Север, холодно, люди ходят э-э в шкурах. В парках ходят! С меховыми капюшонами!
Алексей, раздался какой-то натужный голос Мёленбека, пожалуйста, опишите мне
Сейчас.
Лёшка сжал пластинку крепче. Подушечка пальца поползла по значкам. Неровности резьбы цеплялись за кожу.
Лицо, неожиданно проявившееся на внутренней стороне век, продержалось долю секунды и погасло. Оно было болезненно-худое, небритое, и показалось почему-то лицом мертвеца. Серовато-зеленым.
Лёшка обнаружил вдруг, что дрожит.
Алексей, напомнил о себе Мёленбек.
Да-да.
Лёшка отёр вспотевшую ладонь о бедро, перевернул костяшку. Лицо всплыло снова, и его удалось рассмотреть подробнее. Глаза теперь были раскрыты, и они оказались мутновато-серые, колючие.
Это человек, мужчина лет сорока, заговорил Лёшка. Худой, щеки это втянутые. Скулы видны. Нос узкий, такой костистый, что ли. Волосы чёрные, жесткие. Глаза серые, небольшие. На правой щеке шрам, почти до носа. Словно саблей пришлось, горизонтально. Одно ухо какое-то неправильное. Может, обрезанное? На плече значок-татуировка, то ли птица, то ли змея на лапах.
Штессан, выдохнул Мёленбек.
Лёшке почудилось, что воздух в кабинете колыхнулся, карнизные кольца жалобно звякнули, а сквозь шторы плеснуло солнцем.
Он осторожно разожмурился.
Маленьким золотым кружком сиял из глубины кресла монокль. Но вот мужчина пошевелился, и монокль погас.
Подавшийся к столу Мёленбек был бледен, борода казалась мокрой. И дышал он косым ртом неровно, со всхлипами, словно до того изо всех сил сдерживал дыхание.
Хорошо хорошо взгляд его медленно прояснялся. Ты можешь идти, Алексей.
Не угадал, да?
Поджав губы, Лёшка понёс пластинку к столу.
Нет, выставил ладонь, проскользив рукой по столешнице Мёленбек, оставь хельманне себе, это теперь твоё.
Голос его был устал.
До свиданья, сказал Лёшка.
Надо было вообще наврать, подумалось ему. Типа, нос орлиный, одноглазый. Хромой. Всё равно бы не прокатило.
Костяшку дал
Он окинул кабинет взглядом. Хорошо тут, наверное, задницу просиживать. Потолок вон весь в этих в лепнине. Сел, поплёвываешь.
Ну и ладно.
Алексей, произнёс Мёленбек, когда Лёшка уже взялся за дверную ручку, завтра жду тебя в девять утра.
Лёшка не поверил своим ушам.
Вы серьёзно?
Иди уже. Да.
Так я взят?
Взят.
А зарплата?
Завтра, сказал Мёленбек, завтра обговорим.
Он показался Лёшке обессиленным.
А у вас
Иди, разозлился Мёленбек. Или я передумаю.
И Лёшка поспешил хлопнуть дверью.
Уже снаружи, за зелеными листами ограды радость прорвалась наружу, и новоиспеченный секретарь замолотил руками по воздуху, несколько раз подпрыгнул и проорал: «А-а-а!». Далекий прохожий на перпендикулярной Шевцова улице Гусака обернулся и, наверное, хмыкнув, продолжил идти по своим делам.
Мало ли сумасшедших?
Пыльный скверик распахнул объятья. Лёшка по тропинке обогнул тёмный пруд, под ноги попалась пластиковая бутылка, и, конечно же, понесся футбол. Рамос на Иньесту, Иньеста в край на Роналду, немного не точно, но на пути встало дерево, это, извините, помог судья, теперь обратно, ага, Роналду на Ибрагимовича, Ибра грудью скидывает на Иско
Шар-рах!
Бутылка, срикошетив, улетела в сторону.
Оле-оле! Это Алексей Сазонов от души приложился к мячу и забил победный гол! Какое будущее у парня, какое будущее! Это же прямая дорога в секретари!
Лёшка, хохотнув, достал костяшку.
Хельманне. Он поводил пальцем по значкам. Ножом вырезали? Надо будет по интернету проверить. Наверное, что-то вроде нэцке японских. Только норвежское. Или шведское. Или еще чьё-то. Датское.
И мамане позвонить.
Лёшка затолкал хельманне поглубже в карман джинсов, а из нагрудного курточного извлек простенький мобильник.
Ничего, скоро он себе нокию купит. Или айфон.
Все сдохнут от зависти. Даже Сивый со своим навороченным «китайцем», который и швец, и жнец, и телевизор.
Мам, привет.
Да?
