Долгая пауза.
Ну и что этот Славик?
Ваня опять остановился. Окинул Юру странным пристальным взглядом:
Ничего. Утопился он год назад.
Юра и сам не знал, насколько он был искренним, когда уверял друга, что совершенно счастлив.
Встречаться с женщинами он начал поздноуже после армии, но, надо сказать, довольно быстро наверстал упущенное. Мало кто из его ровесников мог похвастаться столь богатым опытом. К сексуальным отношениям Юра привык относиться рационалистично, с долей юмора. Был пару раз влюблен, но как-то рассудочно, не до потери контроля над собой.
Прошедший месяц был ни на что не похожим. Открытие совершенно нового мира, по сравнению с которым все испытанное ранее казалось сереньким запыленным предбанником, преддверием настоящей жизни. При мысли о том, что он мог так и остаться в этом предбаннике, не обратить внимания на волшебную дверь, за которой скрываются все сокровища восточных сказок, или не подобрать к этой двери ключа, его охватывал неподдельный ужас.
Ничто не напоминало отношений с прежними подругами, но в то же время это ничуть не походило на эротические сцены из любовных романов (ими увлекалась Юркина мать, и иногда от нечего делать он пролистывал эти незамысловатые книжечки в мягких обложках) или, скажем, на рассказы его более эмоциональных приятелей. Во всех подобных описаниях мужчины и женщины в какой-то момент теряют ощущение реальности, их захватывает буря восторга, ослепляет фейерверк страсти, уносит водоворот наслаждения С Ленкой все было по-другому. Отчасти это можно было сравнить с бурей, водоворотом или фейерверком, но такими, которые творишь и которыми управляешь ты сам. Он не чувствовал себя песчинкой, уносимой неизвестно куда могучими стихиями. Напротив, стихии подчинялись ему. Он был их повелителем, призывал их, направлял, возвышался над ними вместе с этой отчаянной рыжеволосой девчонкой. Реальность не отступала на второй план, а становилась еще более реальной, обретала новые краски, звуки, запахи. И он вбирал их в себямедленно, осознанно, продуманно. Он чувствовал себя художником, выводящим на белоснежной бумаге сложные витиеватые арабески. И ученым, впервые наблюдающим в микроскоп новые, доселе неизвестные формы жизни. И гурманом, смакующим утонченное изысканное блюдо.
Алое знойное марево Потоки расплавленного серебра Тоскливый крик смертельно раненного животного Ленка.
Надменная царица и беззащитная пленница, нежная чайная роза и ледяной кристалл, ласковый пушистый котенок и летучая мышь И во всем этомтерпкий аромат какой-то особой порочности, изощренной чувственности, идущей не от эмоций, а от рассудка и физиологии.
И все же
После той истории с компьютером Юра три дня пролежал в постели с высоченной температурой. Он думал, что проболеет не меньше месяца, но здоровье быстропожалуй, даже слишком быстропришло в норму. Все пошло как раньше. С Витой он после того первого визита почти не общался (разве что по телефону), кошмары пока не повторялисьни во сне, ни наяву. И все-таки ощущение тревоги не пропадало.
Вита приходила два разав обычных «бытовых» снах. (Два?!! А ты считал, дорогой товарищ, сколько раз тебе снились цветочные горшки? Не слишком ли часто в последнее время?) Один раз она была продавщицей в магазине игрушек, где Юра выбирал желтого надувного крокодила, а расплачивался кусочками сахара. В другом случаепросто мелькала где-то на заднем плане, не вмешиваясь в события. Что интересно, во сне Юра ее не узнавал: просто красивая рыжая девчонка. По утрам же было не просто плохохреново. Все тело ломило, от яркого света болели глаза, слишком громкие звуки были просто непереносимы. К полудню недомогание проходило, но нервозность, раздражительность, резкие перепады настроения сохранялись до самого вечера.
И эта идиотская пугливость!..
Смутные иррациональные страхи всегда были для него непонятны. Даже в детстве он боялся только бандитов, змей, больших собак, то есть чего-то конкретного, явного, ощутимого, что может представлять собой некую опасность. А вот сейчас Юра впервые понял, что испытывает его мать, когда не может выключить свет перед сном и зовет для этого егоуже лежа в постели и до подбородка укрывшись одеялом. Не очень-то приятные ощущения, скажем прямо. Совсем наоборот.
В конце концов, за все в жизни надо платить.
