Галочка с мужем в Сирии. Вот гардину прислала и пальто хорошеелегкое, а греет...
Я беспомощно посмотрел на Леонида Николаевича. Тот решил сам попробовать докопаться до истины.
Скажите, пожалуйста,спросил он,а после того случая ничего необычного у вас в комнате не происходило?
Нет, нет,быстро заговорила тетя Зина.Что у нас может происходить? Не баптисты какиеживем, как все люди.
Но, извините, картофелины все-таки летали?
Тетя Зина решила положить конец надоевшему ей разговору.
Я не знаю,решительно произнесла она.Умные люди потом сказали, что этого не могло быть. Они-то лучше понимают, чем наши сплетницы во дворе.
Я провожал разочарованного Леонида Николаевича до гостиницы и чувствовал себя крайне неловко. Понимая, что предстал в его глазах пустобрехом и разоблаченным мистификатором, пытался оправдываться, а он утешал меня.
Таких случаев множество,говорил Борода.Люди верят другим больше, чем самим себе. Я объясняю это тем, что когда какое-то явление не удается понять разумом, на первый план в его восприятии выходят А они подвержены внешним воздействиям и могут меняться. враждебным непониманием окружающих стремясь преодолеть его, ваша соседка отказалась от неприятных воспоминаний, и ничего тут не поделаешь. Таковы люди.
Я Леонида Николаевича, но болезненно думал о том, что в глубине души у него все же осталось сомнение в истинности поведанной мною истории. Ощущение виноватости, угнездившееся во мне, обещало быть долгим. Под ногами похрустывал выпавший утром , а в памяти у меня не могли уложиться слова тети Зины:
Ничего не было!
Третий день
на лежащие передо мною многочисленные записи, газетные вырсообщениями об аномальных явленияхприхожу к мысличто выбором случаев для описания вношу в свою работу субъекПри отборе материала проявляется мое личное понимание окружающего, а оно отвергает то, что противно жизненному опыту и сомненияМежду тем нечто кажущееся мне неправдоподобным как раз и может оказаться правдойподтвердить смелые идеи людейдалеко опередивших всех нас в познании загадок бытия
Вот почему лишаю себя права определять истинуОна может обреи в каракулях малограмотного человекаи в строках недоступных высокоученых рассужденийС тем собираю записи в стопку и укрепляюсь в пониманиичто только они могут иметь ценностьа не мое о них. На столе под лампой остается несколько листов, содержаочередную историю...
Лилия Иосифовна Белопольская одна сидела в своей квартирке гостиничного типа и тосковала. Лампочка под потолком давно перегорела, а света стоящего в углу торшера не хваталов желтоватый электрический круг попадали только изголовье софы с лежащей на ней смятой подушкой да тонконогий журнальный столик заставленный флаконами, коробочками и еще всякой ерундой. Сама Лилия Иосифовна пристроилась в полумраке у окна. На подоконнике перед ней лежали пачка забытых кем-то отвратительных сигарет без фильтра и обломанный спичечный коробок. Женщина курила, стряхивая пепел в блюдечко, служившее ей пепельницей.
Думала она в этот момент о том, что никогда прежде не понимала, а теперь остро почувствовала состояние узников, без срока томящихся в одиночных камерах. Читая о том, как они в вечном уединении проводили свои дничто-то писали гусиными перьями, предавались раздумьям,она полагала, что их участь была не так уж плоха. Эти лишенные внешней среды люди погружались в свой внутренний мир и черпали оттуда содержание для затворнической жизни, наполняли ее несуетными мыслями, грезами, в своей чудесной вольности превосходившими все, что могла дать банальная реальность.
В этот одинокий вечер Лилия Иосифовна сама ощутила себя оторванным от мира узником и убедилась, что ее собственный духовой мир совсем не торопится к ней на выручку. Было скучно. Скука явилась такой крутой и удручающей, что хотелось отчаянно замахать руками или завытькак воют на луну собаки.
