Анри, вы куда-то улетели, сказал Ройтман.
И я обнаружил себя на кровати в блоке «Е» Психологического Центра. Напротив меня сидели Ройтман и Камилла. За окном светало.
Я улетел в воспоминания, улыбнулся я. Вспоминал о том, как вы лечили мой нарциссизм.
Не долечили, хмыкнула Камилла.
Так мы же не проходились катком по его личности, госпожа де Вилетт, заметил Ройтман. Акцентуация осталась. Но она уже не опасна.
Кстати, давно хотел спросить, Евгений Львович, зачем же тогда нужен так называемый «полный обыск», если вы лечите? спросил я. Это что не наказание?
Это мера предосторожности. Клиенты у нас не всегда адекватны. Понимаю, с прошлого раза забыть не можешь. Но это совершенно не затем, чтобы вас унизить. Это затем, чтобы защитись вас от самих себя и друг от друга. С гипотетической возможностью побега это тоже мало связано. Если уж ты от нас не убежал, Анри, что о других говорить? Здесь три линии обороны и несколько шлюзов. Если ты окажешься в первом запретном контуре, сразу по тревоге будут заблокированы двери во второй. И их откроет только взвод охраны.
Больница строгого режима, усмехнулся я.
Глава 6
Анри, ценю твой юмор, сказал Ройтман, но все устали, больница это или тюрьма. Ты сейчас что больше хочешь: есть или спать?
Спать.
Все равно. Здесь сейчас все закрыто, поэтому закажи себе что-нибудь по кольцу в магазине или кафе. Тебе принесут. Завтра, то есть уже сегодня утром, поешь. Завтрак все равно проспишь.
Как в лучших отелях Версай-нуво, сказал я. А завтрак можно проспать?
Один раз можно. Обед не проспи. Столовая на первом этаже, разберешься. Большая часть меню бесплатно, некоторые вещи можно дополнительно оплатить с кольца. Либо в кредит, либо можешь перекинуть деньги со своего банковского счета, до тысячи гео в месяц, больше нельзя.
За глаза хватит, сказал я. В Чистом у меня в половину меньше выходило.
Я тоже так думаю, но есть на «А» отдельные личности, которым этогокатастрофически мало: в день привыкли по столько тратить.
Пару месяцев назад, когда поступления от продаж «Истории» составили на удивление круглую сумму, я в первый раз в жизни почувствовал себя богатым человеком. Но стать богатым так и не смог, все равно мои траты были жестко ограничены маленьким домом, который я не имел право сменить, и спецификой глухой провинции, где тратить по большому счету не на что.
Так что от умеренного бюджета так и не отвык.
А после обеда я проведу психологический опрос, сказал Ройтман. Ты должен быть в своей комнате.
Я кивнул.
И еще, продолжил он. Здесь есть местная одежда, он кивнул на шкаф. В принципе, для тебя это не обязательно, так как ты невиновен по закону, но у тебя же другой неттак что, если ничего не имеешь против, пользуйся.
Спасибо, вполне искренне сказал я.
Переодеться в чистую, хотя и тюремную одежду все-таки приятнее, чем ходить в той, что таскал с утра.
Когда они ушли, я еще смог сделать над собой усилие и залезть под душ. Обстановка ванной комнаты была казенной, но вполне приличной. Белая плитка без взяких украшений, но новая и не разбитая. И вода в душе нормальная: не лед и не кипяток. Главное, я мог ее регулировать сам. В блоке «F» такой роскоши не быловсе включали и выключали тюремщики и так, как им хотелось.
Здесь было даже зеркало. Конечно, вделанное в стену и наверняка небьющееся. И высотой в полметра, но на «F» и оно отсутствовало.
Бывало и похуже, сказал я своему отражению.
Переоделся в местное белье и заказал в ближайшем магазине какую-то съедобную ерунду: вроде минералку и бутерброды.
И завалился спать. Свет здесь, слава богу, выключался, в отличие от блока «F», зато на улице было уже совсем светло. Уже засыпая, я подумал, что здесь, наверное, инфракрасные видеокамеры, и им, поэтому все равно выключается свет или нет.
Меня разбудило полуденное солнце, бившее в окно. Я подумал, что у решения из соображений гуманизма заменить нормальным окном древние многослойные решетки, есть свои недостатки.
И перевернулся на другой бок.
Не помогло. К тому же я зверски хотел есть.
