Ну да, к нам же в общем-то никто не ездит. Девушка подумала. Хотя нет, по-моему, еще есть одна. Называется «Шангри Ла».
Вадим знающе кивнул.
Уже нет. Захвачена кришнаитами-постмодернистами.
Тогда не знаю.
Ясно.
С вновь возвращенной церемонностью, смешанной, впрочем, с затаенной улыбкой, девушка взглянула на Вадима.
Мне, конечно, очень неловко Но если так, то вы вполне можете пожить у нас.
А есть место?
Свободных квартир хватает. Рядом со мной свободная однокомнатная, и еще есть.
Раздумывая, Вадим посмотрел вдаль. Впереди, на перекрестке в темноте, засветились фары машины. Словно секунду поколебавшись, она свернула в боковую улицу. Почему бы нет, подумал он, что ты там рассуждал о частном секторену так вот он.
А я вас не стесню?
Находясь в другой квартире? Девушка улыбнулась. Даже интересно, как вы себе это представляете.
Как по заказу, рядом с ними остановилась машина.
Ладно, согласен. Наклоняясь к опускающемуся стеклу, Вадим обернулся к девушке. Какой адрес?
Первостроителей, шестнадцать.
Усевшись, они понеслись по черным улицам.
Несколько раз свернув в темноте, они выехали на проспект; наклонившись к водителю, девушка показала ему, где остановиться. Выбравшись из машины, Вадим на секунду задержался, рассматривая подсвеченное тусклыми фонарями зданиеносящее на себе следы противостояния конструктивизма и классицизма, длинным массивным кораблем оно возвышалось над улицей. Войдя в один из многочисленных подъездов, они поднялись на третий этаж, за тяжелой металлической дверью открылся длинный, уходящий в перспективу коридор, вдоль стены тянулись стеллажи с книгами. Пройдя вперед по коридору, девушка сняла с гвоздя висевшие около двери ключи и открыла дверь.
Вот, пожалуйста. Я, конечно, не знаю, к чему вы привыкли
Войдя вслед за ней, Вадим оглядел комнату со стандартной советской мебелью, заглянув за угол, он проверил наличие ванной.
Платить что-нибудь надо? на всякий случай спросил он.
С тонкой улыбкой опустив глаза, девушка секунду подумала.
Можете купить для Ирины корм для кота. А то ей зарплату задерживают, мы все ей по очереди покупаем.
А что он ест?
Он все время забываю, такие пакетики Увидитеспросите.
У кого, у кота?
Нет, у Ирины. Вы еще всех увидите.
Понятно. Как зовут кота?
Прохор.
Кивнув, вдруг поняв, что ведет себя бестактно, он поспешно повернулся к девушке.
Простите, а вас как зовут?
Аля.
Я Вадим.
Очень приятно.
Взаимно.
Секунду он поколебался, не уверенный, не обидит ли ее его шутка.
А для вас какой-нибудь корм купить?
Девушка улыбнулась.
Не надо. Вы сегодня уже достаточно купили.
Хорошо.
До встречи.
Дверь за ней закрылась, Вадим опустился на кровать.
Один. Еще раз оглядев комнату, подтянув к себе кейс и достав папку с документами, он, мгновенье поглядев на нее, отложил ее в сторону. Позже, подумал он. Не сейчас, позже, когда я буду не такой бессмысленно бодрый, как сейчас, когда отупею чувствами, когда буду готов воспринимать все это, ближе к ночи. Звучит глупо, здесь всегда ночь, но позже, когда мои собственные биологические часы покажут ночь. Когда от чтения всего этого меня начнет клонить ко сну. А сейчас Не быть одному. Ни минуты не быть одному. И быть общительным. Со всеми вступать в диалог и со всеми разговаривать. Что она там говорила про какие-то площадки для общения? Вот пойду сейчас туда и буду общаться. И горе тому, кто встанет на моем пути.
Вновь открыв кейс, он достал и разложил те немногие вещи, которые у него с собой были; проходя мимо полки с книгами, он на мгновенье остановился у нее.
