Какого черта, Гетти? говорит она, и на секунду она перестает быть мисс Уэлч, которая отчитывала меня за прогулки после отбоя. Она просто еще одна измученная жертва токс, встревоженная и усталая. Я же сказала тебе бежать!
Простите, говорю я. Я просто я беспокоилась за вас. Честно признаться, я боялась остаться одна, но этого я ей не скажу. А что с рысью?
Мертва, бросает она. Гетти, я отдала приказ. В следующий раз ты сделаешь то, что тебе велено, понятно?
Я поспешно киваю:
Понятно.
Она оглядывает лес у меня за спиной, задержав взгляд на елях, и я сдвигаюсь чуть в сторону. Мне хочется спросить, знает ли она про контейнер, знает ли, что такое РАКС009, но я помню ее взглядтам, у причала. Помню, что мы знаем вещи, о которых не должны говорить. Может, это еще одна проверка? Может, хранить этот секреттоже часть моей работы?
Уэлч хмурится.
Все хорошо?
Лучше перестраховаться.
Ага, говорю я и натягиваю на лицо улыбку. Давайте вернемся домой.
Мы возвращаемся к дороге, быстро двигаясь в сторону школы. Мимо начала тропы, мимо небольшой полянки, по которой, как маленькие надгробные камни, разбросана щебенка. Я усиленно жмурюсь, чувствуя слепоту в правом глазу.
Пот быстро остывает в осеннем воздухе, и, когда мы наконец добираемся до воротсолнце к тому времени уже клонится к закату, меня трясет от холода. Я совсем забыла этот видбелый конек крыши над деревьями. На плоской площадке виднеются два темных силуэтаружейная смена. Интересно, как с крыши выгляжу я.
У ворот лежит труп койота, вокруг окровавленной морды которого роятся мухи. Джулия и Карсон сидят, прислонившись к забору, и, завидев нас, поднимаются на ноги, обходя тушу.
Не забудь, шепчет Уэлч мне на ухо. Улыбайся пошире. Наша задачапоказать остальным, что все хорошо.
Легкие продолжают гореть после бега, а руки тяжелы от количества еды, которое мы выбросили в океан, но я выпрямляю спину и изо всех сил стараюсь это скрыть. Теперь это и мои секреты тоже. Меня выбрали, потому что посчитали, что я справлюсь, значит, я справлюсь.
Уэлч отпирает ворота, и мы, гуськом протиснувшись, входим в школу через парадные двери. Я скидываю мешок, демонстративно игнорируя галдящих девочек, которые пытаются заглянуть внутрь. У подножия лестницы ждет Байетт. Она стоит, склонив голову набок, и молчит.
Где Риз? спрашиваю я, подходя к ней.
Не видела ее с утра. Байетт протягивает ко мне руки. Мне хочется упасть в ее объятия, позволить ей себя поддержать, но никто не должен видеть моей слабости. Все нормально?
Я устала.
За спиной раздаются размеренные шаги, и, повернувшись, я вижу директрису; она смотрит на меня с почти материнским участием.
Все хорошо? спрашивает она.
Я киваю, несмотря на растущую тяжесть в груди.
Я в порядке. Мне просто нужно все обдумать.
Почему бы тебе не подняться наверх? Директриса кладет руку мне на плечо, и ее пальцы подрагивают, словно токс внутри нее живет своей жизнью. Тебе не помешает отдохнуть.
Это точно, говорит Байетт. Идем.
А еда?.. Я мечтаю об отдыхе, но мне полагается подождать, пока девочки разделят добычу, а потом отнести оставшееся в кладовую. Это моя обязанность.
Уэлч подходит к нам и отводит меня в сторону.
Мы все сделаем, говорит она. Иди поспи.
У меня нет сил, чтобы спорить.
Хорошо.
Я тянусь к ножу на поясе, но Уэлч качает головой.
Ты его заслужила, говорит она. Нож, как у Джулии и Карсон. По всей видимости, теперь я официально имею на него право.
Я позволяю Байетт отвести себя наверх и через пару шагов закрываю глаз. Я слышу, как за спиной у нас девочки дерутся за еду, и думаю об океане у причала, обо всем, что мы выбросили в воду. О шоколаде, который я съела без мысли о тех, кто ждет в школе.
Вот наконец наша комната. Я ложусь на свою половину кровати. Байетт садится на край матраса, и я сворачиваюсь вокруг нее.
Может, принести воды? спрашивает она.
Все нормально, правда.
Что случилось, Гетти?
