Мама влюбилась.
Тут надо пояснить, что само слово «влюбилась» по отношению к моей матери в принципе звучит нелепо. Она всегда была классической ученой дамой самых строгих правил. В ее личном рейтинге ценностей на первом месте стояла я, единственная дочь, на второммуж, на третьемнаука. Наряжаться и краситься она не любила, суетного желания нравиться была лишена. Вдобавок нас тогда в любой момент могли выселить из зоны В, мы держались на одном честном слове, ведь папа и не думал улучшать поведение. Мама была в отчаянии, не владела собой, часто кричала и плакала, срывалась на работе, и ее собственные тренды тоже постоянно падали. Еще немного, и ее девять баллов превратились бы в восемь, а это уже точно означало переезд в зону С.
Именно тогда и появился этот Макс.
Совершенно непонятно было, откуда он взялся. Он спустился к нам с каких-то совсем верхних этажей Системы, тринадцати- или четырнадцатибалльник, ученыйя помню, как он приходил к нам домой. Длинный, сухой, большие уши, совершенно некрасивый. Он очень заинтересовался мамой как профессионалом, заказал ей какое-то научное исследование (она как раз начала новую крупную работу о типологиях нейросетей), а потом пригласил ее выступить на большой научной конференции в зоне А.
Мама сначала краснела и отнекивалась, но потом все-таки выступила и имела бешеный успех. Количество ее друзей в Универсуме выросло в разы, тренды поползли вверх. Она начала выступать и дальше и даже составила себе некоторое имя в научном сообществе.
Макс Вебервспомнила я, как его зовут! маму очень хвалил. Он говорил, что она особенная. Что она умница и звезда. Что она далеко пойдет. Что на верхних этажах Системы такие люди, как она, очень нужны.
Маме тогда было тридцать восемь, и таких слов ей еще никто и никогда не говорил. Слова подкреплялись делом: Вебер пропихивал ее везде, куда только можно, она стала больше зарабатывать.
Мама приосанилась. Впервые в жизни она заказала себе на дом гардеробщика из модного магазина и красиво оделась. У нее появились новые уверенные манеры, она начала вести себя по-королевски спокойнои очень нравилась мне такой. Мама даже разобралась, наконец, с застарелой близорукостью (с миопией в минус одиннадцать за толстыми стеклами очков жить было непросто, и «Телемедицина» то и дело одолевала маму предложениями сделать мгновенную операцию глаз, но она боялась). Однако то, что многие годы не удавалось профессиональным сэйлерам «Телемеда», за пять минут удалось великолепному Максу. На день рождения Вебер подарил моей матери новейшие биохрусталики для глаз, минутная операцияи вот, долой очки! Открытые всему миру карие мамины глаза снова засверкали надеждой.
Венцом всему стало повышение маминого рейтинга на один балл. Десятка! О смене зоны речь уже не шла. Я смогла подать документы в хороший вуз. Не появись в маминой жизни таинственный «доктор Вебер», всего этого не произошло бы.
Мама поверила в него.
Они были очень дружны, часто куда-то вместе ходили и могли весело болтать часами. У нас дома Макс был всего раз или два, потому что отец терпеть его не мог, и общая беседа у них не клеилась. «Этот твой друг» так пренебрежительно называл Вебера отец, обращаясь к матери, а та возмущенно говорила, что не понимает этих интонаций.
Мне было восемнадцать, я видела, что отношения мамы и Вебераэто все-таки чуть больше, чем просто дружба, но маму не осуждала. Конечно, я любила отца и сочувствовала ему, но считала все-таки, что он сам виноват. А к этому странному Максу я испытывала только благодарность: он сделал мою маму счастливой. Она перестала болеть, больше не срывалась на нас с отцом по пустякам, часто смеялась, не пилила меня за учебу, а лишь расспрашивала и давала советы, снова рассказывала анекдотыв общем, вела себя так же, как когда-то давно, в зоне А, когда вся наша семья еще была счастлива
Ну и, кроме того, мама наконец-то реализовалась профессионально. Теперь она по праву считалась популярным ученым, прекрасным и модным специалистом, гонорары, тренды и количество СС-друзей в Универсуме у нее все время росли. Очевидно было, что недалек тот день, когда к маминым десяти баллам добавится еще один, а может и еще один, и еще А это означает триумфальное возвращение в зону А инадежду на долгую жизнь. В том числе и для меня. Непонятно было, правда, что дальше делать с отцом
Однажды мама, очень смущенная, притащила домой огромную охапку красных роз и бочком от отца, с самым вороватым видом, поставила их в вазу на пол на кухне. Она думала, что я из ванной не вижу, но мне-то отлично было видно в зеркало, как она опускается на колени перед букетом, нюхает цветы, пересчитывает их и целует бутоны.
