Отказ от ответственности
Все события и их участники, изложенные в произведении, являются плодом воображения автора, за исключением тех, которые безусловно известны в российской и мировой истории. Любое совпадение с реальными местами, адресами, людьми, организациями совершенно случайно.
Эпиграф
«Действие даже самого крохотного существа приводит к изменениям во всей Вселенной»
Никола Тесла
Глава 1
2019 г., Максим Шмелев
Каждый раз, когда я смотрю на звездытакие тусклые, и невидимо далекие в загаженном пепельном небе нашего гиганта-города Москва, я всегда думаю об одном и том же. Вот все, что пишут фантасты в своих опусах, что показывают нам в кино вроде Звездных войн, путей, крейсеров и так далеевсе это ведь бесконечно далеко от любой возможной реальности! Вот летают корабли от одной звезды к другой просто так на сверхсветовой или через фантастическое гипер-пространство, люди в полете не стареют, не меняются, как будто и не было в свое время сказано добрым швейцарцем Эйнштейном, что быстрее скорости света никто никогда не разгонится, ну хоть ты тресни! И в Википедию люди не смотрят, не сознают, то в одной нашей солнечной системе триллион небесных тел, а звезд таких триллион в галактике Млечный путь, а галактик таких во Вселенной тоже триллион, а Вселенных, наверное, тоже триллион, и так далее. В общем, все так несоизмеримо, а мы в этом мире такие даже не песчинки, не атомы, не электроны и даже не кварки, а так бесконечно малы, что попасть даже до ближайших звезд нам не светит еще миллионы лет, и можно даже на эти все возможные другие цивилизации рукой махнуть и не верить. Вот и я не верил, пока в первый раз, случайно, не услышал Голос.
То есть, этот Голос, конечно сам меня нашел. Он пришел первый раз, когда я спокойно и грустно сидел в своей одинокой однушке и смотрел по ТНТ очередную «Битву Экстрасенсов». Это было вначале как выстрел в одиночной камере приговоренного к смерти, резко и громко до потери пульса, но одновременно величаво и раскатисто, как волна захлёстывает ноги на средиземноморском пляже. Я будто почувствовал, что кто-то стоит в пустой комнате и смотрит на меня как бы изнутри, и даже вдруг подумал, что это ощущение создал городской колдун, только что делавший пассы косматыми кистями прямо в ЖК-экран моего телевизора. Уже потом я понял, что все более-менее внятные деятели, те, кто сидит в этих телешоу, получают такие же вызовы, как и я. А дальше в микроскопической точке где-то внутри меня затрепетало, заколыхалось само пространство, как паволока на прекрасных женских глазах, и в мою голову по-змеиному вполз этот Голос.
При первом контакте они ничего не просили, не требовали, не хотели и не приказывали. Они еще ничего обо мне не знали, а кто был я для нихничтожный пункт в бесконечности далекого пространства-времени. И они просто теперь были со мной, а зачем, я тогда не знал, конечно же. Я вначале решил, что происходит какой-то сдвиг в моей интуиции: в один момент голос начинает звучать в мозгу и говорить то, чего ты не мог знать никогда. Это ясновидение, пророчества, сумасшествиевсе, что угодно, то, чем человечество каждый раз в своей истории это называло, когда у очередного «контактера» обнаруживалось то же самое свойство. Впрочем, я не знаю, сколько таких было, как я. Пока еще не знаю.
Они начали с простой и понятной вещидали мне немного подзаработать. Вначале это выглядело, как вдруг родившаяся мысль: а если что-то произойдет именно так? Но мысль эта была подобна яркой сверхновой, которая, вспыхнув, моментально захватывала все пространство внутри меня. И она превращалась вначале в идею, а потом в полное, стопроцентное убеждение, сияющее так, что с ним нельзя было бороться, а только лишь следовать ему.
Например, мне сказали, как сыграют все команды в плей-офф чемпионата Европы по футболу, и когда я выбирал на сайте букмекерской конторы ставку на победу Исландии в матче с Англией, мне думалось, что я выкидываю в помойку 1000 рублей. Но через неделю я получил на карточку сто двенадцать тысяч, мне стало просто так хорошо, что я решил и дальше доверять своей поразительной интуиции.
Теперь утром я протираю затекшие глаза и пытаюсь вспомнить, что они мне сказали ночью, иногда эта картинка эта стоит перед глазами как голограмма, полно и трехмерно, я представляю это как будто только что видел это и держал в руках, или как будто я был внутри, посередине всего этого, горящего и пылающего у меня в голове. Но что это именноя до сих пор не в состоянии понимать.
