Он сильно напомнил мне Андрюшку. Наверное, все мы в десять лет одинаковые. Одна-единственная черта объединяющая малышей: искать приключения.
Из разговора я узнал, что родителей Димки убило взрывом, и он остался вдвоём с сестрой, которой ещё меньше лет. О своём убежище не рассказал, а то вдруг я не такой добрый, каким кажусь. Впрочем, я его понимаю.
Долго и подробно Димка описывал, как готовить пойманных животных: кошек там, крыс и даже голубей. Не сказать, чтобы такие кулинарные изыски вызывали во мне тошноту, но вот изумление точно. Что же творится с этим миром, если люди принялись есть крыс. Большой кусок колбасы мальчишка спрятал за пазуху, для сестры.
Димка, конечно, поинтересовался, что за глобус у нас, и мы, конечно, ответили, что обычный самый непримечательный глобус. Мальчишка потрогал рукой гладкие изображения Африки и Тихого океана и спросил, сколько такой стоит. Я соврал: копейки. Дескать, только выглядит красиво, а по-настоящему бутафория из пластика. Димка со знающим видом заявил, что его лучше спрятать, ибо другие же не знают про бутафорию и могут ограбить. Поэтому после полдника мы долго бродили по руинам в поисках пакета.
Пакет мы нашли. Внутри подгнивал древний мусор, но стоило его вытряхнуть, и тара для Глобуса готова. Хотя, видок пакета оставлял желать лучшего.
Совместное времяпрепровождение внезапно вызвало ностальгию. Каждый новый шаг всколыхнул альтернативные воспоминания из прошлого. И как мы с Андрюшкой обследовали подвал, и как ловушки устанавливали в лесопосадке, и как искусственную заводь на реке сооружали, как пытались там же плотину воздвигнуть. Это потом у меня Стёпка появился, а когда брату было шесть, а мне десять, мы же все подвиги совершали вместе.
И такая твёрдая уверенность во мне закралась, что я обязан спасти Андрюшку. Трупом лечь, а брата вызволить. И если убьют меня, то это лучше. Андрюшка должен знать, на что я способен, ради него.
В то же время непонятное уныние принялось точить разум. В голове возникала куча вопросов. Зачем доктору Вечность Андрей? Не случилось ли с ним чего? Дадут ли нам добраться до цели? Столько преград возникало на пути, что вера давно оборвалась, весело помахав пёрышками на прощание. Теплилась лишь надежда.
Перед уходом Димка признался, что патронов в его пистолете давно нет, а я подарил мальчишке на память оружие Девятки. Вряд ли парень носит девятый номер, да и нарукавник уже бесполезен. Так что теперь моё оружие лишь игрушка.
Когда Димка покинул нас, я ушёл в себя. Ни с кем не хотелось разговаривать, в голове то и дело прокручивались события прошлых лет. Стёпка пару раз попытался со мной поговорить, но, получив односложные ответы, оставил меня в покое. Серёга иногда ворчал, сетуя на караульную работу.
Кстати, точку наблюдения мы сменили. Когда Димка узнал, что мы едем в Питер, объяснил про разницу между вокзалами Казанский, Ленинградский и Ярославский. Оказалось, мы наблюдали за Казанским, с которого и приехали, а уезжать должны с Ленинградского. Проверив билеты, Димка даже указал, где это написано. В итоге точку дислокации чуточку сменили. Возможно, наблюдение потеряло серьёзность и пока мы моргали глазами в сторону Казанского, шпионы Буратино проникли на Ленинградский.
Однако покидать убежище мы не торопились. Лучше подойти в самый последний момент и запрыгнуть в вагон, чем подойти рано и ожидать участи в тупиковом купе.
Когда с наступлением темноты я порядком подмёрз и думал, что этот грёбаный караульный пост никогда не закончится, Серёга встал и кивнул.
Пойдёмте. Время.
Как я уже говорил, на поезд мы таки сели, но поход до вагона, кажется, длился целую вечность. Мы шатались от любого громкого шороха, заглядывали в лица редких мрачных людей, ожидая, что каждый норовит броситься на нас.
Но вокзал погрузился в уныние, никому не было до нас дела. Вялый охранник на входе даже не посмотрел в нашу сторону, из оранжевого нам попались только кроссовки подростка, пронёсшегося мимо. Поезд уже стоял на путях, когда мы подошли.
Вроде бы обычная платформа, ничем не примечательная, такая же, как и остальные её собратья, но незримые мелочи выдавали в ней разруху апокалипсического мира. Быть может тонкие трещины, покрывающие асфальт то тут то там; или излишняя замусоренность; но я и не исключаю терпкий душок умирающего мира, незримый, как тёмная энергетика, которая часто навевает на нас депрессивные мысли.