Я поняла, что дело зашло слишком далеко. Цветытакие и в таком количествеей мог подарить только один человек. Макс вскоре позвонил, и мама упорхнула поговорить с ним на балконтак, чтобы даже я не слышала разговора. Они говорили почти час. Мама вышла с балкона вся в красных пятнах, глаза на мокром месте и бесконечно счастливая. М-да
Она действительно тогда была очень счастлива. Зная мою маму, я была уверена абсолютно, что никакого физического романа у них с Максом не было и быть не могло. Мама была воспитана бабушкой в самых старых, допотопных и вредных для здоровья традициях. Она была замужем. И значит максимум, что она могла себе позволить, это подержать за руку странного человека, которого безумно любила Истерзав себя при этом самыми самоедскими сомнениями. «Ну и хорошо, размышляла я на лекциях, рассеянно глядя поверх нудных конспектов по Системообразованию, у мамы появился друг, который вернул ее к жизни. Она довольна и спокойна, событий не форсирует, пусть так все и остается как можно дольше».
К сожалению, как учили нас на том же курсе по Системообразованию, устойчивость всей системы находится в прямой математической зависимости от устойчивости ее центра. Центром маминой жизни был Вебер.
А Вебер однажды исчез.
Я не сразу поняла, что случилось. Я видела только, что мама грустна и тревожна. Часто заходит в Универсум. Ждет чего-то. Спустя неделю я спросила, что происходит. Мы были дружны, и мама, немного поколебавшись, рассказала: Макс не звонит и не пишет уже две недели.
А ты? спросила я.
Ну я написала пару раз Он ответил, что все хорошо, и снова пропал.
Занят, наверное, сказала я наобум.
Это было плохое предположение. Если человек настолько занят, чтобы не найти времени написать простое «как дела?», это может значить только одно: мама неправильно его поняла. Это были чисто рабочие отношения с его стороны. Рабочие цветы? Рабочие комплименты? Рабочие встречи с болтовней часами?
Дура я, мама заплакала.
Теперь она часами сидела в ожидании сообщения от него, каждые пять минут проверяла его профиль в Универсуме и испытывала страшные страдания от того, что вот, только что он в очередной раз заходил в свой профиль, но снова ничего не написал ей! Мне от души было жалко маму, и я уговорила ее позвонить Веберу. Она долго отказывалась, но в конце концов дрожащими руками набрала его номер.
Он явно обрадовался звонку, охотно согласился с ней встретиться. Да, прозвучала фраза «занят был». Что ж, может и так. До встречи оставалось два дня, и эти два дня мама снова была счастлива.
Она готовилась к разговору с Вебером.
Ты еще тезисы напиши, как для конференции, подтрунивала я над ней.
Нет, кипятилась мама, без подробностей, конечно, но я все ему скажу! Если у нас чисто рабочие отношения, пусть катится к чертовой матери! Я удалю его из своего Универсума и прекрасно смогу жить без него!
Мы обе знали, что это пустая бравада. Жить без него она не могла.
На встречу с Максом я собирала маму, как в бой.
Знаешь что, вдруг сказала я ей под влиянием какого-то предчувствия, не говори ему все, что думаешь!
Но, конечно, мама все ему сказала.
Она пришла под утро заплаканная и совершенно разбитая. Рассказала, что на вопрос, почему он исчез, Вебер сначала отвечал многословно, туманно и расплывчато. Но мама приперла его к стенке и выяснила, что хотела.
Увы, она не занимала в жизни Вебера центральное место. Он признавал, что она мила, умна, красива, талантлива, он ее безмерно уважает и только. Цветы были подарены в честь отличного выступления на эмиссарском форуме. Да, все было здорово, и они неплохо вместе поработали. Да, он с удовольствием когда-нибудь поработает с ней еще. У них был неплохой совместный период, а сейчас он занят другими делами.
