Обычный глобус средних размеров.
Смотри-ка, молодец, усмехается Арнольд и треплет меня по волосам. Кожа на затылке болезненно дёргается, но я терплю и улыбаюсь в ответ. Теперь все улыбаются, кроме тёти Марины. Она слишком сосредоточена. Что ж, пойдёмте наружу.
****
Тишина, разливающаяся по природе вне подвала, достигла апогея и превратилась в звенящую, но глоток свежего воздуха после затхлых катакомб штаб-квартиры оппозиционеров покорял любой страх перед зловещим. Мужчина с кофе остался позади, и наш отряд вновь превратился в квинтет. Арнольд встал перед нами, хлопнул в ладоши и ободряюще воскликнул:
Ну что, господа, пора прощаться. Очень надеюсь, что у вас всё получится. Очень надеюсь и на вас, Арнольд подмигнул тёте Марине. Охрана в виде человека с боевой подготовкой ребятам не помешает.
У меня сегодня все шаблоны разорвались, вздыхает тётя Марина. Да что там, чёрт возьми. Я до сих ещё толком ни во что не верю.
Мам, ты точно описала моё состояние, говорит Сергей. Не знаю, мне не нравится, что он называет мамой женщину из другой реальности, которая лишь является близнецом его родной матери. Я слышу в подобном обращении беду.
На площадку въезжает зелёный джип с яркими фарами.
Это за нами, хмурится тётя Марина.
Удачи вам, ребята. И Арнольд пожимает мою руку. Обязательно прочти содержимое конверта, прежде чем приступишь к операции.
Я согласно киваю, и восторг Арнольдом снова щекочет нервы. Затем он пожимает руки другим ребятам, а тёте Марине отдаёт честь. Она могла бы сказать что-то типа: к пустой голове руку не прикладывают, но вместо насмешки отдаёт честь в ответ. Значит, тоже прониклась уважением к оппозиционерам доктора Вечности.
Ну, побежали, нас ждать не будут. Это не такси, строго приказывает тётя Марина и уже несётся к джипу. Стёпка и Серёга не заставляют себя ждать, а я на время задерживаюсь.
Слушай, спрашиваю Арнольда. Как тебя зовут? Я же даже не знаю твоего имени.
А зачем тебе оно? добро улыбается Арнольд.
Я немного смущаюсь. Мысли, терзающие меня с первой эффектной встречи, кажутся глупыми, наивными.
Ну не знаю. Хочу кое в чём убедиться.
В чём же?
Блиииин! Я пританцовываю на месте от ненависти к себе и терзающего смущения. Ну я вдруг подумал Можешь ли ты в этой реальности как бы являться мной?
Ни один мускул на лице Арнольда не дёргается. Так и застывает на лице.
Ну а почему бы и нет, пожимает плечами он. И неважно, как меня зовут. Шизогонические реальностиэто та ещё шизофрения.
Я вдруг смеюсь. Открыто и легко.
Почти в рифму, говорю.
Тёмка! окликает голос Стёпки.
Беги к своим, а то опоздаете, кивает Арнольд. И я убегаю, но прежде застенчиво дружески хлопаю Арнольда по плечу.
И вот я уже в джипе. Я и мои друзья на заднем сиденье, тётя Марина спереди. Шофёром оказывается парень в форме цвета хаки, небритый, с выпирающими скулами и суровыми мохнатыми бровями. Голос у него тоже зычный. Пока он говорит с тётей Мариной, успеваю испугаться этого качка: слишком жестокие слова он изрекал. Сразу видновоенный.
Тётя Марина не вникала в подробности, и уж тем более не говорила о шизофренических реальностях. На нас мужлан не обращал внимания, поэтому я позволил себе упереться лбом в стекло и уставиться на проносящуюся ночную дорогу. Хотя, кажется, небо на горизонте уже светало. Не мудрено, должно быть уже шесть утра.
Теперь я всегда буду называть всю эту белиберду шизофреническими реальностями. Они этого заслуживают.
В пропитанной запахом бензина машине я засыпаю.
*****
Меня сейчас стошнит.
Беспокойный сон, сопровождаемый какофонией голосов и тихими песнями, прерывается стоном Стёпки. Открываю глаза. Джип подбрасывает на неровной дороге, из динамиков льётся Би-2 и их Муза из Евросоюза, тётя Марина переговаривается с шофёром. Шепчущая паскудная какофония, терзающая мой сон.
В окна бьёт яркий свет только что взошедшего солнца, жизнь прекрасна, если бы не другая реальность.
Илья, останови машину, просит тётя Марина. Ребята, вам надо чуточку передохнуть и выбраться.