Глава 2
1943 г., Евгений Соболев
Впереди и внизу ярко пылало, клубилось и полыхало оранжево-черное море огня, обрамленное дымом и летящими во все стороны комьями земли, щепами и обломками. Звено штурмовиков заходило на это море, отчаянно урча моторами и подсвечивая его трассирующими очередями из бортовых пулеметов. Внизу, куда не кинь взгляд, было нагромождение наступающей техники, копошащихся среди нее черных и зеленых фигурок солдат, тонких нитей окопов и проволочных заграждений, грязно-коричневых пятен огневых точек. Семерка ИЛ-ов неудачно била бомбами, пушками и ракетами по тяжело ползущему вперед немецкому танковому клину, наступающему встык между позиций обороны двух советских дивизий. Несколько сделанных подряд заходов на цель обрушили вниз облака кипящего и шипящего железа и свинца, но кабанья голова из почти пятидесяти бронированных машин неуклонно продолжала движение вперед. Уже начинающее садиться солнце тускло просвечивало через пелену черных дымов, все вокруг ревело, трещало и рвалось на мелкие брызги осколков и человеческих криков.
Здесь, в районе севернее Курска, разворачивалось невиданное ранее в истории войн: все самые современные технологии уничтожения человека человеком скопились в виде сотен новейших бронированных монстров-танков и самоходок, а также тысяч пушечных стволов, миллионов бомб и снарядов и сотен тысяч людей, пускающих все это в ход друг против друга.
У Женьки Соболева этот боевой вылет был всего вторым. Сам Женька, молодой белобрысый лейтенант со слегка кустистыми бровями и умным внимательным взглядом исподлобья считал его первым. Про реальный первый вспоминать особо не хотелось: три месяца назад совсем юный девятнадцатилетний летчик едва не сгорел, причем в него ничего не попадало, а заклинила и рванула при выпуске в люке фугасная авиабомба, и Евгений едва посадил объятую пламенем машину на открытую поляну где-то в лесу южнее Воронежа, но всего в десятке километров от полкового аэродрома и на своей территории, по счастью. Сам слегка обгорел, с левой руки кожа облезла как перчатка, но больше осталось обиды: в бой не вступил, пострелять-покидать бомбы с ракетами не смог за свою Родину, машину, хоть и не по своей вине, но загубил, сам на койку попал. Из полевого госпиталя, уже через три дня, оклемавшись, стал проситься обратно в полк. Все воюют, а он здесь на койке прохлаждается, хотя руки-ноги-голова целы и в порядке.
Вот и сейчас сразу же не повезло. На взлете не убралось левое шасси, и пока Соболев перекрикивался по рации с комполка и инженером эскадрильи, все остальные ИЛ-ы уже ушли на линию боевого соприкосновения.
Нагоняй их, штурмуй, и там как сложится! приказал комполка Поварков, и Женька его прекрасно понял.
Конечно, начальству сейчас главное отбомбиться по противнику, а сядет или нет летчик после этогодело десятое, учитывая обстановочку на фронте. Самолет ему дали самый старый в полку, еще одноместный, много раз латанныйперелатанный, уже дважды садившийся на фюзеляж, один раз даже с капотированием. А что поделатьвсе новые машины в полку заняты, спасибо, что хоть эту выделили, а то вообще не летал бы. И Соболев, три раза плюнув через левое (старая привычка, еще бабушка в родной уральской деревне научила, от беды), бодро вскочил в кабину и задвинул фонарь.
А потомуже привычное радостное ощущение взлета, привычная тяжесть самолета, до завязки нагруженного контейнерами с ПТАБами, легкий набор высоты после отрыва от земли и непривычный звук закрытия шасси, после горящая лампочка о том, что одно колесо так и не убралось. И полет до линии фронта в одиночку, без ведущего, как будто все эти 20 минут сам с собой размышлял и прощался: знал, что или не долетит, или если долетит, то собьют из зенитки, или если не собьют, то накроют «мессеры» в квадрате штурмовки, или если не накроют, то обратно не долетит, или если долетит, то не сядет. В общем, в таком настроении он и подошел к указанной цели.