Вагон у нас предпоследний, проводникмолодой энергичный парень, любящий улыбатьсяредкий признак в зловещей реальности, окутывающей нас.
А вот внутри отличия бросались в глаза. Немытые панели, старый обогреватель, мелкий мусор в углах, будто дорожку подметали наскоро перед самым отъездом. В купе почему-то пахло солью, постели не застелены, а матрасы тонкие и по виду столь старые, будто на них ещё ленинградцы спали, поскорее покидая город перед фашистской блокадой. И свет не горел.
Да. Невесело, помнится, сказал ещё Серёга.
Те несколько минут, что нам пришлось ждать перед отправкой поезда, прошли что называется на ножах, как перед годовой контрольной, от которой зависит твоё дальнейшее обучение в школе.
Вот уже проводник захлопывает тамбур, мы облегчённо вздыхаем. И вдруг Стёпка вскрикивает:
Смотрите! Люди Буратино!
Мы немедля прилипаем к окну и замечаем, как на платформу высыпают человек пять в оранжевых костюмах. Явная визитка Сомерсета. Но самого Буратино среди них я не вижу.
Поезд трогается, а оранжевые даже не обращают на него внимания, кидаясь к составам, ещё стоящим на путях.
Чёёёёрт, шепчет Серый. Нас реально пронесло. Прямо вот секунды отделяли нас от смерти.
Ещё несколько мгновений и вокзал скрывается за спиной, погружая состав в темноту, лишь железнодорожный фонарь время от времени пронесётся мимо.
Мы откидываемся на стены и слабо улыбаемся.
Победили, ликует Стёпка. И я вижу его взгляд. Уже совсем не маленького профессора. Теперь у друга глаза взрослого вояки, побитого жизнью. Сколько мы в пути? Пару дней, а как будто несколько лет войны прошли вместе.
Кстати, кажется, мы в вагоне вообще одни.
Да, подтверждает Стёпка. Никому никуда не хочется ехать в такое время.
Заглядывает проводник. На лице фирменная улыбка, хотя застиранная зелёная жилетка РЖД будто шепчет: это маска. Он включает тусклую лампочку под потолком, раздаёт нам постели, спрашивает, не хотим ли мы купить чего. Да я бы с радостью. Живот прилипает к спине, только с фальшивыми деньгами в кармане всё равно что без них. Затем проверяет ещё раз билеты; слава богу, они не фальшивые. РЖД, видимо, едино во всех реальностях.
Исполнив все обряды вежливости, проводник скрывается у себя в купе и больше не выходит. Значит мы таки одни во всём вагоне.
В полном молчании, нарушаемом лишь стуком колёс, который меня почему-то успокаивает, мы застилаем кровати. Я сплю внизу, серый напротив, Стёпка надо мной. Вот постельное бельё нисколько не уступает тому, что выдавали в саратовском поезде: старое, ярко-белое и накрахмаленное до безобразия.
Когда спальные места готовы, мы запираем дверь, рассаживаемся внизу и смотрим друг другу в глаза. Развороченная рана на затылке ноет как сволочь. Если не ошибаюсь, в кармане куртки у меня ещё три волшебные зелёные таблеточки. Принять бы одну.
Так, вздыхает Стёпка. Давайте подведём итоги.
Да, кивает Серый. Поесть бы.
Стёпка прыснул от смеха.
А что, дело нужное. Давайте доедим всё, что есть, вздыхает старший.
А как же завтра?
Может, мы опять переместимся ночью, и в Петербурге наша валюта будет действовать, предполагает Серёга. Он оптимист.
А мысль, кстати, дельная, вдруг поддерживает Стёпка. Давайте всё дожрём. Надеюсь, завтра будет лучше.
Хм, если верить теории компьютерных игр и каждая новая стадия хуже предыдущей, то не удивлюсь, если в завтрашнем Питере люди перестанут пользоваться деньгами и будут пожирать друг друга.
Но соглашаюсь с друзьями и занимаюсь едой. Серый ушёл заваривать соблазнительно пахнущие БП-шки, а я долго смотрю в глаза Стёпки.
Завтра будет лучше. Завтра по-любому будет лучше, улыбаюсь.
С младших классов фраза Завтра будет лучше вошла в наш девиз. Маленький такой крючочек, скрепляющий отношения и дружбу двух людей. Обычно, завтра оставалось таким же, как и сегодня, но мы верили и надеялись. Какое-то время фраза-крючок стала нашим повседневным обрядом. Всё равно как при расставании говорить пока.
