Возвращение в ПустовАндрей Кокоулин
В вагоне было накурено и холодно.
Ни белья, ни матрасов. Ревели дети. Какие-то тетки с тюками тряпья мотались туда и сюда по проходу, все время заставляя Шумера отклоняться и толкать плечом в плечо соседа справа. Сосед, худой высокий мужчина в плаще и с «дипломатом» на коленях, каждый раз болезненно морщился и несколько секунд потом играл желваками, словно сдерживал в себе желание вскочить и дать в морду.
Вслед теткам неслась ругань, но те лишь злобно отбрехивались.
Кроме табака пахло потом, мокрой кожей и рыбой, а еще вонючими обедами, которые для кондиции требовалось лишь залить кипятком. Пряный химический дух наплывал то слева, то справа, и Шумер, сглатывая слюну, закрывал глаза. В темноте успокаивать желудок, протестующий и согласный давиться даже этой химией, было почему-то легче.
А мы валетика!
За откидным столиком у окна играли в «тысячу».
Играли втроем. Плотный, с бульдожьим лицом мужчина в кургузом, идущем складками пальто и шустрый, востроносый малый в пиджаке поверх водолазки и в кепочке, примявшей рыжие волосы, изображали незнакомых друг другу попутчиков. Они сидели наискосок от Шумера, и он примечал, как у них виртуозно получается координироваться. Как бы невзначай цепляя карты, порхали пальцы, скрещивались, складывались в зыбкие знаки.
А глазом ни-ни.
Пиковый марьяж! Значит, пики козыри, граждане!
Третьим игроком был хорошо подстриженный парень лет девятнадцати-двадцати, пытающийся выглядеть взрослым. Румянец азарта плясал на его щеках. Одежда джинсы и кожаная куртка, из рукава которой выглядывает манжет дорогой рубашки. Шелковый пижонский шарф обернут вокруг шеи. Шумер так и не понял, как его занесло в общий вагон. Впрочем, кажется, никаких других вагонов в составе и не было.
Все равно странно.
Кто ходит?
Твоя ходка, парень.
Тогда по бубям.
Щелкнула, ложась, карта.
Вот ты ушлый!
Рядом с парнем, подобрав под себя ноги, сидела одного с ним возраста девчонка. Юбка в косую полоску. Короткое пальто. Уткнувшись спутнику в плечо, она с закрытыми глазами слушала плеер. Лицо ее было симпатичным, умело накрашенным, но Шумеру казалось пустоватым. То ли из-за того, что он не мог увидеть ее глаз, то ли из-за того, что она жевала. Челка светлых волос падала на лоб.
Тук-тук выбивали колеса на стыках. Тук-тук. Челка покачивалась в такт, кончиками волос задевая ресницы.
Все!
Парень, улыбаясь (видно было, как внутри его просто-таки распирало от победы), собрал последнюю «взятку». Рыжий малый досадливо ткнул в плечо мнимого незнакомца-соучастника:
Слышь, везет человеку!
«Бульдог» поморщился:
Ладно, считаем! Кто сколько объявлял?
За мутным от грязи окном проскочили домики, и снова потянулись леса и поля, прореженные линиями электропередач, деревеньками или отдельными, непонятного назначения зданиями, подходящими чуть ли не вплотную к путям.
Склады? Какие-то железнодорожные строения вроде депо?
Шумер этого не знал. Тем более, часть утягивающихся за окно зданий выглядели брошенными в процессе строительства.
Так, у меня сто шестьдесят!
А, это с бубновым марьяжем, что ли?
С ним. Плюс пиковый в самом начале, радовался парень.
Это тебе повезло, честное слово, уныло почесался рыжий. Фарт прилип к руке. А у меня, значит, два короля и две десятки. Пишем, да?
Пишем, кивнул «бульдог» и вывел шариковой ручкой на тетрадном листке новые цифры. У тебя всего двести двадцать. У Вячеслава семьсот. Ну и у меня триста шестьдесят. До тысячи, собственно, всего-ничего чесать.
По проходу пробежал голопопый ребенок в маечке. Ребенок визгливо хохотал, за ним «Сейчас поймаю! Ай, поймаю!» протопала дородная мамаша.
Худой сосед с «дипломатом» болезненно среагировал и на нее.
Вы можете потише? произнес он, наклонившись.
Постараюсь! обернулась мамаша.