Замечаю, что Серёга спит мёртвым сном, а вот Стёпка, кажется, не сомкнул глаз. Джип останавливается, а мои сонные нервные окончания продолжают включаться в этот мир. Боль в затылке слабая, ноющая, пульсирующая, ноги затекли, левая рука, на которой я заснул, ничего не чувствует. Ужасное состояние.
Не дожидаясь приглашения, открываю дверцу машины и выбираюсь наружу. Ну как выбираюсь, скореевываливаюсь. Ноющие колени не хотят разгибаться.
Утробный голос шофёра Ильи возвещает позади меня:
Только не больше получаса, а то опоздаем на поезд.
Оглядываю окрестность: степи с редкими деревьями, и прямо перед нами разлапистый карагач. То, что нужно. Валюсь в заросли клевера под деревом и по привычке откидываю голову, но тут же ощущаю укол в затылке и со стоном поворачиваю шею.
Жизнькошмар. Я в аду. Убейте меня. И чёрт с ним, с Андрюшкой, зачем я только пустился в это путешествие.
Рядом, со вздохами облегчения валятся два тела моих друзей. Серёга, кажется, ещё не проснулся, а у Стёпки воспалённые глаза, красные как у вампира. Смотрят, широко распахнувшись, прямо в небо.
Чувствую, нам много чего нужно сказать друг другу, но мысли разбрелись по закоулкам сознания.
Молчим.
Слушая невнятные переговоры тёти Марины и шофёра Ильи на заднем плане, я придумываю самый идиотский вопрос:
А сколько уже времени?
Около девяти утра, тут же отвечает Стёпка.
Ты спал?
Нет. Тут уснёшь. Вы меня прижали с двух сторон, музыка играет, машину шатает, бензином воняет.
И люди болтают, добавляю я в рифму и улыбаюсь. Стёпка серьёзен.
Он вечно очень чуткий ко сну, мычит Серый, не открывая глаз. В комнате даже если системник работал, не мог никогда уснуть из-за жужжания.
Зато ты спишь там, куда положат, отвечает Стёпка снова без тени улыбки.
Надо же. А я не знал этого факта. Вот лежу и становлюсь свидетелем братской жизни. Всё же, в который раз убеждаюсь, как бы ты не относился к своему близкому родственнику, ты всегда будешь знать о нём больше, чем другие. И внезапно чувствую себя скотиной.
Вы меня, если что, извините, лепечу я. Андрюха мой брат, и я должен был эту проблему решать сам, а не вас втягивать.
Наконец-то до него доехало, ворчит Сергей, но Стёпка, как я и полагал, настроен иначе.
Мы сами в это ввязались, говорит он. Нас никто не просил, мы придумали теорию, и мы же разыграли эту партию.
Вот не надо обобщать, Стёпочка, язвительно отвечает Сергей.
А что? пожимает плечами тот. Ты бы не помог своему другу в сложной ситуации?
Серый внезапно открывает глаза.
Почему же помог бы, но ситуация ситуации рознь. С одной стороны ты одалживаешь денег или бьёшь морду кому-нибудь, а с другойрискуешь своей шкурой ради человека, который тебе даже дальним родственником не является. Да и ты в нашей игре не совсем добрый самаритянин.
Что ты имеешь ввиду? хмурится Стёпка по-прежнему разглядывая облака.
То и имею. Серёга переворачивается набок и подпирает голову рукой. Когда мы все шагнули в эту бездну, отступать было уже поздно. Подумай. Ты выдвинул теорию, написал на майл какой-то фирме. Всё выглядело как игра. Ты думал, что она опасная, но это знаешь. Как в школе. Прежде чем подложить кнопки учителю на стул, ты думаешь, что тебя накажут, но предполагаешь, что никто не пронюхает. Ты совершаешь поступок, а потом вдруг оказывается, что тебя кто-то видел, что кнопки были только у тебя и что вообще ты засветился на камеру. И учитель вдруг вместо того, чтобы отправить тебя к директору, начинает поднимать вопрос об исключении тебя из школы. И родителей твоих вызывает. Вся твоя жизнь летит к чертям, и ты начинаешь думать, что совершил глупость. И уже молишься вернуться назад во времени, чтобы не совершать эту дурацкую выходку. Сегодня вечером ты написал письмо каким-то там Сомерсетам, думая, что далеко от них. Что они тебя не найдут и просто ответом пригрозят пальчиком. Но вместо этого, на следующее утро ты просыпаешься и получаешься посылку. И уже безвозвратно втянут в эту игру. Всё как с кнопками. Неужели, ты бы снова так поступил, если б время повернулось вспять? Зная, что придётся оказаться в другой реальности, терпеть выстрелы неизвестных террористов и дрожать за свою жизнь? Стал бы ты отправлять письмо сейчас, вернись ты на пару дней назад?