Черт его знает. Вся эта гадость была как выхлопные газы в воздухе или пестициды в овощах и фруктах: не перестанешь же из-за этого есть и дышать.
Хмурый осенний день. Тучи висят так низко над землей, что кажется, если встать на цыпочки и поднять руки над головой, пальцы погрузятся в холодную скользкую серую массу.
Мрачный незнакомый город. Грязные кривые улочки. Покосившиеся деревянные дома с выбитыми окнами. Вокругни души. Где-то вдали маячат привычные многоэтажные кварталы. Добраться бы до них! Он идет наугад, плутает среди заброшенных домов и чахлых деревьев, пробирается между вонючими мусорными кучами и ямами, полными омерзительной бурой жижи. Сколько бы он ни шел, расстояние между ним и вожделенными многоэтажками не сокращается. Вездетупики, завалы, глубокие овраги с перекинутыми через них полуобвалившимися мосточками (пройти по ним решится только самоубийца). Неужели он заблудился здесь окончательно и бесповоротно? Застрял навсегда?
Человеческие голоса. Смех. Звон посуды. В окне грязно-зеленого двухэтажного доматусклый огонек. Скорее туда! Пока они не ушли!
Пропахший плесенью коридор, кромешная тьма, осклизлые стены. Вот, наконец, и дверь. Никак не подается И вдругмедленно, со скрипомоткрывается сама собой.
Темная, невообразимо загаженная комната с низким потолком. В центрепочерневший от времени некрашеный стол, вокруг негонесколько отталкивающих существ непонятного пола и возраста. Вздувшиеся, асимметричные, как будто скомканные лица. Тела, покрытые шрамами и волдырями. У одногонесоразмерно короткие и толстые ноги, сросшиеся между собой в лодыжках; у другогомягкие, лишенные костей пальцы, свисающие с кистей рук, как скрученные темно-багровые тряпки; у третьего на плече омерзительная язва, в которой кишат мелкие изумрудно-зеленые насекомые Пустые заплывшие глаза не отрываясь смотрят на нежданного визитера. Один из уродцев вскакивает и начинает что-то бормотать на непонятном языке. Остальные уныло, протяжно подвывают. Кто-то пододвигается освобождает место за столом Приглашающий жест
БЕЖАТЬ!!!
Холодный ветер бьет в лицо, ноги вязнут в липкой густой грязи, деревянные развалюхи мелькают по обеим сторонам дороги. Вслед несется мерное тягучее завывание.
Бабушка, постойте! Отчаянный вопль в спину сгорбленной старушке в белом платочке, собирающейся свернуть за угол. Скажите, как пройти
Бабушка медленно оборачивается. Вместо лицапустое место. Только дряблая морщинистая кожа.
Подавляя истерические всхлипы, он несется прочь не разбирая дороги. И И едва не разбивает лоб о гладкую металлическую дверь в бетонной стене. Створки плавно разъезжаются в стороны. Он по инерции делает еще один шаг. Створки вновь смыкаются за его спиной. Впередизеркальный коридор. Зеркало-потолок. Зеркала-стены. Только пол покрыт черным ворсистым ковром. Двери изнутритоже зеркальные. И закрылись они, похоже, намертво. Ни кнопочки, ни ручки, ни рычажка
Остается только идти вперед.
Гладкие блестящие поверхности со всех сторон. Непонятно откуда идущий голубоватый свет. Гробовая тишина.
Уж лучше грязные пустые улочки Лучше пронизывающий ветер Лучше люди-мутанты Только не этот мертвый холодный блеск со всех сторон!..
Кажется, впередидвижение. Кто-то идет ему навстречу. Девушка. Прекрасная девушка в длинном черном платье. Вокруг головымассивный золотой обруч, с которого свешивается множество тонких длинных цепочек. Они струятся по плечам, позванивают, переплетаются с роскошными рыжими волосами царственной незнакомки.
На ее губахедва заметная улыбка, взгляд спокоен, движения неторопливы и уверенны. И все этоулыбка, взгляд, движенияисточает космический холод, подводит последнюю черту, за которой становятся неуместными (и невозможными!) любое движение мысли, любой проблеск чувства, любые вопросы и любые ответы, за которойабсолютное ничто
Так вот кто правит этим миром, вот кто создает его законы, вот кто страшнее мертвых улиц с безглазыми домами, страшнее старухи, лишенной лица, страшнее чудовища с бескостными пальцами!
