Нужно было книгу принести! Сюзанна села рядом с ним, досадливо качая головой. Мне Рэндалл такую книгу подарил «Фрески Феры» Спиротиадиса. Слышал?
Не может быть! Я слышал о ней, но так и не смог найти. Хорошая?
Восхитительная. Тебе бы понравилась, Клод.
Они поели и поговорили о его новом сборнике, который должен был выйти следующей зимой, и о поездке Сюзанны в Акротири. О следующем интервью Рэндалла с женщиной из Комитета по биоэтике, которая, по слухам, симпатизировала лобби защитников клонирования.
Жуть, сказал Клод. Покачав головой, он потянулся за второй бутылкой вина. Это и представить страшно. Даже с домашними животными
Он передернул плечами и положил руку на плечо Сюзанны.
Так что, возвращаешься на Санторини, значит? Рада?
Конечно. Я, с тех пор как увидела ту книгу, вся как на иголках. Это невероятное место Когда попадаешь туда, начинаешь думать: а что было бы, если бы эта цивилизация не погибла в один момент
Ну, тогда она действительно исчезла бы, сказал Рэндалл. То есть была бы потеряна. Если бы это место не засыпал вулканический пепел, там ничего не сохранилось бы. Про эти фрески мы бы никогда не узнали. Точно так же, как мы не знаем ни о чем другом из той поры.
Кое-что мы знаем, возразила Сюзанна. Она старалась сдержать раздражениевина уже было выпито немало, и в голове начинало туманиться. Платон. Гомер
Ах, эти, протянул Клод, и они рассмеялись. Но он прав. К нашему времени все это уже превратилось бы в пыль. Сгнило. Хоть при Зевсе, хоть при Иисусе. Все, что ты любишь, было бы погребено под каким-нибудь отелем. Или превратилось бы в подобие Афин, что еще хуже.
Думаешь? Она отпила вина. Мы этого не знаем. Мы не знаем, что с ними случилось бы. Это
Она обвела рукой зал, молодую пару, сидевшую под мерцающей розовой лампой и забавлявшуюся с электронной игрушкой, которая проецировала на воздух маленькие дрожащие лица, когда девушка включала и выключала ее. За окнами в вечерней мгле горели неоновые лампы.
Они могли превратиться в это.
В это? Рэндалл, не сводя с нее глаз, откинулся на спинку кресла. Ты думаешь, это так уж хорошо?
Да, сказала она, глядя прямо на него. Оба не улыбались. Это чудо.
Рэндалл, у которого зазвонил телефон, извинился и отошел. Клод снова наполнил свой бокал и повернулся к Сюзанне.
Как у вас дела?
С Рэндаллом? Она вздохнула. Хорошо. Не знаю. Может, замечательно. Завтра собираемся смотреть дом.
Клод поднял татуированную бровь.
Серьезно?
Она кивнула. Рэндалл подбирал дом уже три года, с самого развода.
Кто его знает, может, этот понравится, сказала она. Трудно купить дом?
В Сан-Франциско? Солнце мое, это труднее, чем добыть стволовые клетки. Но Рэндаллхороший покупатель. Он последний из настоящих идеалистов. В каждом доме он ищет эйдос. Эйдос Платона, не Сократа, прибавил он. Ты в первый раз с ним поедешь смотреть?
Ага.
Ну, тогда, наверное, это действительно замечательно, сказал он. Или нет. Ты переедешь туда?
Не знаю. Мне кажется, я ищу эйдос чего-то другого. Здесь просто слишком
Она расставила ладони, как будто ловя капли дождя. Клод посмотрел на нее с недоумением.
Слишком солнечно? спросил он. Слишком тепло? Слишком красиво?
Наверное. Земля лотофагов. Мне это нравится, но Она отпила вина. Если бы я была постоянно обеспечена работой
Ты писатель. Для писателя противоестественно быть обеспеченным работой.
Да, это точно. А у тебя как? Тебя это не беспокоит?
На лице его появилась милая и грустная улыбка, и он покачал головой.
Нет. Человечеству всегда будут нужны поэты. Мы как полевые лилии.
А как насчет журналистов? Рэндалл, пряча в карман мобильный телефон, появился у него за спиной. Мы кто?
Пырей, ответил Клод.
Кактус, ответила Сюзанна.
Ого! Но я понял, сказал Рэндалл. Это потому, что мы твердые, колючие и нас никто не любит?
Это потому что вы цветете раз в году.
Когда идет дождь, вставил Клод.
Это звонил риэлтор. Рэндалл сел за стол и допил свой бокал. В воскресенье дом будет открыт. С двух до четырех. Сюзанна, нам далеко ехать.
Он жестом попросил счет у официанта. Сюзанна поцеловала Клода в щеку.
Когда уезжаешь на Идру? спросила она.
Завтра.
Завтра! упавшим голосом проговорила она. Так скоро.
