Василько Мстивоевич вспоминал. Щурился, как огромный кот, греясь на все еще горячем и все еще чужом солнце, прикидывал, не пора ли вечерять, крутил дареное севастийским воеводой кольцо. А где-то золотились березы, хмурились ели, сиротливо стыли убранные поля. Днем с небес раздавались журавлиные плачи, а по ночам пробовали голос еще не сбившиеся в стаи волки. Кто знает, может, и снег первый пошел, облепил застигнутые врасплох деревья, ровно саптарва земли роскские, пригнул к земле. Деревья да города не люди, где родились, там им и стоять. Не сбежишь, не отряхнешься, разве что ветер отряхнет. Если не сломает. Здесь, возле теплого синего моря, что снег, что Орда казались дурным сном. Были у Севастии другие беды и другие враги.
Воевода отогнал кусачую осеннюю муху и почесал переносицу, вполглаза следя за оживленной, несмотря на вечерний час, дорогой. Всадника в простом плаще опытный глаз выхватил сразусевастиец сидел в седле как влитой, а конь, рыжий белоногий аргамак, стоил немерено. Не всякому боярину по карману. В награду, что ли, достался?
Поравнявшись с ведущей к лагерю росков дорогой, белоногий уверенно свернул с большака. Воевода вгляделся в нежданного гостя и понял, что видел этого молодца, причем недавно. Гонец княжий? Неплохо бы! За делом, глядишь, кто сборы-то и отложит. Воевода огладил короткуюне боярин и не попбороду, готовясь к разговору. За спиной зазвенело и скрипнулокараульщики тоже слепыми не были.
Вечерний гость остановил коня и спешился.
Здравствуй, стратег Василий Мстивоевич, старательно выговорил он по-роскски, гостя примешь или назад ехать прикажешь?
Юрий свет Никифорович! всплеснул руками Василько, признавая княжича. Да откуда ж ты взялся, душенька твоя пропащая?!
Вернули меня, сверкнул зубами гость, а я сбежал. С пира сбежал. Тошно со змеями из одной чаши пить, стратег. Отвык, пока воевал!
А и ладно, что отвык, одобрил воевода, понимая, что ему давно не хватало доброй чаши. Заводи коня, гулять будем.
За тем и приехал. Юрий Никифорович улыбнулся, но как-то невесело. Четыре года дома не был. Мне бы радоваться, а не могу. Наверное, не так со мной что-то. «Неладно», как вы говорите. Что думаешь, стратег?
Что тут думать? пожал плечищами Василько. Хорошему воину в тереме всегда тесно, ты же не пес цепной, а волк лесной! Куда тебе из брони да в шелка? К вечеру взвоешь, к утру загрызешь кого Гляди-ка, и эти к нам заворачивают. Купцы вроде.
Это я их позвал, засмеялся княжич, став прежним Юрием, готовым что порубиться, что чарку осушить. Угостить хочу. Ты говорил, что нежданный гость хуже саптарина. Я нежданный, но с угощением. Я лучше саптарина!
Глупость кажешь, свел брови Василько, какой же ты нежданный, если мы в одних щелоках стиранные, на одном огне паленные?! Угощай, спасибо скажем! А мы ответим, тоже, чай, не бедные.
2
Первым упился худой, как жердь, воин, памятный Георгию по ночному налету на птениохский лагерь. Вторым бережно, на попоне, отволокли в темноту краснощекого Нафаню, за следующими севастиец не следил. Роски появлялись, исчезали и вновь появлялись. Вспоминали, просили непонятно за что прощения, хохотали, били по плечу и тут же хмурились, поминая убитых. И Георгий тоже что-то объяснял, в чем-то клялся, кого-то оплакивал и пил, пил, пил
Здрав буди! выкрикнул сосед, передавая чашу. В ней было не вино, то есть не совсем вино.
Голова красноречиво кружиласьутро не будет легким, с какой стороны ни глянь. Тошнота, гнев Андроника, вздохи Феофана, печаль Софии, но это потом! После радости, что только еще разгорается.
Он меда не пивал! проорал над ухом кто-то, кого севастиец в темноте не признал. Провалиться на этом месте, он меда не пивал!
Не пивал, расхохотался брат василевса, но теперь пью!
Коли мед пьешь, то и кафтанами сменяемся! Если не брезгуешь!
Давай!
Орел
Еще бы не орел! Забыл, кто хана уходил?
Такое забудешь!