Я ему просто надоела, холодно и спокойно сказала мама. Так мне и надо.
Это прозвучало как приговор.
На часах было около пяти утра, в это время отца, как правило, начинало тошнить, так случилось и сейчас, и мама побежала убирать за ним. В рассеянном утреннем свете она вдруг вся как-то сгорбилась и резко постарела. На недавно гордой, а теперь низко опущенной голове отчетливо проступили седые волосы. Мне от всей души было ее жалко.
Выходя из кухни с тазиком в руке, мама вдруг обернулась и сказала мне строго (даже не сказала, а приказала):
Не позволяй никому так с собой поступать, слышишь? Будь счастлива! Поклянись мне немедленно, что будешь счастлива! Немедленно клянись! Немедленно!!!
Она опустилась на пол, выронила таз и горько зарыдала. Я бросилась к ней, села рядом в мыльную лужу, обнимала и гладила ее волосы и клялась всеми известными мне богами и богинями, что буду счастлива вопреки всему. Буду.
С тех пор много воды утекло. Все давно улеглось. Счастливой, довольной и знаменитой мама никогда больше не была. Выступления прекратились, рейтинг снова понизился, звездой быть она перестала. Вебер, вдохнувший в нее жизнь, пробудивший в ней какую-то мощную энергию подземного источника, сам же все и задушил.
Болезни, о которых предупреждала «Телемедицина», начались: первая стадия онкологии и слабое сердце. Один балл рейтинга мама потеряла, теперь девять баллов позволяли ей худо-бедно держаться за относительно приличную жизнь. Она стала всегда одинаковой: неизменно грустной, рано постаревшей, больной. Ни следа не осталось в ней от той смелой львицы, блистательной царицы научного мира, какой она была целый год, проведенный рядом с Максом Вебером.
Я от всей души ненавидела этого человека.
Казалось, что хуже Вебера с мамой уже ничего не могло случиться, но нет. Теперь случилась я.
* * *
Значит так, сказала мама, вытирая слезы и собирая в пучок растрепанные волосы. Я тут выяснила. Есть нормальные легальные способы поднять тебе рейтинг за два дня.
Ничем, кроме советов, она помочь мне действительно не могла. После моего замужества наши с ней рейтинги больше не влияли друг на другану если не считать того, что она состояла в моих СС-друзьях. Не удалятьсявот единственное, чем она могла мне помочь.
Вчера вечером, сразу после медитации в Храме, я поехала в Юрпром! голос мамы торжествовал. Стало ясно, почему она ворвалась к нам только сегодня, а не вчера.
О Небо, мама, там же такие очереди!
В незапамятные времена компания «Юридическое программирование» создавалась для того, чтобы принимать жалобы на ошибки Системы от населения. Впрочем, скоро стало ясно, что Система никогда не ошибается. А вот люди, зарегистрированные в ней, делают это часто. Поэтому по сути специалисты Юрпрома рассматривали жалобы людей на себя, родственников или соседей.
Специалисты Юрпрома принимали запрос, регистрировали его под уникальным номером и брали в работу. Иногдакрайне редкочто-то реально менялось. Мама верила в волшебную силу Юрпрома: кто-то ей рассказывал, как по запросу в Юрпром исправил тренд с отрицательного на положительный.
Мам, зачем ты туда ездила? Через биочасы запрос не могла отправить?
Так времени же нет! Я решила попасть на очную консультацию.
О Небо
Да, в общей сложности я простояла там почти шесть часов. И знаешь, что мне там сказали
Я слабо верю в мамины способности решать проблемы, но пришлось вникать. Специалист Юрпрома, у которого она была на консультации, внимательно выслушал сбивчивый рассказ про мой падающий рейтинг. Кредит, ссора с мужем и все такое. Очевидно было, что одного этого недостаточно, чтобы рейтинг десяточницы упал в два раза. Что-то еще во мне здорово настораживало Систему. Странные запросы, связанные со сценарной работой, решил специалист, ни при чем. («Система же знает, где она работает».) Значит, дело было в другом сегменте моего социально-сетевого поведения.
