И ни одному чёрту или гению не догадаться было, что это не крепление для антенны или прожектора, а станина для миномётного огня. Причём поворотная. «Миномётного», конечно, сказано излишне громко, но тоже очень даже неплохо работает. Когда станина встала на место, Хохол благоговейно и торжественно достаёт из другого мешка продолговатые цилиндры около семи сантиметров в диаметре. Моя персональная гордость и разработка. Сернистый газ и замечательный по плотности дымовой состав.
Установив в течение нескольких минут все три заряда, киваю Хохлу. Тот потихоньку отползает от меня и скатывается по верёвке вниз. Бежит, пригнувшись, по овражку, к назначенному месту. Точно по сценарию, молодец. Хохол должен изображать из себя эдакого бравого полудурка, задорно палящего в белый свет, как в копеечку. Что должно приободрить защитников и заставить высунуть носы наружу. Мне их присутствие на свежем воздухе желательно. Вот и пусть подумают, будто с меткостью и организацией у нас полный бардак.
Однако, зная способность Хохла к попаданию в эту самую «копеечку», свою одежду, идя в атаку, я советую до трусов благоразумно оставлять дома, дырок через пару секунд на ней будет больше, чем на хламиде Пьеро пуговиц.
Вот теперь порядок, братцы тунеядцы! Гляжу на разлёгшегося на снегу Хохла в бинокль. Тот пялится в свой на меня. Дотопал и развалился почти напротив центральных ворот дач за кустиками. Место выбралчто надо! Сказываются толковые мозги парня.
Опускаю палец резко вниз. Кивает, что понял, и тут же припадает к ложу карабина.
Секунду спустя сонную с виду тишину посёлка разрезает истерический визг разбуженных ради такого развесёлого дела пуль. Со стен летит щепа, из окон разбегаются стёкла. Распиленные головки вырывают из стен куски размером с мою голову. Весело-то как мы начинаем! Аплодируем артистам активнее!
В ответ на наше «вступление» с нескольких сторон по Хохлу ударяют выстрелы. Нервы у сидящих в засаде явственно сдали. Пока палят практически наугад.
Рано, рано
Я жду главного действа. Скоро отстреливающиеся придурки от отчаяния осмелеют и высыплют на улицу. Тем более, что их к этому активно побуждает сам Хохол, монотонно и размеренно вгоняющий пулю за пулей в дощатые домики. Пару раз улица уже оглашалась чьими-то болезненными криками. Значит, скоро они там сообразят, что просто так в сортире весь акт не высидеть. Что прибить стрелка можно, если только реально навалиться и растоптать гадёныша численно. Причём с расстояния верного выстрела.
Потому жду, наметив примерные точки накрывания. Стреляя, Хохол начинает залихватски орать матерные песни. Вполне натуральнодурак, явившийся с рельсом наперевес в сельпо с твёрдой целью до нитки ограбить Всемирный Банк.
Для вида и для активации мыслительного процесса «дачников» из положения «лёжа» пускаю со своей крыши совсем короткую очередь в сторону наиболее огрызающейся ружейным огнём хижинки. Там торопливо выбивают окно с противоположной стороны и, судя по суматохе, ломятся скопом наружу.
Ну, я думаю! «Каштан»это вам не рогатка из бабушкиных чулок. Ага, а вот и первые желающие лечь достойно
С перекошенными от смеси ужаса и злости лицами по наиболее глухой стороне улицы прямо в направлении трансформаторной скрытно, как им кажется, бежит первая «группа нетрезвого здоровья». Со стоящим оружием лишь чуть больше половины, но от этого они не стали менее враждебными. Туда вам и дорога, братцы
С крыши снимаю пару наиболее нетерпеливых. Короткий крик, и из приземистого капитального домика высыпает на улицу следующая дружная стайка вооружённых дебилов. Сейчас я сам себе напоминаю бойца элитного спецназа, посланного навести кровавый порядок в соседнем курятнике. Но что поделаешь, завтра может быть поздно.
Первые людоеды из сошедших с ума в соседнем районе, говорят, свежевали жертв чуть не голыми руками
Не ждать же мне их всех, озверевших, у собственного порога? И так каждую неделю приходят всякие. Правда, уже гораздо меньше, чем в первые дни и недели, но всё же
Приникаю к станине. Тэ-э-экс, а вот и мы, парад-алле Пора!