Сил есть давно не было, но чаши упорно свершали круг за кругом. Здоровенный дружинник стукнул кулаком по столу и угодил прямиком в кучу синего винограда. Брызнул сок, стало смешно и весело, будто и не было незнакомой невесты, ослепленного Геннадия, интриг, яда, лжи
А что, Юрыш, пошли с нами до Дебрянска!
И то сказать! Кровь разом лили, меды пили
Наших сыщем! Вот Олексич-то с Громыхой обрадуются!
Помнишь Олексича-то? Как вы об заклад-то бились?
А кафтан-то твой, Щербатый, как для Юрыша кроен! Может, отдашь?
И отдам! Бороду б ему, и хоть сейчас в Тверень!
Лучше в Невоград, наши девки белявых любят!
А еще лучше в Смолень!
В Дебрянск, я сказал! А борода до весны отрастет
До какой весны, брате?
Смех. Даже не смехгрохот. Камнями с гор, громами с неба, а ведь сперва в Намтрии не до смеха было. Гвардии василевса и наемникам-роскам предстояло сдерживать птениохские орды до подхода подкреплений. Динатских дружин и рыцарей Гроба Господня, что после незадачи с захватившими Город, Где Умер Бог, огнепоклонниками-мендаками освобождали оный Гроб в самых странных местах. Была бы добыча.
Апологеты единения с авзонянами клялись, что нужно продержаться до весны. Не прошло и года, как вопрос «до какой весны» в армии Стефана стал любимой шуткой. Рыцари не пришли, а динатам мешали то дожди, то суховеи, то перебежавший дорогу шакал. Ничего, отбились. К вящему разочарованию «гробоискателей».
Георгий вообразил лицо магистра Ордена, когда до Авзона дошла весть о намтрийской победе, расхохотался и провел пальцами по колючей щеке.
Что, княжич, отпустишь бороду?
Пойдем воеватьотпущу!
Молодцом!
И вновь чаша за чашей, и с каждым глотком все родней те, кто рядом, все ниже горы, все ближе небо!
На дальнем конце стола запели. Георгий прислушался. За четыре года он неплохо выучил язык, но смысл песни словно бы ускользал. Слова были знакомые, но нечто, превращавшее их в единое целое, не давалось, уходило в глубины серебряной рыбиной
То не в осень, то не в зиму, пели наемники, варвары, братья,
Ехал поздно я домой.
Ехал поздно я домой
Ой да мимо горушки степной
Ой да как у горушки степной
Старый филин пролетал.
Меня с лету задевал,
Ой да за собою зазывал
Вот, щербатый верзила внезапно ткнул пальцем куда-то за плечо Георгия, вот они Эк и обсели тебя!
Георгий аккуратно поставил чашу на залитый вином стол и неуверенно оглянулся.
Не видит! удовлетворенно сказал плечистый кудреватый Никеша. И не увидит. Чай, не блохи, на себе не углядеть!
Кого? не понял севастиец, продолжая осматриваться. Зачесалось колено, но на нем никого не оказалось. И вокруг никого не было, кроме своих.
Да прилепятцев же с прилепятицами. Вавило Плещеевич, помощник воеводы, поднял чашу. Ну, бывай здоров, Юрыш! А о погани той не думай, ничего она тебе не сделает! Прилепятцы хошь за тобой и скачут, а жрут тех, кто их породил. А тебе что? Тебе ничего! Разве послышится что, ровно муха гудит под ухом. Гудит да нудит, ну или тухлятиной шибанет. А унять прилепятца просто. Возрадоваться от души али выпить. Прилепятцы, они от радости твоей спервоначалу озвереют, а потом уснут ровно с перепою. Зато уж родители ихние с похмела того мало в петлю не полезут.
А хоть бы и полезли, вмешался веселый роск со свернутым на сторону носом, беды-то! Мужу прилепятца родитьхуже, чем поневу вздеть!
Оно так, подтвердил Василько Мстивоевич. Не бери в голову, Юрий Никифорович. Живи да радуйся! Хайре!
Нет, уперся Георгий, оглядывая сотрапезников, я понять хочу, почему никогда про прилепятцев не слышал.
А чего понимать? удивился воевода, запуская зубы в желтую грушу. Нечисть это, да хитрая. Дланью ее не подцепишь! Видно ее не всякому, а тому, кому Дед дозволил. Да еще добрым людям после межевой чарки, а ее поди угадай!