Сосед выпрямился, убрал локоть, поставленный Шумеру на бедро.
Извините.
Голова? спросил Шумер.
Она самая.
Сосед попытался улыбнуться, но, видимо, от приступа боли уголок губы пополз вниз.
Ой, а возьмите анальгину, свесилась с верхней полки рука.
На ладони белел кружок таблетки.
Спасибо, анальгин не помогает.
Рука повисела и утянулась обратно.
Как знаете.
Простите. Я могу попробовать.
Шумер развернулся к соседу и чуть исподлобья посмотрел в измятое морщинами лицо. Отметил высокие скулы и желтоватую кожу. Недельная щетина была похожа на серую пену. Издерган. Измучен. Какая-то внутренняя борьба.
Руку можно? спросил Шумер.
Зачем?
По лицу соседа скользнула гримаса. Он уже видел в Шумере мошенника и выжигу, который только и ждал подходящего случая, чтобы поиметь профит с легковерного пассажира. Знаем, знаем, читалось в его больных глазах, подсаживаются такие на свободные места, уши торчком, сболтнешь лишнего, а перед тобой уже специалист нужного профиля, истово желающий безвозмездно поучаствовать. Хочешь, строитель, хочешь, юрист, хочешь, человек со связями, помогающий решать любые проблемы.
Или вот врач.
Наверное, и средство чудодейственное припасено, в жестяной, для солидности, коробочке. Пилюлька какая-нибудь. Последняя. Которую можно оторвать от сердца за двести или триста рублей.
Впрочем, Шумер сознавал, что в немалой степени сам способствует такому отношению к себе. Он отправился в Пустов спонтанно, в чем был. Родные места позвали его, и он поехал, к счастью, обнаружив в карманах старого пальто достаточно денег на билет. Не хватило денег, пошел бы пешком. Ему не составило бы труда.
Но раз поезд то что ж, поезд.
А большой город Бог с ним. Не повезло. Да и должно ли было? С самого начала как-то не сложилось. Почему б не вернуться?
Расстались легко.
Конечно, человек без вещей, в темных, в мелкую полоску, мятых брюках, желтой футболке и пальто, да еще и слегка побитый, симпатий в поезде вызывать не будет. Шумер это понимал. Но куда от себя денешься?
Я должен пульс ваш проверить, сказал он соседу.
Вы уверены?
Да, сказал Шумер.
Чё, доктор что ли? перегнулся к нему рыжий в кепочке. Пихнул в плечо, подмигнул крыжовенным шулерским глазом.
Почти.
Может и меня потом посмотришь?
Коля, ты в игре? одернул рыжего «бульдог». А то я раздал.
Не фартит же.
Значит, Вячеслав с нас поимеет.
Ну, не, как это поимеет? Мы еще поборемся.
Рыжий подсел к столу.
Может, это, ставочки поднимем?
Гремя собранными стаканами, прошла проводница грудастая женщина с невыразительным, неумело накрашенным лицом. В поджатых губах ее прятались раздражение и недовольство. Шумер мельком подумал, что она ненавидит свою работу. Найдется жертва, на ней проводница и выместит эту ненависть. Что тут думать?
Хлопнула дверь. Протянуло холодом по ногам. Оббивая углы полок гигантских размеров сумкой, по вагону потащилась очередная тетка, перетянутая платками, как пулеметными лентами.
Ганна! позвали ее обратно. Ганна, звертайся!
Шо?
Звертайся!
Бум! Бум! Сумка поприветствовала Шумера, царапнув затылок. Тетка, потоптавшись, пропала в проходе. Снова зашлепали карты.
По крестям!
Так что? спросил сосед.
Опустив глаза, Шумер увидел протянутую к нему руку, смятый к локтю рукав плаща, обнажившуюся кожу.
Извините, я просто
Шумер окольцевал большим и указательным пальцем чужое запястье. Пульс у соседа был торопливый, галопирующий. Куда спешит? Он слегка надавил.
Двадцать семь минут.
Что? не понял, наклонился сосед.
Через двадцать семь минут боль пройдет, сказал Шумер. Можете засекать.
И все?
А что еще? удивился Шумер.
Сосед отпустил рукав.
Как-то вы странно он мельком взглянул на часы. Его худое лицо на мгновение вновь скомкала болезненная гримаса. И что денег не надо?
Нет, улыбнулся Шумер.
А червовый марьяж! донеслось от столика.
