На обложке золотым тиснением были нанесены слова с тем самым запрещенным кирилличным «і» Что целиком исключало, что эта книга напечатана по-русски Что могло означать только Что онадействительно на мове На ней было написано:
Уільям Шэкспір
Санеты
Я быстро полистал страницы, не вчитываясь, чтобы случайно не вставило, потому что я же не употреблял никогда И да, оттуда полезли все эти наркотические сочетания«шч», «чэ», «дз», бросилась в глаза буква «ў», которая находится в идентификационных модулях всех сканеров, потому что позволяет сразу отличить его от обычных текстов не на мове. Все это было изготовлено в типографии: желтая бумага, офсетная печать, на месте каждой точкинебольшое углубление, которое можно нащупать подушечкой пальца.
И ещеона удивительно пахла. В нашем мире уже не осталось вещей, с которыми можно было бы сравнить этот запах. Разве что, знаете Так пахнет в октябре в парке. Когда он заполнен желтой шелестящей листвой. Это запах кленовой листвы, которая шуршит под ногами. В голове затуманилось. Я сел.
Закрыл глаза. Открыл их. Книга все же лежала у меня в руках.
Как и большинство барыг, я считал, что печатные книгигородская легенда. Что их не существует. Потому что их не могло существовать. Потому что если они когда-то и существовали, это значит, что то, чем я торгую под страхом смертной казни, когда-то было не запрещено. Что мова действительно, как говорят некоторые городские сумасшедшие, была средством повседневной коммуникации между людьми. Обычными людьми, а не кончеными джанки. Стоп, это бред! Не надо делать далеко идущих выводов. С выводами у меня всегда было сложно, потому что я от природы не очень умен.
Давайте разбираться с тем, что есть в наличии. А тут естьпечатная книга. Я открыл последнюю страницу, на ней были цифры «204». Таким образом, у меня в руках204 страницы текста, каждаястоимостью, например, в пять тысяч юаней. Если просто механически перемножить эти числа, получим один миллион двадцать тысяч юаней.
Но про такие книги говорят ну, то есть те дураки, которые в принципе разглагольствуют о книгах, так вотони говорят, что цены на них высчитываются на черном рынке по принципу прогрессии. Одна страницапять тысяч. Дведесять. Потому что эффект от книги становится кумулятивным, как-то так накапливается, что Но, погодите! Тридвадцать тысяч. Четыресорок тысяч. Считаем дальше: пятьвосемьдесят тысяч. За восемьдесят тонн можно купить неплохую однушку в Славянском. А за шесть страниц, вот сейчас я отсчитаю: раз, два, три листка Так вот, за эти шесть страниц можно обзавестись студией в Гринвич-виллидже, с консьержем, охраной, и, возможно, отдельным лифтом.
Я уселся за клавиатуру и попробовал подсчитать хотя бы примерную стоимость этой книжечки, но уже на двадцатой странице число вылезло за границы окошка калькулятора. Рядом со мной лежала вещь, цену которой арифметически у меня вычислить не получалось. Я был абсолютно уверен в том, что я единственный обладатель книги на всей нашей Северно-Западной территории Китая с его ста миллионами жителей. Может, я сплю? Китайцы говорят, что если ты не уверен в том, бодрствуешь ли тыпосмотри на свою ладонь, потому что во сне обычный человек такого по своей воле не сделает, если он, конечно, не шаман. Или это только так говорят, что китайцы так говорят. Я раскрыл ладонь и посмотрел на нее. Значит ли это, что я не сплю? Никогда в жизни у меня до этого не было ситуации, в которой приходилось искать подтверждения тому, что я не сплю и все вокруг реально.
Я задумался. Но если не соноткуда взялась книжка? В Варшаве на этот раз я действительно много трепался о том, что меня никогда не трясут. Возможно, я точно так же трещал и в прошлый раз. И в позапрошлый. И ко мне тогда присмотрелись серьезные пацаны из тех, что живут в тамошнем чайна-тауне. Из числа тех, на чьей коже драконы наколоты лучшими мастерами и на Змеев Горынычей не похожи. Я почесал затылок. Тело что-то смутно помнило Ощущение, что ноша на спине в какой-то момент стала немного тяжелее Но где это было?