Своих самолетов уже в воздухе не было. Они, воткнувшись в израненную землю, догорали теперь дымными кострами, раскинув крылья, как обгоревшие пальцы рук. Внизу Женька увидел два почти рядом, а примерно в километре от них и третье место падения, и сразу понял, что там лежат его боевые товарищи. Он летел без стрелка, но и стрелок ему не помог бы, будь он здесь всего 15 минут назад. А теперь он один, совсем один, и куда лететь, не знает. Наверное, подумал он, истребители прикрытия, как это часто бывало, бросив свои штурмовики вошли в воздушный бой, и ребята попали под атаку другой группы «мессеров» в момент захода на цели. Стало тоскливо. И тут как будто кто-то толкнул Евгения в самый затылок. Он удивленно повернулся, надеясь, что его не атакуют сзади, и вдруг почувствовал, просто ощутил, что ему надо на три с половиной километра на северо-восток, к вон тому куску леса, чернеющему вдали. Он глянул вперед, назад, повертел головой во все сторонынебо вокруг было на удивление чистым и пустым. Как будто и не шел здесь совсем недавно яростный воздушный бой, не пронизывали его цветные трассы выстрелов пушек и пулеметов, не срывались вниз, оставляя прощальный дымный след, самолеты, не гибли, крича от ужаса и паскудно ругаясь в последний раз перед ударом о землю, летчики. И тогда, закусив губу от нахлынувшей злости, Соболев направил самолет туда, куда кто-то ему только что подсказал.
Снижайся до бреющего! был следующий приказ. И опять, это не радио, это тот же тихий, но как будто не терпящий возражений голос у него в голове. Женька, убрав газ, аккуратно снизил свой ИЛ до ста метров. Слышался шум ветра, натужно гудел мотор. Кромка лесного массива быстро приближалась. И тут он увидел: внизу, как на параде, неумолимо рыча и поднимая облака пыли, к линии фронта шел танковый клин. Впереди, как огромные черепахи, двигались несколько новых «тигров» их квадратные угловатые формы Евгений узнал сразу, накануне на инструктаже эскадрильи комэск Вася Попков показывал и все рассказывал про эти новые немецкие чудо-танки. Сверху они казались невероятно красивыми: грациозная мощь, помноженная на ужас от их появления здесь, готовых смять и растоптать в пыль нашу оборону. Чуть далее, будто прячась за колоссальную «тигриную» броню, ползли другие танки, размером поменьше, но такой же внушительной мощи. Посередине и немного позади, прикрываясь, шли несколько тяжелых бронетранспортеров с взводами немецкой пехоты. Меньше чем через час вся эта грозная сила должна была добраться до позиций нашей обороны, прорвать ее и двигаться дальше. Но теперь на нее заходил всего один маленький самолет, несущий смерть в подвешенных к крыльям квадратных контейнерах.
Новой команды от неизвестного внутреннего голоса Жене не потребовалось: немцы были как на ладони, и от осознания этого он весь затрясся, завибрировал, руки, держащие штурвал, вспотели и задрожали в предвкушении атаки. Забыв обо всем, попытавшись собраться и сконцентрироваться только на цели, он повел свой ИЛ на первый заход, заранее спланировав атаку в два. Прочертив в воздухе диагональ к курсу вражеских танков и поравнявшись с ними, Соболев плавно нажал кнопку электросбрасывателя для выпуска бомб из всех 4-х контейнеров и сразу же бросил самолет в горку, поднимая его вверх для разворота и второго захода на клин. Внизу распускались бело-оранжевые цветы разрывов: почти 200 ПТАБов накрыли технику немцев, подобно огненному смерчу.
Уходи быстро! услышал Евгений тот же голос. Лети, к своим!
Но азарт боя уже захватил сознание молодого летчика, делая левый вираж в сторону от противника, он невольно глянул и увидел внизу просто невероятный результат своей штурмовки: два головных «тигра» горели с пробитыми сверху башнями, третий, кажется, крутился на месте с перебитой гусеницей. Чуть дальше поднимался дым из корпусов пяти или шести других танков, а за ними стояли превращенные в месиво остовы от трех бронемашин, вокруг которых суетились черные фигурки солдат. Самолет почти развернулся для второго захода, Евгений приготовился стрелять из бортовых пушек. В голове мелькнула уже собственная тщеславная мысль:
Если подтвердят штурмовку, то этот вылет точно на Красную Звезду, а то и Героя дадут! но тут же сильнейший удар потряс весь корпус машины и огненные брызги от попавшего прямо в мотор зенитного снаряда полетели, казалось, прямо в лицо Женьке.