И я хочу ответитьо, как же я хочу, потому что Байетт всегда знает, что сказать, но я сглатываю ком в горле и сворачиваюсь плотнее. «Все хорошо», звучит в голове голос Уэлч.
Ничего.
На секунду она замирает, а потом прислоняется ко мне, и бугорки ее второго позвоночника вдавливаются мне в ногу.
Ее лицо освещено последними лучами солнца. Точеный нос и длинная шеятакие знакомые, что я могла бы нарисовать их во сне; густые каштановые волосы до плеч. Раньше мои волосы были такой же длины, пока она не обрезала их по моей просьбе в первую весну на острове. Мы тогда устроились вдвоем на крыльце, и Байетт молча и методично работала ножницами, ровняя кончики волос с линией подбородка. Она делает это и теперь, каждые несколько месяцев, и концы секутся и стираются о тупое лезвие ножа, который она одалживает у кого-то из лодочниц.
Я слегка пихаю ее, и она смотрит на меня.
Как ты? спрашиваю я. Иногда я забываю это делать. Забываю, что она такая же, как мы. Но она только благодарно улыбается.
Спи. Я посижу рядом.
Я делала то, что делала, и видела то, что видела, но Байетт рядом, и потому я без малейших усилий проваливаюсь в сон.
Приблизительно 1113 кг.
ГЛАВА 5
Наутро Риз не выходит к завтраку. Я не встречала ее почти два дня, с тех пор как получила место в лодочной смене, но Байетт говорит, что замечала ее на улице и видела, как она устроилась на ночь в бывшей учительской.
Мы сидим у камина, разделив диван с Кэт и Линдси. Они поступили в Ракстер вместе с нами, но я почти не общалась с ними вне учебного времени. С приходом токс мы начали сближаться, обмениваться едой и одеялами. Все теперь нуждаются в помощи больше, чем раньше.
Обычно за едой на нас троих хожу я, но меня до сих пор мутит, когда я думаю о еде, которую мы вчера сбросили в воду. Поэтому вместо меня сегодня пошла Байетт, и ей удалось отвоевать пачку сухариков. Она загребает себе горсть и протягивает пакетик мне.
Тебе надо поесть.
Попозже.
Я не могу есть. Я знаю, что мы выбросили еду не просто так, но от этого наблюдать за тем, как Байетт считает каждый сухарик, не легче.
Гетти, можно тебя на минуту?
Это Уэлч. Я выворачиваю шею в ее сторону. Ее губы сжаты в тонкую нитку, но у меня возникает ощущение, что она волнуетсясовсем как до токс, когда ловила нас после отбоя.
Конечно.
Я встаю и иду к ней.
Я оставлю тебе еды! кричит Байетт. Нравится тебе это или нет.
Не оборачиваясь, я машу ей рукой.
Спасибо, мам!
Уэлч ведет меня в сторону коридора. Вблизи я замечаю, что ее лоб прорезали морщины, а глаза блестят, как будто ее лихорадит.
Что случилось?
Байетт права. Тебе нужно поесть.
Я не голодна.
Не могу есть. Я сыта по горло.
Уэлч тяжело вздыхает.
Гетти. Она предельно серьезна. Тебе нужно стараться лучше.
Что?
Я и без того на пределе от одного только факта, что спустилась в вестибюль.
Я уже говорила: твоя задачапоказать всем, что все идет по плану. А ты вместо этого сидишь с таким видом, будто тебя сейчас стошнит.
Я пытаюсь! Я не могу скрыть раздражения.
Значит, плохо пытаешься. Она бросает взгляд мне за спину, туда, где сидит Байетт. Обычно вы ходите втроем. Где Риз?
Это к делу не относится.
Уэлч фыркает.
К делу относится всё. После истерики, которую она закатила, когда тебя взяли в лодочную смену, вы двое в центре внимания. Она подается ближе. Девочки наблюдают за вами, Гетти. Я не знаю, почему вы сцепились, но я хочу, чтобы ты положила этому конец. Помиритесь. Делай что хочешь, Гетти, но верни всё как было. В норму.
Это же Риз. Для Риз такое поведение и есть норма.
Это не просьба, резко говорит Уэлч. Ее челюсть сжата, глаза сверкают.
Я поняла. Я примирительно поднимаю руки. Ладно, я с ней поговорю.
Не рассказывай ей ничего, что ей не следует знать.
Я и в обычной ситуации почти ничего ей не рассказываю.
Не буду.
Уэлч улыбаетсяесли это можно назвать улыбкойи кладет руку мне на плечо.
Спасибо. Хорошо бы сделать это сегодня.
