Сколько времени у оппозиционеров займёт спуск по лестнице? Опередят ли они меня и встретят на улице? Не уехали ли Серёга со Стёпкой? Столько вопросов! Каждая секунда приближает меня к смерти, а тут ещё этот грёбаный Глобус, зажатый в руке, который замедляет мои акробатические движения.
С последней кочки валюсь-таки на землю. Благоуже не высоко, и ударяюсь лишь спиной. Совсем чуть-чуть.
Немедля вскакиваю и оббегаю здание.
Вот и площадь, темнеющая под мрачным небосводом, а прямо у кромки стоит оранжевое Рено, в котором спрятались Серый и Стёпка. Отчаянно машу им руками, но они не видят. Напуганы. Вероятно, заметили Шамана и его бригаду, когда те входили.
Серый!!! воплю я, развивая скорость спринтера. Глаза время от времени косятся в сторону дверей музея, в ожидании выстрелов.
А вот и они. Некоторые снайперы стреляют из окон второго этажа. Пули рикошетят у ног. А ещё метров пятнадцать бежать. Не успею.
Как пить дать не успею.
Однако Стёпка замечает мою фигурку и тормошит Серёгу. Заводится двигатель.
Вдалеке звучит новый безнадёжный взрыв погибающего мира. Может, где-то в Европе этой реальности стоят особняки, и другие мальчишки с девчонками живут в уютных тёплых коттеджах, как я до этой заварушки, но их образылишь воображение. В данной точке, данной местности, по которой бегу я, свистят пули, гремят взрывы, жизнь и смерть сплетаются в общую уродливую массу.
Серёжка! Стёпка! шепчу я под нос, и невидимая оса жалит ступню правой ноги. Кажется, вражеский калибр таки задевает меня, но я не останавливаюсь.
Рено двигается ко мне.
Проходит секунды три, долгие секунды, длиннее, чем вся моя жизнь, и я прыгаю за машину.
Ура!
Теперь чувствую себя в безопасности, а над головой из открытого окна автомобиля звучит визг Стёпки:
Запрыгивай быстрее! Быстрее!!!
Да нечего меня упрашивать. Итак выжал из себя последние силы. Распахиваю заднюю дверцу и вваливаюсь внутрь. Вереница пуль уже стучит по автомобилю. Звуки страшные, всё равно как холодный летний град по металлической крыше, только в разы громче.
Не дожидаясь, пока я закрою дверь, Серёга ударяет по педали газа. Машина срывается и несётся в сторону шоссе. Выстрелы успокаивается, лишь изредка нет-нет да ударит.
Мне страшно. Сворачиваюсь на заднем сиденье калачиком и боюсь даже голову приподнять.
Твари Гады зло шепчет Серёга где-то в другом мире. Вижу голубого зайчика на ключах зажигания. Приметил брелок ещё когда покидали полуразрушенное здание вокзала.
Оторвались? Оторвались? щебечет Стёпка и постоянно оглядывается.
Не вертись! кричит Серый. Могут задеть.
Стёпка пригибается, и я замечаю его лицо в просвете передних сидений.
Тёмка, ты в порядке? спрашивает он. В тебя не попали.
Нет, лепечу и медленно сажусь на сиденье. Просто очень страшно
Я вдруг начинаю плакать. Отходняк жуткий. Мысли в голове носятся невнятицей, боль теперь пронзает тело отовсюду. А ещё я рад видеть старые добрые лица друзей, даже Серёги.
Ты не расстраивайся, выдавливает Стёпка и отворачивается от меня. Верно никогда не приходилось успокаивать плачущих людей. Да я и не хочу, чтобы меня сейчас трогали. Оставьте в покое на пять минут и дайте прийти в себя.
Несмотря на подавленное состояние, я не забываю закрыть заднюю дверь. Испугался, что Глобус, брошенный на сиденье, вылетит нечаянно на повороте. Я теперь за него готов жизнь отдать.
Нужно сворачивать и ехать дворами, слышу голос Стёпки.
Зачем это? ворчит Серый.
Думаешь, у этих подонков нет машин? Мы на шоссе светимся как маяк со спутника.
Чёрт сворачиваю. Предупреждаю, далеко мы не уедем, шипит Сергей.
Что такое?
Они задели бензобак. Нам хватит ненадолго.
Как ни киношно это звучит, но мы опять в большой заднице, вздыхает Стёпка.
Серый немедленно сворачивает на узкую улочку, потом в вымерший дворик и останавливается.
Отсюда пешком, говорит он в наступившей тишине. И давайте поторапливаться. А то бак пробит, ещё взорвёмся.
