Дайка! Ты меня узнаёшь?
Узнаю, конечно, удивилась я. Голос спросонья прозвучал тихо и хрипло, но Яринка расслышала. Громко выдохнула от облегчения.
Фууух! А то я уже заволновалась. Знаешь, сколько ты спишь? Почти сутки!
В это я охотно поверила, потому что, начав снова ощущать своё тело, обнаружила очень настоятельную потребность срочно посетить туалет. К счастью, дверь в совмещённый санузел оказалась тут же, в комнате.
Когда я вернулась, осторожно переставляя слабые ноги по ворсистому ковролину, Яринка уже успела подать завтрак: овсянку с дольками фруктов и минеральную воду на изящном сервировочном столике, что живо напомнило мне Оазис.
Ничего тяжелее тебе лучше пока не есть, виновато пояснила она. А ещё нужно соблюдать постельный режим, так что лезь обратно под одеяло.
Я с удовольствием послушалась. Немного кружилась голова и очень хотелось пить. Яринка поняла это: молча наполнила стакан минеральной водой, протянула мне и внимательно наблюдала за тем, как я жадно его опустошаю. А потом вдруг расплакалась, уткнувшись лицом в ладони.
Я чуть не пролила остатки воды на одеяло. Первое, что пришло в голову: новая беда! Яринка знает что-то, чего пока не знаю я, и плачет, потому что сейчас ей придётся это рассказать Но подруга выдавила сквозь всхлипы:
Прости меня, я так виновата! Я не должна была оставлять тебя там одну в Оазисе.
Я не сдержала вздох облегчения, отставила стакан, аккуратно дотянулась и коснулась Яринкиного плеча. Но она по-прежнему прятала лицо, избегая смотреть мне в глаза.
Я не должна была бросать тебя Но я так испугалась! Бурхаев он
При звуке этого имени я как наяву увидела сырой подвал, почувствовала холод наручников, услышала крики Бранко, и покрылась мурашками. Глухо ответила продолжающей всхлипывать Яринке:
Правильно испугалась. Это страшный человек. И, если бы ты осталась в Оазисе, скорее всего, нас обеих здесь бы сейчас не было.
Яринка несмело глянула на меня исподлобья.
Ты не обижаешься? Правда?
Конечно, нет! Это очень хорошо, что ты убежала. Мне больше не за кого было волноваться, только поэтому я и смогла вырваться оттуда.
Вообще-то я сказала это, только чтобы утешить подругу, но, уже заканчивая фразу, поняла: а ведь так и есть. Останься она на острове, я бы всё делала с оглядкой на неё. И ни за что бы не решилась напасть на Ховрина, думая о том, что Ирэн может отыграться и, скорее всего, отыграется на Яринке.
Подруга почувствовала искренность в моих словах, несмело улыбнулась.
Я всё это время думала о тебе. Как ты там что делаешь не обижают ли тебя. И верила, что однажды ты придёшь. Даже Ян не верил, а я ждала. И, когда Серый позвонил и сказал, что ты здесь, я просто
Подруга жалобно сморщилась, и, испугавшись, что она снова расплачется, я торопливо спросила:
Кто это Серый?
Да охранник же из приюта! Сергей. Ты его ещё бледным звала.
Белёсым, машинально поправила я, Слушай, а как он вообще
Бесшумно приоткрылась дверь, в неё заглянул Бранко посвежевший, разрумянившийся, с двумя пластырями на шее поверх недавних ожогов.
Бэби Дайка! Проснулась наконец-то? Мы уже беспокоились.
Привет, смущённо буркнула я: стало стыдно за то, что до сих пор даже не поинтересовалась у Яринки о своем товарище по несчастью. А ведь он пострадал из-за меня и больше меня. Последний раз мы виделись вчера (или уже позавчера?), когда прибыли в этот дом и, наскоро приняв душ, отправились спать, отказавшись от еды настолько были вымотаны недавними событиями. Но теперь, судя по виду приятеля, он был в полном порядке.
Я попыталась подняться с постели, чтобы поприветствовать Бранко, но серб замахал руками.
Лежи-лежи! Я только хотел сказать, что тебя приму без очереди, обращайся в любое время.
С этой загадочной фразой он исчез за дверью.
Я перевела недоумённый взгляд на Яринку. Она тихонько смеялась.
Бран делает причёски девчонкам. Наши как узнали, что он стилист, сразу осадили со всех сторон.
Девчонкам?
Потом познакомишься, отмахнулась Яринка, Нас тут много. И все в очередь к Бранко.
