МИЛОВЗОРОВБорис Валерьевич.РОККнига вторая.ТОЧКА БИФУРКАЦИИ
Пролог.
Дух был рядом, когда Бенни Адамс вступил в борьбу с пространственной дырой, и хорошо видел, как тот вспыхнул ярче солнца безжалостным холодным пламенем. Безжалостные лучи гнали вон из мира Ирии все чужеродное, в том числе и самого Духа. Он знал, что это неизбежно, но он понятия не имел, опасно ли это для его жизни. Духу было очень страшно, наверное, подумал он, подобный страх испытывают люди во время смертельного риска. На мгновение в нем вспыхнуло удивление и восхищение их мужеством, дающим им шанс думать и действовать в самые роковые минуты, а потом его мысли спутались. Сознание, подчиняясь непреодолимой силе, стало меркнуть, одновременно оно медленно вытягивалось вдоль незримой тугой нити, приближаясь к ней все ближе и ближе, и эта ослепительная линия света перестала быть холодной, она впилась в него огненными жалами. Дух дернулся, но не мог противостоять неведомой силе, которая ломала его, заставляя обвиваться вокруг нее, обжигаться об ее огненные струи, терять представление о времени и о себе, и превращая бытие в один короткий вскрик боли. Боль росла и росла, заслоняя собой воспоминания, мысли, чувства, наконец, она вспыхнула внутри Духа чудовищной разрушительной вспышкой и разорвала его в клочья.
А когда его сознание вновь ожило, то сожалеть о себе самом было уже поздно. Да, и ни к чему: он вновь был. В первый миг возвращения в мир он только почувствовал себя, во второй, вновь научился мыслить, а в третий, все вспомнил. Темнота вокруг треснула мелкими брызгами, и Дух ощутил себя крохотным темным пятнышком на фоне ослепительной ажурной сети из мириадов лучей света. Они густо пересекалась вокруг него, порою так густо, что превращались в сверкающие круги. Ему вдруг нестерпимо захотелось влиться в это торжественное и прекрасное сияние, в душу хлынуло сожаление, что этого не случилось. Видимо, его создатели, а он почему-то знал, что это были они, не считали это возможным или своевременным.
Не желай того, чем уже обладаешь,ласково прозвучало у него внутри.Ты выполнил свою работу безупречно и достоин, слиться с нами, но не сейчас, ты еще многое можешь совершить. Готов ли ты служить?
Да, конечно.
Тогда выбери себе имя.
У меня много имен.
Мы это знаем. Выбери одно.
Смит. Я хочу быть Смитом.
Что ж, вновь рожденный, мы будем знать тебя Смитом. Мы даем тебе новое задание. Мы учли твое долгое общение с расой людей и поэтому поручаем тебе надзор за ними.
Я вернусь на Ирию?!
Нет. Твоего участия там не требуется, наблюдать за нею будут другие.
Понятно.
Ты уйдешь на другую планету, ту, на которой люди послужили началом новой цивилизации. Для нас до сих пор остается загадкой, как им это удалось, поэтому предполагаем чудо.
Чудо?!
Да, то есть прямое божественное вмешательство. Мы издавна ищем такие события и их следы во Вселенной. На этой планете уже были и мы ожидаем, будут еще подобные редкостные для вселенной события. Там ты будешь свидетелем, собирающим осколки божественного вмешательства.
Я буду жить среди людей?
Да, как человек. Будешь рождаться, стариться и умирать, и вновь рождаться. Все твои жизни должны быть подчинены этой цели. Мы верим, что ты справишься.
Как мне знать о своей цели, как помнить о вас?
Это всегда будет при тебе.
А как держать с вами связь?
Она тебя найдет.
Могу ли я вмешиваться?
Как человек да, как наш наблюдатель нет.
Смогу ли я найти грань?
Слушайся рока.
Разве у меня есть рок? Я всегда думал, что только исполняю волю своих создателей.
Да, мы создали тебя, но роком наделяет Господь.
Меня, Господь?!
А чем ты хуже других?
Я не рожденный.
Это не имеет значения. Итак, спрашивай.
Почему вы уделяете столько внимания этой цивилизации? Ведь во вселенных множество других разумных рас.
Мы изучаем все известные нам цивилизации. Каждое вместилище разума бесценный источник, но другими занимаются другие имена, Смит. А ты будешь человеком.
Но люди от природы не добры!
Но и не злы.
Не думал, что моя судьба вновь будет связана с ними.