Он знал, что бежать бессмысленно. Позадизакрытая зеркальная дверь, по бокамглухие зеркальные стены (и эти зеркала не бьютсяон уже пробовал!). Но все же он из последних сил рванулся куда-то в пустоту Тут же зеркала пришли в движение. Они бугрились, складывались гармошкой, надвигались на него, словно желая раздавить. И его повторенное десятки и сотни раз отражение вдруг начало деформироваться. С каждым мгновением оно все больше искажалось, становилось чужим, отвратительным, безобразным.
Не в силах даже кричать, он упал на пол, сжался в комок и закрыл глаза. Он слышал только скрежет зеркальных стен и мягкие, едва различимые шаги по черному ворсистому ковру. Шаги неумолимо приближались
Локшин, вы что, не выспались?
Волна мелкой дрожи по телу.
Нет Я Я выспался
Ну так с добрым утром! Вы отвечаете замечательно, но, к сожалению, не на тот вопрос. Давайте-ка все сначала.
Юра перевел взгляд с экзаменатора на узенький листок бумаги, лежащий перед ним на столе. Буквы вдруг ожили, поползли по бумаге, словно букашки, складываясь в совершенно другие слова.
Да Да, я сейчас
Перед глазами все завертелось. Темно-коричневая доска почему-то стала зеркальной. И то, что в ней отражалось, не имело ничего общего с реальностью. С трудом выдавив десяток общих фраз, Юра замолчал и уставился в одну точку
Три. Еле-еле.
У тебя?! Слушай, давай-ка отойдем.
В коридоре на третьем этажени души. Тяжелый запах краски от еще не просохших стен. Веселый птичий щебет за окном и монотонное жужжание незадачливой мухи, бьющейся между двумя запыленными стеклами.
А ведь ты, дорогой друг, мне тогда наврал. Это именно она тебе снилась. Правда?
Какая разница
Глухой безжизненный голос. Сузившиеся воспаленные глаза. Застывшее лицо.
Знаешь, я припоминаю что-то насчет Славика.
Какого Славика?
Черт побери! Да проснись же ты, наконец! Скажи, у нее сестры, случайно, нету?
У кого?
Та-а-ак.
Ваня отошел на несколько шагов. Не меньше минуты он молча разглядывал своего приятеля. Похоже, сейчас с ним разговаривать бесполезно. Что же все-таки тогда случилось со Славиком Морозовым? Если бы вспомнить! Кажется, говорили, какая-то депрессия Месяца два тянулась Или три Безумная любовь. Рыжая девчонка. Или это было с кем-то другим? Надо будет точно разузнать у тех, кто с ним ближе общался. Самое неприятное, что надо ехать домой до конца каникул. И билет уже взят. Ладно, даст Бог, обойдется.
Слушай, сновидец! Давай-ка я тебя до дому провожу, а то еще упадешь на полдороге. Вот книжки, которые ты просил. И отойди от стены, весь рукав уже желтый! В сентябре вернусьобо всем серьезно поговорим. Смотри тут, без меня помереть не надумай.
Стена, забор, деревья. А вот что-то знакомое. Ну даэто же его дом. Кто-то рядом с ним. Прощается. Кажется, Ваня Хохлов. Почему он смотрит так страннокак на тяжелобольного? До свидания, Ваня. Уезжаешь послезавтра? Да, конечно. Ничего, я в порядке. Ну все, пока! Юра понемногу приходил в себя. Интересно, почему он не помнит, как шел домой? Последний в году экзамен, буквы, расползающиеся по листу, как букашки, зеркало в полстены, исписанное какими-то формулами, летящий вниз потолок Это было наяву, он может поклясться! Тройка. Он же был готов к экзамену, он прекрасно знал все билеты А потом?.. Вроде бы Иван с ним о чем-то разговаривал. Отдал обещанные книги. Пыльные стекла, жужжание мухи, запах краски. Да, точно, на третьем этажеремонт, вот и рукав испачкан. О чем же они говорили? Это должно быть что-то важное Нет. Провал. Память отключилась сразу после экзамена.
Юра встряхнул головой и зашел в подъезд. В почтовом ящике что-то белело. Сложенный вдвое тетрадный листок в клеточку. Юра машинально развернул его. Всего две фразызеленым фломастером, крупными печатными буквами:
«ОНА УБЬЕТ ТЕБЯ. СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ ДО СЕНТЯБРЯ».