Она успевает отойти на несколько шагов, когда я не выдерживаю.
Вас это не напрягает? Всем врать?
Секунду она медлит с ответом, потом поворачивается. Я вижу по ее лицу, как ей хочется поступить правильно, сказать все как есть, без скидки на возраст.
Напрягает. Она пожимает плечами. И что?
Неужели это ничего не значит? хочется выкрикнуть мне. Неужели это не имеет значения?
Ничего.
Она кивает.
Сегодня, Гетти.
Когда я возвращаюсь к Байетт, я понимаю, что она за нами наблюдала. Ее ногти обкусаны, а на лбу залегла складка.
Мне нужно поговорить с Риз, сообщаю я. Найди нас через пять минут на случай, если она снова попытается меня убить.
Она просто слегка тебя придушила, говорит Байетт, но кивает и, когда я прохожу мимо, цепляется пальцами за петли на моих джинсах. Поосторожнее, ладно?
Я улыбаюсь. Я всегда осторожна с Риз, несмотря на то что она со мной не церемонится.
Само собой.
Когда отец Риз был здесь, с ней было проще. Едва на острове объявили карантин, мистера Харкера перевели на территорию школы и поселили в учительском крыле, и мы все делали вид, что это вовсе не самое странное из происходящегочто в одном здании с нами живет мужчина.
Он пробыл в школе примерно месяц. В то время мы запоминали такие вещи, но это было так давно, что почти стерлось из памяти. Остались только обрывочные воспоминания. Вот Риз с отцом завтракают в столовой, еще до того как мы пустили на дрова мебель. Вот Риз с отцом монтируют генератор во дворе. Вот они стоят на крыльце и рассматривают созвездия, и Риз смеется так, как никогда не смеялась со мной и Байетт.
Помню я и другое. Как он начал менятьсясперва медленно, из симптомов только беспокойные руки, желание рвать и царапать. Это была токс, хотя в тот момент мы еще не дали ей названия. Мы знали только, что недавно с мистером Харкером было безопасно, а теперьнет. Недавно он был самим собой, а теперь его тошнит комковатой, как земля, черной слизью и он смотрит на нас пустыми глазами.
Риз игнорировала эти перемены, делала вид, что все идет своим чередом, поскандалила с Байетта на следующий день мистер Харкер пропал. Он оставил записку в куртке Риз, пока та спала, написал, что должен уйти. Что так будет безопаснее для всех.
Я помню, как она, проснувшись, побежала к забору; как разодрала ладони в клочья, царапая прутья, пытаясь вылезти на ту сторону. Но Тейлор держала ее, а мы с Байетт смотрели, как Риз рассыпается на куски. Когда она пришла в себя, какая-то часть ее так и не вернулась.
Я никогда не испытывала ничего подобного. У меня были долгие прощания в аэропорту и охота за новостямино мой отец всегда возвращался.
Я нахожу Риз в роще черных сосен у воды, на том же месте, где нас впервые застала токс. Она сидит, дрожа и кутаясь в тонкую куртку, на той же низкой ветви того же дерева, и единственное, что отличает этот день от того, это блеск ее серебряной руки.
Я медленно приближаюсь спереди, чтобы она меня заметила, так надежнее. За два дня, что мы не виделись, круги у нее под глазами стали темнее. Она выглядит голодной. И замерзшей. Но она никогда не нуждалась в нас. Это мы нуждались в ней.
Привет, начинаю я.
Она не смотрит на меня, и я прикусываю губу, чтобы не ляпнуть что-нибудь лишнее. Помни, что сказала Уэлч, говорю я себе. Помни, что это важно.
Насчет лодочной смены. Я прислоняюсь к стволу дерева на почтительном расстоянии от нее. Я не знала, что выберут меня. Я думала, это будешь ты.
Я тоже, скрипит она, как будто это ей чуть не раздавили горло. Мне хочется кричать, хочется вырвать из нее извинение. Но тут она поднимает голову и хмуро смотрит на меня. Как ты?
Уже что-то. Возможно, лучшее, на что я могу рассчитывать.
Нормально. Правда нормально.
Точно? Она выдавливает из себя улыбку. Потому что выглядишь ты отвратно. Как Ну, как Бет из «Маленьких женщин».
О нет, говорю я безучастно. Ты думаешь, я заболела?
В Ракстере? Она вскидывает брови, и на ее лице отпечатывается притворное удивление. Нет, никогда.
Мы замолкаемдумаю, в одинаковом потрясении от того, что сумели худо-бедно пошутить. Нам срочно нужна Байетт, пока мы всё не испортили.