Ты отказываешься?
Нет, я недоумеваю.
Чему?
Тому, что этот весьма примитивный разум интересен вам. Вы наделили меня многими знаниями, теперь я знаю, что есть гораздо более достойные разумы: благородные, мудрые, чистые, свободные от разрушительных страстей, наполненные светом и знанием о Боге. А люди бредут в сумерках. Зачем они вам?
Потому что они не знают Бога, а верят в него. Или не верят.
То есть они одни такие?!
Нам другие подобные цивилизации неизвестны. Человек примитивен и груб своей простотой, но странен, и потому не вполне понятен нам, хотя мы многое познали и нам многое подвластно. Люди предсказуемы, но души их непрозрачны. А еще, нам неведом их рок! Это важно! Ты, Смит, будешь искать ответы, ты должен справиться, никто, кроме тебя не был ближе к ним.
Да, это верно, я слишком долго был с ними рядом.
Что еще тебя интересует?
Я буду умирать также как люди?
Да. Тебе страшно, Смит?
Да. Хотя я уже, кажется, умирал. Но каким образом и как часто я буду возрождаться в их мире?
А мы не знаем.
То есть как?!
Мы рассчитали и предполагаем, а в остальном, воля рока.
руки Господа.Невольно продолжил Смит.
Вот, видишь, ты все понимаешь, Смит. Есть ли у тебя просьбы, прежде чем ты станешь человеком?
Нет. Впрочем, одна есть. Помогите ирийцу Георгу Проквусту. Он спас планету и всю свою расу.
Мы уже знаем, о ком ты говоришь, он заслуживает любой помощи, но помочь мы ему не в силах.
Почему?
Мы не можем его найти.
То есть он исчез, окончательно умер?!
Никто окончательно не умирает, ты же знаешь, Смит! Просто он попал туда, куда нам нет доступа, более того, туда, куда мы и не хотим иметь доступ.
Он пропал и ему никто не сможет помочь?!
Помолись за него, Смит.
Часть первая.НАЧАЛО
Багряная тьма давила грудь и спину, не давала дышать. Надо открыть глаза, разлепить ссохшиеся губы, оглядеться и попросить помощи. Он понимал, что нуждается в ней, Он хотел дружеского участия и теплого прикосновения. Но почему ничего не получается? Надо пошевелиться, размять скованные мышцы Он дернул на себя затекшие до боли руки, но они не шелохнулись, сплющенные той же жуткой тяжестью, что и грудь. Невозможно дышать, от этой тяжести давно бы надо умереть, а Он все еще жил, Он ощущал себя Или не ощущал? Зато всей своей очевидность в его израненное тело вгрызались багряные сполохи, нет, Он их не видел, Он их чувствовал. Надо осмотреться, понять, где Он, что с ним. Он попытался поднять сухие непослушные веки и внезапно понял, что его глаза давно открыты. Но почему они ничего не видят? Он ослеп или вокруг просто непроглядная тьма? И почему в темноте багряная боль?
«Я жив или нет?»,вопрос мелькнул и тут же нырнул в глубины сознания. «Кто я?»
Он лежал и пытался вспомнить свое имя, ведь должно же быть у него имя! Но имени не было. Может Он безымянный? От этой мысли почему-то повеяло жутким холодом. А еще Он со страхом обнаружил, что не может мысленно представить себя самого. Он забыл себя! Смысл слов, которыми Он думал, изначально понятный и привычный вдруг стал ускользать от него, Он цеплялся за него, мысленно вновь и вновь произносил слова, а они манили, дразнили своей близостью и все равно выскальзывали из рук. Из рук? А что такое руки? Или, например, глаза? Кажется, Он собирался их открыть, но зачем? Чтобы видеть? Но что значит видеть? Голова звенела болезненной пустотой. Чем больше Он вспоминал, тем меньше мог вспомнить. Почему Он не может сделать ни одного движения? А что такое, движение? Водопад вопросов заливал его и без того мерцающее от слабости сознание, и Он, захлебываясь от удушья, барахтался в нем, ища ответы, пока не сдался и не утонул в нем окончательно. Он беспомощно отдался пучине небытия, и оно спасительной пеленой окутало сознание, гася страх, оставляя только недоумение и тоску. «Господи!,вырвалось из самых глубин его души. Не оставь меня, ответь, где я и кто я?»
