Вот как это получилось с сектантами. Отказ от такого долгожданного, казалось бы, бессмертия для них выбор естественный. Принять этот подарок (?) они могут, только отказавшись от своей веры. Зимин представил, как они усаживаются в кружок и начинают прикидывать, выгодно ли им будет поменять свою веру на кота в мешке. Абсурд!
И не нужно говорить об истине. Это вопрос скользкий. Истина, как известно, принадлежит Коллегии. Ученым и сектантам придется подчиниться.
Вернулся Василий. Он был в хорошем расположении духа. Угадать, как он провел последние десять минут, было нетрудно.
Вижу, не удержался?спросил Зимин, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал укоризненно.
И как только вы догадались, шеф? Очень уж он был спокоен. Это неправильно. Надо было помочь человеку понять, где он, зачем и почему.
Прибудет в пункт назначения с синяком под глазом?
Пожалуй, что и так,согласился Василий.
Куда его, кстати?
В нижнее поселение.
Ух ты! Не слишком ли сурово?
В самый раз. Встретится там с дружками своими, которых на прошлой неделе повязали. И начнут они жить своим хозяйством по сектантским правилам. Никто им мешать не будет. Главноеотселить их от нормальных людей, чтобы не смущали умы своими дурацкими идеями. Вот и посмотрим, как они справятся.
Тяжело им будет.
Еще бы! Но никто их не неволил, они добровольно решили, что самые умные. Так что, шеф, не обижайтесь, распишитесь и получите.
Сектант назвал меня инквизитором.
Василий довольно заулыбался.
Приятно. Вот, казалось бы, никчемный человечек, а понимает!
Как-то это звучит оскорбительно!
Бросьте, шеф! Сектант похвалил вас! Только дураки твердят о, якобы, безнравственности инквизиции. Это пример безответственного отношения к самому понятию «инквизиция». То есть о ней пытаются говорить как о чем-то ужасном, темном, кошмарном, чуть ли не преступном. Но вот что любопытно: историкам хорошо известно, что многие жертвы инквизиции шли на костер с радостью, полностью соглашаясь с приговором, потому что по доброй воле хотели избавиться от дьявола, захватившего их души, несчастные души, заметим. Единение жертвы и палача в инквизициивовсе не выдумка, а духовная реальность эпохи. В конце концов, они делали одно дело.
Как-то это глупо звучит.
Я тоже так сначала думал, а потом познакомился с рядом исторических документов. Кое-что я запомнил на всю жизнь. Например, протокол пыток некоего Родриго Франко Тавареса, одного из иудействующих еретиков, судимого в 1601 году Священным трибуналом: «Родриго Франко был предупрежден, что если при пытке он умрет или члены его будут повреждены, сие произойдет по его вине, ибо не захотел сознаться и сказать суду правду. По прочтении приговора подсудимый крикнул: «В добрый час!» После увещевания, чтобы он говорил правду, было приказано вывернуть ему руки. Он громко многократно произнес: «Добрый Иисусе, пресвятая дева, помогите мне!» Подсудимого предупредили, что пытка продолжится до тех пор, пока не будет услышана правда, подсудимый твердил одно: «В добрый час! Продолжайте!»
Философское обоснование жестокости
Работы было немного. Люди старались не попадаться на глаза квартальным уполномоченным, а потому и поток доносов стал иссякать. Положительные характеристики с места жительства гарантировали получение рецептов. Так что горожане старались вести себя дисциплинировано и осмотрительно. Зимина это устраивало, чем меньше на допрос приводили подследственных и задержанных, тем легче у него становилось на душе. Он не любил без нужды карать людей.
Но и без жестокости обойтись было нельзя, слишком большая ответственность возлагалась на него. Зимин не имел права пропустить врага. За понятным обывательским недоверием к неминуемо надвигающемуся практическому бессмертию, могло скрываться что-то другое, опасное. Он должен был исполнять свой долг.
Недоверие поселилось в душе Зимина. Он вынужден был обнюхивать руки подозрительных людей. Зимин не мог начинать разговор с незнакомцем, пока не убеждался, что руки у того не пахнут керосином, и он не является поджигателем. Пожары оставались самой неприятной из проблем, стоящих перед Коллегией. Прежде всего потому, что не удавалось понять логику преступников. Никакой связи с протестами против практического бессмертия обнаружить не удалось. Люди почему-то любили смотреть на горящие дома. Почему? Никто этого не знал.
В кабинет заглянул Василий и сказал:
Тут к вам один сам пришел.
На этот раз поджигатель?на всякий случай спросил Зимин.
Нет. Проповедник из Храма взаимопомощи.
Опять! Сколько можно!
Эти самозваные болтуны могли вывести из себя даже самого спокойного человека, они умели выворачивать наизнанку наипростейшие вопросы и любили поговорить о разных сложных для понимания вещах. Зимин старался не попадаться им на глаза, но они приходили сами.
Можно мне поговорить с вами по душам, господин Зимин?спросил проповедник Кузьма, остановившись на пороге.
