12.
Электричка. «Между Сциллой и Харибдой пробегает электричка, рельсы стонут, прогибаясь перед тяжестью великой, перед тяжестью великой отступают расстоянья». Когда я это написала? Года три назад. Кажется.
Мало пишу песни, как же мало.
Очень трудно держать этот мысленный диалог, иногда я начинаю говорить вслух, и слава Богу, что день будний и народу потому в поезде совсем немного.
Иди. Иди, кому говорю!
Боюсь... я боюсь, что приду, а он умер.
Иди!.. Лин, если это стандартный катер, там на стене должна быть зона роста с контроллерами. Я память еще не потеряла окончательно. Найди контроллеры и попей воды.
Я боюсь идти.
Пока поезд едет, мы говорим одно и то же. По замкнутому кругу. Когда я приезжаю и выхожу из вагона, Лин находит наконец-то сил и решимости встать и сделать несколько шагов в нужном направлении. Но что он делает?!
Вместо того, чтобы напиться, он вытаскивает откуда-то маленькую плоскую чашку с плоской же ручкой (первый раз такую вижу), набирает воду...
Что ты делаешь?
Ему.
Дурак! Напейся сам, сними контроллеры, я уже вижу, где они...
Доходит. С трудом, но до него доходит. Пьет он долго, приходится останавливать. Кое-как добирается до ниши, начинает наобум отдирать от стенок разноцветные треугольнички.
Безумие какое-то.
Просто безумиепотому что и воду, и зону можно вывести в любом месте катера. Хоть на пол, хоть на потолок, хоть куда. До меня это доходит быстрее, чем до Лина, но и после того, как я это говорю, он не реагирует.
Поставь контроллер себе. Хотя бы один.
Ладно...
Красный, кажется. Не глядя, лепит себе на руку. Осторожно держит в пальцах остальные, чтобы случайно не поставить, нога за ногу тащится к койке.
Я же говорил...
Да, действительно. Сколько мы «ходили»? Минут десять. Два красных на кисти рук, зеленыйкуда-то на шею, еще один красныйна грудь, под рубашку.
Вот и хорошо. Лин, всё хорошо, отдохни.
Я забыл воду.
Блин, а сама-то я где? Нет, смотри-ка, ноги помнят дорогу, и я уже почти добралась до участка. Будем делать видимость того, что я работалачто-нибудь посадим, что-нибудь прикопаем.
Полчаса проходит в тишине, затем через мои запущенные клубничные грядки снова проступает картинкавсё тот же катер.
Помоги...
Господи, чем?!
Что такое?
Он опять...
Опятьэто значит, что по непонятной причине сбивается дыхание, падает температура. Еще два красных контроллера. Пятому, кажется, стало полегче.
Прости, что мы так...он явно очень смущен и раздосадован.
Ты можешь внятно объяснить, что произошло?
В объяснении принимает участие один Пятый, Лин уже спит. На той же койке, матерь Божья.
Мы были в рейсе, три года.
Обычно рейс длится около пяти лет, норма для Сэфес, причем их локальное время очень похоже на наше, с некоторыми купюрами, правда. Ноасинхронизация, об этом тоже позже.
...а потом случилось что-то, и вот...беспомощно разводит руками.Что-то случилось. С Сетью что-то случилось. Мы потеряли почти сорок тысяч миров. Это я успел понять.
......................................
Минута молчания.
Это как?наконец выдавливаю из себя я, не сумев спросить ничего умнее.
Не знаю. Мы успели... от... как правильно сказать?
Забыл русский язык, не так, чтобы сильно, но аналогию мы ищем долго«оторвать», «отрезать», «отбросить». Сходимся на «отстегнуть»это корректнее.
...успели отстегнуть эту часть сети, чтобы процесс не пошел дальше.
Ни фига себепроцесс...
Я посплю... мне что-то... не по себе...
Я его уже виделаЛиновскими глазами. Недолго.
Мне хватило.
Про «не по себе» он не врет.
13.
Так и проходит этот деньони спят по очереди, Лин ходит за водой (тяжел путь до противоположной стены, ох и тяжел), время от времени Пятому становится хужеи я начинаю понимать, почему. Во-первых, из Сети обычно всё-таки выводят. Хотя бы потому, что существует псевдосмерть, в которой Сэфес и живут пять лет рейса. Из нее трудно выйти самостоятельно. Во-вторых, корректный, скажем так, выход предполагает филигранную работу с самой Сетьюее переводят в пассив. Работают тогда с Сетью четверодвое Сэфес, двое Встречающихв противофазе. А порой и четверо. В-третьих, по выходу из Сети экипаж неадекватен и очень сильно ослаблен физически, увы, издержки производства. В-четвертых, тут присутствует экстренная ситуация, с экипажем и с Сетью что-то случилось, и, думается мне, это отнюдь не повлияет в лучшую сторону на процесс выхода.