Да по-любому будет лучше, подмигивает Стёпка.
Серый возвращается с двумя заварными БП-хами и тремя стаканами, заимствованными у проводника.
Чай предлагал, говорит парень. Так хотелось у него его украсть. Но, я прилежный мальчик, поэтому будем пить воду.
Когда все четыре отравы дымились на маленьком вагонном столике, а в стаканах остывал кипяток, мы вновь уединились за беседой. В центре стола покоился надломленный слегка чёрствый кусок хлеба, обнаруженный в Стёпкиной походной сумке, которой его снабдила параллельная мать и в которой, собственно, мы и держали еду.
Пока жадно поглощали горячие химикаты, говорили мало, но когда пустые коробки хаотично улеглись на застиранной РЖД-шной скатертёнке, Остапа понесло. Я про Стёпку.
Делаем выводы и предположения, говорит он.
А что их делать-то? спрашивает Серый, дожёвывая суховатую корочку хлеба. Завтра приедем и всё узнаем.
Я достаю из кармана таблетку Темпалгина и продолжаю слушать умного друга.
Сначала давайте подытожим. Шаман. Понятно. Ему нужен был Глобус, чтобы подлизаться к доктору Вечности. Буратино его захапал себе из-за жажды власти, правда какой, я пока не пойму. Но почему они нас не встретили на вокзале?
Буратино или Шаман? спрашивает Сергей.
Оба!
Я усиленно думаю и выдаю:
Может Шаман там и был, думал, что мы уедем рано, а мы вот уехали поздно. Он же знал, что мы едем в Питер.
А я вот и не помню, хмурится Стёпка. Чего он в вагоне тогда говорил?
Ну предположим, знал, перебиваю мысли друга. Приехал, подождал и уехал.
Как вариант, кивает Стёпка. Только, будь я Шаманом, я бы караулил все составы вплоть до недели.
А может, он подумал, что мы не будем ехать поездом и скроемся инкогнито? предполагаю. Поэтому и не стал нас там искать.
Об этом я тоже думал, кивает Стёпка. Но всё равно, уж небольшой патруль для мониторинга вокзала я бы выделил.
Может, и правда не знал, что мы в Питер едем, пожимаю плечами.
Думаю, Шаман знает месторасположение доктора. Тут три варианта и все какие-то сопливые. Хорошо. Давайте разбираться с нашим давним оранжевым другом Буратино. Почему тот не пришёл на вокзал, дабы взять нас с поличным?
Ох, если мои глаза мне не врут, то он как раз пришёл, просто припоздал! восклицает Серый.
Серый, у него, чтобы нас поймать, было девять часов, заводит глаза Стёпка. И что? И где? Он даже в нашей Москве с их пробками столько не задержался бы. Тут есть какая-то другая причина.
Ой, да что вы гадаете какие-то причины, машет руками Серёга. Уехалии ладно. Ещё голову ломать над глупыми мелочами.
Эти глупые мелочи составляют область неизвестности, отвечает Стёпка. А в неизвестности могут прятаться тузы и джокеры, которые мы не видим и которыми нас ударят завтра на подходе. Тёмка, дай-ка я посмотрю Глобус.
Я ныряю в пакет под столом и достаю штуковину. Стёпка принимает из моих рук артефакт осторожно, будто Глобус создан из парашютиков одуванчика. Почти минуту друг внимательно оглядывает материки, океаны, окантовку.
Красиво, наконец говорит он. Карта, вроде, точная. Параллели и меридианы даже прорисованы. Почти что обычный глобус. Фирма изготовителя не указана. И тут ещё кнопка.
Я заметил, киваю.
Нажимал её?
Ни в коем случае, махаю головой. Чёрт его знает, что случится. Пусть лучше он попадёт к доктору Вечности как есть.
Ты уверен, что не стоит нажимать? Стёпка глядит на меня исподлобья.
Прекрати немедленно! строго прикрикивает Серый. Мало нам неприятностей!?
Согласен, кивает Стёпка и возвращает Глобус в пакет. Хорошо, давайте разберёмся насчёт завтрашнего дня. Кто такой доктор Вечность и какие предположения насчёт него?
Оно вам надо? Серый заводит глаза. Может, приляжем спать, я устал, как загнанная сука.
Извини, но у меня в голове строится столько инвариантных событий, потупил взгляд Стёпка. Я продумал уже сотню вариантов, перевернул в голове каждый кадр из прошлого. Я стараюсь подготовиться к встрече. Если взвесить все факты, то может быть станет ясен исход завтрашней встречи. Вдруг нам не только Андрюху не вернут, но и Глобус отберут ещё, а нас убьют.