Ну и не буду им мешать.
Яринка погрустнела.
Вообще-то надо бы. Твои волосы. Они же
Волосы! Машинально вскинув руку к голове, я наткнулась пальцами на жёсткие обожжённые сосульки и вспомнила вчерашний (или всё-таки позавчерашний?) день, когда, встав под душ, вместе с шампунем смыла и часть того, что осталось от моей былой шевелюры.
Прислушалась к себе. Сожаления не было. Да, мне нравились мои волосы такими, какими их сделали в салоне Оазиса гладкими, как шёлк, струящимися, с озорными изумрудными пёрышками, запутавшимися в русых прядях. Но здесь нет салонов. Здесь нельзя ходить с распущенными волосами, с крашеными тем более. Здесь меня в любом случае ждала бы только унылая туго заплетённая коса. Так о чём переживать? Тем более странно, что девчонки, о которых сказала Яринка, так рвутся к Бранко. Что он может для них сделать? В лучшем случае подровнять кончики или выстричь чёлку.
Я уже хотела спросить об этом у Яринки, но меня остановил её взгляд. Пристальный, тревожный, с затаённым ожиданием. Первая мысль, конечно, снова была о плохом: от хороших новостей я уже отвыкла.
Что?
Подруга покусала губу, но желание выговориться победило:
Дайка, ты только не волнуйся. Михаил Юрьевич нашёл твоих родителей.
Над покатой крышей, куда мы с Дэном выбрались через чердачное окно, висела полная луна. Глядя на неё, я вспомнила, что, когда, спасённая из лап Бурхаева, только-только попала в этот дом, то в один из первых вечеров здесь видела в небе лишь половинку её. Выходит, прошло не больше двух недель? Верилось с трудом: казалось, что миновали месяцы, время тянулось невыносимо медленно, оно просто издевательски топталось на месте!
Дэн подал мне руку, хоть я и не нуждалась в поддержке. Да, крыша оказалась наклонной, но мы двигались по широкому горизонтальному коньку кровли, не рискуя соскользнуть вниз. Ладонь Дэна приятно грела, и я не захотела отпускать её, даже когда мы уже уселись на краю, свесив ноги вниз.
Красиво? спросил Дэн, пытаясь поймать мой взгляд.
Красиво. Несомненно. Помимо плывущей по небу румяной луны, глаз радовала россыпь уютных разноцветных фонариков, светящих сквозь уже вовсю распустившуюся листву деревьев и кустов. Фонарики были везде: на газонах и на дорожках, на ветвях и на кованых оградах престижнейший московский район Черешнино ночью особенно впечатлял. А учитывая, что трёхэтажный особняк с готической крышей, в котором временно расположились мои друзья, возвышался над всеми окружающими домами, вид открывался завораживающий.
Да, очень, ответила я, но без особого энтузиазма. Совсем не этого ждала я сегодня от Дэна, не за этим подошла к нему, едва лишь друг появился на пороге.
А появлялся он нечасто.
Вместе с Яном, Игой, Михаилом Юрьевичем и другими здешними обитателями, Дэн почти всегда находился в отъездах, о цели которых мне не было известно. Мне пока ничего не было известно, кроме того, что я слышала в ответ на все свои вопросы здесь безопасно. Остальные объяснения откладывались на потом. И ладно: я была готова мириться с любой неизвестностью, кроме одной о своих родителях.
О родителях я помнила всегда, несмотря на всё то, что случилось и изменилось с момента нашей разлуки. Я помнила, кто я такая и откуда, а следовательно, никогда не забывала и о них. Но в тот переломный день, когда Яринка сообщила мне счастливую новость, я поняла, что увидеться с мамой и папой уже не чаяла. Их образы не потускнели в моей памяти, но были неразрывно связаны с прошлым, с тайгой, с Маслятами, неотделимы от всего этого. А тот факт, что никакой конкретной информации о них никто мне до сих пор не предоставил, лишь усиливал неверие в происходящее.
Конечно, я спрашивала! Я требовала и истерила! Но Яринка, чуть не плача, отвечала только, что не знает ничего, кроме уже сказанного, Дэн твердил то же самое. Ян, Ига, другие парни и девушки, то появляющиеся, то исчезающие в этом огромном доме, вообще не понимали, о ком я говорю. Оставался Михаил Юрьевич. Но он появлялся здесь от силы пару раз в неделю, запирался в своей комнате, а на мой скулёж под дверью отвечал лишь, что всему своё время, а пока мне должно хватить информации о том, что родители живы, здоровы и на свободе. Этой информации мне пока и хватало: ровно настолько, чтобы не сойти с ума от пытки неизвестностью.
