Хороший день, сказала Дити.
Кому как, проворчала Луйю.
Жаль, что я не могу быть всегда довольной, как ты, сказала я.
Ты просто дуешься из-за ссоры с Мвитой, сказала Дити.
Что? Откуда ты знаешь? запаниковала я.
Если они знают о ссоре, то могли слышать, из-за чего мы ссорились.
Мы знаем тебя, сказала Дити. Луйю и Бинта хмыкнули в знак согласия. В последние две недели ты с нами общаешься в два раза больше.
Мы не дуры, сказала Бинта, откусывая кусочек от сэндвича с яйцом, который вынула из сумки. Он лежал между двух книжек и стал очень тонким.
Ну и что случилось? спросила Луйю, потирая лоб.
Я пожала плечами.
Твои родители против? спросила Бинта.
Девочки подсели поближе.
Да оставьте вы меня в покое, огрызнулась я.
Ты отдала ему свою девственность?
Луйю!
Я просто спросила.
А цепочка позеленела? с отчаянием в голосе спросила Бинта. Я слышала, что так бывает, если ты спишь с кем-то после обряда одиннадцатого года.
Очень сомневаюсь, что они спали, сухо сказала Дити.
Перед сном я села на пол и стала медитировать. Успокоиться удалось с большим трудом. К концу все мое лицо было мокрым от пота и слез. Каждый раз, медитируя, я обильно потела (что странно, ведь обычно я потела очень мало), а еще всегда плакала. Мвита говорил, это из-за того, что я живу в постоянном стрессе, и когда отпускаю себя, то буквально плачу от облегчения. Я сходила в душ и пожелала родителям спокойной ночи.
В постели я сразу уснула, мне приснился ласковый песок. Сухой, мягкий, нетронутый и теплый. Я была ветром и кувыркалась в дюнах. Затем полетела над утоптанной растрескавшейся землей. Я пролетала мимо узловатых деревьев и сухих кустов, и их листья пели. А затем грунтовая дорога, много дорог, мощеных и занесенных песком, а на них люди с тяжелой поклажей, мотороллерами, верблюдами, лошадьми. Дороги были черны, гладки и блестели, словно обливались потом. Люди, идущие по ним, несли мало поклажи. Они не путешествовали. Были недалеко от дома. Вдоль дорог стояли магазины и большие здания.
В Джвахире люди не беседуют у дорог или на базаре. Там считанное количество светлокожих людей и ни одного нуру. Ветер унес меня далеко.
Здесь нуру были в большинстве. Я попыталась рассмотреть их. Чем больше пыталась, тем хуже их было видно. Всех, кроме одного, стоящего спиной. Его смех я услышала бы за многие мили. Очень высокий, он стоял в центре группы мужчин нуру и страстно произносил слова, которые я не могла расслышать. Его смех отдавался в моей голове. На нем был синий кафтан. Он обернулся я увидела только его глаза. Красные, со жгучими белыми пульсирующими зрачками. Они слились в один гигантский глаз. Ужас поразил меня, словно яд. И я отлично поняла то, что услышала потом. «Не дыши, прорычал он, НЕ ДЫШИ!»
Я резко проснулась я не могла дышать. Хрипя отбросила одеяла. Обхватила руками шею она болела и села в кровати. Моргая, я каждый раз видела на внутренней стороне век тот красный глаз. Я захрипела сильнее и согнулась пополам. Перед глазами поплыли черные пятна. Признаюсь часть меня испытала облегчение. Лучше умереть, чем жить в страхе перед этой штукой. Прошло несколько секунд, и грудь отпустило. Я смогла глотнуть воздуха. Откашлялась. Подождала немного, растирая саднящую шею. Было утро. На кухне кто-то готовил завтрак.
И тут ко мне вернулся сон, во всех подробностях. Я вскочила, ноги дрожали. Бросилась по коридору и остановилась на полпути. Вернулась в комнату и встала перед зеркалом, разглядывая злые синяки на шее. Села на пол и обхватила голову руками. Овальный красный глаз принадлежал насильнику, моему биологическому отцу. И он только что пытался задушить меня во сне.
Глава десятаяНдиичи
Если бы не безумный фотограф, я провела бы весь день в постели, боясь выйти наружу. Мама пришла домой к вечеру и говорила только о нем. Даже не присела.
Он весь грязный и обветренный. Пришел на базар прямо из пустыни. Даже не пытался сначала почиститься!
