-Фассель! торжественно заговорил инспектор. Вы презрели оказанное вам доверие, попытавшись проникнуть на территорию Шварцланда под видом обычных горожан. За вероломство вы приговариваетесь к смерти. Примите с честью вашу судьбу!
Женщина страшно закричала и рванулась в сторону. Мужчина побледнел и остался неподвижным, глядя как охранники схватили его жену. Она брыкалась как дикий зверь. Выла, рычала, срывалась на пронзительный визг. Рослым парням в форме приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удерживать хрупкую женщину на месте. Инспектор стал медленно поднимать руку с тяжелым армейским пистолетом. Охранник справа ухватил женщину за волосы и с силой дернул голову вниз. Та замерла на мгновение в нелепой позе, задрав подбородок вверх и не переставая кричать. Раздался громкий хлопок выстрела, и плац погрузился в звенящую тишину. Охранники разжали руки, и тело женщины опустилось на плац нелепым мешком. Инспектор медленно перевел оружие на мужчину, не встречаясь с ним взглядом. Белые губы приговоренного зашевелились, как будто он пытался что-то сказать, но слова утонули в грохоте нового выстрела. Мужчина, дернувшись, рухнул на спину, голова с мерзким глухим стуком ударилась о черную брусчатку плаца. Инспектор вернул оружие в поясную кобуру, что-то тихо сказал одному из охранников, тот хохотнул и махнул рукой. Со стороны медицинского сектора выдвинулась процессия служащих в темно-зеленой форме. Охранники столпились над телами, один из них закурил. Инспектор махнул рукой и направился к жилому сектору.
Шпатц сглотнул и облизал пересохшие губы. Потянулся за стаканом. На плацу зеленые санитары деловито схватили оба тела за ноги и поволокли момо медицинского сектора. Шпатц никогда не заходил на хозяйственную часть Гехольца. Обратил внимание на несколько кирпичных построек, но ни разу не задумался об их назначении. Прачечная, котельная, кухня, что в этом может быть интересного? Дверь столовой открылась, четверо охранников с плаца вошли внутрь и присоединились к своим коллегам за большим столом в центре. Как всегда. Шпатц отхлебнул шнапса и выдохнул. Руки не дрожали.
Потому что? переспросил Боденгаузен.
Ах да! Простите, герр инспектор, Шпатц вытер со лба выступившие капельки пота. Мне кажется, она сама сбежала из Вейсланда. По очень личным причинам, говорить о которых отказывалась.
Шпатц с трудом разлепил глаза. Было темно, и он не сразу сообразил, что его разбудило. Взгляд сфоркусировался на темном силуэте перед кроватью. Чьи-то холодные пальцы закрыли Шпатцу рот, и одновременно зазвучал торопливый шепот:
Тихо, Шпатц, пожалуйста, не шуми! это Флинк. Они почти не общались в Гехольце, потому что основным и единственным собеседником у каждого был его инспектор. Мне нужно с тобой поговорить.
Шпатц осторожно убрал руку Флинка от своего лица и, стараясь не шуметь, сел на кровати.
Что случилось?
Доктор. Этот длинный и жуткий. Он раздал всем склянки и сказал наполнить их кровью.
Ну да. Это тест на грязную кровь.
Он сказал. И еще на решительность. Что тот, кто хочет стать гражданином Шварцланда, не остановится перед такой мелочью, как порезать себе палец.
У меня ничего такого не просили Он сам и делал надрез, и проводил тесты.
Как и всем, кто попал к нему вчера. Ты и те двое. А остальным он раздал склянки после ужина и сказал
Я понял.
Я не могу!
Не можешь порезать палец? Тебе нужна помощь, наполнить склянку твоей кровью?
Да. Только не моей. Твоей.
Что?!
Ты прошел тест, глаза Флинка лихорадочно блестели в темноте. Холодные пальцы судорожно сжали руку Шпатца. Я не знаю. Я боюсь. Я не хочу
Хорошо.
«Почему я согласился? Во что такое он меня впутывает?» подумал Шпатц. Но Флинк выглядел таким жалким и испуганным, что он никак не мог поверить, что его приятель по пограничному бюро может оказаться кем-то из грозных виссенов. Можно и выручить парня, просто чтобы он успокоился.
Только порезать палец тебе все-таки придется, дверь скрипнула едва слышно,, так что никто не проснулся, когда Флинк и Шпатц выходили из общей спальни. Иначе как ты объяснишь доктору, откуда взял кровь?
Чиркнула спичка. Прикрывавшие ее пальцы Флинка засветились красным. Пламя на мгновение выхватило из мрака его лицо и погасло. Флинк затянулся, кончик сигареты стал ярче, вокруг него заструились призрачные голубоватые струйки дыма.
