Я правильно понимаю, ваша Агафья та ещё стерва? задумчиво спросил Дэн.
Ой, я закатила глаза, Не то слово. А нам говорят «Воспитательницаваша мама»! На фиг такую маму.
А к тебе она как относиться?
Да как ко всем. Никак точнее. Пока веду себя хорошо, не замечает. В прошлое воскресенье только без экскурсии оставила за разбитые коленки, но я только рада была.
Вот что, Дайка, Дэн перекинул одну ногу через ствол, садясь ко мне лицом, Нам надо как можно лучше обезопасить наши встречи. Твоя Агафья не должна и мысли допускать, что с тобой что-то не так.
Я пожала плечами.
Да она и не допускает. Я всегда её слушаюсь и учусь не плохо.
Этого мало. Надо чтобы ты была у неё на хорошем счету, понимаешь? У неё есть любимицы? У всех воспитателей есть.
Я призадумалась.
Вроде нет. Она внимание обращает только на тех, кто в чём-то провинился. А остальные ей по боку.
И всё-таки? настаивал Дэн.
На этот раз я молчала дольше.
Ну-у разве что две-три девочки. Я не помню, чтобы она их хоть раз наказывала. Одна живёт в нашем дортуаре, Настуся.
Отлично, поощрил меня Дэн, Подумай, за что к этой Настусе такое расположение?
Да ни за что. Она просто такая очень набожная. Дольше и чаще других молится, всё у неё только через «господи, благослови», да «господи, прости». В церкви вечно торчит.
Вот! Дэн поднял указательный палец, Вот что тебе нужнонабожность.
Ага, щас! подскочила я, Да я и так устала от этой церкви, ещё и по воскресеньям петь заставили!
Дэн насторожился.
Ты поёшь в церкви?
Ага. Угораздило как-то запеть при батюшке, вот до сих пор и пою.
Так это же здорово! Полдела считай в кармане.
Какие ещё полдела?
Тебе самой нравится петь? вкрадчиво спросила Дэн, и хоть я чуяла какой-то подвох, но врать не захотела.
Да, петь я люблю.
Вот! снова поднял палец Дэн, Значит, совместишь приятное с полезным. Подойди к своей Агафье, и скажи, что хочешь петь в церкви не только по воскресным службам, а всегда.
У меня пропал дар речи. Да что они, сговорились? То Зина ко мне с этим пением привязалась, теперь Дэн!
Но я не хочу!
Ты же любишь петь.
Я другие песни люблю, а которые в церквинет. И вообще я не знала, как объяснить то, что меня очаровал только полёт собственного голоса под высоким церковным куполом, а не протяжные непонятные псалмы, которые теперь придётся учить.
Дайка, тихо и серьёзно попросил Дэн, Пойминадо. С твоим пением очень удачно получилось, теперь нужно лишь чуть-чуть проявить инициативу, и ты будешь уже не просто воспитанницей приюта, а почти что его сотрудником. На голову выше других и перед воспитателями, и перед батюшкой. У тебя будет не только безупречная репутация, но и разные поблажки.
Ты откуда знаешь? тоскливо спросила я, чувствуя, что не устою перед аргументами.
Тут и знать нечего, Дэн шутливо потянул меня за косичку, Если батюшка Афанасий захотел, чтобы ты пела на воскресных службах, значит, ты действительно хорошо поёшь, абы кому это не доверят. Знаешь, как говорят про людей наделённых талантом? Что они поцелованы ангелом. А разве кто-то подумает про поцелованную ангелом девочку, что она способна на грубые нарушения дисциплины? Попросившись в певчие, ты покажешь воспитательнице свою добродетель и стремление к богу, а это именно то, что нам сейчас нужно.
Добродетель! передразнила я, А ты не думаешь, что Агафья может наоборот насторожиться, с чего бы это вдруг такая добродетель?
Вряд ли. Вот если бы на твоём месте была твоя Ярина, или другая девочка, которая раньше хулиганила, тогдада. Но за тобой-то косяков не числится?
Я вспомнила своё до сих пор безупречное поведение. И только Яринка, да теперь Дэн знают, что вызвано оно было отнюдь не добродетелью, а лишь надеждой увидеть родителей. Поэтому приходится признать, что план Дэна вполне может сработать. Незаметная девочка-сирота, ни в каких плохих поступках ранее не замеченная, поющая в церкви по воскресеньям, вдруг захотела петь там каждый день. Вызовет ли это у окружающих какие-то подозрения? Вряд ли.