немощный свет торшера, раньше казавшийся уютным. Несмотря на то, что стоящую в комнате мебель разглядеть полумраке было нельзя, она воспринималась как одни царапины пятна на полировке и скрип. От всего этого сделалось так тошно, что в конце концов Лилия Иосифовна не сдержалась и тихонько, прислушиваясь к себе, попробовала поскулить. В окно светила луна, в ее белесом луче невесомо плелся дымок забытой в блюдечке сигареты.
Дурное, отчаянное настроение обитательницы комнаты имело причиной предшествующие события. «Депрессия после пережитого волнения»таков был бы диагноз психолога, и с ним он попал бы в самую точку. С утра Лилия Иосифовна чувствовала себя прекрасно. День выдался солнечный и свежий. Подгоняемая нетерпением, она раньше всех приехала на еще пустынный стадион, где неформалам позволили провести экологический митинг.
Причисляя себя к числу организаторов, Лилия Иосифовна успела в одиночку поскандалить с каким-то бегуном на дорожке, который, по ее мнению, мог помешать проведению схода горожан. Потом, уже в угаре предстоящего действа, тащила с другими на футбольное поле стол, помогала раскручивать тугой и грязный кабель от микрофона. И все порывалась открыть митинг, что всякий раз пресекал многоопытный Бердичевский из Народного фронта.
Еще рано,непреклонно изрекал он.Пусть люди подойдут.
Кипя негодованием, Лилия Иосифовна выслушала предупреждение ведущего митинг о том, что обсуждать разрешается только экологические проблемы. Это, впрочем, никого не и у микрофона накалялись политические страсти.
Лилия Иосифовна переволновалась больше всех. с другими активистами позади стола, она была как в тумане, хужекак обложенная ватой, сквозь которую все слышно, но ничего не и не понятно. Ее бессознательно огорчили слова, произнесенные кем рядом:
Пора кончать. Неинтересно становится...
Нормально прошло,сказал потом Бердичевский. Бестолково, зато с накалом.
Это было когда все разошлись и только неформалы у кромки поля жали друг другу руки. А Лилия Иосифовна почувствовала себя такой опустошенной, что на одном притворстве улыбалась и восклицала, обсуждая с другими перипетии митинга, на деле же испытывала разочарование и хотела остаться одна.
Вернувшись домой, она, даже не поев, легла спать и проснулась разбитой, когда начало темнеть.
Теперь мысли, расслаиваясь и исчезая, влеклись по ночи, по нервам и по слабости. Во рту от сигареты сделалось сухо и кисло. Хотелось выпить хорошо газированного ситро, но его не было. Вспомнилось о забытом неделю назад дне рождения. Стало совсем плохо. Лилия Иосифовна подошла к зеркалу, тускло и желто отразившему ее лицо, увидела сухую, как бумага, кожу в живых, но частых морщинах. Волосы соломенного цвета и похожи на солому. Измятый ворот халата... Смотреть больше было не на что. «И так все ясно»,произнесла она и провела по зеркалу пальцем.
Потом она села на софу как раз на границе освещенного торшером круга и стала смотреть прямо перед собой. Лучше всего было бы уснуть, но спать как раз не хотелось. Вообще ничего не хотелось и не желалось хотеть. Разве чтоситро. Но его... «Его, его, его...»повторялось в голове. И больше ничего не было, ничего не осталось, кроме оцепенения, в котором прошли минуты... Может статьсядесятки минут...
Бесшумно распахнулись створки окна. Всполохи за нимсловно заискрили провода высоковольтной линии. И в комнату... Нет, Лилия Иосифовна не видела, как открывались створки,она смотрела в глубину комнаты. Но точно увидела другоев окно медленно и плавно влетела женщина. Влетела и, приняв вертикальное положение, встала совсем рядом. Была она высокая, с большими черными глазами и смоляными, прямо-таки жгучими волосами. Что-то вроде голубого трико или гладкого комбинезона без складок и застежек составляло ее одежду. Главноеженщина была невероятно красива и словно излучала свет. Нет, желтоватый и тусклый луч так и продолжал падать из торшера, а облик женщины казался светел сам по себе. Ее фигура, черты лица явственно виднелись в полумраке комнаты, хотя все прочие предметы только обозначались темными силуэтами.