Завтрак ждал меня на столе, упакованный в бумажный пакет. Минералка и три бутерброда с ветчиной в пластиковой коробочке.
Ничего, жить можно.
Зато в шкафу были неожиданности: ни моей одежды, ни сапог. Зато полный комплект тюремного обмундирования, упакованного в полиэтилен. Синяя хлопчатобумажная куртка с красной светящейся надписью «Е-1» на спине, такие же брюки на резинке и мягкие парусиновые туфли с аналогичной надписью сбоку.
Значит, я спал совершенно без задних ног, если не проснулся, когда уносили мою одежду.
Надо у Ройтмана спросить, какой рациональный смысл в светящихся наспинных надписях, если это не наказание. Он, конечно, что-нибудь придумает. Например, что смысл в том, чтобы помочь «клиентам» даже не думать о несанкционированном оставлении сего места с целью уклонения от психокоррекции, потому как уклоняться от психокоррекции нехорошо.
Одежда все равно с секретом и передает сигнал на сервер Центра, также как кольцо и браслет. Я почти девять лет проходил почти в такой же, только темно фиолетовой и с надписью «F-5», так что хорошо знаю все ее тайные свойства. Желающему сбежать надо не только выбросить местное кольцо, неведомым способом распилить браслет, но и раздеться догола. Или договориться с кем-нибудь из персонала о незаконной выдаче нормальной одежды и нормального устройства связи. Теоретически возможно, но на практике получается, что куда менее хлопотно досидеть срок, тем более, когда он меньше года.
Евгений Львович положительно меня баловал. По сравнению с «F-5», здесь следовала поблажка за поблажкой. Например, в прошлый раз переодеваться в тюремную одежду меня заставили прямо в комнате для полного обыска. И в присутствии нескольких человек.
Или это либерализация от Хазаровского? Или специфика легкого блока «Е-1»?
Все равно не верилось, что на «F-5» сейчас такой же курорт.
На стене над кроватью небольшой экранчик, как у планшета. Сейчас он темный. Но если Ройтман надумает меня лечить, там высветится план психокоррекции. Старая штука, на «F» уже была. И у меня там два года горела красная надпись: «Глубокая коррекция». Первый этап, второй этап, третий этап Ее еще несколько раз откладывали. Нет, лучше не вспоминать. Это слишком.
Я надел парусиновые туфлине босиком же ходить.
И куртку с надписью. Все-таки на улице еще прохладно.
И пошел гулять по корпусу.
Воспоминания ждали меня на каждом шагу. Планировка блока такая же, как на «F-5», двери камер такие же, только синие. На первый этаж, правда, лифт. На «F-5»лестница. Хотя сейчас, может быть, тоже лифт сделали.
А за стеной, где лифт, если я что-то понимаю в планировке этого заведения, блок «F».
Там меня шесть лет водили по такому же коридору в ножных браслетах, наручниках, застегнутых за спиной, и под конвоем из шести человек. Казалось бы, что страшного? Вполне мирный коридор: чисто, плитка на полу, синие стены, двери с литерами и номерами, но я словно чувствовал наручники на руках, сложенных за спиной и слышал короткие команды конвоя: «Стоять! К стене!»
Я спустился на лифте на первый этаж. Холл с диваном и креслами. Прямо напротив лифтапрозрачные двери столовой. Сейчас закрыты. Направодверь во двор. Активная.
Тот факт, что в блоке «F» тоже есть столовая стал мне известен за пару лет до освобождения, когда меня перевели в другую часть блока под названием «F+» и разрешили ходить без конвоя. Конечно, до этого меня тоже водили на прогулку мимо прозрачных дверей, но что за ними, я не знал, а еду приносили в камеру.
Я вышел на воздух в совершенно невменяемом состоянии.
Прогулочный двор площадью метров сорок был залит солнцем. В углу у стены цвела форзиция и несколько крокусов. На «F» был такой же двор, только меньше и без форзиции. И солнца я почти не видел. Гулять выводили во второй половине дня, когда оно сюда не попадало, так что там царила вечная тень.
Я прислонился к стене и попытался взять себя в руки. «Это просто двор, просто стена, просто форзиция», заставлял себя думать я.
Но ничего не помогало, было откровенно хреново. Уж не знаю, какой биохимический процесс эта картинка запускала у меня в голове, но бороться с этим я не мог.
Ожило кольцо.
Анри, с тобой все в порядке? спросил Ройтман.