Прекрасная жизнь была коротка, продекламировал Клод и рассмеялся. Ты сама здесь только до понедельника. У меня заказано место на пароме от Пирея. Я не мог ничего изменить.
И сколько ты там пробудешь? Я буду в Афинах во вторник через неделю, а потом еду в Акротири.
Клод улыбнулся.
Может получиться. На вот
Он записал телефонный номер осторожным каллиграфическим почерком.
Это телефон Зали на Идре. Сотовый. Не знаю даже, будет ли он работать. Но скоро увидимся. Как ты сказала Он поднял худые руки, показывая на зал. Темные глаза его расширились. Это чудо.
Рэндалл заплатил по счету, и они собрались уходить. В дверях Клод обнял Сюзанну.
Смотри не опоздай на самолет, сказал он.
Не накручивай ее, вмешался Рэндалл.
А ты не опоздай на свой, ответила Сюзанна. Глаза ее наполнились слезами, когда она прижалась щекой к его щеке. Так приятно было повидаться. Если не встретимся, не скучай на Идре.
Не буду, пообещал Клод. Я никогда не скучаю.
Рэндалл высадил ее у отеля. Приглашать его к себе она не захотела, да и усталость давала о себе знать. К тому же от вина уже начала побаливать голова.
Завтра в девять, сказал он. Легкий завтрак, а после
Он наклонился, открыл дверцу машины, потом поцеловал Сюзанну в щеку.
Нас ждет захватывающий новый мир калифорнийской недвижимости.
На улице под вечер сделалось прохладно, но номер по-прежнему казался тесноватым. Здесь пахло сексом и стоял сладковатый пыльный запах старых книг. Она открыла окно вентиляционной шахты и пошла в ванну. Приняв душ, она легла в кровать, но заснуть не смогла.
«Не нужно было пить столько вина», подумала Сюзанна. Она решила принять успокоительную таблетку из тех, что приготовила для полета, но потом передумала и взяла подаренную Рэндаллом книгу.
Все иллюстрации ей были знакомы по другим книгам и по Интернету, как и сам остров. Почти четыре тысячи лет прошло с тех пор, но многое выглядело так, будто было построено вчера. Пятнадцать футов вулканического пепла и пемзы сохранили дома с видом на море, с водопроводом и трубами, которые могли выводить пар из подземных источников, нагреваемых вулканом, на котором был построен город. Осколки стекол, которые могли быть либо окнами, либо линзами. Огромные пифосы, в которых еще хранилась еда, когда их открыли спустя тысячелетия. Большие сосуды для меда, который покупали египтяне, чтобы бальзамировать своих мертвых. Желтые пятна пыльцы. Вино.
Но никаких человеческих останков. Ни костей, ни скрюченных от боли фигур, как те, что были найдены под слоем песка в Геркулануме, где погибли рыбаки. Там даже не было останков животных, если не считать одного обугленного ослиного ребра. Город был покинут. Причем жители уходили не в спешке, и они не были охвачены страхом. После их ухода в городе царил порядок, пифосы были запечатаны, на полу не валялись металлические инструменты или оружие; ни стрел, ни тканей, ни украшений.
Только фрески, и они были повсюду. Столь прекрасные, столь искусные, что первые археологи, увидев их, решили, что откопали храмовый комплекс.
Но это был не храм. Это были жилые дома. Кто-то нанял художника или группу художников, чтобы расписать стены в каждой комнате. Морские панкрации и ласточки; дельфины и прогулочные лодки. Сами лодки украшены изображениями дельфинов и летящих морских птиц, на носахзолотые наутилусы. Венки из цветов. Кораблекрушение. И везде краски одинаковых цветов: охряно-желтая; оксидно-красная; краска из перетертого глаукофанастекловидного минерала с серо-голубым блеском; яркая и чистая парижская лазурь. Но, разумеется, это была не французская, а египетская лазурь и помпейская лазурь, одна из первых открытых человеком красок, которой он пользовался тысячелетиями. Она изготавливается путем смешивания кальция с измельченными в порошок малахитом и кварцем и нагревания смеси до очень высокой температуры.
Но зеленого здесь не было. Это был сине-красно-золотой мир. Даже растения не были зелеными.
С другой стороны, рисунки были до того правдоподобными и свежими, что, впервые прикасаясь к ним, она подумала, что пальцы станут влажными. Глаза у боксирующих мальчиков были детскими. Взгляд антилоп сверкал безумным топазовым огнем диких зверей. Обезьяны с голубой шерстью походили на играющих кошек. Были там и улицы с прохожими. Можно было рассмотреть, как выглядели их дома из красного кирпича с желтыми ставнями.
Она перелистала книгу до конца, до описания сектора 3. Здесь было расположено самое известное здание города. И в нем находились самые известные фрескиженщина, названная «Богиней зверей», «Молящиеся», которые шли, словно по подиуму на модном показе, и «Очистительный бассейн».
Сборщицы шафрана.