Собрание сочинений Мельникова-Печерского, подшивка журналов «Химия и жизнь» за 1968 год, книга Г. Облыжного «Маоизмопасность для человечества», «Винни-Пух», сборник «Ленин и шахматы» (Вадим заглянул в книгу, нет ли там записей партий вождя, но таковых не оказалось), двухтомник «Записки аквалангиста» (из серии «Свидетели великой эпохи»), брошюра «Скажи наркотикам нет», сборник издательства Высшей школы экономики «Инвестиционные перспективы Российской Федерации», «Томек у истоков Амазонки», «Томек в стране кенгуру» Альтернативы общению не было. Поправив покрывало на кровати и бросив ключ на стол (каким-то сверхчувствительным прозрением он понял, что дверей здесь не запирают), он вышел в коридор.
Книжные полки тянулись вдоль стены. Заставленные разнообразными собраниями сочинений, в том числе и русских классиков, включая второстепенных (краем глаза он заметил фундаментально-многотомные дореволюционные издания Якова Буткова и Атавы-Терпигорева), местами они заметно прогибались под тяжестью вросших в них томов. Преодолев секундное искушение остановиться и рассмотреть их поподробнее (с усмешкой подумав, что в этом случае он, как черепаха в апории Зенона, точно никуда не дойдет), он, отвернувшись от стеллажей и быстро миновав несколько дверей квартир, вышел на обещанную девушкой площадку.
Сидевшие на толстом ковре среди разбросанных подушек рядом с низеньким журнальным столиком худощавый седеющий мужчина лет пятидесяти и две девушкикак на подбор, худенькая и по-кустодиевски яркаяс любопытством обернулись в его сторону.
Поставив чашку с чаем на столик, мужчина с улыбкой, изображавшей живейшую радость и удовлетворение, вновь обратился к Вадиму.
А вот, по всей видимости, и наш новый постоялец.
На ходу ответно проникаясь светскостью, Вадим сдержанно поклонился.
Надеюсь, постояльцу не возбраняется временно влиться в сложившийся здесь социум и гм Он оглядел заваленный подушками ковер в поиске свободного места. Освобождая место, худенькая девушка быстро отбросила подушки. и сделаться сидельцем.
Чур меня, акцентированно осенив себя крестным знамением, Вадим опустился на ковер. Знаете, крайне желательно было бы оформить эту мысль каким-то иным образом.
Мужчина понимающе улыбнулся.
Судя по живости последней реплики, наш гость определенно принадлежит к миру бизнеса.
Подбирая под себя ноги, Вадим со вздохом кивнул.
Определенней, чем иногда хотелось бы.
Давно замечено, тоном лектора произнес мужчина, что представители бизнеса крайне аффектативно относятся к глаголу «сидеть» во всех его формах.
И имеют на это основания, продолжил Вадим. Но в общем-то дело не в глаголе.
Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Хотя слова важны, в чем я сейчас настойчиво пытался убедить этих молодых леди.
На примерах из русской классики, с быстрым смешком сказала худенькая, которую, как оказывается, мы так и не знаем.
Даже обидно, подхватила вторая девушка. А мы, между прочим, честно всё читали.
Мужчина с утонченной улыбкой цепко взглянул на нее.
Так «честно» или «между прочим»?
Девушка рассмеялась.
Ну вот, так вы всегда.
Вадим задумчиво взглянул на мужчину.
Кажется, я прервал что-то очень интересное.
С некоторой прохладцей взглянув в пространство, мужчина покачал головой.
Разве что с точки зрения типичности данного явления.
Тем не менее был бы крайне признателен вам, если бы вы изложили, так сказать, краткое содержание предыдущих серий.
Ну, предыдущих серий, собственно, и не былохотя, когда речь идет о классике, наибольшая концентрация смыслов наблюдается как раз в точке столкновения прошлого и будущего.
Он на секунду задумался.
Проблема классики в том, что ее никто не понимает. Причем это состояние не временное, а постоянное, переходящее от эпохи к эпохе, разница только в специфике этого непонимания, в особенностях этих, так сказать, симулякров, каждый из которых несет на себе черты своей эпохи и сам по себе, в сущности, ничего не значит. Что же касается самой классики, то роль ее в общем-то достаточно трагична или, по крайней мере, абсурднаэто как посмотретьпоскольку она, по сути, выступает в виде некоего антисимулякрато есть вещи, которая реально существует, на которую все смотрят и которую никто не видит.
Какую именно сторону абсурда вы имеете в виду?