Запал фитиля вспыхивает мгновенно. Всё-таки «карамелька»это вещь! На неё не жаль потраченных драгоценных ныне селитры и сахара.
С хлёстким шипением и хлопком заряд вырывается из мобильного ствола и несётся в сторону раззявивших рот при виде инверсионного следа хуторян.
Джяга-джяга, курносые!!!
Собравшаяся было для расправы над тушкой Хохла бравая бригада подпрыгивает, разворачивается на месте и бросается куда-то вглубь райончика.
Поздно, гуси-лебеди! Прилетели! Снаряд ударяется в землю аккурат впереди бегущих и начинает крутиться шальным волчком, разбрасывая быструю струю густого дыма на хорошее расстояние. При этом создавая круг всё расширяющегося облака.
Следующая «свечка» растягивает резиновое небо уже через пять секунд после первой. И землю повторно накрывает нехорошей смесью удушливой вони и облаков плотного бело-жёлтого смога.
В яблочко! Как вам нравится эта «обработка полей и садов», моль капустная?!
Обратные стороны улицы взрываются стакатто выстрелов. Тающая было на глазах толпа вновь начала пополняться вылетающими из домов любителями полазить по чужим кастрюлям, не уведомляя хозяина. Крики, шум, суматоха! Счастливая музыка хаоса!
Благодаря лёгкому ветерку, мгновенно подхватившему и растащившему по улице дым, третьего выстрела я делать не стал. И так его столько, что в нём можно растворить дивизию. Поэтому оставляю мешок наверху и хватаюсь за верёвку, тут же болезненно резанувшую мне ладони.
Быстренько спустившись, я рванул, что было духу, в сторону распахнутых ворот «Радийки». В самый разгар веселья о стены трёх срединных домов с огненным росчерком разбиваются бутылки с жидкостью под красивым, поэтичным названием «Прометей».
Воистину велик бог, дарящий людям Большой Огонь!
Трубно взревев, пламя негодующе вспучилось и пожрало ещё несколько соседних хибар, вприкуску с несколькими зазевавшимися в них огородниками, и «приобнял» всех находящихся рядом с горящими постройками туземцев. Жирные столбы чёрного дыма замечательно дополнили картину всеобщей пляски Витта.
Истошные визги взрезали уши почище немазаной бензопилы, и спустя несколько секунд смолкли. Не давая никому опомниться, изза пламени полетели в толпу световые и картечные гранаты, дополнительно сдабриваемые дымовыми шашками с перцем. С трёх сторон по мечущимся среди всего этого бедлама жертвам ударили нечастые, но точные струи смертоносного дождя.
И словно ангелы мщения, из дыма и стены огня походным шагом царской пехоты, выступили мои янычары в противогазах.
Гришин опередил всех. Похоже, в этом столь молниеносно построенном нами аду надежду на сопротивление и спасение потеряли все. Металось, кашляло, рвало кровью, материлось, стонало и орало всё, что только могло.
Редкие ответные выстрелы поселковых быстро и безжалостно гасились огнём Хохла, подтянувшегося ближе. Всё это я видел уже на бегу, отстреливая пытавшихся спуститься в лощину в поисках спасения обезумевших, побросавших оружие, яростно трущих глаза и надсадно кашляющих гореополченцев.
Однако среди них нашлись четверо-пятеро незадетых, пытавшихся таким же образом не спеша обойти моих ребят с тыла. Именно эту задачу я и поставил для себя изначально, не допустить удара своим в спину. Хотя, скорее всего, я переоценил их смелость. Может, парубки просто решили свалить по-тихому, не привлекая внимания стрельбой. Как известно, идущий тихо уходит вернее
Пришлось потратить ещё пару-тройку минут и несколько патронов на усмирение этих «активистов». В конце концов, билеты на этот спектакль были заранее проданы им всем. О чём их честно предупредили. Па-а-апрашу теперь участвовать!
Тела их, глухо шлёпаясь по склонам, скатились на дно овражка. Где и замерли послушно. Лишь один ещё конвульсивно дергал ногами и простреленною башкой, словно пытаясь привстать со спины, на которую и упал после моего выстрела. Насколько я мог видеть отсюда, Фёдор. «Жировик». Последний танец глупой и никчёмной жизни. А жаль, мог бы стать неплохим человеком. Пусть даже и мёртвым, меньше вызывал бы презрения даже после смерти
Когда я вбежал в посёлок, воевать там было не с кем. Улицу и пространство между домами густо и в беспорядке покрывали простреленные, изуродованные и обгоревшие трупы. Робко шевелились и постанывали поражённые газами и раненые пулями.