Ну, так что? поторопил с решением Дэн.
Ладно, я обречённо махнула рукой, Подойду завтра к Агафье.
Умница, Дэн погладил меня по голове, смутился, отдёрнул руку, и поднялся на ноги, Давай теперь, постреляем? Хватит разговоров на сегодня.
Я обрадовано вскочила. Фиг с ним, с церковным пением, пока у меня есть капелька свободы! Но
Дэн, я про главное чуть не забыла сказать.
Говори, малявка, Дэн уже сидел на корточках, разбрасывая листву, прикрывающую наш тайник. Глядя, в его согнутую спину, я сказала:
Моя и Яринкина мамы хотели, чтобы мы убежали на Запад.
Глава 5Белесый
На следующий день, прежде чем идти к Агафье проситься петь в церкви, я решила провести небольшую разведку, и после ужина подошла к Нюре, девочке из группы тринадцатилеток, которая пела в церковном хоре вместе с взрослыми певчими.
Выслушав мои сбивчивые вопросы, Нюра покивала.
Я слышала, как ты поёшь, очень неплохо. Думаю, батюшка Афанасий обрадуется. И в будущем тебе пойдёт плюсом такой опыт. Но ты должна понимать, что это всё не так просто.
Что не просто? опасливо спросила я.
Ты наверно думаешь, что пришла на службу, спела и ушла? Нет. Это займёт гораздо больше времениучёба, репетиции. А если будешь делать успехи, то станешь выезжать на выступления в другие церкви и храмы. Я уже ездила.
Так это же хорошо?
Конечно, хорошо. Моя мечтапопасть в хор при нашем монастыре, и остаться там.
Ты хочешь стать монахиней? изумилась я.
Да, просто ответила Нюра, монахиней-хористкой.
Я потрясённо примолкла.
Наш приют основан при большом монастырском комплексе, хоть и находится чуть в стороне. Мы не видим за лесом его многочисленных куполов, зато по воскресеньям и праздникам прекрасно слышим многоголосый колокольный гул, в который вплетался и звон колокола нашей приютской церкви. Воспитанники приюта обычно там не бывают, и очень редко выросшие здесь девушки принимают подстриг в этом монастыре.
Поэтому слова Нюры меня немало удивили. Не секрет, что все приютские девочки мечтают выйти замуж, чтобы получить фамилию мужа, а вместе с ней право иметь детей, наследовать собственность, и работать, если муж разрешит. В противном случае попадёшь на производство, станешь вечной жительницей общежития, навсегда привязанной к одному рабочему месту. Но был и третий вариантмонастырь. Он мало кем рассматривался по причине труднодоступности. Чтобы стать монахиней девочка должна отличаться крайней набожностью, не иметь взысканий по поведению, и получать высшие отметки на таких предметах, как Слово Божье и Основы православной культуры. Но желающих податься в монахини наблюдалось мало не только поэтому. Жизнь послушницы монастыря, по слухам была ещё тяжелее и обделённее, чем у работницы завода или фабрики. Постоянное соблюдение постов, бесконечные молитвы, тяжёлый труд, невозможность покидать пределы монастыря, всё это отпугивало самых искренне верующих девочек. Но главноестановясь монахиней, ты теряешь все шансы на замужество. А такая надежда оставалась даже на производстве, известны случаи, когда девушки-рабочие выходили замуж.
А вот Нюру оказывается ничто не пугало, и я невольно прониклась уважением к этой серьёзной девочке с мудрыми глазами. Вот только её слова о предстоящих трудностях, которые подстерегают меня в роли церковной певчей, настораживали. И к Агафье со своей просьбой я шла уже неохотно.
Агафья не удивилась моему желанию, молча выслушала, покивала. И отправила к батюшке Афанасию, велев передать от себя, что не имеет ничего против. А вот сам батюшка проявил куда больше эмоций, он радостно потирал руки, пока я сбивчиво излагала своё желание, а потом разразился речью о том, что бог, награждая кого-то тем или иным талантом, хочет, чтобы эти таланты были реализованы, и я, обучаясь церковному пенью, буду исполнять волю господа. После чего мы оказались в небольшой комнатке за клиросом, где я никогда не была раньше, и даже не подозревала о её существовании. В комнатке стоял стол, стулья, и большой музыкальный инструмент с клавишами, который и занимал почти всё пространство комнаты. Велев мне ждать, батюшка Афанасий выскользнул за дверь.