Элементарнейшую, и в общем-то известную всякомувы знаете эту книгу, вам пересказывали ее содержание в школе, причем много раз, так что цитаты из нее уже лезут у вас из ушей, вы сами можете пересказать ее кому угодно, выпозволим себе такое допущениедаже прочитали ее, и более того, в более зрелом возрасте, когда некоторые склонны пересматривать свою систему ценностей, вы прочитали ее вторично и внезапно обнаружили, что она вовсе не так противна и тягостна, как вам казалось, и даже наоборот, весьма осмысленна и полна достоинств, вы влюбились в эту книгу, вы кладете ее под подушку, вы с ней засыпаете и просыпаетесь, вы перечитывали ее сотни и сотни рази при этом абсолютно, категорически, бесповоротно вы ни черта в ней не понимаете. И с этим ничего нельзя поделать.
Вадим с деликатной улыбкой осторожно покосился на мужчину.
Звучит эффектно, но не является ли это высказывание еще одним симулякром?
Вы думаете? А между тем через минуту вы со мной согласитесь.
Прошу вас.
Прекрасно. Обратимся, в качестве примера, к какому-нибудь общеизвестному классическому произведению, не слишком большому, чтобы в нем не утонуть, но вместе с тем не чисто лирическому, хоть как-то нагруженному общественными смысламину хотя бы к известнейшей истории о Левше и подкованной блохенадеюсь, вы помните сюжет?
Лескова? Конечно.
Сделайте одолжение, перескажите его.
Извольте. Государь император, восхищенный изделием британских мастеровмикроскопической танцующей блохой, сожалеет, что в его стране нет ничего подобного, придворные наперебой убеждают его, что превзойти английское изделие невозможно, царь-патриот, не желая в это верить, поручает тульским мастерамчерез Платовабританское изделие превзойти, те долго что-то куют и мастерят в своей избушке, наконец, предъявляют результат, никаких изменений не заметно, видно только, что блоха перестала танцевать, разъяренный Платов тащит одного из мастеров к государю, тот смотрит на блоху в микроскоп, и тут выясняется, что тульские мастера эту блоху подковали. Всеобщий восторг, Англия посрамлена, Левшу посылают в Англию продемонстрировать свое произведение, его там с почетом принимают, восхищаются, он едет назад, по дороге на корабле спивается, а поскольку чиновники забыли выправить ему документы, умирает без паспорта то ли в больнице для бедных, то ли в ночлежке. Вот, собственно, и все.
Превосходно. То есть все это, конечно, печально, но простой вопросо чем это произведение?
Ну о могучем творческом таланте народа, способном превзойти любые иностранные достижения, о его огромном скрытом потенциале, о неумении начальства его ценить, из-за которого этот талант погибает, о необходимости что-то сделать, изменить во внутреннем устройстве страны, чтобы этот талант высвободился, засиял и мог проявить себя в полной мере.
Прекрасно. Абсолютно каноническое толкование. Все прямолинейно и просто, как отрывок из азбуки. А теперь, для разнообразия, зададимся предельно простым вопросом. Скажите, ведь если эта блоха действительно танцевала, то для этого внутри у неек примеру, в коленных суставахв огромном количестве должны быть различные механические элементышестеренки, оси, шкивы, тягина порядок более миниатюрные, чем даже самый мелкий из гвоздей, что вбили ей в копыта эти тульские мастера. Не так ли?
Вадим на секунду задумался.
Пожалуй. А если учесть зубчатые передачи и подшипники, без которых невозможна длительная работа поворотных частей, то, может быть, и на два порядка.
То есть что получаетсяони никого не превзошли, они просто испортили вещь, ведь после их процедуры блоха танцевать перестала.
Гм получается так.
То естьназовем все своими именаминичего не понимая в устройстве, не понимая принципов его работы, они варварски вмешались в него, попутно лишив его главного, наиболее ценного свойствакому интересна нетанцующая блохаи, не осознав даже этого, посчитали дело сделанным, а иностранное устройство превзойденным. Так?
Так.
Причеми это здесь самое интересноеэтого никто не понимает. Ни Платов, ни царь, ни придворныесреди которых наверняка масса прозападно настроенныхникому из них и в голову не приходит задаться этим простейшим вопросом, которым только что задались мы, и все искренне полагаютпусть даже с сожалениеминостранное устройство превзойденным. То есть руководство страны, которое, глядя на народ сверху вниз, самодовольно считая себя несравненно более просвещенным и культурным, чем руководимый им народ, в духовном смысле ощущая себя скорее частью Запада, а не России, на деле проявляет точно такое же варварство, само себя не осознающее.