В тот же миг тьма дернулась, колыхнулась всей своей бесконечной протяженностью, обдала дикой яростью и лютой ненавистью. Ее багряный оттенок ничего не освещал, он просто был рядом, большой и обжигающе жаркий. Он лился сквозь него, разгораясь черным злобным пламенем, лизал его беспомощное тело, но почему-то не причинял ему никакого вреда.
Не смей поминать имя врага в мире моем!,заревело внутри него, пробежав болезненной дрожью. Здесь его не помнят!
Кто это?!,вскричал радостно Он. Кто здесь, откликнитесь! Ради Бога, помогите, я
О-О!!!,взорвалась оглушительным воплем тьма и отозвалась бесчисленным эхом, перерастающим в звериный рык. Налагаю на уста и мысли твои запрет на упоминание имени бывшего хозяина твоего! А за твое бесчинство я сам буду пить твою душу, медленно и мучительно, вечно!
Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите? Ради Бога, помогите мне, я не понимаю, что
Конец фразы потонул в жутком реве, до краев наполненным яростью бессильной злобы:
Ты помнишь!? Значит, ты не мой! А если ты не мой, то покинь мой мир!!!
И все погасло.
Наверное, Он умер.
Или уже был мертвым.
Свет вернулся. Вернулся и охватил его теплыми ласковыми объятьями, проник внутрь, наполнил радостью каждый уголок измученной души. Ему стало все равно, знает Он себя или нет, главное, Он здесь, там, где конец и начало, там, где хочется быть вечно. Он чувствовал, как сознание растворяется в блаженной истоме, как оно растекается каплей за каплей, но его это не беспокоило.
«Я вернулся!»,подумал Он вдруг и на душе стало еще чудеснее. Свет наполнял его, пронизывал, и Он сам становился этим светом, и как часть этого света, тоже источал блаженство и негу, и не было вокруг ничего, кроме бесконечного свечения, ничего, кроме него самого.
Но вдруг все остановилось, вернее Он об этом подумал, вокруг ничего не менялось, но внутри него возникло ощущение, что Он стал проваливаться в некую воронку. Она безжалостно и тщательно выбирала рассеянные частицы его души и кидала их во вне, вон из этого волшебного мира. Всеми мыслями, оставшейся волей Он сопротивлялся, цепляясь за чудесный свет, который все равно уходил из него, не успев ничего поведать и рассказать. Он подумал вдруг, что свету тоже не хотелось расставаться с ним, ему даже показалось, что свет сказал ему: «Не расстраивайся, мы еще увидимся». Он окончательно влился в незримо малую точку, словно провалился в нее, и в то же мгновение вокруг него необъятным пространством вздыбился огромный другой мир. Здесь тоже был свет, но другой, сначала он был спокойный, полный достоинства от собственной близости к Богу, потом начал наполнятся яркими сполохами. Не успел Он как следует рассмотреть, как все вокруг уже стало другим. Здешнее сияние было почти осязаемым, знакомым, оно искрилось множеством искр и золотистых нитей. Их становилось все больше, они сплетались в густую, ослепительную паутину, которая в один миг вдруг вспыхнула и превратилась в невероятно сложный, сверкающий холодным светом многогранник. Он словно очутился внутри огромного алмаза и смотрел через его бесчисленные грани, чуть перевел взгляд, и картина менялась. Глубина этого мира была пугающе сложной, бездонной и почему-то очень холодной.
Между тем Он продолжать падать. Или просто двигаться? Он не задумывался об этом, хотя по ощущениям, явно оставался на месте, просто миры вокруг него проносились невероятным калейдоскопом. Каждый новый мир, через который Он проскальзывал, неведомым способом успевал пронизать его, изучить и отщипнуть крохотный кусочек души. Но ему не было жалко, ему нравилось оставлять след в мироздании.
Миры были разными. С каждым переходом пространство вокруг него постепенно очищалось, переставало быть однородным, в нем стали образовываться огненные пятна, они дрожали, роняя вокруг себя капли, которые, тут же ярко вспыхивали и проваливались в зыбкий туман, расцветая там яркими, быстро расширяющимися пятнами. Только расширяясь, они одновременно тускнели, то ли, гаснув, то ли, погружаясь в некие бездны. Постепенно свет стал тускнеть, съеживаться, чернота пространства словно поглощала его, обгладывая яркие лучики, не съедая их совсем, а медленно кромсая их крепкими зубами мрака на множество ярких искр. Они рассыпались вокруг, устилая черноту узорами мерцающих спиралей и кругов. А потом движение миров прекратилось.