Моя мать принесла меня в подоле, когда ей было тринадцать, голос его звучал негромко. После того, как склянка с кровью опустилась в его карман, Флинк успокоился. Родители, мои дед с бабкой, отхлестали ее по щекам и приказали никогда и никому не говорить, откуда я взялся. Так у моей матери появился братец. Я. В шестнадцать она вышла замуж, сейчас у нее еще шестеро детей. Она мне сама рассказала, что это она меня родила. Не сказала только, от кого. Я пытался стребовать эту информацию, но она отмахивалась и говорила, что понятия не имеет, кто из тех пятерых скотов заделал ей ребенка. Как ты понимаешь, почему я не могу быть уверен в своей родословной?!
Как же ты решился сюда приехать? Ты же знал о проверках на грязную кровь?
Понадеялся, что повезет, Флинк усмехнулся и передал Шпатцу сигарету. Тот затянулся кислящим дымом. Говорили, что эти проклятые тесты проходят не каждый раз. Да что там, вообще почти никогда. Проверяют на здоровье, на знание истории Легкота эти их тесты, правда же?
Инспектор Боденгаузен сказал, что на самом деле это не экзамен на знания и не способ отсеять кого бы то ни было
Ну почему же? С их помощью вполне можно выпроводить вовсе уж клинических идиотов. И неграмотных.
Пожалуй, Шпатц издал тихий смешок. Или тех, у кого хватит чувства юмора на вопрос про обязанности подданных выбрать вариант «красить половину лица в зеленый цвет на день труда».
В этот раз все вообще пошло не так. Этот доктор Он не должен был сюда приезжать вообще! Тест на грязную кровьего изобретение. И доктрину о чистоте крови тоже он написал. Он не Камерад только потому что не вервант. Он врач кайзера Зогга!
Шпатц снова вдохнул в себя дым дешевой сигареты Флинка. Он не особенно любил курить, просто делал это изредка. Потому что так принято. Кроме того, врачи советовали курить табак для защиты от легочных инфекций в холодный сезон. Сами же ощущения ему не нравились.
Откуда ты знаешь? Шпатц вернул остаток дымящейся сигареты Флинку.
Читал газеты, когда строил небоскреб в Билегебене. Карл пакт Готтесанбитерсдорфнастоящая знаменитость. Кроме стопроцентного теста на грязную кровь, он придумал три ядовитых газа и написал несколько справочных брошюр на тему, как выявить виссена в своем окружении. Только в газете не было видно, какой он на самом деле жуткий
Перестань, Флинк, все почти позади, Шпатц хлопнул Флинка по субтильному плечу. Уже завтра в обед нам выдадут аусвайсы и сопроводительные документы. А к вечеру будем в Билегебене. Можно будет искать работу и обустраиваться.
Флинк тщательно затушил окурок о подошву своего ботинка и спрятал в карман. Они сидели за своим жилым корпусом, в глубокой тени между глухой стеной и оплетенной колючим кустарником оградой. Шпатц поднялся, собираясь направиться обратно в спальню.
Подожди, Флинк потянул его за рукав и протянул фляжку. Шерри. За будущее!
Шпатц сделал глоток. Его что-то смутно тревожило и хотелось поскорее закончить эту беседу. Они прошли вдоль стены, стараясь не хрустеть щебнем под ногами и повернули на свет, к входной двери.
Хальт! негромко произнес охранник. Он стоял, прислонившись к косяку и держал руку на открытой кобуре. Представьтесь.
Шпатц Грессель.
Флинк Роблинген, герр фельдфебель.
И что вас привело на улицу в столь поздний час? голос его был спокойным и даже скучающим, но взгляд оставался внимательным.
Не спалось, герр фельдфебель, развел руками Флинк. Волнительно. Вышли покурить, он жестом фокусника извлек из кармана затушенный окурок, и выпить глотку шерри. Не хотели никого будить. Не желаете?
Благодарю, но нет, охранник жестом отказался от протянутой фляжки. Можете возвращаться в спальню. Приятных снов.
Громила отлип от стены, убрал руку с оружия и зашагал в сторону административного корпуса, насвистывая мотив модной песенки про белое платье Клотильды.
Не спалось. Шпатц отвернулся к стене, натянул одеяло до шеи и принялся изучать трещинки на краске. Глаза привыкли к темноте, так что пробивающегося сквозь шторы света фонарей, освещавших плац хватало, чтобы этот хаотичный узор можно было разглядеть. Все шло как-то странно. Как-то не так. Неслучайная встреча с торговцем зерном. Флинк. Доктор Готтесанбитерсдорф. Как будто он еще не успел пересечь границу Шварцланда, а уже оказался втянут в какие-то неведомые интриги. Шпатц провел пальцем вдоль длинной кривой трещины в краске. «Что же за наследство ты мне оставила, мама?» подумал он. Боденгаузен сказал, что после получения документов они отправятся в Билегебен, самый крупный город Шварцланда, когда-то столицу Аанерсгросса. Правда от нее почти ничего не осталось, так, небольшой кусочек старого города, где до сих пор ютился всякий сброд, до которого у властей не доходили руки. А может их сознательно оставляли там. Как иллюстрацию, на какое дно можно упасть, если не принимать прогресс, технические достижения и превосходство стиля управления кайзера Зогга. Все остальное было снесено, перепланировано и перестроено. Улицы выпрямлены и замощены новенькой брусчаткой, построены новые жилые дома и общественные здания. Кварталы пронумерованы. Жителям выданы аусвайсы нового образцас фотографиями в анфас и в профиль и идентификационными номерами.