Сегодня, ближе к ночи, из очередной отлучки вернулся Дэн, и я предприняла новую попытку что-то разузнать, пусть не о самих родителях, но хотя бы о том, когда Михаил Юрьевич собирается поговорить со мной о них. К моему удивлению, Дэн не попытался уйти от ответа, а шепнул: «Пойдём, я тебе кое-что покажу». Обрадованная, я поспешила за ним, думая, будто это «что-то» наконец станет ответом на мои вопросы. Но Дэн привёл меня на третий этаж, к узкой лестнице, по которой мы попали сначала на чердак, а потом на крышу, где теперь и сидели под круглой луной. И, пусть тут было чудесно, но я-то ожидала совсем другого!
Только не поднимайся сюда одна, попросил Дэн, по-прежнему сжимая мою руку. Крыша бывает скользкой от дождя или от росы. И днём нельзя: лучше будет, чтобы соседи не видели посторонних людей.
Дэн начала было я, но друг перебил:
Подожди. Знаю, чего хочешь. Я потому и увёл тебя подальше от других, чтобы спокойно поговорить, чтобы никто не мешал.
О чём поговорить? я уже боялась надеяться.
О твоих родителях. О том, где они и что нужно делать дальше.
У меня вырвался судорожный всхлип одновременно облегчённый и обиженный.
Но ты же говорил, что не знаешь!
Я и не знал! торопливо заверил Дэн. Никто не знал, правда. У нас с информацией очень строго. Не потому, что не доверяем друг другу, а чтобы, если вдруг кто-то один попадётся, он не сумел выдать других. Поэтому всего я тебе не расскажу при всём желании, хоть сам тут уже два года. Среди наших самый осведомлённый Михаил Юрьевич: вот он и велел мне поговорить с тобой о твоих родителях.
Почему не сам? Я так долго просила!
Ему виднее, уклончиво ответил Дэн. Да и разве я тебе не ближе, чем он?
Ближе, конечно, я почему-то смутилась. Покосилась на Дэна. Действительно ли мы близки? Дэн для меня значил очень много, но за те два года, что мы не виделись, он стал абстрактным: скорее идеей, чем человеком. Встретиться снова, конечно, оказалось счастьем, но это был уже другой Дэн. Этого Дэна я немного стеснялась и не знала, сможем ли мы общаться просто и естественно, как раньше в приюте, когда вдвоём убегали в лес стрелять из рогаток.
Он поймал мой изучающий взгляд, и правильно его истолковав, грустно кивнул:
Ты тоже очень изменилась. Повзрослела. И вообще он сделал неопределённый жест рукой, но продолжать не стал.
Что вообще? не сдержала я любопытства.
Дэн жалобно поморщился.
У тебя будто что-то отняли. Вроде это и ты, но уже не такая. Не цельная. Не знаю, как объяснить, но ты будто лишь чёрно-белая ксерокопия прежней Дайки.
Я задумалась над словами друга. Уж не мою ли утерянную в Оазисе девственность он имеет в виду? Да ну, ерунда, Дэн не настолько консервативен, чтобы придавать этому значение. Но что ещё у меня могли там отнять? Веру в лучшее будущее? Волю к борьбе? Нет: если бы я утеряла веру и волю, то, скорее всего, давно бы уже составляла компанию рыбохвостым девам из Русалкиной ямы. Может, я просто уже не такая весёлая и беззаботная, как в приюте? Хотя не припомню, чтобы я и там отличалась особым весельем или беззаботностью.
Решив подумать об этом позже, я снова внимательно посмотрела на Дэна.
А ты такой же. В смысле, что не копия, настоящий. Только вырос и красивый стал.
Последнее вырвалось у меня неожиданно: я просто озвучила то, что видела. Здесь и сейчас, в призрачном лунном свете, среди отблесков множества разноцветных фонариков, Дэн и правда был очень красив. Его тёмные брови и ресницы оттеняли бледную кожу лица, утратившего мальчишечью округлость, и оно казалось искусно высеченным из мрамора. Чуть отросшие русые волосы лежали непослушными вихрами, прикрывая лоб и уши. И двухдневная щетина совсем не портила моего друга, а, напротив, придавала его облику некую завершённость, давала понять, что передо мной хоть и юный, но уже мужчина.
Дэна не смутила похвала. Он засмеялся, протянул руку и провёл ладонью по моей голове.