Лилия Иосифовна не закричала от неожиданности и не впала в шоковое состояние. Напротив, полное внутреннее опустошение, в котором она находилась до сих пор, стало наполняться так недостававшим содержанием. Происходящее воспринималось осмысленно, само заключало непонятный, но притягательный смысл. Видимо, рассудок Лилии Иосифовны пришел в движение раньше чувств, и она спросила, в подборе слов движимая привычкой:
Ты кто?
Я из Вселенной,отвечала женщина, хотя ее можно было понять и так: «ЯВселенная».Я из Вселенной и пришла за тобой.
столь мелодично, что воспринимался скорее как но музыка такой выразительной силы и точности, что могла образы. Те же потом легко обращались в словапростые и понятные, но обедняющие первоначальное восприятие. Эта речемузыка завораживала, могла бы даже успокаивать, если бы мысли Лилии Иосифовны, пробуждаясь, не начали слать панические сигналы о нереальности происходящего. Страх не в одно мгновение, но настойчиво овладевал ею. Она закрыла глаза, потом прижала к лицу ладони. Но нежно-певучий, переливчатый голос продолжал звучать и звал ласково, убеждающе:
Я пришла, чтобы взять тебя с собой. На мою планету Синей Звезды. Соглашайся. Я жду. Согла-шай-ся...
Не отрывая ладоней от лица и не узнавая звука своего сорвавшегося голоса, Лилия Иосифовна смятенно вымолвила:
Нет. Я не хочу.
Тогда смотри,требовательно прозвучал Голос, и Лилия Иосифовна послушно убрала руки от лица. «Смотри»,еще звучало у нее в голове, но звук этот, как затухающий звон струны, растаял в видении яркого мира, который вошел в темную, убогую комнату. Словно исчезла часть ее, и на том месте, где до этого виднелись темные очертания шифоньера, засверкало голубое пространство. В нем явились перламутровые озера, первозданные травы до самого горизонта и высокое небо над вольным миром, который весь дышал покоем и удивительной умиротворенностью. Видение имело притягательную силу, волновало знакомым созвучием, что-то забытое будило в душе.
Это моя планета,вновь раздался Голос и вдруг зазвучал иначе, напряженно и жутко.Вот же. что ждет вас на Земле. Мы на их пути, но мы не всемогущи.
И Лилия Иосифовна, сгорбленно сидя на измятой софе, вскрикнула от ужаса. Исчез ласковый мир; на его месте она увидела земные дымные города с высотными зданиями, дорогами, автомашинами... А над всем этим склонялись огромные чудовища наподобие первобытных броне и шипах. Они отвратительно двигались в каждое их движение несло страх, страх, страх...
, потому что через приду за тобой.
пуста. Исчезли удивительные живые проголубом одеяний.но почувствовала, что мыслипротиворечии: рассудок пассивно принималодновременно с этим в отест. Только задним числомначал оформляться в беспомощное отрицание случившегося. Сознание пыталось исправить тягостного недоум
смятенную Иосифовну в ее комнате, а потом, в последующие три дня, механически ходящую работу и с работы, для внесения необходимых пояснений. Чудо часто не признается таковым, потому что его объясняют другим чудом, не сознавая при этом, что объяснения не состоялось. Видения приписывают ненормальному состоянию психики, но сама удивительная сповидеть то, что недоступно другим, остается за пределами Можно даже утверждать, что люди способны воспрининеобыкновенное лишь постольку, поскольку оно укладывается в привычные представления. Отсюда всегдашние попытки объяснить невероятное болезнью, сновидениями или какими-то совпадениями.