Увиденное весьма впечатляло, однако. Эдакий импровизированный наш «блицкриг» вполне удался. Даже немного не ожидал такого «повального» в плане жертв результата
Небольшая кучка уцелевших архаровцев, пинками согнанная моими к управе посёлка, представляла собой крайне невесёлое зрелище.
Выпученные от страха глаза и перекошенные рты на грязных, дёргающихся физиономиях к длительному разглядыванию и изучению не располагали. Постыдное, жалкое и мерзкое зрелище, должен отметить. Кто видел хотя бы одного самостоятельно сдавшегося побеждённого, то видел их всех.
Аксиома, мать её!
Гришина почему-то нигде не было видно. Я никому не собирался устраивать здесь нравоучительный митинг с раздачей цветных карандашей и альбомов от Красного Креста, однако пару вопросов задать им явно не помешает.
К тому же, вот это чмо я вроде бы знаю. Нет, ну надо же! Бывший надзиратель СИЗО. Выжил, гнида, и здесь! Ну что за порода?!
Где ваши бабы, где дети? Или вы, уроды, их при себе в хатах держали?! Мне не хотелось бы услышать, что я убивал невинных
Пошёл ты. Злости на его слова во мне нет. Просто мне нужен хоть кто-то, с кем я могу «побеседовать». Пусть этим «кем-то» будет именно он, так уж мне сегодня хочется
Спокойно и быстро бью сжатым в фаланге средним пальцем в известную точку на голове. Кратковременное исчезновение зрения и резкая, раздирающая голову, боль. Туша закатывает страдальчески белки, распахивает потешно и горестно рот, затем медленно падает мордою вниз и начинает сучить коротенькими ножками. Она содрогается в позывах к рвоте. Так вам недолго и захлебнуться, пациент! А ну-ка, воскресни, шалопай!
Рывком поднимаю его за шиворот и силою заставляю вновь принять сидячее положение.
Рот и нос гада блестящи и мокры. За ворот течёт обильная, тягучая нитка мутно-серой слюны.
Нет, это вам не кровь. Слюна и соплисовсем не геройские выделения. Они являются проявлением боли. Боли и страха. Как он при этом не обоссалсясам не ведаю. Видимо, не пил ничего с утра
Отморгавшись и вдоволь помотав одуревшей башкой, хрыч враз становится гораздо говорливее. Он с натужным хрипом начинает вещать:
На том краю посёлка они. В здании радийки. Увели мы их туда вчера ночью. Угодливо и торопливо тянет заскорузлый, трясущийся и грязнущий палец куда-то мне за спину. При этом старательно изображает полную лояльность и преданно заглядывает мне в глаза. И куда девается мужество у таких уродов, когда их начинают бить?! Мне он уже не интересен. Тухлятина. Вонючая, липкая слизь на девственном покрывале Вселенной
Отворачиваюсь от судорожно размазывающего сопли по немытой моське «вертухая» и оглядываюсь в поисках Ивана.
Тот явно кинулся искать своих. Неровен час, из-за угла топором приголубят. И поминай, как звали. Или на входе в хату пристрелят с порога где-нибудь. От ужаса и отчаяния.
Сабир, Славик, отыщите Гришина. И помогите ему своих найти.
Те кивнули и споро двинулись в глубь посёлка.
Не найдёт он, сдаётся, никого. А как убил Ермай их, видимо, с дружками-то. Сразу по возвращении тех, кто вчера за Гришиным следком ходил. Как ожглись они, так Ермай прям с ума сбрендил. В крови, грит, утоплю его выродков Он шибко на жратву и добро ваше рассчитывал
Заискивающий голос Грохаля (я вдруг вспомнил эту известную в городе, но такую гадкую фамилию) вновь привлёк моё внимание. Поворачиваюсь.
Тот стоит на четвереньках и тянет ко мне лапу, словно прося поднять его. А может, умоляя этим жестом не бить его больше?
Тяжёлый запах разлитой вокруг крови тяжело давит на обоняние. Смотрю на него несколько мгновений в раздумьях. Убить мразь или пощадить? Сдался ты мне, животина. Живи, пока можешь
Мне на минуту снова становится интересно:
И что ж у вас тут за Ермай такой страшный? А, говорун?