Маму отправили в СС-отдел. Там она сидела в очереди еще три с половиной часа и, напав наконец на свободного специалиста, услышала, что дело, скорее всего, в так называемом «фильтре правды».
Оказывается, есть в Системе такая штука, которая отслеживает, говоришь ли ты правду. Технически это просто: ты что-то рассказываешь, любое происшествие или просто занятный факт, а биочасы в это время включают режим «детектор лжи». И если выясняется, что ты часто лжешь без причины (приукрашиваешь, искажаешь факты более чем в пятидесяти процентах случаев), Системе это очень не нравится.
«Бывает такое, объяснял маме СС-специалист, что стремление приукрашивать жизнь, которое часто встречается у людей творческих профессий, Система воспринимает как прямую ложь. А частая ложь отрицательно влияет на рейтинг»
Мама получила рекомендации, что мне делать, чтобы почистить «фильтр правды». Много разговаривать, стараясь быть максимально честной, правдивой и открытой. Вообще не употреблять образных выражений, а также слов в переносном значении. И качественно успокоитьсяэто очень важно, ведь Система следит за физиологией.
Я пообещала маме неустанно чистить «фильтр правды», подспудно чувствуя, что в моем случае это мертвому припарки, но тут щелкнул замокдомой вернулся Тим.
Маргарита Степановна и Лара, сказал он с порога подчеркнуто спокойно (видно было, что он готовился произнести перед нами маленькую речь). Я тут посоветовался Чтобы поднять рейтинг за два дня, надо срочно, как можно быстрее, решать вопрос с банком. Вся система рейтинга изначально создавалась именно для отслеживания кредитных историй. Пока банк не успокоится насчет Ларыничего не поможет. Я отвезу ее.
Мысль была настолько очевидной, что даже маме пришлось согласиться. Мы с Тимом поехали в банкпричем ему пришлось вместе со мной воспользоваться общественным транспортом. Мы сели в обшарпанный вагон монорельса, Тим оглядел лица пассажиров и попытался меня ободрить:
Ничего, Ларчик, деньги по-прежнему правят миром, мы попробуем договориться.
Тим употребил устаревшее слово. Никаких денег у нас, конечно, давно не было. Их сменили крипты. О бумажных банкнотах, собственно деньгах, мы знали только из институтских лекций по Криптоведению.
В XX веке и даже в начале XXI деньги еще были бумажными (до появления экопластика и перехода на цифровую экономику предки вовсю пользовались бумагойи как это они вообще ухитрились не спилить все деревья на планете?). Сейчас в это трудно поверить, но бумаги были кипы. Везде, повсюду, пачкамидокументы, бумажные книги, диссертации в несколько сотен страниц и даже средства массовой информации, которые печатались на бумаге, честное слово, я видела фотографии! Все деньги тоже были бумажными.
На лекциях по истории криптовалют я садилась на задний ряд и, как правило, копалась в Универсуме или спала. Но и сквозь сон у меня сложилась общая картина того, что у предков произошло с этими деньгами.
Количество бумажных банкнот сначала вроде бы ограничивалось золотым запасом государств. Потом банкноты оторвались от золотого стандарта, их количество начали ограничивать чем-то другим, а может, вообще ничемя уже не помню. Потом с наступлением цифровой эры возникла электронная версия бумажных денег. Сначала она жестко была привязана к количеству банкнот, как когда-то банкноты были жестко привязаны к количеству золота. Потом властям понадобилось эту связь разорвать.
Правительство уже было Единым координационным, создавалась Система, и людей требовалось перевести на единые электронные деньги. Проблема была в том, что люди, особенно в провинции, от бумажных денег отказываться не хотели.
И если население больших городов, особенно в Европейском секторе, уже давно пользовалось только электронными деньгами, то в сибирских, например, деревнях народ, даже имея техническую возможность, этим, мягко говоря, не злоупотреблял.
Тогда власти сделали хитрую штуку. Был у них там некий экономист Анатоль Рот, его имя часто звучало на лекциях. Он предложил ввести курс обмена электронных денег на бумажные.
Ну вот есть у тебя, скажем, сто рублей. Бумажкой. А поменять на электронные ты их можешь по курсу 1: 1,1. То есть за сто получишь сто десять. Тут-то у них реформа и пошла.