Голос мамани был насторожен. Лёшка в последнее время только деньги клянчил. Наверное, она думает, что он и сейчас позвонил по этому поводу.
Интересно, сколько Мёленбек платить будет?
Да? повторила маманя. Алексей, не молчи.
Лёшка взъерошил волосы на макушке и выпалил:
Мам, я на работу устроился.
Что? Когда?
Сегодня. Я уже собеседование прошёл.
Лёшка выбрался из скверика и мимо серо-желтого фабричного корпуса зашагал к остановке.
Какое собеседование?
Обычное. По объявлению.
Погоди-погоди, растерялась маманя. Это где? Как?
Всё, не кипешуй, Лёшка подпустил в голос взрослости. Вечером всё расскажу. Там, вполне возможно, что с жильем и питанием.
А сколько попыталась выяснить маманя.
Но Лёшка сказал:
Вечером, и отрубил связь.
Полчаса тряски в старом автобусе, пропахшем кожзамом и разогретым металлом, и здравствуй, родной микрорайон. Типовые девятиэтажки, поликлиника, забегаловка-павильон «Аист», ржавые задницы гаражей.
Сквозь зелень посаженных во дворе лип проглядывало солнце, ещё не жаркое, весеннее. Неделя до лета, а оно все никак не могло раскочегариться. Пора бы.
В небе медленно таял инверсионный след.
Жижа сидел на скамейке у подъезда с ярко горящей надписью «Игровые автоматы» и считал мелочь. Всей мелочи было четыре монеты. Что там считать?
Хай, сказал Лёшка.
А-а, ты, оторвал взгляд от ладони Жижа. Как твоё ничего?
Они стукнулись кулаками.
Жижа, то есть, Женька Журавский, парнем был высоким и пухлым. А еще медлительным и непрошибаемо спокойным. Из-за комплекции и склада характера его сначала звали Слоном, а когда он отрастил длинные волосы, то Мамонтом.
«Жижа» была кличка только для своих, которыми Женька признавал лишь Тёмку Гладилина да вот Лёшку.
Съездил я на Шевцова, сказал Лёшка.
И как? Жижа аккуратно сложил монеты в карман куртки.
Лёшка выдержал драматургическую паузу. Тьфу, блин, драматическую. На Жижу она, впрочем, не подействовала. Мамонт, он мамонт и есть. Толстокожий. Женька спокойно лупал глазами и ждал.
Пантомима, ага.
Взяли, сказал Лёшка.
Чего-о? не поверил Жижа.
Того, Лёшка подвинул приятеля на скамейке и сел. И штуку одну дали.
В смысле, тысячу? Всего-то!
В смысле, вот.
Лёшка раскрыл ладонь с пластинкой.
Что за хрень? склонился Жижа, разглядывая. Кость, да?
Малая берцовая.
Я серьёзно.
Не знаю. Думаю, моржовый клык.
Народное творчество. Резьба.
Жижа подцепил хельманне толстыми пальцами. Помял, пошкрябал грязным ногтем, понюхал и даже Лёшка скривился лизнул.
Точно, кость. Слушай, загорелся Жижа, может, это как в фильме про эти, блин такие костяные фигурки редкие.
Нэцке?
Во-во. Представь, сколько такая штука стоит.
Лёшка забрал хельманне из рук Жижи.
Ага, так мне с панталыку её и отдали.
Ну, отдали же. А этот работодатель нормальный? Иностранец?
Получше нас русский знает. Но какой-то Лёшка вспомнил уколовший шею клинок. В общем, со странностями. В камзоле ходит.
Хе, у них у всех бзики, кто богатые. Когда денег много, можно и в камзоле ходить. И голым тоже можно. У меня вон батя вечно в трусах по квартире ходит.
Он у тебя богатый?
В том-то и дело, что нет, помрачнел приятель.
Они помолчали.
Говорить вроде и не о чём больше. Фильмов нормальных в торрентах не прибавилось. В игры Жижа не играл, ни в «Старкрафт», ни в «Баттлу». До футбола ещё четыре дня.
Ну, ладно, почапал я домой, поднялся Лёшка.
Ага, ссутулился Женька. Шмыгнул носом. У тебя сотки нет? До пятницы.
Взгляд его стал просительным.
Сотенная у Лёшки была. Но Жижины «до пятницы» вовсе не означали именно до пятницы, по крайней мере, это могла быть и следующая пятница, и пятница через месяц, а там или долг забудут, или сам Жижа забудет, попробуй его переубеди, что занимал.
И все же врать Лёшка не стал.
Есть, сказал он. Но это на телефон бросить надо.
А-а, протянул Жижа, телефон это святое. У самого четыре рэ на счету. Ладно, бывай.
Они снова стукнулись кулаками.