Я выворачиваю шею, всматриваясь в деревья, а когда снова поворачиваюсь, Риз болтает ногами. Можно подумать, что она смущена. Но Риз невозможно смутить. Даже когда она призналась мне в своей ориентации, это воспринималось как выпад. «Лесбиянка», сказала она, и в воздухе тогда повисло непроизнесенное «И что ты мне сделаешь?».
Ты вчера ходила в лес с лодочной сменой, говорит она. И ждет.
Да.
И как там?
По-другому. Трудно выдавить из себя даже слово.
В смысле?
Ну Помни о Уэлч, помни о своих обязанностях. Все хорошо. Деревьев стало больше, говорю я как дура.
Слушай, Гетти, я должна знать. Должна. Ты его видела? Моего папу? Мой дом? Хоть что-нибудь?
Я качаю головой.
Прости, Риз. Она отворачивается, но я успеваю заметить, как она смаргивает слезы. Я неловко прокашливаюсь, мечтая провалиться сквозь землю. Где, интересно, Байетт? Она собиралась нас найти.
Риз не отвечает, и я направляюсь к школе, но не успеваю пройти и нескольких ярдов, как ко мне, задыхаясь от бега, подскакивает Кэт. Я стараюсь не смотреть на кровоточащие волдыри, рассыпанные у нее вдоль линии роста волос.
Гетти, выдыхает она. Тебе надо в школу.
Меня сковывает ужас. Я с трудом сглатываю.
Зачем?
Твоя подруга. У нее приступ.
Сперва я ничего не чувствуютолько покалывание в пальцах и тупую боль за сросшимися веками. А потом накатывает тошнота, и у меня подкашиваются колени.
Нет, не может быть, я только что ее видела.
Мне очень жаль, говорит Кэт. Я прибежала, как только это случилось.
Это невозможно. Я была с Байетт каких-то десять минут назад, и с ней все было хорошо. Она должна быть в порядке.
Я оборачиваюсь в поисках Риз, но она спрыгнула с ветки, вышла следом за мной из рощи и теперь стоит у меня за спиной, сжав губы в нитку. Без единого слова мы бросаемся к школе, ускоряясь и ускоряясь, пока я не влетаю в вестибюль.
В это время дня тут почти пусто, не считая группки девочек у камина. Байетт нет. Надо было спросить Кэт, где она, надо было, надо было.
Успокойся, негромко говорит Риз, и я нашариваю ее руку и сжимаю изо всех сил.
Я была с ней всегдаво время приступа, который оставил Байетт без голоса почти на неделю, во время приступа, который прорезал ей кожу на спине и подарил второй позвоночник. Я должна быть с ней и сейчас.
Воздух оглашается животным воем. Ледяной страх обрушивается на меня, и я отлепляюсь от Риз. Звук доносится из дальней части школы, из южного крыла, ведущего в кухню.
Я проталкиваюсь мимо девочек у камина и мчусь по коридору, а мимо проносятся классные комнаты и кабинеты. Пусто: Байетт нет, Байетт нет, Байетт нет. Но вот наконец и оналежит на полу кухни, раскинув руки, и ее темные волосы закрывают лицо.
Пожалуйста, только не это.
Я падаю на колени рядом с ней. Она открывает рот, как рыба, и две струйки крови, которые текут у нее из носа, пачкают ей зубы. По-моему, она плачет, но сказать наверняка сложно. В одной руке зажата пачка крекеров, другая царапает горло.
Что случилось? Слова льются потоком, путаясь и опережая друг друга. Где болит? Что такое?
Она произносит что-то одними губами, и это что-то похоже на мое имя, а потом у нее закатываются глаза. Она вздрагивает, напрягая мышцы, и ее тело изгибается вслед за проходящей по нему волной.
Кажется, я кричу, но я себя не слышу. Кто-то кладет руки мне на плечи и пытается оттащить меня назад. Я отбиваюсь и пытаюсь проверить пульс у нее на шее.
Привет, говорю я, когда она открывает налитые кровью глаза. Это я. Все хорошо.
Я послала за Уэлч, говорит Риз. Ее голос звучит спокойно и взвешенно, но я знаю Риз и знаю, что это означает: она в панике. Она обходит нас и встает с другой стороны от тела Байетт, только смотрит она не на Байетт. Она смотрит на меня. Потерпите, ладно?
В прошлый раз крови было много. Она расплывалась под Байетт, собиралась в щелях между половицами. В этот раз кровь течет только из носа, пачкая рот и стекая на пол. Я закатываю ей рукава и ищу следы ран.