Этот человек стал появляться в группе нормализации с пугающей регулярностью. Рассказывал о своих планах и просил совета, когда его замыслы оказывались излишне заковыристыми. У Зимина даже появилось подозрение, что настоятель Кузьма проводит на нем сложный научный эксперимент, пытаясь выяснить его истинное отношение к предстоящему бессмертию. Наверное, он не исключал, что оно окажется враждебным. Кузьма не видел в этом ничего зазорного. Однажды он откровенно высказался по поводу неспособности людей подчинять свою жизнь даже самой привлекательной идее. Он сказал: «Разве способен простой человек, каких бы прогрессивных взглядов он ни придерживался, какую бы важную должность ни занимал, полностью контролировать свое подсознание? Его разум может выстраивать сколь угодно логически обоснованные теории, но нутро обмануть нельзя, рано или поздно оно даст о себе знать, и теория будет отброшена, едва вступив в противоречие с иррациональными потребностями, без которых человек не может считаться человеком».
Насколько понял Зимин, это высказывание было едва ли не самым важным в учении Храма взаимопомощи. Не удивительно, что адепты Храма были поддержаны новой наукой. Отказ от абсолютного диктата причинности не мог не получить одобрения Коллегии.
И расплачиваться за эту странную дружбу должен был Зимин, потому что именно ему приходилось выслушивать откровения Кузьмы.
Честно говоря, само существование Храма настолько противоречило политике практического бессмертия, что было непонятно, почему их деятельность до сих пор не запрещена, почему эти люди свободно перемещаются по городу и ведут разрушительные проповеди. Это ведь они объявили важнейшим интеллектуальным достижением цивилизации осознание того факта, что люди смертны. От них пока еще никто не слышал ни одного доброго слова в поддержку бессмертия. Именно смерть была главным объектом их поклонения. Они говорили только о смерти. Точнее, о самоубийствах. Слово «взаимопомощь» имело для них лишь одно толкование. В Храме помогали красиво и безболезненно уйти из жизни.
Наверное, на переходном этапе нужда в подобной организации действительно была. Но размах, с которым Храм действовал, наводил на неприятные мысли. Число самоубийств в городе достигло небывалого уровня. И желающих покончить с жизнью меньше не становилось. Временами казалось, что Храм взаимопомощисамое популярное местом в городе. Зимин догадывался, что просто так ничего не делается. И если Храм процветает, значит, это кому-то выгодно. Наверное, речь шла об очень больших деньгах. Оставалось загадкой, как организаторы намерены получить их. Зимин такую аферу провернуть бы не смог, не хватило бы ума.
Неправильно, если люди отныне смогут погибать только в результате катастроф или несчастных случаев,сказал Кузьма.
Почему?автоматически спросил Зимин.
Это нарушение прав человека!
А может быть, это тот случай, когда бог с ними, с правами человека? Не исключено, что бессмертие важнее.
Вы говорите, как законченный детерминист.
Это не мешает мне быть координатором группы нормализации социальных проявлений толпы.
Мешает.
Не мешает.
Мешает. Впрочем, я пришел вовсе не для того, чтобы ругаться.
Хорошо. А для чего вы пришли?
Хочу попросить денег.
У меня?удивился Зимин.
Напоминаю, что япроповедник, приписанный к Храму взаимопомощи, а потому могу просить деньги у кого угодно.
Предположим. Зачем вам понадобились деньги?
Мы хотим издать книгу-справочник, в которой были бы собраны описания лучших убийств из детективов столетней давности. Это стало бы хорошим подспорьем в нашей работе с прихожанами. Сложилась ненормальная ситуация, горожане стали привыкать к тому, что люди гибнут только случайно, в результате несчастных случаев. Каждый факт смерти широко освещается в блогах и моментально становится национальной трагедией. В этом есть что-то глубоко неправильное и оскорбительное.
Оскорбительное?
Да. Зависеть от глупой случайности или чьей-то оплошностиоскорбительно. Нам бы хотелось, чтобы справочник стал главной книгой культа, показал, что смерть может быть красивой и, в ряде случаев, полезной.
Вы хотите, чтобы некоторые люди умирали?
Практическое бессмертие уже достигнуто. Но смерть окончательно так и не побеждена. Мы все равно теряем близких. Смириться с этим трудно. Людей это бесит, и они совершают опрометчивые поступки, теряют ориентиры, впадают в депрессию. Вот почему растет количество самоубийств. Можно пожалеть людей, а можно поставить вопрос иначе. Нужны ли нам дезертиры и предатели? Так в Храме называют самоубийц.
Дезертиры и предатели,повторил Зимин.Не слишком ли строго вы относитесь к растерявшимся людям? По-моему, вы должны им помогать?
Послушайте,возмутился Кузьма.Не я, а вы должны бороться за чистоту рядов.
Расставлять оценки незнакомым людям не входит в мои обязанности.
Как здесь у вас все устроено! Что ж, не получилось договориться с вами, поищу для серьезного разговора другого чиновника.