Лёшка проскочил перед тормознувшим «опелем» к ограде какого-то раскопа с трубами, затем по мостику перебрался к своей девятиэтажке.
Сестру он застал захлопывающей квартирную дверь.
Рядом с ней пританцовывала такая же плотненькая, невысокая подружка, то ли Катя, то ли Люба. Браслетики, резинки, шапочка с пумпоном.
Эй-эй, поймал Динку Лёшка, ты куда это?
Гошу кормить!
Какого Гошу?
Морскую свинку, тупой!
Чего?
Тупой!
Сестра вырвалась, показала язык, и они с подружкой, крича: «Сдрисни, сдрисни навсегда!», побежали вниз по лестнице. В щель между пролётами было видно, как мелкают курточные фиолетовый и темно-синий рукава.
Шмакодявка.
Лёшка открыл дверь, прямо в ботинках (вроде ж чистые) прошлепал на кухню. Кастрюля с супом стояла на плите, правда, уже чуть тёплая.
Динка, как всегда, поев, посуду за собой не вымыла, бросила грязную тарелку в раковину, где уже дожидались воды и губки два стакана из-под томатного сока, блюдце, салатница и штук пять ложек.
Стрекоза, блин. По ушам надавать.
Лёшка зажег конфорку под кастрюлей, сбросил куртку на свободный стул, достал и нарезал хлеб. Хлеб кончался, после нарезки осталась лишь толстая горбушка, сунутая обратно в хлебницу. И всё. Надо было Динке сказать, чтоб сбегала. На свинку у неё, видите ли, время есть, а на домашнюю работу
Лёшка подступил к окну. Во дворе было пусто. По телефону что ли набрать? Впрочем, ему-то хватит. Остальные должны думать своей головой, хотят они хлеба или нет. Он им не нанимался вообще-то.
Под клекот закипающего супа Лёшка сходил в туалет, затем в прихожей наконец освободился от обуви. Синий носок на правой ноге прорвался. Большой палец с желтоватым ногтем застенчиво выглянул в дыру.
Ну и фиг с ним. Лёшка пошевелил пальцем. Это путь к свободе.
Супа он набухал себе целую миску, пол-кастрюли не пол-кастрюли, но около трети точно поместилось. От супа пошел одуряющий жирный пар. Упаковка сметаны из холодильника лишилась сначала ярлычка из фольги, а затем и уместившегося на ложку содержимого. Теперь кусманчик сливочного масла
Глотая слюну, Лёшка плюхнул сметану, размешал. По побелевшей поверхности супа поплыли масляные кружки, со дна поднялись и затонули кубики картофеля, мясные волокна, вермишелины и дольки обжаренного лука.
Сейчас бы, конечно, ещё кинцо какое-нибудь забойное.
Несколько секунд Лёшка раздумывал, не пойти ли с миской в большую комнату, к телевизору, но потом решил не заморачиваться. Это ж стул туда притащи, хлеб на блюдце положи, для блюдца ещё маленькую табуреточку притарань. Ковёр, блин, не заляпай.
Ах-х! Первая ложка обожгла горло, вкусовым залпом выстрелила в язык и в нёбо, прокатилась, провалилась в желудок. Взорвалась теплом!
Шрапнелины пота проступили на лбу.
Уф-ф! Лёшка выдохнул, выложил хельманне и, глядя на вырезанные значки, уработал суп в какие-то пять минут.
Суп хлеб, хлеб суп.
В значках виделись странные слова. «Гку» и мягкий знак на конце. «Ако» с перевернутой на другой бок «к». «Хизм» с латинской «и». И то ёще как читать.
Осоловев, он погонял ложкой одинокий картофельный кубик по эмали и отодвинул миску. Всё, не лезет. Живот раздулся, как барабан. Жизнь хороша, и жить хорошо. Сейчас бы всё это запить сладеньким
Да, и в интенет выйти.
Лёшка выполз из-за стола, брякнул миску в раковину (Динка не вымыла, и он не будет), включил электрический чайник и поплелся в свою комнату.
После развода сестра с маманей стали спать в зале, а детская на законных основаниях отошла к нему. На двери комнаты висел календарь с Кобейном за прошлый год. Над Кобейном выгибались вырезанные по трафарету буквы. «Mans territory».
Стильно. Ясно чьё.
Шкаф светлого дерева встретил Лёшку на входе. Пара расшатанных стульев, жмущихся к стене по другую сторону, приняли футболку. Кровать. Продавленное кресло. Заваленная к окну пирамида книжных полок. Это ж с ума сойти, как они с Динкой и Ромкой умещались здесь втроём. Спали у друг друга на головах.