Выводы:
1. Я сижу на прямом канале связи с загибающимся полусумасшедшим экипажем.
2. Помочь я ничем при всём желании не смогу.
3. Еще несколько дней, и я сойду с ума. С канала они не уйдут. Это точно.
4. Можно не продолжать................
Где-то раз в два часа мы с Лином начинаем теребить Пятого, как можемЛин снял с него рубашку, пытается массировать, я ору по каналу, как ненормальная «просыпайся, просыпайся». Это действует. С каждым разом всё меньше и хуже. Он просыпаетсяно совсем ненадолго.
Диалоги одинаковы.
Не спи, борись, что ж ты делаешь!это уже я.
Мне трудно дышать.
Давай поставим еще один синий, пожалуйста.
Наноконтроллеров уже штук двадцать. Они не помогают. Пятый это видит сам, Лин тоже, но всё равно предлагает.
Дорога с дачи, черт бы побрал это всё.
Поздний вечер, кое-как добираюсь до компа. С кем можно поговорить, кому ЭТО ВСЁ можно рассказать? Картинка двоится, вместо клавиатуры я опять вижу катер, всё тот же катер. Лин сидит рядом с Пятым на той же койке, в глазах Пятого застыла невыносимая инфернальная тоска.
Нет, это невозможно...
14.
Ночь проходит примерно так же, как и день, и я с ужасом думаю, что будет, если у кого-нибудь из нас не выдержат нервы. Лин держится из последних сил, он почти не спал в эту ночь, а когда, наконец, ненадолго уснулПятый проснулся и попробовал встать. Проснулся сам, захотелось пить. Я не зря упомянула про твердый полчерез два шага он рухнул в обморок и хорошо рассадил себе голову.
Никогда не пробовали приводить в себя человека по телефону? Попробуйте, очень увлекательный процесс.
Через полчаса всё устаканиваетсяи встал сам, и до воды дошел сам, и напился, и вернулся. На голове шишка, неплохая такая. На лбу, слева, если точно.
Лину не говори.
Про что?
Про то, что я упал.
По-моему, всё не так уж плохо.
Ты не понимаешь, это по остаточному принципу. Тело не выдержит.
И думать забудь!
Прости, что так получилось.
За что?
Я не думала, что так тосковала по ним. А, оказывается, вот оно как. Оказывается, все эти годы, двенадцать лет, каждый день бесконечных двенадцати лет был пронизан, как невидимой нитью, этой тоской.
Я не знала, не знала...
Прости меня.
За что?
Он не слышит ответапотому что уже спит.
15.
Утром мы с Лином вспоминаем, что забыли что-то важное, и это что-то человеку для жизни необходимо.
Это еда.
О! У нас появилось дело, и сейчас мы будем его делать.
Лина надо отвлечь, хоть немного отвлечь, хоть чем-то.
Пятого мы будим, и делать это приходится каждые полчасаиначе он начинает «уходить», у него снова падает температура, замедляется дыхание. Происходит еще что-то, чего я не понимаю, всё-таки он не человек, он Сэфес, но... смерть одинакова для всех. От меня уже «уходили», и люди, и животные, я видела этот процесс, и сейчас то, что я вижу... то, что вижу, но надо бороться, а не впадать в панику.
Заставляю Лина поесть, на это уходит где-то час. Заставляю, руководствуясь собственным эгоизмомесли еще и он так же свалится, мне останется только сунуть голову в петлю. Вынести еще две чужие смерти, да еще и на канале, когда каждый чужой вздох ощущаешь, как свой, я не сумею.
Лин делает две порции какой-то жуткой бурды, типа супа-пюре. Свою порцию он перегрел, порцию Пятогопересолил. Это обнаруживается, когда Пятый мужественно пытается это съесть. После пары ложек он снова засыпает, а мы с Лином начинаем держать военный советчто делать?
Через полчаса мы делаем удивительное открытиемы оба идиоты. Нет, даже не так. ИДИОТЫ. Ладно, Лин, он слишком устал, и поэтому соображает действительно тугоно я-то могла догадаться! Тело не выдерживает? Так в чем вопрос? Это же не пустыня Гоби, это катер!