Юра скомкал листок и, тяжело дыша, начал подниматься по лестнице. В голове крутился припев какой-то дурацкой детской песенки. Ярко-зеленые буквы то вставали перед глазами, то опять исчезали.
Зайдя в квартиру, он, не снимая обуви, кинулся к телефонному аппарату. Снял трубку, набрал первые три цифры и почему-то остановился. Положил трубку на рычаг, ушел к себе в комнату и обессиленно упал на кровать.
В первый раз Вита осознала, что ей довелось побывать в чужом сне, когда случайно столкнулась на улице с человеком, приснившимся ей дня три назад. Это был крепкий невысокий мужчина лет сорока, с монгольскими глазами и маленькой черной бородкой. Он держал под руку пухленькую крашеную блондинку примерно того же возраста, смеялся, что-то шептал ей на ухо А у Виты перед глазами вставал совсем другой образ: искаженное яростью лицо, крупные капли пота на лбу, всклокоченные волосы. В руке он держал массивный заостренный предмет, с которогоо ужас! прямо на дорогой ковер капала свежая дымящаяся кровь. На полу у его ног лежало неподвижное тело женщины. Лица не было видно, но фигура и цвет волосточь-в-точь как у его сегодняшней реальной спутницы. Тогда, во сне, Виту заинтересовало увиденное. Спрятавшись за шкафом, она смотрела во все глаза, как убийца мечется по комнате, бьет посуду, срывает со стен чьи-то фотографии.
В конце концов он почему-то выволок труп на балкон, вернулся обратно, встал на четвереньки и начал с наслаждением вылизывать кровь, впитавшуюся в ковер. Тогда ей не было страшно ни чуточки. А сейчас, на улице, Вита почему-то испугалась до полусмерти. Она присела на корточки и опустила голову, делая вид, что завязывает шнурок, подождала, пока благообразная пара пройдет мимо, резко вскочила на ноги и бросилась в ближайший подъезд. Единственное разумное объяснение пришло ей в голову часа через двауже дома. Ей тогда было восемь лет. Она уже давно ничему не удивлялась.
Предположение подтвердилось очень скорокогда в школе на перемене девчонки начали пересказывать друг дружке свои сны. Два или три из них были ей знакомы до мельчайших подробностей.
Начались веселые эксперименты.
Управлять своими собственными снами Вита научилась больше года назад. Здесь все было гораздо сложнее. Научиться распознавать этот черный тоннель со множеством развилок. Научиться входить в него самостоятельнокогда пожелаешь. И, наконец, научиться отличать одну развилку от другой, пониматьпо свечению, запахам, звукам, что ее ожидает за тем или иным поворотом. Масса открытий. Как, оказывается, скучны и примитивны сны большинства людей! Или это просто ей так не везет? Какие мелкие страхи, приземленные желания, тусклые образы! Иногда их мучили кошмары. Вита уже умела менять ход чужих сновидений, она могла бы им помочь, но Ей даже не было их жалко!
Через пару месяцев она проходила мимо таких развилок, даже не заглянув туда, не повернув головы, не сбавив шага. Она искала другиетакие, где обитают гигантские хищные растения, где над огромным стеклянным куполом покачивается закрывающая полнеба очковая змея с пустыми лунными глазами, где серебристые чайки с горестными криками роняют цветы на грудь прекрасной девушки, уносимой неведомо куда могучим кроваво-красным потоком. Иногда она была знакома с хозяевами этих миров, и дело не обходилось без сюрпризов. Надо же, какие потрясающе яркие сны посещают Таню Гусеву, застенчивую туповатую троечницу с прилизанными волосами и обкусанными ногтями! Или пропахшую лекарствами и нафталином восьмидесятилетнюю бабушку, живущую этажом ниже (говорят, она раньше была певицей). Или толстенькую, вечно уставшую школьную библиотекаршу Надежду Ивановну. Вита начала относиться к людям по-иному, совсем не так, как раньше. Она взрослела. Она чувствовала себя намного старше своих подруг-одногодок. Опыта, полученного ею во время этих ночных путешествий, хватало, чтобы уже при первой встрече безошибочно определить суть человека, понять, с кем она имеет дело. Ее не пугали сложные ситуации. Вита предчувствовала, чем они закончатся, и вела себя так, чтобы решить проблему с наименьшими потерями.