Все совершенно замечательно, сказал я.
Не ври мне, пожалуйста, у тебя адреналин скачет.
Внутреннее кольцо тоже мониторит гормональный фон?
Ну, естественно.
Правда, ничего. Просто, очень похоже на блок «F».
Понятно. Ты где?
Гуляю.
Хорошо. Через полчаса обед, сходи поешь, успокойся немножко, и к двум в своей комнате. Договорились?
Да, конечно.
Столовая имела вид менее казенный, чем на «F», даже какие-то абстрактные мозаичные панно на стенах, тоже синего оттенка. Зато базовое меню совпадало полностью. Я помнил эти котлеты, макароны, рис. Я помнил их вкус, точнее отсутствие вкуса. Я помнил процесс еды как медицинскую процедуру, не приносящую удовольствия. И так девять с половиной лет.
Интересно, здесь действительно готовят еду по какому-то особому рецепту или все это чистая психология, и если те же котлеты вынести на свободу у них будет вкус?
Я старательно набрал только то, что было за дополнительные деньги, благо с этим проблем не было. В результате мой обед состоял из блинов с провернутым мясом, взбитой сметаны, джема и кофе. Это помогло, но не столь радикально. Комок в горло все равно не лез. Медицинская процедура! Чтобы не умереть с голоду.
В столовой был, кажется, какой-то народ, но я воспринимал его где-то на периферии сознания, как под БП. И был рад, что и ко мне никто не полез общаться.
В два я дисциплинированно сидел на кровати в своей камере и ждал Ройтмана.
Анри, очень плохо? с порога спросил он.
Да, честно сказал я.
Ну, ничего. Сейчас посмотрим, возможно, вечером домой поедешь. Я не обнадеживаю, но, по моему опыту, по тому, как ты себя ведешь, как на все реагируешь, процентов восемьдесят ничего делать не надо.
Домой это в Чистое? спросил я.
Ты сегодня новости смотрел?
Нет. Я как-то даже забыл об этом.
Тебя Чистое не хочет обратно принимать.
Ну, я же не виноват! Им об этом сказали?
Сказали. Но они считают, что убийца приезжал к тебе и не хотят больше рисковать.
Понятно. Значит в Лагранж?
Я одновременно жутко обрадовался и расстроился потому, что не закончу свою северную ботанику.
Хорошо бы в Лагранж, сказал Ройтман. По крайней мере, ты не сможешь больше заниматься своей экстремальной флорой там, где водится экстремальная фауна. Там же никто из местных из дома без оружия не выходит. А ты по сопкам гулял за цветочками, без ножа даже!
Я не имею права носить оружие, заметил я.
Ну, хоть бы сопровождающего брал! Не нищий.
Это преувеличение. Да спокойно там все. Кстати, а может быть, Машу и не человек вовсе она за мной тоже без оружия бегала.
Может быть. Я не знаю результатов экспертизы. Но в любом случае для Лагранжа должно быть специальное разрешение императора, тебя же Народное Собрание в Чистое отправило. Так что только император может изменить ситуацию.
Вы Хазаровскому напишите?
Я, конечно, напишу, но говорить об этом рано. Может быть, тебе еще у нас придется погостить пару недель. Так что все ложись и расслабься. Аппаратура у меня не такая модерновая, как у Даурова, так что полного отсутствия неприятных ощущений не гарантирую, но, с другой стороны, я и восьмерку выставлять не собираюсь.
Кольцо снимать?
Нет, оно просто будет работать в другом режиме, сказал Ройтман.
И Сеть пропала. И в меню пропала комната вместе с дверью, шкафом, холодильником, душем и кондиционером, и пропала само меню. Словно кольцо отключили совсем.
Зато у меня резко закружилась голова.
Это и есть блокировка кольца? спросил я.
Угу! Анри, ложись. Упадешь сейчас.
Я лег, и Ройтман начал задавать вопросы.
Одиннадцать лет назад я впервые испытал на своей шкуре, что есть психологический опрос. Я тогда не понимал, чем это вообще от допроса отличается. Ройтман с Литвиновым затащили меня под БП так же, как сегодня, на следующий день, после того, как меня привезли в Центр.
И начали спрашивать какую-то хренотень. Тогда я именно так и воспринял. Зачем им вместо фактов знать, что я об этом думаю да как я это оцениваю и считаю ли, что можно умереть за идею. А убить за идею можно? По-моему, тогда я считал, что за идею можно все. «Плохо, конечно, сказал тогда Литвинов. Но не безнадежно. Совсем не безнадежно».