Чушь, буркаю я с заднего сиденья, отлепляя провод от кожи. Успокоившись в дороге, я принялся подсчитывать уроны, нанесённые моему телу. Дуб ободрал в нескольких местах, затылок ноет, да ещё на запястье оторвался от кожи провод, что крепил оружие Девятки к мозгу. Клей доктора Руслана начал слабеть, а воспоминаний о предательском штабе оппозиционеров оставлять не хотелось, поэтому, пока Рено подбрасывало на кочках старых дорог воюющей Москвы, я отцепил почти весь провод до самого затылка. Оружие безнадёжно разрядилось и превратилось в бесполезную железяку, которую я на всякий случай убрал в карман.
Почему чушь, умники? ворчит Сергей. Вы же любители фильмов. Ни разу не видели, как от пуль машина взрывается?
Миф, тут же отвечает Стёпка. Мы ещё любители сериала Разрушители Мифов.
Они кучу машин в решето расстреляли, хмуро отвечаю я. И ни одна не взорвалась.
И пусть только Серый поспорит. Настроения у меня никакого, а учитывая, что угрозы старшего парня врезались в мозг и теперь вряд ли забудутся, я готов надавать ему по морде, если начнёт спорить, но Серёга не начал. Лишь вздохнул и безнадёжно упёрся подбородком в руку, которую выставил в окно.
Что случилось в музее? спрашивает Стёпка и оборачивается. Я тем временем задрал ногу на сиденье и оглядываю кроссовок. Подошва справа располосована. Расшнуровываю обувь.
Шаман пришёл, коротко отвечаю.
Знаю. Ждали оранжевых, а пришёл этот болван. Чего он хотел? Разве он не наш друг?
Ага, как же, ворчу я. Он хотел меня убить и забрать Глобус. Он послал нас за ним только потому, что яДевятка и смогу пройти сквозь силовое поле. Потом, как ты понимаешь, хотел отобрать Глобус как конфетку у малышей. Думаю, нас он мог вполне убить. Впрочем, ты видишь результат.
Ну конечно, Стёпка хлопает себя по лбу и откидывается на сиденье. Глобусэто ловкий стратегический ход. Имея его на руках, можно было пойти на дипломатические переговоры с доктором Вечностью.
Вот пусть теперь себе яйца оторвёт! прикрикиваю я, невероятно злясь. Глобус у нас и дипломатические переговоры вести будем мы! И только МЫ!
Ты молодец, Тёмка, вяло смеётся Стёпка.
А что, поле там и правда было? вдруг спрашивает Серёга. Взгляд у него глуповатый, а тон голоса смирённый. Думаю, не маленький, понимает, что любая искра может сейчас разжечь огонь.
Конечно, было, отвечаю.
А как ты узнал? Почувствовал.
Да ни хрена я не почувствовал, хмуро пожимаю плечами и рассматриваю ступню. Справа маленькая царапина. Кровь едва сочится. Надо сказать, что отделался я легко. Четыре снайпера, а я насчитал именно столько, плюс пули рикошетят, а на мне лишь помарка. В меня мог попасть любой снаряд. Но судьба. Так и поверишь в голливудские боевики. Я просто прошёл в дверь, продолжаю, надевая кроссовок. А вот они пройти не могли. Столпились у косяка как свиньи у хлева и топтались. Уговаривали Глобус отдать.
А где же наш Буратино? хмурится Сергей.
Не знаю, но слава Богу, что он не появился. Его только не хватало. Давайте двигать дальше.
Да пора бы, вздыхает Сергей. Только куда двигаться? потом смотрит на часы. Начало первого только. До поезда нашего ещё десять часов.
Пацаны! Стёпка тревожно оглядывает нас. А вдруг здесь и билеты другие? Вдруг нас на поезд не пустят?
Ой, давай не будем о мрачном, с отвращением морщится Сергей. Лучше проверь в бардачке. У таксистов Москвы часто атлас Москвы лежит.
Ага.
Как выяснилось, среди кучи бумаг бардачка действительно оказался атлас. Оставив его Серёге, Стёпка вышел проверить номер дома и название улицы. За другом выкарабкался и я.
Жилой дом перед нами, некогда бежевого цвета, покрылся паутиной трещин, свет в окнах не горел. Раскидистые вязы во дворике переплели меж собой лапы крон, отсекая остатки мрачного света, погружая подъездную дорожку во тьму самой настоящей ночи. На заброшенных каруселях, кажется, никто не качался уже несколько десятилетий, трава в палисаднике вялая, асфальт лижут десятки грязных газет, обёрток и прочего мусора. Жалко, грустно и почему-то стыдно.