Она сказала, что ему, кажется, нет тридцати, но точно не скажешь из-за того, что все лицо заросло спутанной бородой. Зубы почти все выпали, глаза желтые, а почерневшая от солнца кожа от недоедания и грязи кажется землистой. Как он только выжил, путешествуя так далеко в таком душевном состоянии.
Но то, что он принес с собой, повергло в панику весь Джвахир. Это был цифровой фотоальбом. Камеру он потерял, но хранил фотографии в устройстве размером с ладонь. Сделанные на Западе фотографии мертвых, обугленных, изувеченных океке. Насилуемых женщин океке. Детей океке с отрубленными конечностями и раздутыми животами. Мужчин океке, свисающих с потолочных балок или истлевших в пустыне в пыль. Расколотых младенческих голов. Вспоротых животов. Кастрированных мужчин. Женщин с отрезанными грудями.
Он идет, вещал фотограф, разбрызгивая слюну с потрескавшихся губ, пока люди смотрели его альбом. С ним идут десять тысяч воинов. Всем вам грозит опасность. Собирайте вещи, бегите, спасайтесь, спасайтесь, дураки!
Он разрешал людям смотреть свой альбом одному за другим, группе за группой. Мама просмотрела фотографии дважды. Все это время она проплакала. Людей тошнило, они рыдали, кричали. Никто не усомнился в увиденном. Через некоторое время пришельца арестовали. Я слышала, что его хорошо накормили, помыли, постригли и снабдили припасами, а потом вежливо попросили покинуть Джвахир. Так или иначе, люди шептались, слухи ползли. Он так взбаламутил всех, что в тот вечер был созван Ндиичи так в Джвахире называли экстренный народный сход.
Мы втроем отправились туда, как только вернулся Папа.
Как ты? спросил он, целуя маму и беря ее за руку.
Я переживу, ответила она.
Ладно. Пошли. Скорей, они прибавили шагу. Ндиичи редко длится дольше пяти минут.
Городская площадь уже была полна народу. На возведенном помосте стояли четыре стула. Через пару минут на помост взошли четыре человека. Толпа стихла. Только малыши продолжали разговаривать. Я поднялась на цыпочки, надеясь наконец увидеть старейшин Осугбо, о которых столько слышала. Увидев, я поняла, что с двумя из четырех уже знакома. На одном старейшине была надета синяя рапа и такой же верх.
Это Нана Мудрая, сказал Папа мне на ухо.
Я просто кивнула. Не хотелось упоминать об обряде одиннадцатого года. Нана медленно поднялась на помост и села. За ней взошел слепой старик с деревянной тростью. Ему помогли подняться по ступеням. Усевшись, он обвел глазами толпу, как будто видел каждого из нас насквозь. Папа сказал, что это Дика Провидец. Следующим был Аро Работник. Я помрачнела. Как же неприятен был мне этот человек, который так отверг меня. Судя по всему, его не знали как колдуна, потому что Папа сказал, что он тот, кто организовал правительство.
Этот человек создал самую справедливую систему в истории Джвахира, шепнул он.
Четвертым был Ойо Мыслитель. Маленького роста, худой, волосы торчат по бокам головы белыми кустами. Пушистые усы и длинная черная с проседью борода. Папа сказал, что он известен своим скептицизмом. Если Ойо одобрил какую-нибудь идею, значит, она точно удачная.
Слушай, Джвахир! хором сказали старейшины, подняв кулаки над головой.
Йаа! ответила толпа.
Папа толкнул локтями нас с мамой, чтобы мы сделали так же.
Джвахир единый!
Йаа!
Джвахир единый!
Йаа!
Добрый вечер, Джвахир, сказала Нана Мудрая, вставая с места. Имя фотографа Абабуо. Он пришел из Гади одного из городов Семиречья. Потрудился пройти много миль, чтобы донести до нас эти вести. Мы приветствуем его и выражаем поддержку.
Она села. Поднялся Ойо Мыслитель.
Я взвесил вероятность, допуск на ошибку, несходство. Хотя положение нашего народа на Западе трагическое, маловероятно, что эта беда дойдет до нас. Молите Ани о лучшей доле.
Он сел. Я оглядела толпу. Кажется, его слова убедили людей. Я не знала, что и думать. Неужели речь только о нашей безопасности? Встал Аро единственный из старейшин Осугбо, не выглядящий древним стариком. Но я засомневалась насчет его возраста и внешности. Может, он старше, чем выглядит.