На этот раз вопросы были не менее философские. Зачем я тянул время? Как оцениваю свой поступок? Сообщил бы я немедленно, если бы знал точное место и дату теракта? Считаю ли я своими членов РАТ? Надо ли их спасать прежде других?
Кажется, ничего нового я не сказал.
Но теперь это не казалось мне хренотенью. Напротив, я очень хорошо понимал, что для чего нужно и зачем. Например, совершенно четко отследил, когда Ройтман начал проверять меня на депрессию. Даже вспомнил название теста. Похоже, по психологии мне тоже пора присваивать квалификационную категорию.
Замечательно, сказал Ройтман, когда я пришел в себя. Даже депрессии нет.
Честно говоря, с этим я готов был поспорить.
Нет, повторил Ройтман. Депрессиязатяжное состояние. У тебя просто спад настроения. Почему понятно. За три дня пройдет. Само. Особенно дома. Даже лекарствами пичкать не буду.
Так домой?
Анри, давай я тебя не буду радовать раньше времени. К вечеру будет ПЗ, я тебе его скину.
ПЗ пришло часов в шесть. Я сходил на полдник и гулял между крокусами и форзицией в погруженном в тень дворе. Кажется, я уже спокойнее воспринимал обстановку.
В ПЗ я пропустил наукообразное начало с графиками, схемами и таблицами и сразу заглянул в раздел «выводы, рекомендации, схема лечения». Вывод собственно был один: «Необходимости в психокоррекции нет».
Кольцо ожило, и я услышал веселый голос Ройтмана.
Прыгаешь? спросил Евгений Львович.
Почти.
Честно говоря, в какой-то момент я опасался, что статистику ты нам все-таки испортил. Но нет. Все нормально. Никаких скидок тебе не делал. Так и есть.
Как Дауров? Не пойдет с этим в суд?
С отрицательным ПЗ? Да что он сумасшедший? С этим не в суд, с этим извиняться надо. Я Хазаровскому написал, но он вряд ли быстро решит. В лучшем случае завтра. Так что еще ночь у нас переночуешь. Просто не накручивай себя. Анри, это не блок «F». И казнить тебя никто не собирается.
Мне уже лучше, сказал я.
Ну, и хорошо. Одежду твою постирали, так что можешь переодеться в свое, если тебя очень достает местная мода. Только сапоги нельзя. Там металлический супинатор. Я, конечно, не думаю, что ты сделаешь из него заточку. Но кто-то может украсть и сделать.
На «Е»? Кто здесь сейчас? Чиновники-взяточники?
В основном, да, так что вряд ли, конечно. Но нам так спокойнее. Заговорщики еще есть из тех, что вывел на чистую воду Артур с Нагорным. Не основная когорта, конечно. Мелкие пособники. Не познакомились?
Не стремился. Вряд ли мы найдем общий язык. Слишком разные взгляды.
Зато возможна увлекательная политическая дискуссия.
Если делать нечего. Все равно все останутся при своем мнении.
Главное, чтобы до драки не дошло.
Ну, да! В древнем английском парламенте расстояние между креслами правых и левых равнялось удвоенной длине шпаги. Чтобы не достали.
Зачит, не зря сапоги отобрали. В общем, Даурову я ПЗ послал. Так что извиниться он обязан. Скорее всего, для этого вызовет тебя к себе. И будет пытаться уговорить на сотрудничество. Анри, будь человеком, согласись, а? Ну, сам же понимаешь, что это необходимо. С точки зрения закона тебя упрекнуть не в чем, и корректировать нечего. Но с точки зрения морали Это все некриминальные особенности личности: гордость, уязвленное самолюбие, недоверие к СБК. Не можем корректировать. Не обязан ты СБК доверять. Но посмотри просто рационально. Подумай, чего ты на самом деле хочешь и как этого достичь.
Я покачал головой.
У меня тоже есть моральные табу, Евгений Львович. Шпионом не был. Друзей не предавал. И не предам, даже если больше не с ними.
Дауров передо мной так и не извинился, только вывесили скупые извинения на портале СБК. К себе не вызывал, видимо, уверившись в бесполезности этого мероприятия.
Зато на следующий день, тоже часов в шесть, ко мне явился сияющий Ройтман.