Лин начинает формировать нужную зону, зачем-то советуясь со мной. Я в это время пытаюсь себя занятьто что-то делаю на кухне, то с кем-то разговариваю по аське, тото, тосё.
Я не хочу думать, что мой друг умрет.
Я не буду про это думать.
Я не имею права про это думать.
Я не стану про это...
Через полтора часа Лин с гордостью показывает мне аккуратную нишу в стене... Угадайте, где? Точно! По той стороне, где вода. И контроллеры.
Лин, а ближе ты не мог?
Ой.
16.
Очень умная ниша. Молодец, Лин. Был бы совсем молодец, если бы сделал эту нишу поближе. Нотело перетаскивать не мне, так что...
Пятому становится лучшепрактически сразу. Еще бысейчас катер взял на себя всё, что было не так. Это и есть разгрузкамашина помогает дышать, снимает нагрузку с сердца (Лин уже прикалывается, что сердца два, поэтому придется уточнить), потихонечку регулирует химию крови (заодно вытаскивая всё, что мы с Лином лишнего насовали с контроллерами), немножко лечит то, что сочтет нужным. Лечить, кстати, особо и нечегооба они здоровы, если это так можно, конечно, назвать, но ресурс выбран полностью. Потенциала нет.
Лин находит какой-то участок воспаления, и начинает нервничатьпотому что не поймет, что это такое. Приходится нам с Пятым колоться и рассказывать про ночное происшествие. Демонстрация синяка действует на Лина удручающе.
Он обижается.
Впрочем, обида быстро проходит.
Надо знать Лина, чтобы понять, какие чувства его сейчас обуревают. Во слово, а! Аж самой смешно. Это сейчас смешно, кстати. Тогда...
Лин готов обнять и поцеловать весь мир, и мне это категорически не нравится.
Пятый, которому лучше, просит что-нибудь поесть. Очень желательно, чтобы это был не суп и не та помесь супа с кашей, которая была вчера.
Это было не вчера, это было сегодня,уточняет Лин.
Пятому, похоже, всё равновчера, сегодня. Не смотря на то, что ему лучше, выглядит он, как картинка «не влезай, убьет». С поправкой на длинные волосы и глаза. У черепушки с трансформаторной будки глаз нет.
Может, ты чего-нибудь сладкого хочешь?спрашиваю я, уже с ужасом думая о последствиях. Дура... там же Лин, это ж надо учитывать.
Можно, я не буду описывать, как он это «готовил»? Готовитьэто всего лишь сформировать запрос, но Бог мой, это надо было видеть. Равно как и видеть то, что получилось на выходе. «Это»кусок красного прозрачного желе размером со среднее пирожное. Прямоугольный.
Ели они «это» вдвоем. Мужественно. Давясь.
Сладкое?спросила я у Пятого.
Очень,ответил он.Слов нет... Лин, дай запить чем-нибудь.
Потом они легли спать, и я получила, наконец, возможность выпить свой совсем уже остывший чай. Сколько я пила эту чашку чая? Рекорд для книги Гиннеса, кстати.
С девяти утра до четырех дня.
17.
В полпятого Лин опять просыпаетсявсё-таки слишком сладким оказался этот красный кусочек «чего-то», и теперь его мучает жажда.
Лин, что же всё-таки случилось с Сетью?спрашиваю я, не особенно надеясь на ответ.
Не знаю,в который уж раз повторяет Лин.Могу показать.
Когда-то, давным-давно, я уже пытала ребят на эту темуи мне один раз продемонстрировали мега-сиур, одна из частей которого находится под их контролем. Огромное разноцветное облако, состоящее из цветных областейбелых, вишневых, синих. Если долго смотреть, можно понять, что это действительно шестигранник, пушистый, поразительно красиво и гармонично организованный.
Сейчас картинка другая. Облаковсё золотое, одноцветное, а в середине...
Это уже не облако. Это бублик с дыркой. Если угоднотор. Кому как больше нравится. Я ошалело гляжу на эту дырку от бублика и не придумываю ничего умнее, как спросить:
Это что такое?
Ответ, в принципе, как и ожидалось.
Не знаю.
А... эта область?..
Область, сказанула, идиотка... это миллионы миров... Область...
Их нет.
Совсем?по-моему, чемпионат по тупости я выиграю легко. Любой.