Вернулся Стёпка. Сообщил Серому адрес и облокотился спиной на машину рядом со мной.
Жуткая реальность, констатировал он, поглядывая, как я извлекаю из-под футболки провод. Отцепил его?
Да. И хочу совсем избавиться, говорю.
Придётся из затылка вытащить эту хреновину.
Угу.
Полагаю, это больно.
Плевать.
Стёпка смотрит мне в глаза, и я чувствую его испуг и печаль.
Тёмка, ты не переживай, вполголоса приговаривает он. Мы справимся с навалившейся проблемой. Не позволяй этой войне съесть тебя. Ты вернёшь Андрюшку, мы вернёмся обратно домой и будем жить как раньше.
Да я понимаю, морщусь и сматываю провод. Просто, всё грустно и страшно. Ну я отойду. Сейчас не хочется ни о чём говорить.
Понимаю, Стёпка улыбается и хлопает меня по плечу. Посреди холодного воинственного мира нынешней шизофренической реальности улыбка другаэто всё равно что огонёк огарка в полной темноте. Он такой тёплый и помогает видеть.
Спасибо, через силу улыбаюсь в ответ.
Я просто к тому, что последняя стадия будет самой страшной.
Ты о чём? хмурюсь.
Ну понимаешь, вспомни компьютерные игры. Думаю, доктор Вечность пустил нас примерно по такому же пути. Каждая новая стадия сложнее предыдущей. И если мы будем так раскисать, то в Питере можем совсем не выжить.
Я замер, переваривая слова друга. Чёрт возьми, Стёпка весьма наблюдателен, и он прав. Каждая станция усложняет наше путешествие. Значит Питерэто будет самый огонь.
Ладно, вздыхаю. Там разберёмся. А пока помоги мне с этой фигнёй. Протягиваю другу провод. Вытащи эту оппозиционерскую штуковину из моей башки.
Стёпка хмурится, бледнеет. Вижу, ему страшно, однако друг друга в беде не бросит. Перенимает из моих рук провод, а ладони-то трясутся.
Больновато будет, морщится Стёпка.
Срать. Действуй. Не хочу, чтобы эта фигня торчала во мне. Вдруг в ней жучок.
Глаза Стёпки округляются.
Чёрт, а ты прав, оборачивайся, только подожди друг копается в карманах и извлекает на свет божий платок. Кровь пойдёт. Надо будет зажать.
Договорились. Теперь и мне страшно, но всё же поворачиваюсь спиной к Стёпке. Дёргай. А сам хватаюсь за полы куртки, сжимаю их, зубы тоже сжимаю.
Дай я рассмотрю что-то лепечет Стёпка, но договорить не успевает. Острая резкая боль пронзает затылок. Я даже вскрикиваю.
Что же ты так!..
Прости! Прости! Стёпка обхватывает меня, бьющегося в конвульсиях, и прикладывает к затылку платок. Если бы я предупредил заранее, то мотал бы тебе нервы. Мне так нос вправляли, когда о качели его сломал. Доктор сказал, что будет считать до трёх, а досчитал до двух и вправил.
Оборачиваюсь с кулаками на Стёпку и застываю. В темноте лицо друга в огромных очках кажется нелепым и каким-то милым. Как я уже говорил, свеча в темноте. И превозмогая пульсирующую боль в затылке, я нервно смеюсь. Через пару секунд мой смех подхватывает и Стёпка.
Стук дверцы машины отвлекает нас. Серёга выбирается наружу, сжимая в руках атлас.
Хохотуны. Двигаем вперёд. Нам надо добраться до метро, а там до Комсомольской, и мы на вокзалах.
Откуда ты знаешь? удивляется Стёпка.
Не забудьте, я старше вас и опытнее, ухмыляется Серый, а в его глазах и правда сверкают оттенки гордости. Чёрт, сейчас я готов любить и его. Моё настроение нестабильно как столбик термометра на Меркурии. То хочется кого-то убить, то вдруг проникаюсь любовью и нежностью к каждой ползучей твари.
Оставив окровавленный провод и раздолбанную машину за спиной, мы покидаем заброшенный двор.
***
Не хочу вникать в подробности, как мы сели на поезд до Питера, а мы всё же в него попали, и про Димку особо много рассказывать нет желания. Поэтому поведаю эту часть истории вкратце.
К вокзалам мы прибыли уже в начале четвёртого. Долго искали метро, потом блуждали внутри. Станции опустели, видимо, народ прятался в домах, а ездили по делам, скорее всего, самые отважные. В метро вместо вежливых объявлений строгий мужской голос рапортовал о военной угрозе. Свет то и дело мигал, а запах в воздухе витал тот же: спёртый и потный. Ностальгически отбросило на полжизни назад, когда я ездил с отцом вот по этим самым эскалаторам.
