Открываю глаза, смотрю в небо. Оно уже не такое тёмное, а серое, давящее. Пытаюсь повернуть голову, упираюсь виском во что-то холодное. Скашиваю глазакое-где поржавевший, но, в общем и целом, покрытый синей краской металл. Несколько раз моргаю, дабы привести зрение в порядок. Оглядываюсь. Сначала прихожу в замешательство, но уже через секунду понимаюя в кузове пикапа. Ощупываю головуболит. Натыкаюсь подушечками пальцев на повязку. Сухая. Значит всё хорошо. Мою возню слышат, кузов покачивается и из-за борта выныривает лицо Сергея.
Что такое? озвучиваю первое, что приходит мне на ум.
Ничего, пожимает он плечами. Помнишь, как ты с мотоцикла в 13 лет полетел?
Помню, а что?
Ну, вот, тебе, на этот раз, мотоцикла не потребовалось, ехидно посмеивается мой друг детства. Конкретно ты, головой, в пенёк от бывшего электрического столба вписался. Зачётно, так!
Не нарадуешься? Лучше встать помоги
Э-э, нет, брат. Полежи ещё. Тем болеерано. Да и лучшего места, чтобы прикорнуть, всё равно больше нету.
Сгорел барак?
А то! Ты же сам видел, как полыхал
Серый, одного не могу понятьнас же этот крысёныш подпалил, правильно? Он же в машине быля видел открытую дверь. Чего он наш трофей обратно не забрал? Тачкаценность знатная. Особенно здесь
А-а, ты об этом чуть скривился он. Я так и думал, что этот крендель за пикапом придёт, ну и, чуть в зажигании покопался
Сломал, что ли?
Ага, растянул он улыбку на всю рожу.
А починить сможем?
Попробуем пожимает плечами и, не прощаясь, ныряет за бортик.
Снова закрываю глаза. Начинаю проваливаться в сон, в надежде на то, что хотя бы он будет светлым
Глава 14. Сириец
Когда я снова открыл глаза, то улыбался. Глупо, по-детски, но было так уютно Голова, конечно, шумела, но присутствовало ощущение легкости и, отчего-то, хорошее настроение. Откуда ему взяться? Непонятно Возможно, из снов, тех, что приходят под самое утро и, как правило, не запоминаются. Только там минутное счастье может существовать не отдельно от обстоятельств, а вместе с ними, дополняя друг друга. Отрыв от реальности. Как круто, но несовременно
Наконец поднявшись, я огляделся. От барака остались голые стены, с обильно подведёнными копченостью туши глазами-окнами. В остальном, всё как прежде. Правда, различных вещиц, на вроде, выставленных на свежий воздух сушиться после мытья, кастрюль и другой посуды, развешенных на верёвках сырых застиранных простыней, вязанок сухофруктов, которыми был увешан небольшой столбикобломок детского турника. Удручающая картина Вижу знакомые лицаСергей, Спиридон с супругой Еленой, Федя и Эдя, все сидят у разведённого костра, греют кости после ночи, проведённой без крыши над головой.
Как дела? спрашиваю, присоединяясь к компании.
Как дела?! усмехается Сергей. Я же говорилон серьёзно головой стукнулся
Присаживайся, не обращая внимания на язвительные замечания моего товарища, приглашает Спиридон.
Его супруга протягивает мне кусок хлеба. Только сейчас я обратил на неё внимание. Раньше, почему-то, я её просто не замечал. Наверное, потому что тех, кто постоянно трудится и не видно вовсе. Ведь у них нет времени рисоваться и рассказывать о себе. Еленадовольно милая, пожилая женщина. Наверное, немного моложе мужа. Но гадать насколько именно не берусь, а спрашивать неудобно. Ей может быть и сорок пять и все шестьдесят, настолько усталые у этой женщины глаза. Глаза человека, прошедшего всё, что может пройти простой человек, чтобы остаться человеком. Глаза простой женщины, глаза праведной мученицы
Спасибо, кротко благодарю. А где все? спрашиваю не найдя взглядом никого, кроме сидящих у костра.
Нет больше никого, пожал плечами Спиридон.
Как? недоумеваю, вспоминая вчерашнюю толпу. Человек двадцать же было? Мужик, алкаш по виду, нарики эти молодые, баба, какая-то и другие? Где все?
Ушли, вместо хозяина отвечает Федя.
Бросили тебя? недоумеваю, глядя на Спиридона.
Ну, почему же поёжился он. Просто у них свой путь, у меня свой
Бросили, короче, настаиваю на праведности своего суждения.