Ты тоже хороша, малявка. Похожа на симпатичного мальчишку.
Я сердито отклонилась, выворачиваясь из-под его руки. Ну и комплимент! Понятно, что таким образом Дэн пытался утешить меня, помочь смириться с потерей волос, но, право, это лишнее! Меня вполне устраивала моя нынешняя причёска, тем более, что делал её Бранко, а из-под его рук выходят лишь шедевры. Ну, не считая, возможно, уродливого родимого пятна, которое до сих пор «украшало» моё лицо. А вот стрижка получилась очень даже милая! Стараниями Бурхаева сохранить длину волос мне бы не удалось даже с помощью Бранко, но он сделал всё, что мог. Теперь на затылке у меня топорщился «ёжик», постепенно удлиняющийся к макушке и переходящий в длинную, до бровей косую чёлку, которую я зачёсывала на бок. Так что Дэн сказал правду: с моим невысоким ростом и худобой получилось очень похоже на мальчика лет двенадцати. Особенно когда я ходила в спортивных штанах и футболке. Ходила, конечно, только по дому и прилегающей к нему территории, однако не оставляла надежды, что позже Михаил Юрьевич разрешит мне и на улице появляться в таком виде. Кто догадается, что я девчонка? Да и кому надо об этом догадываться?
Неподалеку залаяла собака, и я вздрогнула всем телом. Лай был низкий, грубый, с хрипотцой, такой, что мне сразу представилась чёрная коренастая зверюга в лоснящейся, как чешуя, шкуре.
Дэн снова погладил меня по голове: на этот раз успокаивающе. Он в подробностях знал обо всём, что случилось со мной и Яринкой после побега из приюта. Историю появления моих шрамов в том числе.
Ничего, вполголоса сказал он, обращаясь к луне. Мы заставим их заплатить за всё.
Его слова вернули меня к теме разговора, и я встрепенулась.
Так о чём Михаил Юрьевич велел со мной поговорить? Где мама и папа? Я смогу их увидеть?
О том и речь, тон Дэна стал деловым. Да, ты можешь их увидеть, но не так скоро, как тебе хотелось бы. Для этого придётся постараться. Кое-что выполнить.
Я сделаю всё что угодно! торопливо заверила я. Где они?
В Сибири. Видишь ли, после того как накрыли вашу деревню, детей распределили по приютам, а взрослых судили и приговорили к разным срокам в разных местах заключения. Твои родители три года находились в городской тюрьме, потом были переведены в колонию-поселение на Урал, в кукую-то глушь.
Я растерянно заморгала. Какому идиоту пришло в голову заслать в такое место людей, для которых тайга дом родной?
Они убежали?
Конечно, Дэн улыбался. Очень скоро.
Куда?
Так в Сибирь же. Убежали и нашли других дикарей ой, извини.
Я нетерпеливо отмахнулась: в голове теснились десятки вопросов. Разумеется, я знала и помнила, что наша деревня не единственное пристанище тех, кто вырвался из-под слишком заботливого крыла Руссийской Православной Церкви. Но как моим родителям удалось разыскать их? Тайга огромна! Не имея оружия, компаса, тёплой одежды и удобной обуви, по ней не пройти и пару дней. Где мама и папа раздобыли всё это после побега? Гнались ли за ними? И, если да, то как получилось, что не поймали? Ведь наверняка в колониях-поселениях приняты все меры для скорой поимки беглецов. А главное: если родителям действительно удалось добраться до других дикарей откуда это стало известно здесь?
Дэн догадался, о чём я думаю. Улыбнулся снисходительно.
Малявка, ты не представляешь, сколько нас на самом деле. Всё больше и больше людей понимают, что в действительности представляет собой власть церкви. А понимая, попадают к нам. Так или иначе. Наши друзья по всей стране, в том числе в Сибири. В том числе те, кто знает дикарей из тайги извини.
Да говори, как привык, мне не обидно, я нетерпеливо поёрзала на деревянном коньке крыши. Значит, эти друзья рассказали про моих родителей? И Михаил Юрьевич теперь точно знает, где их найти?
Почти, уклончиво ответил Дэн. Тут уже начинается твоя работа.
Сделаю всё что угодно! повторила я и замерла, приготовившись внимательно слушать. Но Дэн был краток.
Ты поедешь в Сибирь и найдёшь их.
Будь моё положение чуть менее устойчивым, я бы точно скатилась с крыши. А так лишь покачнулась и ещё твёрже упёрлась подошвами в покатую черепицу.