На первое время он поселится в общежитии для новоприбывших и получит входное пособие. Дальше нужно было зарегистрироваться на бирже труда, чтобы найти работу. И можно было начать подыскивать свое жилье. Общежитие полагалось всего на месяц, считалось, что этого достаточно, чтобы освоиться. Дальше «Думаю, у тебя не будет никаких проблем с поиском работы, сказал тогда Боденгаузен. Ты молодой, сильный и с идеальными внешними данными». «А что происходит, если не найти работу? Всякое же случается не сложилось что-то» «Случается, да. Заботу о таких людях берет на себя государство. Им предоставляют бессрочное жилье, еду и одежду в арбайтсхаузах».
Глава 3
Ja, ich schaffe dir ein Heim
Und du sollst Teil des Ganzen sein
(Да, я создаю тебе домашний очаг,
И ты должна стать частью целого.)
RammsteinStein um Stein
Дверь захлопнулась, и Шпатц на несколько мгновений замер, оглушенный тишиной и одиночеством. Вздрогнул от иррационального страха, что он заперт навсегда в этой крохотной квартирке на четвертом этаже дома номер семнадцать по Тульпенштрассе. Поддавшись внезапной панике он снова распахнул дверь, вслушиваясь, как за какой-то из дверей бормочет радио, где-то недалеко спорят на повышенных тонах мужчина и женщина, в чьи-то шаги и голоса. Когда щелкнул замок на соседней двери, Шпатц устыдился своего малодушия и захлопнул свою. Повесил ключ с казенного вида биркой с выгравированным на ней адресом на крючок. Поставил на пол сумку. Посмотрел на свое отражение в овальном зеркале напротив входной двери. В Гехольце казалось, что к нему теперь навсегда прирастут синие форменные штаны с курткой и сероватая застиранная рубаха с одной пуговицей сзади на шее.
У нас все отлично получилось, не правда ли, герр Грессель? вполголоса сказал он самому себе за мутноватым стеклом. Снял шляпу, ловко закинул ее на полку над зеркалом, стянул плащ и аккуратно повесил его на плечики в узкий шкаф. Неспешно прошелся по своим хоромам. Маленькая комната, стены светло-серые в широкую темно-серую полоску, узкая кровать с жестким матрацем, небольшой квадратный стол, стул, неудобный, разумеется. Комод. Узкое высокое окно во двор-колодец. В нишетумбочка, на нейтаз и кувшин для умывания. Чуть вышеполочка с еще одним зеркалом, для бритья. Общественный туалетна каждом этаже в конце коридора. Прачечная и душевыев подвале, горячую воду включают утром и вечером, по понедельникам не включают вообще.
Шпатц сел за стол и выложил перед собой документыаусвайс, пока еще девственно чистую арбайтсбух и лист контроля. Завтра утром ему предстояло явиться на биржу, чтобы ознакомиться со списком вакансий, зарегистрироваться и И что-то еще, наверное, он пока плохо себе представлял, что его там ждет. Раньше ему не приходилось искать работу. Согласно листу контроля, ближайшие три месяца ему предписывалось раз в неделю встречаться с инспектором Боденгаузеном, беседовать, получать соответствующую печать и идти по своим делам. Но покидать Билегебен в эти три месяца будет нельзя.
Билегебен был шварцландским городом-вокзалом. Именно здесь находились все иностранные посольства, сюда иностранцы приезжали по своим торговым делам, и отсюда начинали свой путь в Шварцланде все иммигранты. Карантинный город. Как садок для детей в сеймсвилльских деревнях. Куда отправляли ребятишек, как только они начинали уверенно ходить, чтобы родители могли вернуться к работе. Выйти из закрытой территории ребенок мог, только когда присматривавшие за подрастающим поколением бабки и детки решали, что он достаточно взрослый, чтобы не мешаться под ногами, быть почтительным и приносить пользу. Если же доверия сорванец не оправдывал, его возвращали обратно. На довоспитание. Так и здесьмы рады тебе, дорогой новый подданный, вот тебе почти настоящий город, научись вести себя в обществе, прилежно работать и учиться и быть полезным нашему государству. Тогда мы откроем железные ворота и выпустим тебя на свободу. У Шпатца было сложное чувство. С одной стороны, да как они смеют меня так ограничивать?! Это же тюрьма! С другой Мощеные дороги, люфтшиффы, вагены всех размеров, уличное освещение, идеальный порядок. Может они знают, что делают?