Рыжий выложил даму и загоготал.
Сидящий напротив Шумера полный мужчина, до того посапывающий и причмокивающий во сне, в пуховике, в джинсах, с пакетом в ногах, вскинулся, вытаращил глаза:
Что, уже приехали?
Сиди, дядя! сказал ему рыжий.
А Пустов? принялся крутить головой тот.
За окнами тянулся лес, подступающий к железнодорожной насыпи, темный, перепутанный, не хоженный. Ель, береза, ель, ель, ель. Лишайные ветки. Густая хвоя. Скакали столбы, провешивая провода. Проскочила серая будочка, блеснула стеклом.
До Пустова еще три часа, сказал Шумер.
А-а.
Полный мужчина успокоился и, опустив голову на грудь, засопел снова.
А мне, значит, ждать до трёх? спросил худой сосед.
Да, кивнул Шумер. Он поднялся. Двадцать семь минут. Уже меньше. Подержите место?
Конечно.
Вагон был набит битком.
Общий. По три, по четыре человека на нижних полках. На верхних относительный, но комфорт. Хрипело радио. Пятки лежащих наверху норовили засадить в лоб.
Где-то спали, где-то пили. Звякали ложки, мялась пластиковая тара. В дальнем конце затухал детский плач. Вповалку лежало на мешках азиатское семейство тюбетейки, косички, длинные платья, широкие штаны, разбери где кто. Все имущество перевозили что ли? Беженцы? Или просто переселенцы?
Впереди как назло встала старушка в ситцевом халатике, и Шумеру пришлось волочиться за ней до купе проводников. Старушка, прижимая к груди цветастое полотенце, прошла дальше, к туалету.
Закрыто! крикнула ей проводница.
Но как же?
В конце вагона, идите туда.
Шумер отступил к бойлеру, пропуская старушку обратно.
А вам чего? спросила его проводница.
Чаю, Шумер раздвинул губы в улыбке.
Десять рублей.
Проводница подала ему стакан.
Шумер зазвенел карманной мелочью, собирая ее в кулак. За его спиной, покашливая, кто-то вышел в тамбур. Стук колес на мгновение сделался громче.
У меня всего шесть, сказал Шумер, пересчитав монеты на ладони.
И что? посмотрела на него проводница.
Один глаз у нее был красноват.
Вы не сможете продать чай за шесть? спросил Шумер.
Проводница, едва сдерживаясь, скрипнула зубами.
Кипяток бесплатно.
Нет-нет, мотнул головой Шумер. Мне именно чай. И, если можно, с сахаром. С двумя пакетиками. А то один, простите, ни о чем.
За шесть рублей? уточнила проводница, багровея.
Больше-то нет, улыбнулся Шумер, протягивая мелочь.
Бум-м! монеты взлетели и просыпались на пол.
Вон!
Минут пять проводница отводила на Шумере душу, а он стоял, опустив виновато лысеющую голову и поджимая пальцы на ногах от колких, отпущенных в его адрес выражений. Ему думалось, что он успел очень вовремя. Бог знает, на кого бы вылилось столько накопленной злости. Какой-нибудь сосудик в мозгу раз! и лопнет.
Нет, очень хорошо, что все ему досталось.
Простите, сказал Шумер, почувствовав, что проводница выдохлась, и взял из ее пальцев стакан. Раз нельзя, я кипятка налью.
На свое место он вернулся довольный.
Это на вас кричали? спросил сосед с «дипломатом».
Ага, улыбнулся Шумер, присаживаясь на краешек.
Стакан в подстаканнике пыхал паром.
Ну, ты чума! сказал рыжий в кепочке. Такой концерт! Всем вагоном слушали. По вашим, так сказать, просьбам. Чем это ты ее довел?
Шумер пожал плечами. Девчонка, спутница паренька-мажора, выдула розовый пузырь жевательной резинки.
Вы дядечка сумасшедший, да?
Она посмотрела на него бесхитростными голубыми глазами.
Нет, ответил Шумер. Я чаю просил.
Рыжий фыркнул.
Смотрю, обломался.
Зато вот, кипяток, Шумер приподнял стакан.
Он, обжигаясь, хлебнул. Вкус у воды был кисловатый, какой-то вываренный. Эх, пожалела пакетик женщина.
Голова пока болит, наклонился сосед, приложив ладонь к виску и уху. Правда, меньше уже, но болит.