Пожалуй, это была самая длинная тирада, которую Серёга когда-либо произносил. Я лежу между братьями, и мне становится неловко. Будто при мне решают вопросы чересчур деликатные, которые мне лучше не слышать.
Стёпка молчит пару секунд, а потом отвечает:
Почему бы и нет. Стал бы. Я бы и сейчас отправил письмо Сомерсету, если бы представилась возможность повторить.
Серый долго глядит на брата, потом на меня, потом снова на Стёпку, и выдаёт:
А по-моему ты просто рисуешься.
Чего? младший переводит взгляд на брата.
Перед Тёмкой вон рисуешься. Типа, чтобы он подумал, что ты такой преданный. А в душе явно желаешь
Вот это поворот, обиженно восклицает Стёпка и тоже переворачивается набок и подпирает голову рукой. Теперь я действительно между Сциллой и Харибдой. Да будет тебе известно, что с тех пор, как мы вышли из кабинета доктора Вечности вчера, до этой секунды, я ни разу не пожалел, что ввязался в эту игру. Во-первых, это увлекательно. Во-вторых, я теперь похож на героя, я помогаю другу. В-третьих, мне блин забей. Тебе срать на мои доводы.
Нет-нет, ты говори, с наигранным любопытством просит Серый. Атмосфера напрягается, и я прячу голову в плечи.
В-третьих Чего мне терять? Всё равно, мама умерла. Жизнь уже не будет прежней. Она такая несправедливая, я про жизнь, что нет разницы, когда ты умрёшь. Кто-то говорил там из мудрых, что жизньэто болезнь, и всегда с летальным исходом.
Серёга вздыхает и вновь откидывается на спину.
Дурак ты, Стёпка. То есть, вот об отце ты ни разу не подумал? А он, между прочим, тоже человек.
Ну Стёпка теряется. Я верю, что наша авантюра вся пройдёт успешно.
Но риск большой, и ты выбрал своего друга, а не благополучие нашей новой семьи. Дурак ты всё равно.
Блин. Ты меня не понял. Стёпка тоже падает на спину.
Ребята, вступаюсь я. Не надо спорить. Да, я чувствую себя козлом. И вот ты говоришь, Серый, исправили бы мы ситуацию, вернись мы в прошлое. Я тебе отвечаю, что я бы исправил. Я бы никогда не посылал теперь письмо с вашего компьютера. Я бы написал его дома, чтобы вас не втягивать. Но раз уж такая ситуация сложилась, что я оказался козлом, я буду рисковать, а вам этого не позволю. Потому что я вам очень благодарен за поддержку. Что вы до сих пор мне помогаете во всём.
А у нас выбора нет, отвечает Сергей. Назад уже не повернёшь.
Мальчики! вопит тётя Марина. Давайте обратно в машину.
И вот мы опять внутри пропитанного бензином салона джипа. Серёга снова вырубается, Стёпка хочет уснуть, у него закрываются глаза, но стоит подбородку коснуться груди, как голова тут же вскидывается. Уснула и тётя Марина, прислонившись к стеклу машины, а мрачный шофёр Илья счёл неинтересным болтать с сопляками.
В голове крутятся неприятные мысли, которые убили надежду на сон. Я по кругу прокручиваю в голове разговор братьев Герундовых. Мрачная тучу, зависшую над сознанием, я не в силах рассказать словами или представить картинками. Иррациональная гадская обида не пойми на что. Хочется войти в доверие Серёге, может, как-то объяснить ему всю необходимость нашей экспедиции но опять не нахожу слова.
Так целый час мы и едем молча. Вот за окном вырастают многоэтажки, мы въезжаем в Самару. Ещё полчаса, и джип возле футуристического здания вокзала. Признаться, никогда бы не подумал, что вокзал может оказаться таким красивым снаружи.
Тётя Марина проснулась, разбудила Сергея, и мы спешно покинули машину. Шофёр тепло попрощался с женщиной, а нас даже не заметил.
Значит, слушайте меня внимательно, говорит тётя Марина, вышагивая по мощёной площади. Если завидим оранжевую бригадусворачиваем. Если они перейдут к активным действиямбежим, но держитесь меня. Сейчас идём к кассам. Я попытаюсь вас посадить на тот же поезд.
Мы молчим и внимательно слушаем, хотя Стёпка иногда спотыкается. Кажется, ему совсем нехорошо.
Внутри вокзал напоминает торговый центр: всюду суетящийся народ, эскалаторы. Кассы находим быстро. Тревожный взгляд тёти Марины немедля сканирует зал на наличие свободных мест, и, найдя такие, она кивает в их сторону.