Абабуо принес нам реальность. Примите ее, но не паникуйте. Или среди нас одни женщины? спросил он. Я фыркнула и закатила глаза. Паникой делу не поможешь. Если хотите научиться обращаться с ножом, Оби вас научит, указал Ари на здоровенного мужчину, стоящего у помоста. Еще он может научить бегать на дальние расстояния, не уставая. Но мы сильный народ. Страх удел слабых. Не унывайте. Живите, как жили.
Он сел. Дика Провидец медленно поднялся, опираясь на палку. Пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.
Я вижу, что да, журналист показал правду, хоть она и повредила его разум. Но вера! Мы все должны верить!
Он сел. На мгновение воцарилась тишина.
Это всё, сказала Нана Мудрая.
Как только старейшины сошли с помоста и покинули площадь, все заговорили наперебой. Все принялись спорить и обсуждать фотографа, его душевное состояние, его снимки и его путь. Однако Ндиичи возымел действие люди больше не паниковали. Они были решительны и задумчивы. Отец присоединился к дискуссии, мама молча слушала.
Я пойду домой, сказала я.
Иди, ответила мама, мягко касаясь моей щеки.
Выйти с площади оказалось непросто. Я ненавижу толпу. Едва вынырнув из нее, я увидела Мвиту. Он заметил меня первым.
Привет.
Добрый вечер, Оньесонву.
И так между нами возникла связь. Мы были друзьями, ссорились, вместе учились, смеялись, но в этот миг мы поняли, что любим друг друга. Как будто повернули выключатель. Но я все еще злилась на него. Я переступила с ноги на ногу, мельком подумав, что на нас смотрят какие-то люди. Пошла к дому и с облегчением поняла, что он пошел со мной.
Как ты? неуверенно спросил он.
Как ты мог так поступить?
Я сказал тебе не ходить.
Мало ли что ты сказал. А я не послушалась!
Надо было сделать так, чтобы ты не смогла пройти сквозь кактусы, пробормотал он.
Я бы нашла, как пройти. Это было мое решение, и ты должен его уважать. А не стоять перед Аро и не мямлить, мол, ты не виноват, что я пришла, пытаясь прикрыть свой зад. Я была готова тебя убить.
Вот поэтому он и не берется тебя учить! Ты ведешь себя как женщина. Руководствуешься чувствами. Ты опасна.
Сделав над собой усилие, я не подтвердила слова Мвиты делом. Я спросила:
Ты в это веришь?
Он отвел глаза. Я стерла слезу.
Тогда мы не можем
Нет, не верю. Иногда ты действуешь неразумно, куда неразумнее любой женщины или мужчины. Но это не зависит от того, что у тебя между ног, он улыбнулся и продолжил саркастически: К тому же разве ты не прошла через обряд одиннадцатого года? Даже нуру знают, что после него ум женщины становится вровень с ее чувствами.
Я не шучу.
Ты другая. Более страстная, чем остальные, сказал он после паузы.
Тогда почему
Аро надо знать, что ты пришла по собственной воле. Если человек слушается других поверь, он его ни за что не примет. Пошли, надо поговорить.
Придя ко мне домой, мы сели на заднем крыльце возле маминого садика.
А Папа знает, кто такой Аро на самом деле?
Отчасти. Про него кое-кто знает. Те, кто хочет знать.
Но их мало.
Да.
В основном мужчины, я полагаю.
И кое-кто из старших мальчиков.
Он учит других, да? разозлилась я. Не только тебя?
Пробует. Чтобы овладеть Тайными сущностями, надо пройти испытание. Есть только одна попытка. Провалиться ужасно. Чем ближе подберешься к победе, тем больнее будет поражение. Мальчики, которых ты подслушала, пытались. Все вернулись домой избитые, в синяках. Их отцы думают, что их посвятили в ученики Аро. На самом деле они провалились. Аро учит их всяким пустякам, чтобы они умели хоть что-то.
Да что такое эти Тайные сущности?
Он придвинулся ближе, чтобы я слышала его тихий шепот.
Я не знаю, он улыбнулся. Знаю, что их можно постичь, только если тебе суждено. И кто-то должен об этом попросить, попросить за тебя.