В ментальном смысле руководствоплоть от плоти народа.
Безусловно. Прекрасно, пойдем дальше, заметив, кстати, что каноническая трактовка этого произведения на этой стадии уже с треском рухнула, говорить о творческом потенциале народа в свете сказанного, согласитесь, как-то не очень уместно, ну да ладно, к этому мы еще вернемся позднее. История между тем продолжается. Дальше самое интересноеэту блоху везут в Англиюпод гром барабанов, с развернутыми знаменами, как доказательство превосходства российских технологий. Англичанев восторге. Зная природный юмор англичан, можно себе представить, что они думали, глядя на эту блоху и преисполненных сознания собственной значимости российских представителей, и какое утонченное удовольствие испытывали, расточая по-английски вежливые комплименты Левше и его спутникам, причем удовольствие, прямо скажем, как эстетическое, так и политическое.
Ради бога, остановитесь.
Дальше ну хорошо, щадя наши с вами национальные чувства, продолжать не буду.
Крайне вам признателен.
Вадим мгновенье подумал.
Между прочимо самом страшном, что связано с этим произведением, вы так и не сказали. И знаете, в чем оно? В том, что та простая мысль, о которой вы говорили, не приходит в голову не только Левше и тульским мастерам, не только царю и придворным, но и миллионам читателейни в девятнадцатом веке, ни в двадцатом, ни в двадцать первом.
А вот тут вы, безусловно, правы.
Мужчина остро взглянул на Вадима.
Итак, о чем это произведение?
Вадим отмахнулся.
В первом приближении понятноо глубинном мистицизме русского народа, о каком-то особом отношении к тому, что приходит с Запада и о всем таком прочем. Вы мне лучше другое скажитекак по-вашемусам Лесков-то все это понимал?
А, по-вашему, это имеет какое-то значение?
Гм по-моему, основополагающее, ведь это показывает глубину его замысла, а опосредованнои глубину его личности, знаете, если он действительно имел в виду все то, о чем вы говорили, то это такой гений, о котором даже и подумать как-то страшно.
Возможно, и все же обратите внимание на нечто куда более важноекаждое поколение не понимает классику по-своему, причем объектом непонимания является именно то, что для данного поколения актуальней всего, проявлением этого системного правила данная история и является.
Ну не будете же вы утверждать, что каждое классическое произведение имеет такую же загадку и такое же двойное дно, выворачивающее его понимание буквально наизнанкувсе-таки «Левша» достаточно специфическое произведение.
Ну почему же, именно это я и утверждаю.
То есть что, я назову вам любое классическое произведение, и вы тут же, не сходя с места, докажете, что смысл его противоположен тому, что существует во всеобщем мнении?
Ну разумеется.
Ну, не знаю «Война и мир».
Не надо. Если мы начнем перечислять, чего мы не понимаем в «Войне и мире», то на это уйдет объем текста, многократно превышающий саму «Войну и мир». Назовите произведение более скромных размеров.
Ну хорошо«Евгений Онегин».
Прекрасно. Еще одно произведение, изученное вдоль и поперек и тем не менее вызывающее у многих самое искреннее восхищение, произведение абсолютно знакомое и известное, абсолютно без белых пятен, понятное и ясное до последней буквы. И тем не менее, если вы мне позволите, маленький вопроса чем заканчивается «Евгений Онегин»?
Ну, как чем Тем, что Татьяна ему отказала.
Не соблаговолите ли уточнитькак именно она это сделала?
В смыслепроцитировать?
Это я могу, я, худенькая девушка, весело подняв руку, живо подалась к мужчине. Я помню, мы это в школе проходили. Можно?
Прошу вас.
Так вот: Онегин ей признался, и она действительно ему отказала. Вот:
Но я другому отдана,
И буду век ему верна.
Я так и думал. Мужчина сокрушенно покачал головой. Вы знаете, должен вас огорчитьу Пушкина этого нет.
Как нет?
Так, нет. У Пушкина написано нечто другое:
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
Вроде бы различие в одной букве, но, если присмотреться, между этими фразами огромная разница. Если в первом вариантеесли бы, конечно, он был у Пушкинасказано как отрезано, то во втором, настоящем, согласитесь, присутствует как бы некая демонстративность. Этим повторным «я» она как бы выпячивает, декларирует свой отказприслушайтесь, не находите? А демонстративность на то и демонстративность, что она не соответствует содержанию. Вам не кажется?