Ну, если хочешь, пусть так
Я так и думал. Эта шваль не заслуживает хорошего обращения и не заслуживала никогда. Ты с ними цацкался, кормил, поил, а чем они тебя отблагодарили? Просто свалили, когда стало худо
Ну, почему же «свалили», усмехнулся Спиридон, не все же Вы, вот, остались. Игорь, смысл не в том, чтобы как можно больше человек сказало тебе спасибо, смысл в том, чтобы не оставить без помощи тех, кто в этом действительно нуждается. Ты к этому придешь, я верю
Да, херня всё это!
Согласен, поддакивает Сергей.
Хороший ты мужик, Спиридон. Наверное, потому и говна всякого не чураешься, философствую, стараясь не поперхнуться сухими крошками. Жаль, мир у нас сплошь из говна, да просвета нет. А говно, оно знаешь, как болото засасывает, глубоко-глубоко. Всю жизнь будешь всяким мразям сопли подтирать, а они тебе
Да негде уже подтирать! перебивает Спиридон. Всё! Нет барака. Наверное, это знак
Что уходить пора?
Да, наверное вздыхает старик. Всё равноэти годы были тяжёлыми, но хорошими. Да, Лен? супруга чуть улыбнулась, и устало кивнула. Мы много сделали хорошего. Вам, вот, помогли, между прочим. А вы нам. Жаль только, что всё так обернулось Может и вправдузнак?
Да сколько можно про этот знак? нервно вклиниваюсь, понимая, что забыл спросить о важном. А где Женя-то? Он, чтотоже ушёл?
Ушёл, тронул меня за колено Федя, ушёл
Чего-то вы недоговариваете. Или мне кажется? окинул я всех хитрым взглядом.
Помнишь, я говорил, что у Жени есть сын? наконец заговорил Спиридон, я кивнул. Его звали Ваней и он очень болел. Не так как все мы, иногда Он был болен с рождения. Гидроцефалия Вообще, без должной терапии такие дети не живут долго. Ваня жил. Но, уже года три, я ни разу не засыпал, что не услышать как ребёнок просит своего отца убить его. Он просил об избавлении Его дал случай.
А Женя?
А Женя воспользовался этим случаем, чтобы не винить себя всю оставшуюся жизнь Он не вышел из огня. Я думаю, он обнял Ваньку и
Понятно, обрываю его.
Чувствуюещё немного и уголок глаза станет влажным. Сначала немного, потом сильнее и сильнее. А потом, сухую кожу щеки разделит надвое солёный росчерк. Не нужно Не сейчас
Ладно, хлопнул Сергей Спиридона и Федю по коленям, что дальше? Кто куда?
Нет, сухо встреваю, проглатывая подступающий к горлу комок и не давая никому сказать ни слова, неправильный вопрос, Серый, неправильный Кто с нами?
Вижу, как Серёга подкатывает глаза, но чуть заметная улыбка выдаёт его согласие с моим решением. Мы все остались без дома. У кого-то он был со всеми удобствами, и в нём даже не воняло, у кого-то было то, что было Какая разница? Теперь, перед этим серо-свинцовым небом мы все равны. Мы все изгои. Мы все свободны. Мы все ищем новый дом
* * *
Уже за полдень, но солнце светит всё так же уныло, как и ранним утром. Видимо, ленится, словно весь трудовой люд. Ведь после обеденного перерыва, когда внутрь попадает очередная порция энергии, предназначенная для того, чтобы лишённый выбора индивид, разум которого, с самого детства, заменило коллективное сознание, и оттого зовущийся индивидом, лишь по привычке, продолжил дорабатывать свой день. Но после обеда не хочется работать. Хочется тратить полученную энергию на то, что действительно хочется, на то, что имеет смысл Очевидно, солнце такое же асоциальное, в глубине своей пламенной души, как и все мы. Не хотим работатьхотим жить каждый день, а не только редкие выходные И я живу, теперь живу Лучше или хуже? вопрос, на который я не могу дать себе ответа. У меня нет своей бетонной коробки, нет рабочего поводка с ошейником, за ношение коих, я получаю свою пайку. Нет одинаковых, словно ксерокопии дней. У меня нет статуса законопослушного гражданина Жалею ли я? Может быть. Хотел бы всё вернуть назадоднозначно, нет. Ведь, если раньше за меня уже всё решили, на много лет вперёд, расписав мою жизнь по строчкам и пунктам, обязательным к выполнению, то теперь у меня есть вера в будущее, которое может стать лучшим, чем прошлое. А ещё я знаю, что отныне свою судьбу пишу только я. Обстоятельства лишь добавляют штрихи, но моё авторство никто не заберёт.