И тут внезапно до меня дошло. Дошло то, что до этого находилось где-то в глубинах подсознания. То, о чем я должен был подумать в первую же очередь, еще до попыток вычислить стоимость этой книжки. Мысль, из-за которой я оставил все бесполезные попытки ответить на вопрос, откуда она взялась в моем рюкзаке. Она формулировалась просто и страшно: Госнаркоконтроль. И снова вспомнилась безмолвная фигура в отечественном костюме, настолько неуклюже-угловатая, что в голове снова забегали мысли о спецслужбах. Но нет, это исключено. Если бы хотели взять, уже бы взяли. Не о том надо думать. Не трястись и не параноиться насчет сомнительно, но угрожающе одетых фигур. Потому что паранойя Витиболезнь очень заразная.
Нет, тут нужно срочно решатькуда ее спрятать. Потому что Госнаркоконтроль может и не обратить внимания на мелкую партию в сто листочков. Но на то он и есть великий и могущественный Госнаркоконтроль, что отслеживает через разведку и своих агентов в триадах все перемещения партий, суммы которых превышают бюджет Минска, если не всех наших областей вместе взятых! Это означает, что в данный момент они прорабатывают всех, кто хоть как-то подозревался в трафикерстве, а через несколько часов составят списки тех, кто переходил границу за последние сутки и начнут планомерно эти списки прочесывать. А может, уже и прочесывают. А за книжку Это не то, что смертная казнь. Они моими внутренностями букву «ў» выложат, причем проследят, чтобы я при этом все еще был жив. Книжку нужно срочно спрятать. Но куда ее спрячешь, если даже просто на улицу с ней выйти страшноможно нарваться на какой-нибудь случайный патруль, на этом все и кончится.
А может, сжечь ее? Прямо сейчас? Я подумал про квартиру-студию в Гринвич-виллидже. Нет, жечь книгу мы пока не будем. Жечь бумагув принципе дело недолгое. Спешить с этим некуда. В отчаянии я набрал Ирку. А кому еще я мог позвонить?
Довольно долго из трубки раздавались гудки, сопровождаемые баритоном китайского Элвиса Преслиона любила песню «Лав ми, тендер», хотя и иронизировала над словом «лав». Видимо, Ирка на меня злилась и думала, отвечать ли на звонок. В конце концов, я услышал ее раздраженный голос.
Я же го-во-ри-ла, что я на встре-че! произнесла она по слогам.
Привет, Ирочка! я решил компенсировать недостаток вежливости в нашей коммуникации. Извини! Извини (тут в древних фильмах, которые демонстрируют по net-визору обычно добавляли слово «любимая»и это помогало в коммуникации. Но в современном мире такое не срабатывает). У меня случилась беда. Просто реальный трындец! я сделал паузу, чтобы она поняла, что я не шучу. Мне очень нужна помощь! Мне больше не к кому обратиться. Ирка, пожалуйста, давай увидимся!
Я на встре-че! повторила она мажорным голосом.
Уже на встрече? Или еще только туда едешь? Или еще допиваешь кофе? уточнил я.
Ну да, она заколебалась. Только еду. Пила кофе, чтобы успокоиться немного после твоих психованных закидонов.
Так давай увидимся? Мне нужно буквально пять минут!
Платье Prada мне испортил, добавила она плаксивым голосом.
И я понял, что она уже не злится, а просто капризничает.
Ирка, ну пожалуйста! Все равно твой освободится только через час! моя Ирка любила рассказывать про старого козла, про его щедрость и хороший вкус, поэтому я хорошо знал все обстоятельства их отношений.
Знал значительно лучше, чем мне бы хотелось.
Ну хорошо! Подъезжай через десять минут в «Айсберг». Я тут недалеко.
Как я подозревал, она пила кофе в «Васильках». Я представил, как сейчас с опасной ношей я сунусь в метро, как наткнусь на сканер, который контролирует поток людей у турникетов, и никакие голубые глазки меня не спасут. Потому что тут же заревет тревожная сирена, все поезда блокируют и устроят всеобщий шмон. А на автобусе или такси я за десять минут ну никак не успею из-за пробок. Да и не нравилась мне идея выходить из дома с книжкой. Моя обычная уверенность в собственной неприкосновенности была раздавлена офсетной печатью и накрылась дерматиновой обложкой.
Ирка, Ирочка, я знаю, как это звучит! Но затык у меня тут, в квартире. Пожалуйста, возьми такси, подъедь ко мне! Я тебе буду должен до конца жизни!
Слушай, тебе нужно, ты и едь! она снова начинала сердиться.
Понимаешь, я из дома выйти не могу! Я тебе такси оплачу, ты только приедь!
Ага, и застряну в пробке, зло ответила она.
Ну пожалуйста!
Смотри, если снова придумал какую-то глупостьбольше меня не увидишь! Понял?
Спасибо! Я знал, что ты поможешь!