С этими словами Кузьма решительно покинул кабинет. Зимин немного растерялся. Он так и не понял, что от него нужно было проповеднику. Были и еще вопросы, на которые он хотел бы получить ответы. Например, почему не всем выдают рецепты на таблетки? Это бессмысленно. Все, кто захочет стать бессмертным, смогут достать таблетки и без официальной регистрации. Черный рынок никто не отменял. Но кому-то зачем-то понадобилось составлять списки тех, кому в бессмертии будет официально отказано. Надо будет спросить об этом у Нау. Он должен знать.
И еще надо было обязательно выяснить, почему власти с таким равнодушием относятся к пропаганде смерти? Как будто это их совсем не касается. Если на время стать циником, то можно подумать, что это их устраивает.
Иногда Зимину приходилось сталкиваться с абсолютно необъяснимыми вещами. Так, в некоторых молодежных группировках, добровольное расставание с жизнью вдруг стало считаться патриотическим поступком. А в модных ночных клубах, за небольшую плату, стали обучать людей «красиво» совершать самоубийства. Некоторые способы теперь официально считались модными. Каждый может самостоятельно выбрать, как он собирается расстаться с жизнью, с мучениями или без. Получилось, что смерть неожиданно приобрела романтический оттенок.
Город охватило разудалое безумие. Кроме религии, обожествляющей смерть, появились многочисленные колдуны и медиумы, предлагавшие современные способы связи с душами умерших. Тем, кто не интересуется модными клубами, медиумами и религией, смерть тоже была не безразлична. По ночам по городу стали бродить озабоченные одиночки с бейсбольными битами. Они подстерегали случайных прохожих и выбивали им мозги из головывернуть душу в бесконечное путешествие, так они это называли. Полиция получила право отстреливать ночных убийц без суда и следствия, но это не помогло исправить ситуацию. Полицейские были напуганы не меньше горожан, охота на полицейских стала любимым занятием ночных убийц.
Странным образом изменился и сам Зимин. Он стал жестоким и заставил себя забыть о милосердии до лучших времен. Он перестал писать тексты, его интересовало лишь однокак добиться того, чтобы бессмертные люди не уничтожили друг друга. Если бы удалось разговорить хотя бы одного поджигателя, ему стало бы спокойнее, но они по-прежнему молчали на допросах. Зимин понимал, что пора было действовать решительнее. И он боялся, что какая-нибудь чудная пружинка у него внутри треснет, и он действительно начнет действовать. Жестоко, как того требует оперативная обстановка. Прибавится крови! Остановиться будет трудно.
Но пружинка оказалась из крепкого сплава. Сломать ее было непросто. Зимину хотелось разобраться в ситуации, не более того. Это не было желанием сделать правильный выбор. Ему хотелось побороть инстинкты, отказаться от поднадоевшего права выбора и поступать как должно. Выбор для него стал пустым звуком. Решал он другую задачу. Из головы у него не выходила притча о добром дурачке и злом умнике. Вреда и от одного и от другого, как известно, примерно одинаково. В притче говорится, если человек не понимает, что происходит вокруг него, ему никогда не стать порядочным человеком. И любые его попытки творить добро обернутся адом кромешным. Как известно, благие намерения ведут в ад, особенно, когда ошибаешься в выборе направления. А непонятливые люди заблуждаются чаще других, не правда ли?
Стремление к выгоде
После обеда Василий привел на допрос интересного человека. Задержали его в особняке высокопоставленного чиновника, он пробрался в подвал, посрамив хваленую частную охрану. Застукали его с лопатой и ломом в руках. Не было смысла утверждать, что он заблудился, или что хотел почитать вслух стихи в романтическом месте. Он пришел с определенной целью. Какой? Собственно, это и должен был выяснить Зимин.
Вы поджигатель?
Нет. Какое страшное обвинение!
У вас обнаружили при задержании зажигалку или спички?
Нет. Я не курю.
Вас обнюхивали?
Несколько раз. Это было оскорбительно. Хотите?задержанный протянул руки Зимину, тот не удержался и понюхал. Нет, керосином не пахло.
Так зачем вы забрались в особняк?
Понимаете, гражданин начальник
Координатор.
Понимаете, гражданин координатор, у меня есть тайна, я с детства увлекаюсь историей. Мама говорила, что это когда-нибудь выйдет боком. Теперь я понимаю, на что она намекала.
Не понял,сказал Зимин.
Меня поймали, скрутили руки, доставили в тюрьму, сейчас привели на допрос. Что в этом хорошего? Но я ведь не виновен.
И все-таки. Что вы делали в особняке?
Видите ли, я археолог.
Зимин вспомнил шофера автобуса.
Вы фундаментальный археолог? Ищите сокровища в фундаментах особняков состоятельных людей?
Откуда вы знаете?
Работа у меня такаявсе знать. Кто сообщил вам о кладе?
Никто не сообщал. Нет никакого клада.
Так кого дьявола вы там делали?
Видите ли, я решил устроить временное хранилище, собрал немного вещей, которые будут ценны лет через триста. Думаю, прикопаю, а потом найду! Мы же теперь бессмертные, почему бы триста лет не подождать!