Да.
Кто помнит анекдот, про то, какое самое страшное слово в ядерной физике? Ага, правильно. Упс.
Лин, а можно вопрос... он не совсем корректный, но всё-таки... Почему вы сейчас вышли на связь со мной?
Мы бы не стали тебя тревожить, но это единственная связь, которая у нас сейчас есть.
А со своими? Встречающие, Сихес, ученические пары, любой мир вашей же Зоны, который общается с Сэфес?
Ничего нет. Никакой связи больше нет.
.........................
Лин отправляется спать, а ко мне приезжает Бука, и мы с ним отправляемся пить. У меня со вчерашнего дня лежит невостребованная банка слабоалкогольной химической гадости, Бука прихватил еще пару банок для меня и коньяка себе, и мы идем, и по дороге я выкладываю Буке всё. То всё, которое помню.
Очередная выжимка сухого остатка:
1. То, что случилось, раньше не имело аналогов. Что есть такое «раньше»? Приблизительно, очень приблизительно. Сэфес, как система, существуют несколько миллиардов лет. Несколькоэто больше шестидесяти. Другие контролирующие, как Индиго, так и Маджента тоже не обладают сведениями о подобных катаклизмахпотому что такую информацию вывели бы в Сеть сразу, вне зависимости от принадлежности к Зоне.
2. Бука сделал предположениео том, что это может быть разновидность вируса. Неконтролируемое распространение. И грамотное решение, достойного любого програмераотсечь пораженную область и тем самым остановить распространение заразы.
Вот его выкладка:
«Про сетевого червя. Это была просто напрашивавшаяся аналогия. В 1988 году студент Роберт Моррис младший, занимавшийся вопросами компьютерной безопасности, написал и запустил программу, эксплуатировавшую известные ему дыры в защите ОС Unix. Из-за пустячной ошибкивыбранная пауза между последовательными запусками оказалась малавирус вышел из-под контроля автора и на несколько часов парализовал весь тогдашний североамериканский интернет. По проявлениям мне показалось, что данный случай очень похожочень быстрое распространение и выключение из работы тех узлов сети, которые оказались под ударом. Напрашивалось и решениеотключить уже пораженные сегменты, после чего разбираться с тем, что же все-таки случилось. Понятно, что подобие очень приблизительное, но в первом приближении оно хотя бы что-то хотя бы как-то объясняло (вопрос о том, какой именно механизм использовался для атаки на Сетьостается открытым). Ну и как следствие, я пытался выяснить скорость распространения информации по Сети, и время реакции Сэфес на поступающую информацию. Мой вывод по результатам былчто те, кто оказался на периферии атаки, сумели ее как-то локализовать. Те же, кто принял на себя удар... в лучшем случае они вываливались в пространство неизвестно где, выложившись в ноль».
Мы ничего не знаем. Мы сидим и пьем свои банки-склянки, мы о чем-то говорим, и я понимаю, что я хочу еще посидеть теплым вечером с Букой, потому что Бука хороший, у него борода и ему можно не врать. Признаюсь, что еще несколько днейи я весело пойду сдаваться в Кащенко сама, с поднятыми руками. Впрочем, меня туда не возьмут, скажут, нечего бедное государство объедать.
Потом мы идем гулять дальше, и доходим до самого верха, почти до Коломенского, и вечер тихий и хороший, и...
...и тут просыпается Лин.
Так я и знала! Нет, ну так я и знала! Я еще днем сегодня поняла, что меня может ожидать, но такое... У рыжего истерикапо остаточному принципу. Его трясет и колотит, он теребит меня, как приставучий кот за штанину, и просит, постоянно о чем-то просит. Спрашивает и просит.
Посмотри ты, пожалуйста... он не умрет?.. Он белый весь... еле дышит...
Правильно, белый. Точно. И еще круги под глазами такие, что панда нервно курит в коридоре. Впрочем, у самого Лина вид немногим лучше. Еле дышит? Неправда. Он сам почти не дышит, потому что ему это сейчас просто не надо. Мы смотрим показатели, Лин, забыв про синяк на голове, снова начинает ныть про воспалительный процесс, потом мы вместе всё вспоминаем, Лин успокаивается, вроде бы даже ложитсяи через десять минут начинает трепать нервы еще хуже прежнего.
Разговаривать с Букой становится невозможно, потому что мне в глаза постоянно проецируют одну и ту же картинку и в уши дуют одно и то же, как испорченная пластинка.