Пока я ее ждал, о многом успел подумать: завернуть книгу в бумагу или фольгу и не говорить ей, что внутри? Ирка, конечно, на метро не ездит и со своим гламурным образом жизни на сканер вряд ли случайно нарвется. Но все же, если она согласится взять такой пакет, она мне доверится. А я, получается, использую ее слепое доверие в сомнительных целях. Нет, лучше выложить все как есть, без утайки.
Вот и Ирка! Когда она вошла, вид у нее, понятное дело, был, скажем так, не очень ласковый.
Деньги на такси! потребовала она сразу, уперев руки в бока.
Не то чтобы ей были нужны мои деньги, просто демонстрировала характер.
Я послушно поднес ей десять юаней и даже немного поклонился, как слуга в японском ресторане.
Ну, что у тебя? спросила она отрывисто. Как ты понимаешь, я уже опаздываю.
Ирка. Пожалуйста. Возьми на временное хранение одну вещь, попросил я, глядя ей в глаза. Скорее всего, ее уже ищут. Скоро, по всей вероятности, будут искать и меня.
Она недоверчиво улыбнулась: мол, разве может быть у такого раздолбая, как я, какой-то ценный и опасный предмет? И вот с такой улыбкой пошла со мной в комнату, где на столе торжественно, будто в музее, лежала черная книга с надписью «Шэкспір. Санеты».
Что это? резко спросила она внезапно севшим голосом.
Книжка, объяснил я. ВидишьШекспир какой-то. Я про такого не слышал, может быть, русский писатель. Потому что фамилия на китайскую не похожа. Древнерусский, потому что сейчас таких имен нет«Уильям».
Что это? повторила она громче.
Главноечтобы не начала кричать: на крик соседи могут вызвать милицию, а чем это кончится, прогнозировать тяжело.
Ну, может быть, русский писатель еврейского происхождения, продолжал бубнить я.
У меня от страха перед Иркиной истерикой начался какой-то ступор, мне казалось очень важным разгадать, что же это за «Шекспир» такой.
У евреев всегда очень чудные имена. Я вот, например, в школе учился с евреем, так у него имя былоИзя. Уильям по сравнению с этим не так уж странно звучит.
Ирка схватилась за голову.
Я у тебя, гельминт ты тупорылый, спрашиваю, что, мать твою, вот это значит? Я к этому даже прикасаться не собираюсь! эту тираду Ирка выдала уже тише, видимо, осознав, что кричать опасно.
Ну, это книга. На мове, озвучил я очевидное.
Ты что, наркотиками все это время торговал? Ты, сука, барыга? Я с тобой спала, а ты барыга?
Ну да, у меня небольшой бизнес, я пожал плечами. Нужно же как-то на жизнь зарабатывать.
Ирка беззвучно засмеялась.
А почему ты, гад, мне об этом не сказал? А? Я же с тобой это время, пока спала, жизнью рисковала?
Ну, ты не спрашивала.
А если бы нас накрыли, наркот ты конченый?
Тут я хотел возразить, что сам я не употребляю, что торговля, трафикерство и употреблениесовсем разные вещи, несовместимые, но не успел вставить эту реплику.
А я, дура, думала, ты в школе работаешь. Или, может, студент, она подтвердила ощущения по поводу моей внешности и того впечатления, которое я произвожу. Ну да, я не спрашивала о том, чем ты занимаешься, а зачем об этом спрашивать, и так все понятно: ездишь на метро, чаевых официантам оставляешь меньше юаня. Носишь New Yorker и Bershka. Какой смысл спрашивать тебя о твоих делах? Не о чем спрашивать, понимаешь? А ты вот как, значит
Ирка, я виноват, я попробовал взять ее за руку, но тут она снова начала кричать, не контролируя себя.
Не смей ко мне прикасаться! Вот этими руками, которыми ты наркотики трогаешь! Не смей! она дрожала от ярости.
Ирка, извини, пожалуйста! Прости, что не рассказал тебе раньше. Так получилось. В жизни все бывает. Но мне сейчас очень нужна помощь! Тывне подозрений, живешь в престижном квартале, без сканеров, там Госнаркоконтроль не патрулирует. Пожалуйста, помоги мне, возьми книжку. На какое-то время, пока я не найду покупателя.
Ты что? она сделала шаг в мою сторону. Мне показалось, что она сейчас меня ударит. Ты что, с ума сошел? Я буду свою жизнь под угрозу ставить, чтобы ты мог себе на метро заработать?
Ирка, ну пожалуйста! Тут разговор не про заработок. Это вопрос жизни и смерти.