Беспредельщик местный. Наркоман. Срок за изнасилование, срок за грабёж старух отмотал. Сам его когда-то не раз стерёг. А теперь, вишь, и наши многие к нему прислушиваются. Как нас на оборону-то подвигнул, так куда-то и ушёл вчера тихо со своим кодлом. С дружкаминаркошами, да со «знатью» местной. А намто куда? Вот и решили встренуть вас. Да на авось. И усралися, как вижу Как поняли, что Ермай со своими нам не поможет А обещал, паскуда! «пленный» зло сплюнул желудочным соком.
Так что? Выходит, что наркоман снюхался с бывшими крутыми, да и рванул с ними же подальше от беды? А вас на амбразуру, выходит? И что ж мне с вами, олухами, теперь делать? Полей и плантаций у меня нету, в плен вас брать мне не резон. Кормить нечем. «Расходников» из вас делатьтак и патронов жаль. А может, сами передохнете? Как думаешь, родная душа? Не придёте на десерт ко мне?
Спаси Господи! Наелись уж В его поросячьих глазёнках застыл великий, почти вселенский Ужас.
Я тоже так думаю. У меня несварение гарантировано.
Что-то вдруг дурно запахло, мощно перебив все остальные запахи
Этого ещё не хватало, милейший!
В конце улицы возникает какое-то движение. Отступив от едва дышащего в страхе надсмотрщика, делаю шаг в том направлении и всматриваюсь.
Практически рассеявшийся дым, подрастеряв уже свои первоначальные адские свойства, давал возможность разглядеть происходящее. Потеряв окончательно и бесповоротно интерес к куче обосранного вдрызг человеческого материала, поворачиваюсь в ту сторону в поисках новых «впечатлений».
Там, окружённый притихшими местными бабами и моими «головорезами», тяжело и медленно шагал Гришин. Его руки бережно прижимали к себе что-то подростковое, нескладное. Бабы единодушно указали на сжавшихся у моих ног мужчин.
Изломанное и безвольное тело ребёнка. Семьи Гришина действительно более не существовало. Его мир растворился в ацетоне.
Я не стал вмешиваться, когда Иван превращал оставшихся в кровавый фарш. С остервенелым молчанием, с побелевшими и застывшими от ярости и отчаяния глазами. Одной лопатой. Одному дьяволу известно, где он её раскопал в этом бедламе.
Когда мы уходили, среди искорёженной кучи тряпья и рвано рубленого мяса уже трудно было признать человеческие тела. Моё обещание нежданно сбылось, этой ночью, в данной части посёлка, ночевать более, действительно, было некому.
Мужская часть населения легла здесь вся. А остальные, из других секторов дачного массива, ни за какие коврижки теперь не согласятся жить в этом районе.
«Плясала жаба польку на могиле мудреца»
Гришин, застывший и потерянный, остался недвижно стоять посреди улицы. Его руки так и сжимали залитый тяжёлыми сгустками крови, облепленный кусками кожи и обрывками спутанных волос, черенок. Мы не стали его ни звать, ни пытаться привести в себя. Как не стали даже и пытаться увести. Он был весь там.
В таком состоянии человек не слышит ничего, даже грохота и боли собственного сердца Вы можете зарезать, застрелить его, но ещё долго, не замечая ран и не оседая, он будет стоять таким вот изваянием.
XII
Под днищем лодки кипела и маслянисто перекатывалась буро-зелёная водная жижа. Вода в этих районах уже «зацвела». Смотря на отравленную и неприглядную стихию, с тоской думаю: «Отец наш небесный, почему ты допустил ЭТО? Почему это море стало нашим врагом?» Я любил море, и в той жизни часто с удовольствием плескался в его волнах. Оно кормило людей в дни последней войны. Рыба и раковины, крабы и креветки, водоросли и водоплавающие птицы. Нет спору, скоро и мы сможем от пуза питаться всем этим, если станет совсем уж нечем. Но всё же, Господи, ну зачем?!
За прошедшую неделю океан настырно звал, тащил назад и возвращал свои загостившиеся блудные воды в родную обитель. И вода, забредшая в наш край, тоже стремительно шла на убыль, что сделало возможным эту поездку. Она была скорее разведкой, чем чем-то иным. Нам следовало знать общую обстановку, и для этого пришлось впервые, но запланировано жертвовать бензином. Мы мчались по тем местам, что когдато было деловым и промышленным пригородом, и мрачно глазели на окружающее.