Вираж был почти закончен, и ИЛ-2 с уже остановившимся винтом, поврежденным осколками хвостом и полностью потерянным управлением на относительно небольшой скорости стал врезаться в лес, ломая верхушки берез и сосен. Плоскости и корпус самолета отскочили моментально, а бронекабина с откинувшимся назад Евгением пролетела вперед по инерции еще метров триста, и, кувыркаясь, рухнула в небольшой овражек, покрытый густыми зарослями орешника. На мгновение перед глазами Соболева наступила чернота.
Но перед тем, как свет в глазах Евгения померк, он уже угасающим сознанием уловил непонятные слова: «Грядущее грядет», как будто произнесенные этим же странным голосом, только что отзвучавшим в его голове.
Глава 3
1812 г., Алексей Берестов
«Его превосходительству, генерал-майору Дмитрию Петровичу Неверовскому, приказываю:
Вверенной Вам 27-ой Дивизии, надлежит, имея в тылу Красный, вести наблюдательные действия за неприятелем в течение ближайших двух дней, и, ежели оный начнет движение в направлении Смоленска, принять меры к извещению штаба Армии о сем событии.
Дано в нашем лагере близ Смоленска августа 1го дня, 1812го года,
Багратион».
Земля была сухая, твердая как камень, и каждый шаг коня отдавался в ушах легким звоном. Этот год нашествия вообще был странным по погоде: казалось, летняя природа сама противилась людям, желающим забрать у нее больше хлеба для крестьян, чем давала всегда, больше трав для лошадей, чем она взрастила. И вместо этого сама забирала кровь и пот у сотен тысяч вооруженных людей, тяжело бредущих на восток от Вильно к Москве, и упорно избегающих прямого боевого столкновения. А он скакал от Смоленска к Красному, туда, где стояла в наблюдении за неприятелем 27-я дивизия, с важнейшим донесением, зная наперед, что это его самый последний вояж. И его каурый как будто тоже это знал, прядя ушами, останавливался, постоянно взбрыкивал, словно отказывался идти дальше. Адъютант князя Багратиона, поручик Берестов, спеша, постоянно представлял себе то, что сейчас происходило впереди, в конечной точке его пути: Бонапарт, собрав всего за пару суток все разбросанные по Среднерусской возвышенности корпуса своей Великой Армии в мощный кулак, бросил их прямо на Смоленск по единственной разбитой дороге, на которой стояли совсем молодые, необстрелянные полки, вчерашние рекруты, никогда еще не нюхавшие пороху, и поэтому катастрофа русских армий казалась неизбежной. Но теперь он знал, что он, только он, может еще что-то спасти: ему-то сказали, что от него все зависит. И он сам напросился отвезти приказ, хотя князь вроде бы как берег его:
Куда ты, душа, хочешь? Оставайся в лагере, тебе дело еще найдется, отправлю лучше Муратова к Неверовскому, а ты будь при мне пока, видишь, какие дела затеваются!
Как чувствовал Петр Иванович, что не увидит более своего лучшего и любимого адъютанта, к которому прикипел за эти грозные годы. Но Берестов настоял на своем на сей раз:
Ваше высокопревосходительство, отправьте меня, я места эти знаю больно, найду там, где любой другой потеряется, а время дорого сейчас!
Багратион было запротестовал, но тут к нему попросился Барклаев адъютант граф Лайминг, и князь, углубившись в письмо от командующего Первой армией, просто махнул рукой, а Берестов взял со стола уже запечатанный сургучом маленький конверт.
Неразлучен он был с князем, по совпадению, почти с того самого момента, как почувствовал глас грядущего в первый раз, лежа в луже крови на ужасном поле, у подножия Праценских холмов, там, где втоптана была в грязь гордость русских, доселе непобедимых. С тех пор он так и вел он Берестова в постоянных битвах и походах Багратионовых полков.
Дмитрий Петрович Неверовский, длинный как жердь и при этом слегка полноватый молодой генерал, сидел на траве рядом со своей палаткой и жевал травинку, одновременно пронзительно разглядывая разложенную рядом скомканную, а затем наспех расправленную карту окрестностей Смоленска. Он нервничал, он и так не понимал, зачем его необученную дивизию отделили от главной армии и отправили сюда. А теперь, когда к нему подвели Берестова, он занервничал еще сильнее. Прочитав текст донесения (поднеся при этом конверт почти к самому носу, ибо был слегка подслеповат), он яростно выплюнул травинку прямо на карту, а затем туда же швырнул, просто швырнул лист письма и поднял глаза на адъютанта.