Этот мир ему показался знакомым. Не совсем, что-то в нем было такое, что не совпадало с его глубинной памятью, но все равно, это был мир, куда Он вернулся.
«Хм!,подумал Он с усмешкой. Опять вернулся! Получается, что я возвращаюсь туда, где никогда не был!».
При воспоминании о мире, из которого его вытолкнули, его обожгла волна грусти и сожаления, но она быстро истаяла под напором последних впечатлений.
Сначала ему нравился покой, отсутствие утомительного мелькания миров, но потом ему стало скучно и страшно одновременно. Вместе с прекращением движения в нем росла уверенность, что теперь его все покинули. «Кто все?», этот вопрос его мало волновал, какая разница, если Он самого себя опознать не может?! Он точно знал, только что рядом с ним был кто-то, а теперь его нет.
Он висел в центре бескрайнего пространства, беспомощный и грустный. Страха почему-то не было. От окружающего космического холода веяло равнодушием, оно легким сквозняком остужало чувства и сбрасывало их невесомой снежной пылью на самое дно его души. Он не сопротивлялся, потому что вместе с равнодушием уходила боль. Его положение переставало казаться трагическим и безысходным. Ему все еще казалось, что с ним что-то случилось, что раньше он не был таким, но впервые он стал сомневаться в истинности своих смутных и бессвязных воспоминаний. О чем, собственно говоря, ему беспокоится? Его окружала необъятная и неизведанная Вселенная, в которой ему, видимо, теперь предстояло быть. Он сознательно пропустил пришедшее сначала на ум слово «жить», потому что перестал понимать, что оно означает. Он просто был, был здесь и сейчас. Он висел в середине мироздания и легко мог предполагать себя его центром. Прошло довольно много времени с тех пор, как он осознал себя Кстати, что такое время он понимал! Он мысленно улыбнулся, времени у него, судя по всему, было много. Очень много!
Он весело осмотрелся. Видел он все сразу, но пристально вглядываться мог только в то, что лежало впереди. Почему впереди? Да, потому, что Он так решил: впереди, это то, что он хорошо видит, а сзади, то, что размыто и вызывает желание обернуться. Он не хотел больше глубоко задумываться над не имеющими смысла словами, Он просто впитывал в себя окружающий мир. И мир откликнулся, с него словно сдернули покрывало. Чем больше Он всматривался в бесчисленные гирлянды звездных спиралей, тем больше замечал, что пространство вокруг них неоднородно. Неуловимо в нем присутствовал некий след правильного рисунка или даже чертежа. Отблески звездного света то там, то здесь преломлялись на гранях пространства, и это было красиво и захватывающе. Он восхищенно застыл в немом почтении к открывшейся картине и чем больше смотрелся в нее, тем больше поражался. Беспорядочные грани скрывали неведомые глубины пространства, и они вовсе не были беспорядочными, они хранили в себе некий замысел, замысел создателя. За ними скрывались новые миры, новые вселенные и Он почувствовал, что туда можно пройти, что в них можно плутать бесконечно долго, до скончания времен.
Господи, как же красиво!,мысленно вскричал Он.
И тут же вселенная вокруг вздрогнула, словно по ней прошла неуловимая взору волна, безжалостно смывая эту глубину пространства, пряча ее завораживающе красивую, но излишнюю наготу, свидетелем которой Он случайно оказался. Опять вокруг него равнодушно и величественно простиралась пустота и звезды.
Уф, наваждение какое-то, он облегченно вздохнул, вернее, попытался сделать это, и тут же с удивлением стал вспоминать, а что, собственно, Он пытался сделать?
Помучившись некоторое время он оставил очередные бесполезные и изнурительные попытки самоанализа.
Все это очень красиво, но не висеть же мне здесь вечно?! Пусть даже в качестве центра вселенной, мне это совсем не нравится. Как бы мне научится движению?
В глубине его души росла уверенность, что он знает, как это делать, надо только вспомнить. Его внимание привлекла яркая и крупная звезда. Вокруг все звезды мерцали россыпью точек, а эта сияла ярким пятном света. Чем больше Он всматривался в нее, тем большим великолепием она его одаривала, маня его взор то золотом, то раскаленным железом, то холодом ослепительного белого сияния. Ему так хотелось приблизиться к ней, окунуться в ласковые языки ее огня. Почему-то Он был уверен, что они будут непременно ласковыми.