А спустя минуту, в неё вплыла необъятная дама в монашеском одеянии.
Вечером, после ужина, я сидела в дортуаре, обложившись учебными материалами, врученными мне в церкви, и унывала. Нюра оказалась праваодним пением на службах для меня ничего не заканчивалось. Марфа Никитовна, которую за глаза все звали просто Никитичной, та самая внушительных габаритов женщина, приглашённая батюшкой Афанасием на моё прослушивание, была регентом церковного хора, она же занималась обучением девочек-певчих.
После того, как я дрожащим голосом исполнила на клиросе «Иисус воскрес из мертвых», Никитична замахала на меня пухлыми руками, и густым низким голосом протянула:
Деточка, я не кусаюсь, расслабься. У тебя от страха горло перехватило, пищишь как мышь за печью. Во-первых, встань поудобнее, ты не плацу. Во-вторых, спой то, что тебе самой нравится, а не то, что должно понравиться мне.
Дашенька, подал голос батюшка Афанасий, стоящий в стороне и нервно ломающий пальцы, Спой ту песню, которую ты пела, когда я впервые тебя услышал.
И я, мысленно махнув рукой (если примут в хорхорошо, а если не примутещё лучше) спела им «Лето придёт во сне», мою медвежью колыбельную. Видимо получилось у меня неплохо, потому что энергичная Никитична вновь поволокла меня в комнатку за клиросом, где долго объясняла, чему я должна буду научиться, чтобы стать настоящей певчей, составила для меня график занятий, и наконец, всучила целую папку материалов для чтения.
Теперь, вернувшись в дортуар, я пыталась хоть как-то разобраться во всём этом дремучем для меня лесу, но только всё больше приходила в отчаяние.
Какая ты счастливая, сказала Настуся, наблюдающая за моими мучениями с растроганной улыбкой, Бог дал тебе красивый голос, чтобы его славить.
Всё-таки решила воспользоваться моим советом? вставила свои пять копеек и Зина. Правильно. Может, станешь певчей в какой-нибудь церкви в городе, и встретишь там будущего мужа.
Едва сдержавшись, чтобы не высказать соседкам, что я думаю о будущем муже и о боге, которого теперь придётся славить, я выдавила из себя кривую улыбку.
Мне просто нравится петь, и, подумав, добавилаПсалмы.
Яринка, валяющаяся у себя на кровати, еле слышно фыркнула. Она была в курсе настоящей причины моей внезапной любви к псалмам. Вернувшись со вчерашней встречи с Дэном, я в подробностях передала ей наш разговор. В том числе и ответ Дэна на предположение о том, что моя и Яринкина мамы хотели, чтобы мы убежали на Запад. А ответил он совсем немного. Посоветовал не торопить события, обещал, что на эту тему мы ещё обязательно поговорим, и велел на следующую встречу принести с собой планшет.
Конечно, после такого ответа, моё любопытство и нетерпение только увеличилось, но Дэн был непреклонен. С тем и расстались до очередного понедельника.
Как ни странно, Яринка отреагировала на это куда спокойнее меня, мудро сказала «потом, так потом». Куда больше её заинтересовало, зачем же Дэну мог понадобиться мой планшет?
Планшеты имелись у всех воспитанников приюта, их выдавали сразу, как только ребёнок начинал посещать местную школу. Времена бумажных книг окончательно уступили место электронным изданиям, и теперь учебники в начале каждого учебного года просто закачивали нам на планшеты. Тем более, что в обучающей программе использовалось много видео и аудио материалов. Разумеется, гаджеты у нас были самые простенькие, с минимальным набором необходимых функций, и без выхода в интернет. Интернетом разрешалось пользоваться только со школьных компьютеров стоящих в библиотеке, и только в строго определённые часы. На этих компьютерах был установлен какой-то фильтр, блокирующий все сайты, кроме нескольких общеобразовательных. Правда ходили слухи, что среди старшегруппников отыскивались умельцы, умудряющиеся взламывать эту защиту, и скачивать из сети что-нибудь запрещённое. Поэтому, у старших воспитанников планшеты время от времени проверялись воспитателями.
И удивительно, что сегодня Марфа Никитовна выдала мне кипу листов и брошюр, а не велела принести планшет для закачивания учебного материала. Тем более, что материала оказалось много. С нарастающим ужасом, я узнала, что кроме постановки вокала и зубрёжки псалмов, мне придётся научиться читать ноты и играть на фортепиано. А ведь мне, выросшей вдали от культуры, музыканты всегда казались, чуть ли не волшебниками, и я даже в самых смелых мечтах не могла представить себя одной из них.