И то сказать, подхватил свернутый нос, знали б межу, никто под стол бы не падал, ковши носом не клевал
Вот и не клюй! назидательно произнес Василько Мстивоевич. И не перебивай! Тут такое дело, Юрыш Коли кто так иззавидовался да изненавиделся, что белый свет не в радость, то выходит из завистника под утро прилепятец. Зелен, вонюч, а харей родителю подобен. И потянется тот прилепятец за тобой, куда б ты ни шел. Так бы и съел, да зубом не вышел, только и может, что чуятьхудо тебе или хорошо. И от твоего хорошо ему худо, а от его худа родителя корчи бьют.
Только и от погани этой прок есть, подсказал Вавило Плещеевич, харю, небось, не спрячешь, так что свезло тебе, Юрыш! Щербатый, глянь, в кого прилепятцы удались да сколько их?
Много! упившийся провидец пытался поднять голову, но та упрямо стремилась вниз, пришлось подпереть кулаком. Не сочту враз А те, что вперед других выделываются Первыйну прямо Юрыш, только постарше и волос вылез. У второго нос черт семерым нес, одному достался, и уши, что у нетопыря. Третийстражник княжий вроде Кудреватый, губы алые, что у девки, на лбушрам Хорошо приложили! А четвертый В год-дах Ты, Вас-силько его еще под зад коленом с Князь-города п-по княжему повеленью
Голова Щербатого окончательно склонилась на грудь. Раздался храп.
Межевая чарка, она такая, объявил Никеша, спервоначалу бесей видно, а потомвсе! Упал да уснул. Юрыш, ты того, осторожнее. Мало ли
Оно так, Юрий Никифорович, посерьезнел воевода. Зависть хоть и вонюча, да не лужа, сама не высохнет. Поберегись.
Поберегусь, пообещал Георгий, теперь я этому протоорту Менодату спину не покажу, а к остальным и так бы не повернулся. А где твои прилепятцы, стратег?
Нету, отмахнулся Василько, кому у нас их родить? Нам жить вместе да помирать разом, какие уж тут прилепятцы!
И то! возликовал Никеша. А Василько наш Мстивоевичдобрый воевода. Лучшего не найти
А коли объявится, подхватил свернутый нос, топтать не станет!
Не стану! рявкнул Василько. Эх, Юрыш, Юрыш Не будь ты севастийцем, да еще княжичем, отдал бы тебе дружину. Как пить дать отдал Не сейчас, вестимо, годочков через десять, а самна печь!
Ты да на печь? возмутился кто-то незнакомый, но все равно друг до гроба. Ни в жизнь не поверю!
А вот и на печь, уперся Василько. Олексич полез, чем я хуже?
Какой из тебя на печи сиделец? Во поле живешь, во поле и помирать
Ну и помру! легко передумал воевода. Жаль, не на своем Всем птениохи поганые хороши, бьешь да радуешься, а все не саптарва! Вот бы ты, Юрыш, хана саптарского порубил
И порубаю! вскочил на ноги Георгий. С кем Севастия только в союз ни вступала, а все одна! И вы одни Хватит!..
Тяжеленная рука легла на плечо. У губ вновь возникла чаша, а потом звезды и луна прыгнули навстречу, зато сердце екнуло и провалилось вниз. Георгий что-то кричал, и ему отвечали. Он падал, его подхватывали и вновь подкидывали, а затем подняли на червленый, похожий на лист или сердце щит над спящими, пьющими, поющими. Над друзьями, которых нет и не может быть у брата василевса.
А сестра моя меньшая,
Догадалась обо всем:
По весне, она сказала,
Ой да ты оставишь отчий дом
Метались растрепанные тени, звенели клинки, никогда не виданные саптары выхватывали из-за спин стрелы, скалился и хохотал гривастый рыжий жеребец, мчался сквозь дымную ночь другой, словно откованный из драгоценного серого булата, а потом на сухую землю упала тень кривой оливы, зазвучала походная свирель, сверкнули алые, чтоб враг не заметил крови, плащи. Царский сын, он уводил пять сотен элимов к Артейскому ущелью. Туда, где изготовились к удару полчища Оропса. Их следовало задержать. Отец, Киносурия, вся Элима умоляли о трех днях. Только о трех днях. Он обещал
Глава 3
1
О том, что у ворот торчит княжий гонец, Василько Мстивоевич узнал от невыспавшегося и потому злого Никеши. Незваный гость, за спиной которого маячил десяток стражников, потребовал Юрыша. Никеша, года три как объяснявшийся поместному хоть с купцами, хоть с девками, о сем немедля забыл и рявкнул, словно в родимом Дебрянске:
С чем пожаловал?