Судя по тому, какие ребята работают на этого бородатого козла, не удивлюсь, если так оно и будет, ворчит Серый.
Погодите. Что мы имеем? Один докторишка, сидит себе где-то в Питере и управляет временем. Так что ли? Он вообще кто? Человек? Демон? Тварь с другой планеты? Может, Бог?
Ну я так думаю, что всё верно, кроме варианта с человеком, отвечаю. Не может человек быть таким всемогущим.
А вот тут меня Шаман заставил задуматься, вздыхает Стёпка. Помните, он говорил, что мы толком его вживую ещё не видели. А вдруг это вообще коллективный разум, как говорил Шаман. Вдруг он даже не материален?
Да как так не материален?! пожимает плечами Серый. Мы сами его на экране видели!
Стёпка вдруг вздыхает.
У меня в голове с той самой ночи, вчерашней, крутится кое-что развитие моей теории. Как-то нашёл я слабости в ней. И подумал о некоторых вещах. Но они не самые лучшие.
Так! Пошёл ты со своими теориями! восклицает Серый.
А чего так?
Потому что как правило твои теории оказываются верными!
Стёпка вдруг смущённо улыбается.
Ну ничего страшного. Ещё не всё так плохо.
Изнывая от нетерпения, я тороплю ребят:
Ну ладно, Стёпка, давай уже. Чего ты там задумал?
Смотри. Я предположил, что мы как-то все застряли в двадцать третьем июле, а потом начали жить дальше, а твой брат единственный кто это помнил, остался в том дне.
Ну да.
А кто застрял? Я и ты? Вся наша Искра? Весь город? Вся страна или планета?
Я чешу макушку.
Ну не знаю.
А что если мы нигде и не застревали, говорит Стёпка. А только твой брат?
Непонятки.
Хорошо. Тогда как же он мне рассказал, что проживает этот день уже двадцать третий раз?
Стёпка пожимает плечами.
Долго думал, ничего умного не нахожу. Ведь вот ты с ним двадцать второго жил, было всё нормально. А вот уже двадцать третье, и он уже другой. Эти неточности меня и смущают. Но я задался ими после того, как придумал интересный вопрос.
Какой?
Вот мы часто задумывались, зачем мы едем спасать Андрюшку. Но не подумали об одном! Стёпка вошёл в кураж. Выдержал напряженную паузу, оглядывая меня и Серого. Зачем доктору Вечности это? Зачем зацикливать какого-то мальчишку в одном дне? Ответьте, хоть кто-то из вас задумывался над этим?
Я цепенею. Ведь пару раз мелькало в голове подобное, но мне всегда хотелось просто спасти Андрея, и мысли о сути действия доктора Вечности не приходили. Поэтому я мотаю головой. Серый поддерживает меня и тоже мотает. Уж тот явно не задумывался ни над чем иным, кроме спасения шкур своей и Стёпкиной.
Ну ты хоть что-то придумал? спрашиваю.
Нет, вздыхает Стёпка. Я говорю о том а что если это какой-то необходимый процесс? Я, конечно, очень надеюсь, что доктор нам всё объяснит, но чёрт. А вдруг этому необходимо было случиться. Как, скажем, умирают же люди. Вдруг это важный процесс, и он не вернёт нам Андрея поэтому.
Я холодею. Мне вдруг страшно и грустно.
А что если это какая-то фигня такая, ну, он типа что-то испытывает? Вот и зациклил Андрюшку, предполагаю. Может, он злобный профессор, который ставит опыты над людьми.
Ну мы же не в детском кино, качает головой Стёпка. Или твои предки так насолили какому-то гению по молодости, что он им мстит? усмехается. Бред. Здесь что-то более глубокое. В любом случае, завтра всё узнаем и поговорим с докторишкой. Если, конечно, нас пустят в покои мироздания.
В купе воцаряется тишина, которая лишь усугубляет моё ужасное состояние.
Я вот что скажу, вздыхает Серый. Если мы придём завтра к этому нашему доктору, и из-за Глобуса он с нами пойдёт на контакт и не сможет вернуть Андрея, надо договариваться, чтобы нас хотя бы вернул на место. Не находите?
Стёпка задумчиво щурится и глядит в одну точку, куда-то в пол.
Нет ну как же лепечу я. Я же из-за Андрейки и поехал в этот путь.
А, то есть, теперь он уже Андрейка? усмехается Серый. А когда-то ведь был опарышем.