Почему ты вообще решил, что я тебе буду помогать наркотики прятать? А? Я что, на дуру похожа? А? она размахивала у меня перед носом руками, и глаза у нее стали совсем безумными.
Потому что, Ирка, мы близкие люди. У меня нет никого ближе тебя. Разве то, что было между нами два часа назад, не дает мне право думать, что
И тут она сделала вот что. Она, наверное, хотела меня ударить. И даже замахнулась. Ее ладонь приблизилась к моей щеке, но остановилась. Наверное, Ирка сказала сама себе: я успешная девушка в Prada, моему статусу не подобает рукоприкладство. Она сгребла пук моих волос и дернула, будто хотела вырвать. Мне стало больно, но я стерпел и только виновато улыбнулся.
У, смеется еще! рявкнула она и принялась шагать по комнате.
На зеркало она внимания не обращала, это означало, что она себя не совсем контролировала. В конце концов, Ирка остановилась, села в кресло и сказала спокойным ровным голосом, почти продиктовала.
Ты меня, дружок, очень подставил, потому что, как ты знаешь, сейчас я должна пойти и доложить, что узнала о фактах хранения крупной партии наркотиков. Если я этого не сделаю, мне за соучастие теоретически угрожает до пяти лет. Ты меня подставил и тем, что встречался со мной на квартире, где, как я понимаю, в холодильнике, туалетном бачке и вентиляции, распихана тьма дозняков кайфа. И вот сейчас я поняла, что все это время ты ездил в Варшаву Но я не об этом Так вот, ты меня подставил. Ты меня, мудак, под тюрьму подвел. Но сейчас мы с тобой заключим мировое соглашение. Ты меня слушаешь?
Я кивнул. Я слушал ее очень внимательно. Кожа под волосами, за которые она меня дернула, страшно зудела.
Так вот, соглашение. Я сейчас выйду из квартиры, закрою дверь. И забуду, что ты существуешь. Ты до конца своей собачьей жизни мне про себя напоминать не будешь. Меня для тебя больше нет, все. Этого нашего разговора тоже не было, я про твои темные делишки не знала, дряни вот этой, она кивнула на Шекспира, никогда в глаза не видела. Вопросы?
Так Это Все? уточнил я. Конец отношений?
Да. Это всео-о-о-о-о, передразнила она меня. Ка-а-анец. А-а-атна-а-а-ашэ-э-эний!
Ее лицо становилось не таким уж и красивым, когда она вот так вот кривлялась.
Может быть, я сделал паузу, потому что воздуха мне не хватало. Может быть, дадим (опять вдох) нашим отношениям еще один шанс?
Какой шанс? Каким отношениям? Мова-наркот ты гребаный! Иди еби гусей! Мне больше не звони! Я тебе реально обещаю: один звонок, и я иду в Наркоконтроль, пишу на тебя заявление. Понял, дрыщ?
Но что мне делать? спросил я в отчаянии, причем вопрос в первую очередь был о нас с ней и только во вторуюо Шекспире.
Книжку эту сожги! Стаффом больше не торгуй! Наркотики не употребляй! Если уж подсел на мовуиди в реабилитационный центр МВД, там тебе помогут! Все! Прощай, милый, прощай, ссука, любимый! Спасибо тебе за все. Теперь уж точно тебя никогда не забуду!
Ирка хлопнула дверью. Я обратил внимание на то, что она использовала слова «милый» и «любимый» как оскорбления.
Джанки
Раньше, в седой древности, люди «торчали» с помощью препаратов или веществ. Бухло, табак, грибочки-псилоцибы, ганджубас-мурава, опиаты, морфий, герыч. Они «пускали по вене» и «нюхали». Они курили трубку и глотали таблеточки. Все это взаимодействовало с мозгом, сосудами, нервной системой, сердцем, подавляло, возбуждало, провоцировало какие-то там гормоны.
Главное, наркотики можно было потрогать. Марочки-ЛСД, эфедринчик, спиды. Чудодейственные дорожки и шишечки, прозрачные пакетики с каннабиноидами, синтетический спайс в бумажных конвертиках с поэтичными названиями типа Firry Cove. Даже клей «Момент» был когда-то воротами в «Дивный новый мир», который тому же сэру Олдосу Хаксли (а также ордам джанки, которых породила писанина Хаксли) был знаком. Человек сладострастно всматривался в окружающий мир в поисках торча. В маках он видел опий, в красных мухоморахпсилоцибил, в коноплеканнабиноиды, в Erythroxylum cocaкоку. Он жрал, кололся, нюхал и убивал свое тело, свой мозг, свою нервную систему.