В ответ гонец, к счастью, не захвативший толмача, четко и медленно выговорил по-своему:
Стра-тег Ва-си-лик. Ва-си-левс.
Воеводу хочешь? угрюмо уточнил Никеша. Василька Мстивоевича? Понял. Ты погоди, сейчас приведу
Захлопнув перед носом гонца калитку, хитрый дебрянич первым делом велел припрятать Юрышева коня и лишь потом отправился за воеводой. Василько Мстивоевич сидел за столом в одной рубахе, прикидывая, чем лечитьсятравяным отваром или вином, но суть дела уловил сразу.
Правильно сделал, одобрил он караульщика, Юрыш с пира братнего утек, ну да Андроник Никифорович не зверьотмякнет к вечеру, надо только приврать с умом. Мало ликонь захромал, пес в спину завыл или, того хуже, кто-то на дороге в падучей свалился, куда уж тут женихаться! Что княжич с нами хлеб-соль водит, каждой твари знать незачем. В этом Князь-городе не поймешь, где пузо, а гдеспина. Ладно, иду!..
Опорожнив кружку с отваром, воевода без лишней спешки оделся и вышел к воротам, за которыми маялся гонец. Сзади звенели поводьями одетые будто для боя стражники. Василько Мстивоевич подавил улыбкувспомнил, что Юрыша один раз уже пытались отволочь к князю насильно. Урок впрок не пошел никому.
Хайре! возгласил гонец. Если он и злился, то виду не подал.
И ты радуйся, колыхнул бородой Василько Мстивоевич. Говоришь, князь прислал? Я слушаю.
Приказ василевса, отчеканил севастиец. Я, протоорт Исавр Менодат, разыскиваю стратега Георгия Афтана.
Василько Мстивоевич никогда ничего не забывал, даже спьяну. Перед ним был тот самый молодец со шрамом, что ненавидел Юрыша до прилепятцев. Мысленно возблагодарив Никешину подозрительность, воевода удивленно поднял седоватые брови.
О как! А чего ты, протоорт Менодат, стратега вашего у нас ищешь? В городе ищи або же во дворце.
Купцы видели вчера Георгия в вашем лагере, объяснил Менодат, я должен вручить ему приказ василевса. Немедленно.
Так уехал он, не моргнув налитым кровью глазом, объявил роск, вчера и уехал. Жениться княжич собирается. На радостях да в память о Стефане-стратеге угощение прислал, а сам утек. Недосуг ему задерживаться было, на пир к Андронику Никифоровичу торопился. Да ты войди, коли приехал!
Архонт шагнул в сторону, освобождая дорогу. Исавр привстал в стременах, разглядывая бродивших по лагерю росков. Воевода широко зевнул, прикрыл рот ладонью и полюбопытствовал:
Ты, протоорт Менодат, раз уж заехал, скажи, сыщется нам дело до зимы? Коли сыщется, я тех, кто до дому наладился, попридержу. Народишку у меня всего-ничего осталось. Шесть сотен с небольшим Да ты не гляди, ты заезжай! Небось на голодное брюхо заявился, а у нас каша поспевает. С убоиной.
Благодарю, вежливо, но нетерпеливо отказался прилепяточник, я должен найти стратега. О том, будет ли в этом году еще одна война, знают лишь Господь и божественный василевс. Я, однако, предполагаю, что чужие мечи Севастии до весны не понадобятся.
Жаль, вздохнул воевода и еще раз зевнул. Расстались мирно. Севастийцы поскакали в город, Василько Мстивоевич пожал плечами, словно продолжая разговор, и неторопливо направился в построенные еще при Константине казармы. Георгия он решил не будитьсемь бед, один ответ.
Утренние хлопоты покатились своим чередом, но бесюки твердо вознамерились вывести воеводу из колеи. Не успел покончивший с первыми за день делами Василько поднести ко рту ложку, как от ворот прибежали с докладом о новом госте. Тоже сомнительном.
Помянув про себя всех родичей еще неведомого севастийца, воевода вышел к воротам, где и обнаружил пухлого голощекого старика с бабьим голосом. Восседавший на грустном осле незнакомец был в потертом плаще с капюшоном, но под грубой шерстью блестела парча, а белые пальцы сжимали серебряный перстень. О том, что его предъявитель действует по княжьей воле, Василько Мстивоевич знал. Не доверяя севастийцам, Андроник Никифорович дважды поручал роскам выпроводить из города вышедших из доверия динатов. Тогда-то воевода и ощутил на руке тяжесть «Воли василевса».