Ф-фуу, Шумер подул на воду. Так время, кажется, не вышло еще.
Наверное.
Значит, пройдет.
За окном замелькали цистерны стоящего на соседних путях состава. Частью они были желтого цвета, частью черного, жирно-нефтяного.
Вот оно, наше богатство, сказала, указав на цистерны, женщина, проходящая мимо с упаковкой «доширака». Все прикарманили, а нам шиш!
У нее было костистое лицо с маленьким подбородком. Под длинной, растянутой серой кофтой и футболкой с застиранным портретом Распутина пряталась худая грудь. Парень покосился на нее, сдвинув карты.
Ну и идите себе, сказал он раздраженно.
Я-то пойду, закивала женщина. А управы нет. Где управа? Тут последние копейки считаешь, а они вон, все за границу гонят.
Ну не мы же, подал реплику «бульдог» и, поддернув пальто, быстро и незаметно обменялся картами с рыжим.
А бог вас знает, сказала женщина.
Дура, заметил парень, когда обладательница маленького подбородка и худой груди скрылась за перегородкой.
Не-ет, в чем-то она права, протянул его соперник. Щелкнула карта. Где мы, где богатство? Объявляю: крести-козыри.
Блин!
На объявленную даму легла десятка пик.
А ты думал, мы тут под пики гнилые станем прогибаться? усмехнулся мужчина.
Он с наслаждением поскреб щетинистую шею.
Мне вот тоже не комильфо, сказал рыжий, сбрасывая козырного валета.
Через две взятки был объявлен бубновый марьяж, и обыгрываемый парень едва не опрокинул бутылку с минеральной водой.
Да блин!
Меня тоже раздевают, пожаловался рыжий.
Поезд принялся притормаживать, медленно утянулась за край окна табличка, которую Шумер так и не успел прочитать.
Метров через пятьдесят они встали окончательно. Прямо напротив вагона уходила от насыпи вдаль широкая и заросшая голыми кустами просека. За просекой просматривались, голубея, холмы, вырастающие один выше другого.
Скоро, подумалось Шумеру.
Еще ставки поднимем? спросил парень, когда партия закончилась. Он закопался во внутренностях куртки, выуживая пухлый бумажник. Еще на две сотни?
«Бульдог» и рыжий переглянулись.
Две коричневые бумажки прибавились к горке разноцветных купюр, сложенных на книжном развороте «Острова сокровищ».
Шумер подумал, что книга обретает ценность, сопоставимую с названием.
Не, это, конечно, здорово, почесался под кепкой рыжий, но шаг больно уж большой. Я ж бруса на дом купить должен. Как я без бруса?
Дим, Дим, ты чего? толкнула парня девушка.
Отстань! отпихнулся тот.
Шумер видел, что возможность крупного выигрыша полностью захватила его. Вот глупец, подумалось ему.
А я, пожалуй, поддержу нашего молодого соперника, сказал «бульдог». Он завозился, доставая из заднего кармана брюк несколько скомканных сотенных купюр. Одна, вторая отсчитал он. В конце концов, надо уважить юношеский пыл. Тем более, что по очкам я почти сравнялся.
Вот куда вы меня втягиваете? огорчился рыжий.
Поводив глазами по вагонному пространству, он уставился на Шумера.
Нет лишнего полтинничка, доктор?
Я не доктор, сказал Шумер.
Ну, да, оно видно, скривился рыжий, смерив его профессиональным взглядом. Одежка не канает.
Он отвернулся к стенке, прикрываясь от чужих взглядов полой пиджака и спящим соседом. Задетый словами Шумер вытянул ноги в красно-белых кедах в проход. Правда, их тут же пришлось убрать перед направляющимся к бойлеру не совсем трезвым пассажиром в тренировочных штанах «адидас» и в тельняшке. Пассажира штормило. Ложечка в его стакане истошно звякала всю дорогу и успокоилась только в конце пути.
«Бульдог» принялся лениво тасовать карты. Дима повернул лист с записями к себе, и палец его запрыгал от строчки к строчке.
У вас всего пятьсот двадцать пять, а у меня семьсот тридцать.
Значит, шансы у меня еще есть, сухо сказал «бульдог».
Карты прыгали из ладони в ладонь, будто дрессированные блохи.
Все! рыжий бросил на «Остров сокровищ» четыре пятидесятирублевых купюры. Больше не поднимаем!
Почему это? через губу удивился Дима.