Сейчас я еду в неизвестность. Со мной, такие же, жаждущие нового, потому что у них не осталось ничего старого. Мы сидим плечом к плечу, набитые в старый пикап-УАЗ, как рыбки в консервах из детства Того самого детства, когда каждый мог позволить себе есть просто рыбу, а не фарш из костей и органических добавок. За рулём Сергей. Чертыхается, материт все вместе и каждую деталь по отдельности, в нашей «новой старой машине». Его можно понять, после «Каддилака»-то, в котором он заставлял автотехников вылизывать каждый винтик. Рядом Еленаженщину мы пустили вперёд, чтобы та не жалась на заднем сидении. Жмёмся мычетверо взрослых мужиков. Посерёдке, пытаются отвоевать друг у друга пространство для локтей, Федя и Эдя, справа Спиридон, охает от того, что внутренняя ручка двери на каждой кочке пинает его в бок. Слева, сразу за Сергеем, я, прижался щекой к окошку и смотрю как, то и дело, подпрыгивая, мимо меня проплывают некогда прекрасные пейзажи. Заливные луга, колосящиеся поля, мелкие речушки
Наверное, таковой бы была картина лет двадцать назад. Теперьпустошь и сушь. После того, как на главной водной артерии построили ещё один крупный гидроузел, чтобы судоходный бизнес мог по-прежнему везти свою прибыль на танкерах и, при этом, не тратится на новые плоскодонные суда, земля начала умирать. Об орошении полей, не говоря уже о затоплении поймы, где нерестилась рыба, не стало и речи. Воды, уже больше десятка лет, хватает, чтобы худо-бедно обеспечивать питьём города. Потому, туда и начали активно переселять люд, чтоб не распалять нужный для судоходства ресурс на сёла и деревеньки. В итоге получилось то, что получилось. Мелких рек не стало. Не стало многих лесов, не стало зверя. Вообще, не стало многого
Вот и сейчас, едем и думаемчего не стало. Для Сергея, в первую очередь, «Кадиллака» Но, кто-то ещё может потерять то, что пока ещё есть А потому, вместо того, чтобы пробираться на Старое поселение, едем к «Логистическому». Само собой, мы не могли не забрать отца с Лизой и её сыновьями. Правда, Спиридон, созвонившись с тамошним врачом, который согласился помочь, не обнадёжил нас скорым прямым путём. Обстоятельства складывались не так, как бы нам хотелось, даже в мелочах. По телефону, глава ФАПа обрисовал ситуацию в общих чертахДимитар должен остаться у него на какое-то время, но не без нюансов Подробности при встрече. Встречаза посёлком.
Всё время мы ехали, сторонясь основных дорог, по которым могли также передвигаться патрули военсудпола, да и просто «бдительные граждане». Набитый людьми пикап с нехитрым, но обильным житейским скарбом в непокрытом кузовене самая бесподозрительная инсталляция. Наконец, так никого и не встретив по дороге, мы выбрались на небольшой холмик, с которого открылся вид на посёлок и окрестности.
Вон туда! указал пальцем Спиридон на заброшенную ферму, примерно в километре от крайних домов посельчан.
Снова едем. Уже через поле, по широкой дуге огибая хутор. Мы как на ладони, но хозяин сгоревшего барака, почему-то уверен, что на нас всем наплевать. Может потому, что он простой гражданин, не пожелавший покидать свой дом и оставшийся на отшибе социума. А мы преступники, которых, в руках властей, ждёт скорый суд и суровое, но, конечно же, «справедливое» наказание. Тем не менее, рискуем. Озираемся, будто это поможет, в случае чего, мгновенно укрыться от любопытных глаз. Трухаем
Наконец, добираемся до места, загоняем пикап в полуразрушенный коровник. Крыши нет, в одной из стен большой пролом, но для того, чтобы схоронить от лишних глаз наше средство передвижениясойдёт. Выходим, разминаем затёкшие ноги и спины. Чуть задорно переглядываемсяприехали. Пусть, лишь на перевалочный пункт, но приехали же Почти все разбредаются по ферме, в поисках нужных безделицпроводов, цепей, может, каких-то брошенных инструментов, в общем, всего, что может пригодится в дороге. Я халтурю. Присаживаюсь на бревно, которое кто-то заботливо приволок к стене коровника, закуриваю. Благо, этого дела в «тревожном чемоданчике» Сергея оказалось на целую роту. Можно сказать, что шесть блоков сигарет, наравне с уже давно съеденной пищей, пока казались венцом прозорливости моего товарища.