Мвита, я обязана их постичь. Это мой отец! Не знаю, как мне
И тут он наклонился и поцеловал меня. Я забыла про кровного отца. Забыла про пустыню. Забыла все свои вопросы. Это не был невинный поцелуй. Он был глубокий и влажный. Мне было почти четырнадцать, а ему около семнадцати. Мы оба давно уже потеряли невинность. Я не вспомнила о маме и о том, кто ее изнасиловал, хотя всегда думала, что обязательно вспомню, если когда-нибудь стану близка с мальчиком.
Его руки уверенно пробрались мне под кофту. Я не возразила, когда он начал мять мои груди. Он не возразил, когда я поцеловала его в шею и расстегнула ему рубашку. Я почувствовала боль между ног острую отчаянную боль. Такую резкую, что я подпрыгнула. Мвита отстранился. Быстро поднялся.
Я пойду.
Нет! сказала я, тоже вставая.
Боль уже разошлась по всему телу, так что я не могла выпрямиться.
Если я не уйду
Он протянул руку и потрогал мою цепочку, торчащую наружу из-за того, что он возился с моей кофтой. В голове пронеслись слова Аро: «Это должен видеть только твой муж». Я вздрогнула. Мвита вынул изо рта и протянул мне мой алмаз. Со слабой улыбкой я приняла его и вернула под язык.
Я нечаянно с тобой обручилась.
Да кто в это верит? Слишком уж просто. Я к тебе загляну через пару дней.
Мвита, выдохнула я.
Лучше, если ты останешься нетронутой пока.
Я вздохнула.
Скоро придут твои родители.
Он задрал на мне кофту и нежно поцеловал сосок. Я содрогнулась от резкой боли между ног и плотно их сжала. Он грустно посмотрел на меня, так и не убрав руку с моей груди.
Тебе больно, виновато сказал он.
Я кивнула со сжатыми губами. Болело так, что темнело в глазах. По лицу текли слезы.
Тебе полегчает через пару минут. Жалко, что мы не познакомились до того, как ты это сделала. Скальпель, которым они пользуются, обработал Аро. На нем лежит заклятие женщине становится больно, когда она слишком возбуждается пока она не выйдет замуж.
Глава одиннадцатаяРешимость луйю
Когда он ушел, я пошла в свою комнату плакать. Больше никак не могла обуздать ярость. Теперь понятно, почему у них были скальпели вместо лазерных ножей. Скальпель проще устроен, его легче заколдовать. Аро. Всегда Аро. Почти всю ночь я придумывала, как бы мне ему навредить.
Сначала хотела сорвать с себя цепочку и выплюнуть камень в мусор, но не смогла решиться. Две эти вещи незаметно стали частью меня. Без них мне было бы стыдно показаться на людях. В ту ночь я не сомкнула глаз. Слишком злилась на Аро, слишком боялась, что мой кровный отец снова придет во сне.
Следующей ночью я уснула просто от усталости. К счастью, красный глаз не появлялся. Мне было уже получше, когда я встретилась после уроков с Бинтой и Дити.
Слышали про фотографа? Говорят, у него все ногти выпали! поделилась Дити, игриво перекатывая во рту алмаз.
И что? спросила я, опершись о стену школы.
А то, что это отвратительно! огрызнулась Бинта. Что он за человек вообще?
Где Луйю? я решила сменить тему.
Дити хихикнула.
Может, с Кэйси. Или с Гваном.
Вот увидите, за Луйю дадут самый большой выкуп, сказала Бинта.
Интересно, эти мальчики пытались тискать Луйю?
А Калькулюс? спросила я.
Калькулюс нравился Луйю больше всех. А еще он лучше всех в классе соображал в математике. У всех трех моих подружек было по несколько поклонников: больше всех у Луйю, на втором месте Дити. Бинта о своих разговаривать отказывалась. Мы болтали, и тут из-за угла вышла Луйю. Вокруг глаз у нее были темные круги, а шла она согнувшись.
Луйю! вскричала Дити. Что случилось?
Бинта схватила Луйю за руку и заплакала.
Посадите ее! крикнула я.
Луйю сжимала и разжимала дрожащие кулаки. Затем ее лицо сморщилось, она пискнула от боли.
Я позову кого-нибудь, вскочила Бинта.
Нет! сумела проговорить Луйю. Не надо.
Что случилось? спросила я.
Мы втроем сели на корточки вокруг нее. Луйю уставилась на меня пустыми глазами.
Ты ты, может, и знаешь, сказала она мне. Со мной что-то не так. Кажется, меня прокляли.