Этим как раз и занималась Лилия Иосифовна в течение трех последующих дней. Ее молчаливость и сосредоточенность подметили даже равнодушные сослуживцы, но свои переживания она держала при себе. «Я просто спятила»,эта мысль по-настоящему пугала ее, доводя временами до панического состояния. Успокаивая себя, женщина думала: «Да нет, просто мне все это приснилось». Наплыв разноречивых чувств, вызванных невероятным происшествием, лишал всякой возможности обрести душевное равновесие.
С одной стороны, Лилия Иосифовна почти убедила себя, что все случившееся ей померещилось, и склонна была уйти от волнения, забыть о странном визите. Но с другойнервировало приближение обещанного третьего дня, в невольном ожидании которого она теперь избегала вечерами оставаться в квартире, а приходя все же домой, до глубокой ночи не выключала телевизор.
Когда настал назначенный срок, состояние сосущего ожидания сменилось у Лилии Иосифовны бесшабашной взвинченностью. Чтобы унять возбуждение, она открыла холодную воду, погремела скопившимися в мойке тарелками и почувствовала облегчение от того, что гремят они совершенно будничногромко и скучно. Страх перегорел, уступив место остренькому любопытству. Начало темнеть. Хотя на следующий после явления незнакомки день Лилия Иосифовна ввинтила наверху мощную лампу, она не стала зажигать большой свет. Новообретенная решительность побудила оставить включенным один торшеркак в тот раз. После этого делать стало нечего. Оставалось ждать. И это непредвиденное испытание временем чуть снова не вселило в нее панику.
...Лилии Иосифовне что-то показалось. Она начала прислушиваться к этому «что-то» и уловила, как в сознание спазмами поступают сигналы. Словно туго охватывали голову до осязаемости густые волны теплого воздуха. Мысль встрепенулась, замерла. И смогла только отметить, что тело становится невесомым, обретает горизонтальное положение, а потом летит, летит... Лилия Иосифовна и чувствовала, и понимала, что перемещается в пространстве. Ни о чем не думалось. Прорвав прозрачную оболочку, тело без времени двигалось по бесконечному черному коридору, пока не открылся взору уже знакомый добрый и дышащий покоем мир.
Снова льющийся Голос обращался к ней: «Мы хотим помочь вам. Мы хотим сберечь вас. Здесь уже много таких, как ты. Когда на вашей планете не останется ничего, все начнется сначала. Для этого вы нам нужны. Верь нам».
Лилия Иосифовна взглянула на часы. Стрелки показывали, что после мытья посуды прошло минут двадцать. Она сидела в своей комнате на той же софе и чувствовала свинцовую усталость. Но голова оставалась ясной. Убежденная мысль о том, что она только что жила неземной жизнью, переполняла чувства. Хотелось бежать, кричать, радоваться... Но где-то в подсознании все шевелились и шевелились червячки сомнения. И Лилия Иосифовна сдержала себя. Побаливали плечи, ныла шея. Она повернула голову. На освещенном луной подоконнике виднелось забытое блюдце с раздавленным в нем окурком.
Дуры
В записанном мною рассказе врача Полякова о происшествии с ратипографии Клавой и Зоей четыре раза фигурирует слово «дуВрач был небрит, несвеж, хмур, но именно это заставило отнестись нему с доверием - в таком состоянии человек не выдумывает. К тому же потом я прочитал об удивительном случае с работницами в газете. Значит, и другие сумели за сбивчивостью недомолвками свидетельниц разнечто, превышающее их способность к фантазии.
Как бы то ни было, реконструированная история двух подруг лежит на столе, и я бестрепетной рукой выношу в ее название подсказанное доктором слово. Пора выключать лампу, тем более, что под утро от окна начало дуть и от холода уже не спасает глядящий с пола малиновый глаз электрокамина. Так же прохладно и неуютно былопо описанию работниц, в тот вечер на берегу реки.