Почитай это, пробегись глазами, посетовала мне на прощание Марфа Никитовна, Чтобы тебе стало ясно, чем мы будем заниматься на уроках.
Это я сейчас и пыталась сделать, но с каждой минутой понимала, что мне не только не становится что-то ясно, но и те очень поверхностные знания о музыке, которыми я обладала, стремительно рушатся. В конце концов, совершенно сбитая с толку, я начала собирать разбросанные листы и запихивать их обратно в папку. Яринка, прекрасно чувствующая моё состояние, сочувственно спросила:
И когда тебе на урок?
Буду ходить три раза в неделю, по вторникам, средам, и четвергам, буркнула я, После обеда и до полдника. Завтра первое занятие.
Ну вот, расстроено отозвалась Яринка, И что я буду делать одна?
Я только вздохнула. Обычно эти свободные от занятий часы мы посвящали играм, смотрели в общей гостиной телевизор, листали журналы в библиотеке, или просто болтали сидя на подоконнике в дортуаре. В тех же случаях, когда одна из нас оставалась на продлёнку, другая скучала в одиночестве. Так что теперь я могла лишь посочувствовать Яринке.
Вообще вся эта затея Дэна уже не казалась мне такой необходимой. Но сделанного не воротишь, и на следующий день, после обеда, я в обнимку со злополучной папкой потащилась в церковь, на свой первый музыкальный урок.
Время до понедельника пролетело очень быстро. В субботу и воскресенье нас возили на экскурсию в Сергиев Посад, и это заняло почти все выходные. В будни после школы я занималась в церкви, и не только во время с обеда до полдника, но и после. Оказалось, когда церковь закрывается для всех, там собираются другие ученицы Марфы Никитовны. Нюра и ещё три приютские девочки, тринадцати-пятнадцати лет. И тогда-то начинается самое интересное.
Если днём на занятиях я учила псалмы и осваивала азы нотной грамоты, то вечером, когда Марфа Никитовна запирала изнутри массивные церковные двери, и садилась к фортепиано, мы начинали петь. И пели самые разные песни. В первый вечер я молчала, и только слушала, заворожёно глядя, как порхают над чёрно-белыми клавишами пальцы преподавательницы. Во второй начала робко подпевать. А на третий Марфа Никитовна попросила меня спеть остальным «Лето придёт во сне». И я спела медвежью колыбельную, выйдя на клирос, а девочки, и сама Марфа Никитовна громко мне аплодировали. После этого я уже не стеснялась. Нотная грамота тоже оказалась не такой сложной, как показалось вначале. Я обнаружила, что если представлять семь нот в виде разноцветных шариков, которые скачут по пяти таким же разноцветным нитям, то всё запоминается намного легче. Так что, в общем, была довольна.
Беспокоила разве что Яринка. Все эти дни она ходила слишком тихая и задумчивая. И хоть её исколотые пальцы уже зажили, Варвара Петровна не спешила возвращать на свои занятия нерадивую ученицу. Но даже это не радовало мою подругу. А когда я в понедельник засобиралась на встречу с Дэном, Яринка лишь спросила без тени прежнего азарта:
Мне кричать сойкой, если что?
Кричи, конечно, осторожно ответила я и добавила, надеясь поднять ей настроение, А мы с тобой в пятницу пойдём в лес, хорошо? В пятницу у меня не будет занятий.
Но Яринка лишь вяло кивнула.
Прихватив планшет, как и велел Дэн, я направилась к прудику, на берегу которого и устроилась, притворившись, что читаю. В тёплую погоду после уроков многие так делали, и территория приюта пестрела сидящими на скамейках и газонах воспитанниками. Опустив голову, я исподлобья поглядывала вокруг, а улучив момент, когда никого не оказалась поблизости, поднялась, и юркнула под деревья.
Мы с Дэном договорились на шесть часов, но сейчас не было и половины шестогоя вышла заранее, боясь, что долго не подвернётся момента незаметно ускользнуть. Но вышло по-другому, и теперь в моём распоряжении оказался лишний час свободы. Который я решила потратить на прогулку по лесу. Никакой стрельбы, никакой беготни и прыжков, просто прогулка в тишине и уединении.