Большую часть времени мы проводили у карт. В основном за маршрутом следил Серый, но Стёпка иногда помогал. Я даже не лез, ибо столь редко пользовался планами местности, что обладал хроническим топографическим кретинизмом. Боялся лишь, что получасовое торчание у карт метрополитена вызовет подозрение у окружающих, но вроде как пронесло.
Один раз мы сбились с пути, на одной станции пол затрясся, сверху посыпалась штукатурка и большинство испуганных пассажиров попадали на пол, прикрыв голову руками. Под потолками панически заметались крики.
Позже, в вагоне велось бурное обсуждение происходящего. Большинство мужчин предположило, что где-то на соседней станции что-то взорвалось. Некоторые утверждали, что взорвали саму станцию. Лишь немногие предполагали взрыв бомбы на поверхности прямо над стацией метро. Я больше склонялся к последнему варианту, однако что я могу знать? Мне всего лишь тринадцать и до недавнего времени моя вселенная ограничивалась закрытым коттеджным посёлком Искра Радости.
На Комсомольской Серёга долго стоял на платформе и изучал таблички.
Нам нужно выйти на улицу, говорил он. Здесь есть такой ход, который сразу ведёт на вокзал, вот туда нам не надо. Вдруг нас там уже ждут. Нам нужен выход в город.
В итоге мы нашли этот самый выход и вновь оказали на апокалипсической поверхности. Только теперь докуче в небе сверкали молнии. Площадь перед тремя вокзалами люднее, нежели ранним утром, однако даже в Саратове на Театральной в праздники народу собиралось в три раза больше.
Мы устраиваем гнездо в обломках моста через дорогу, который я уже наблюдал этим утром и за которым, казалось, весь мир вымер. Там планируется провести время до вечера, наблюдая за дверями вокзала. Людей Шамана мы узнали бы вряд ли, но вот оранжевую бригаду сложно было не засечь.
Кровь из затылка уже не сочилась, платочек Стёпки пришлось выкинуть, однако боль давала о себе знать. Хотелось есть. Да нет, даже не есть, а жрать. Волчий голод сковывал желудок судорогой, но что мы могли купить на деньги, которые в этом мире считались разноцветными бумажками? А в рюкзаке оставалось лишь половина маленькой бутылочки минералки и четыре БП-шки. Две картошки и две лапши. Ещё колбасы копчёной полбатона, но Серый предположил, что она за сутки пропала.
Решили потерпеть. Тогда-то нас и нашёл Димка.
Димкаэто мальчишка возраста Андрюшки, только на вид совсем другой. Этот рыжий и с конопушками. Он выпрыгнул из невидимой засады с настоящим пистолетом и заорал:
Я рыцарь ночи, разящий своим кинжалом! Я благородный разбойник, помогающий нищим! Я как хаккапелита, бью точно и насмерть! А ну давайте сюда то, что у вас в сумках! Еду! Деньги!
Мы переглянулись. Не сказать, чтобы совсем не испугались, всё-таки оружие в руках у сопляка, но фарс сложившейся ситуации заставил нас засмеяться.
Ну вы чиво? обиженно нахмурился паренёк, поправляя кепку. Я же в вас пистолетом тыкаю. Между прочимэто настоящий американский самозарядный Ругер с патронами под Ремингтон.
А мы хохочем, как идиоты.
Чего же ты у нас красть будешь? заливается Стёпка. Мы сами сидим и не знаем, где жрать достать, а ты можешь только нас сожрать!
Так всегда! Мальчишка отчаянно топает ногой. Ну чего вы все избеднели? Кого не найду, все без еды. А деньги у вас есть?
Только расписные бумажки с водяными знаками, которые здесь не примут ни в одном магазине, улыбаясь, ворчит Сергей.
Так и завязался разговор. Димка на время примкнул к нашей засаде. Мы даже объяснили ему, что наблюдаем за парнями в оранжевой форме, и мальчишка добросовестно следил некоторое время за дверями вокзала.
Через пару часов наша гордость сломалась и мы достали колбасу. Димка обрадовался, кажется, больше нас. Понюхал пищу и уверил, что колбаса нисколько не испортилась. А если мы чего-то боимся, то можем обжарить куски на костре.
Так и сделали.
Мальчишка сам разводил огонь, таскал сухие ветки и газеты, кои заваливали окрестность покуда хватало глаз. В основном с ним говорил я.