Лёшка прилег на кровать, уставясь сонным взглядом в стену над полками. Обои надо, конечно, менять. Что-то они своей убогостью вызывают лишь рвотные позывы. Цветочки, блин. То ли дело в углу с компьютерным столом все заклеено плакатами «Металлики», Мэнсона и «Агаты Кристи», заплетено проводами, и колонки висящие классно смотрятся.
Он икнул.
Телефон вывалился из заднего кармана. Ха-ха, лишнее из организма выходит. Кстати Лёшка лениво полистал контакты в меню телефона. Чтобы выбрался нужный, пришлось дважды надавить на кнопку. Дерьмо уже, а не мобила, не сразу даже срабатывает.
Первым делом новую.
Алло, Тёмка, ты онлайн?
В ухо ударил какой-то инфернальный рёв, затем рёв перекрыл выстрел из дробовика, звякнули гильзы.
Кто? спросила мобила напряженным голосом.
Лёшка Сазонов. Ты от кого там отстреливаешься?
Не поверишь, набежало тварей
Несколько секунд телефон гремел взрывами, хрипел, шипел и выпускал грохочущие очереди в пространство.
Умри, сдохни тварь! крикнул кому-то Тёмка, затем простонал и сказал уже в трубку: Всё, мочканули меня. Чего тебе, браза?
Вопрос есть, сказал Лёшка. Про хельманне что-нибудь слышал?
По буквам, браза, по буквам.
Хель-ман-не.
Тёмка хохотнул.
Фигня вопрос. Хелл ад. Мани деньги. В общем, адские деньги. Учи английский, браза.
Достал ты со своим бразой. Это костяшка такая. Полукруглая. На деньги не тянет. И говорится не так. Е на конце.
О, ну так выйди в сеть, злобный браза, и посмотри. У меня здесь ад и демоны, сказал Тёмка и отключился.
Друг называется.
Лёшка с великой неохотой покинул кровать и перебрался за стол. От нажатия кнопки старенький компьютер загудел, словно пошёл на взлёт. Монитор выдал настройки биоса. Лёшка подпёр щеку ладонью. Блин, сейчас ждать ещё пока разогреется.
Он выгреб бумажки из-под клавиатуры, которых что-то много скопилось за две недели. Ряд цифр код к демке, не поймешь уже какой. Оставить? Выкинуть? Лёшка скривился. Ладно, пусть полежит ещё. Каракули, в которых можно разобрать лишь «перья ястреба» и «прах» это, кажется, рецепт из «Скайрима». «Скайрим» он, впрочем, уже удалил. Ходишь, бродишь, бред какой-то. Ну, рецепт Лёшка скомкал бумажку. Адью.
Экран, мигнув, выдавил полоску виндосовской загрузки.
Давай, давай, тормозуха. Так. На следующей бумажке были записаны несколько чисел в столбик. Сумма набегала под двадцать с лишним тысяч. Что за сумма? Откуда? Ещё тысяча зачеркнута. А-а, Лёшка шлёпнул себя по лбу, это он как раз конфигурацию нового компа прикидывал, на замену кряхтящему сейчас драндулету. Видеокарточка, оперативка в четыре гига, блок питания пятисотваттовый.
Эй, драндулет, щёлкнул ногтем Лёшка по потемневшему экрану.
Помедлив, тот осветился снова и серо-стальной имперский дирижабль с белеющей под брюхом гондолой поплыл заставкой рабочего стола. На цельнометаллическом, усеянном заклепками каркасе с мелодичным звуком возникли разноцветные ярлычки программ и приложений.
Дирижабль звался «Das Reich».
Эх, Лёшка не отказался бы от полёта на таком монстре. Стильные обводы, простота и целеустремленность. Моща!
Ладно. Бумажки в сторону, он их после досмотрит.
Вызов окошка интернет-соединения, заедающей «мышкой» курсор на кнопку «соединить», нажимаем, проверка пароля-пользователя, поехали.
Файрфокс автоматом загрузил страницу с торрент-сайтом.
Лёшка пробежал взглядом столбик свежих и относительно свежих релизов. Какая-то лажа всё. Кто-то от шибкого ума ещё додумался разом штук десять аудиокниг выложить. Так они и шли, Достоевский за Шолоховым, Пьюзо за Хейли, Сара Сарамаго за Толстым. В столбик. И ведь качают эту фигню
Так, новая страница.
Лёшка забил «хельманне» в строку поиска. Ввод. Побежала по кругу полоска обработки запроса. Ждём-с.
Скорость интернета была аховая, маманя раскошелилась лишь на минимальный тариф, и то он месяца два упрашивал. Ещё и провайдер попался дохлый, то есть связь, то нет, фиг ли, на таком тарифе. Ничего-ничего, прищурился на медлительную полоску Лёшка, будет и на его улице праздник.