Угостишь? кивнула на пачку, тихо подошедшая супруга Спиридона.
Пожалуйста, протягиваю ей, призывно открытый картонный коробок. Я думалвы не курите.
Курю, но редко. Когда совсем нервы ни к чёрту Я присяду? вежливо интересуется, прежде чем опуститься на импровизированную скамью. Само собой, утвердительно киваю.
Елена, извините за нескромный вопрос. Спиридон говорил, у вас есть дети. Где они?
В городе. В Москве.
Давно?
Лет пятнадцать как Сначала сын уехал. Потом и дочь к нему.
Спиридон только сына упоминал, да и то вскользь
Это на него похоже. Он старается о них не думать. О дочери особенно
А вы?
А ятоже.
Почему? Если не секрет, конечно
Отчего же Это его дети. Не мои.
У вас нет общих детей?
Нет
Она говорит слишком беззаботно для того, чтобы показное казалось истинным. Я, даже не слухом, а скорее самим сознанием слышу в её голосе, где-то глубоко-глубоко, грустные нотки. Пытаюсь додумать самостоятельно, но женщина сама обрывает затянувшуюся паузу, и моей фантазии можно пока отдохнуть.
У меня не может быть детей. Так уж судьба решила
А этиот прошлого брака?
Опять не угадал. Сынприёмный. Когда стало понятно, что у нас ничего не получаетсяусыновили, но родным он так и не стал. Особенно мне А дочка, это другая история
Занудная? пытаюсь добавить ироничную нотку, но терплю фиаско.
Отнюдь! Это Спиридон так, в своё время, переговоры с соседним хутором провёл Съездил, поганец! А через восемь месяцев прибежала активистка-передовичка, мол, знакомься с дитём, папаша
Круто, только и нашёлся я.
Ещё бы, усмехается Елена. Сначала, конечно, в истериках билась, а потом Перемололось, мукой стало
Вы, это запоздало смутился я. Извините, если что.
Да брось ты! машет на мои смущения рукой. Дела давно минувших дней, приданье старины глубокой
Воркуете? с довольной лыбой на лице обозначил себя, выруливающий из-за угла коровника Федя. Смотрите, что нашёл!
Видимо, Федя решил сохранить интригу подольше и всё-таки показал, что именно он нашёл, только когда приблизился почти вплотную и выдержал драматическую паузу. Смерив нас с Еленой взглядом он, наконец, достал из кармана своей ободранной куртки небольшой картонный прямоугольник. Мне отсвечивает, меняю угол зрения чуть отодвигаясь в сторону и вижу икону. Точнее, фото, простое, заламинированное, как календарик.
И что? не понимаю его восторга.
Как, «что»? Это же икона!
Ну, и?
Ну, на торпеду, например, примастим. Будет как оберег
Дурак ты, Фёдор, как тебя там, по батюшке
Можно простоФёдор, чуть погрустнев, но всё равно довольно весело парирует Федя.
Так вот, дурак тыпросто Фёдор. Какой оберег? Вот эта картонка? щёлкаю грязным ногтем по зажатой в Фединой руке карточке.
Эта, уверенно кивает он. Это, кстати, Николай Угодникпокровитель путешественников.
Ну, спасибо, что просветил. Ты и вправду веришь во всю эту чушь?
Почему чушь?
Потому! встаю, возвышаясь над невысоким Федей. Потому, что у Бога не может быть бизнеса. У Бога, если он, конечно, справедлив, не может быть прислужников, которые трахают детей! А как ты думаешьугодно Богу, чтобы его слуг, тех, что рясы понацепляли, возвышали словно его самого? Что скажешь, верующий?
Ты вырос в городея в деревне. Это два разных мира. И церкви, очевидно, у них разные. Какой ты помнишь свою?
Какую свою?
Ну, замялся Федя, возле дома, например.
Я не помню возле дома. Зато помню главный собор
И, что же ты помнишь?
Пасху, признался я автоматически, так как яркое воспоминание, буквально, само всплыло в моём сознании. Я помнюмы с отцом решили пойти на праздничную службу. Ну, точнее, он решил. Говорил, надо, хотя бы знать свои традиции, а уж чтить их или же неткаждый решает сам. Помню, как при входе в храм, ещё задолго до начала службы, выстроилась большая очередь, целая толпа. Причём, действительно, задолгочаса за два, наверное