Следим за оранжевыми, требует Серый, как только опускается на серое металлическое сидение в сеточку.
Да я и без него знаю, что нужно следить, и постоянно верчу головой. Стёпке следится плохо. Он часто зависает на одной точке и надолго закрывает глаза. Бедняга, мне его жалко.
Наш поезд прибывает в 11.00 по московскому, часы над холлом показывают 10.40. Точно успеем. Но тётя Марина слишком долго задерживается у кассы, и, судя по рукоплесканиям, с кем-то спорит. Через несколько минут она всё же отходит и смотрит в нашу сторону. Её рука и два раздвинутых пальца взлетают к глазам, а потом обводят павильон.
Понятно. Она велит нам следить за оранжевыми, а сама убегает на второй этаж.
Без неё тут же становится страшно, хотя, Самарский вокзал не столь беспокойный, как Сызранский. Со стороны города мы прошли через арку металлоискателя, и нас даже никто не остановил, и два брутальных охранника что-то весело обсуждали в стороне. Может, мы опять в иной шизофренической реальности?
Тётя Марина возвращается к нам в 10.55.
Я не могу, вздыхает она. Уж я и ругалась. Не хотят они сажать вас по тем же билетам. Говорятпросрочены. И значок полицейского их не колышет. Точно, что РЖД живёт по своим законам. Я даже к администратору поднималась. Ничего не дало. В общем, я выкупила нам целое купе.
Нам??? удивляется Стёпка немедленно проснувшийся.
Нам-нам, кивает тётя Марина. Не могу же я своих детей отпустить на растерзание в никуда. Вижу на лице Стёпки безграничную радость, Серёга тоже восторжен, а мне почему-то не нравится эта идея. А теперь живо на поезд, а то опоздаем.
И мы бежим.
Орский состав пребывал на третий путь, и пока мы до него добрались, локомотив уже остывал на рельсах. В очередной раз тётя Марина напомнила следить за оранжевыми: особенно сейчас, возле поезда.
Девятый вагон, молодая мрачная проводница. Окинув взглядом цифры на наших документах, она сухо декламировала:
Второе купе.
В вагоне душит жара, первое купе открыто, на пороге стоит заспанный мужчина в серой футболке, трениках и носках. Он смотрит на нас столь отрешённым взглядом, будто впервые видит людей.
В пустом втором купе нас ждут застеленные кровати и пустой стол. Всё же есть плюсы в сопровождении тёти Марины. Никакая тварь не займёт свободное место.
Мы запираемся и рассаживаемся по кроватям. Яодин, напротив семьи Герундовых. Маленький коврик под ногами делит наш квартет на два лагеря. Я, конечно, рад за друзей, но теперь снова чувствую себя одиноким и чужим. Поэтому, пока семья напротив шушукается о своих семейных делах, я отодвигаю немного занавеску и наблюдаю за снующими по перрону пассажирами и медленно расхаживающими работниками железной дороги. Их оранжевая форма то и дело заставляет вздрагивать.
Выяснилось, что еды не у кого нет, поэтому тётя Марина выбежала и закупила всякой отравы, заваривающейся кипятком. Оказывается, я голоден.
Когда состав тронулся, мы устроили настоящий химический пир. Серёга то и дело ходил заваривать картошку, на столе разрезался хлеб, нарисовались четыре фирменных гранённых стакана РЖД. Тётя Марина разделывала копчёную курицу.
В общем, поели на славу. За поздним завтраком в основном шутили, но как-то сухо. Мне кажется, тётя Марина сама держала незримую дистанцию между собой и моими друзьями, будто понимала, что перед ней не её дети, а просто похожие мальчики из другой реальности.
Зато Серёга со Стёпкой навязывались женщине параллельного мира каждую секунду. Пофигу на Серёгу, он тупой, но Стёпка. Какого чёрта он поддался чувствам, так ему не свойственным?
После завтрака я сообщил друзьям, что пойду в туалет, и вышел из купе. Вагоны повторяли друг друга до каждой мелочи, только из Саратова мы выезжали в зелёном, а этотчерный с огромными буквами РЖД на боку.
Я быстро справил нужду, а когда вышелувидел на крышке отсека для мусора Серёгу.
Тоже сюда? усмехаюсь я.
Своим я так сказал, ответил парень хмуро, скрестив руки на груди. Но я хочу с тобой поговорить. Пойдём туда.
Он кивает на дверь в тамбур, и я пожимаю плечами. Опять мне на душе неприятно. Мы выбираемся в пустой прокуренный тамбур, где стук колёс становится в два раза громче.