Она посмотрела на изображение с восточной стены Третьей комнаты: две женщины собирают рыльца цветков крокуса. Цветы были похожи на стилизованные желтые огни, растущие из камней. Этот мотив повторялся и над фигурами, чем-то напоминая рисунок на обоях. Фрагменты раскрашенной штукатурки были тщательно собраны, недостающие места дорисовывать не стали, как было сделано в Кноссе по указанию первооткрывателя сэра Артура Эванса, что привело к довольно карикатурному эффекту.
Утверждать, что та или иная фреска находилась на какой-то определенной стене, было нельзя. Но сами рисунки сохранились практически в первозданном виде. Можно было увидеть, как престарелая женщина приподняла бровь, то ли в раздражении, то ли от нетерпения, или подсчитать цветочные рыльца на протянутой ладони молодого помощника.
Как долго им нужно было трудиться, чтобы наполнить эти корзины? Крокус цветет только осенью, и каждый цветок содержит лишь три темно-красные ниточки рылец, женских репродуктивных органов. На изготовление полфунта пряности может пойти до ста тысяч цветков.
И для чего они использовали эту пряность? Употребляли в пищу, делали краситель и продавали его египтянам, которые покрывали им повязки для мумий?
Сюзанна закрыла книгу. До нее доносились отдаленные звуки сирен, мягкое гудение вентилятора под потолком. Завтра они будут выбирать дом.
За завтраком они поехали в Эмбаркадеро, на огромный крытый рынок, расположенный в «Ферри-билдинг», бывшем здании паромного управления, которое пострадало больше века назад, в 1906 году, во время землетрясения. Там была лавка, где торговали исключительно оливками и настоянным уксусом. В другой продавали только грибы из больших плетеных коробов и корзин, полных древесных ушек, шампиньонов, каких-то грибов, похожих на оранжевые кораллы, сморчков, мацутакэ и золотистых лисичек.
Они купили кофе, пирожных и поели на скамейке, любуясь заливом. Какой-то мужчина бросал в воду палки для двух черных лабрадоров. Еще один плыл вдоль набережной. Яркий солнечный свет был прозрачным, как джин, и почти таким же крепкимот него слегка кружилась голова и клонило ко сну, хотя Сюзанна только недавно проснулась.
К делу, сказал Рэндалл, достал из кармана газету и открыл ее на разделе продажи жилья. Восемь объявлений он обвел овалом. Первые два в Окленде, потом рванем в Беркли и Кенсингтон. Ты готова?
Вместе с потоком других машин они переехали мост Окленд-бей-бридж. Бронзовая вода по обеим сторонам выглядела так, будто она была слишком горячей для купания. Впереди лежал район Окленд-хиллс, где белые дома выстроились волнистыми линиями. Добравшись до города, они начали ездить из района в район, попадая то в тропики, то в пустыню: бунгало, почти скрытые листвой разлапистых деревьев, неожиданно сменялись белыми оштукатуренными домами, окруженными алоэ и агавой. Выглядело это одновременно причудливо и уютно, словно планировку города поручили доктору Сьюзу.
Здесь все делают, как они это называют, «постановку», сказал Рэндалл, когда они остановились у ряда припаркованных на холме машин. Рядом с ними из травы поднимались ряды табличек с объявлениями о продаже домов. Владельцы платят тысячи долларов декораторам за то, чтобы те обставили их жилье мебелью, повесили подходящие картины и все остальное. После этого дома выглядят на три миллиона.
Они прошли в первый домбунгало, спрятавшееся за деревьями, похожими на доисторические папоротники. Перед домом находился фонтан с карпами кои, которые смотрели на них из воды жадными серебристыми глазами. Внутри их взору открылись балки под потолком и деревянные полы, которые блестели так, будто были политы кленовым сиропом. Здесь был рояль, большие, заключенные в рамочки афиши из парижских кафе (в этот день Сюзанна увидела еще немало таких), много тяжелой темной средиземноморской мебели и несколько предметов в раннем миссионерском стиле, возможно, настоящих. На кухне пол был выложен плиткой. Главную ванную украшали мозаики.
Но Рэндалл на все это почти не смотрел. Он направился прямиком на террасу. Погуляв пару минут по дому, Сюзанна последовала за ним.
Красиво, сказала она. Уходящие вниз каскады садов уступали место ступенчатому холму, далее шла полоса городской застройки, за которой сверкал залив Сан-Франциско с белоснежными яхтами, которые, как лебеди, медленно проплывали под мостом.
Еще бы, за четыре миллиона долларов, ответил Рэндалл.
Она посмотрела на него. Губы его были жадно поджаты, но лицо казалось грустным, бледные глаза в ярком солнечном свете выглядели тоскливо. Он притянул ее к себе и посмотрел вдаль, над верхушками деревьев, а потом указал куда-то в голубую воду залива.
Там мы были. Твой отель где-то там. Голос его потеплел. Ночью все это похоже на сказочный город. Огни, мосты Невозможно поверить, что это построили люди.
Он прищурился, прикрыл глаза ладонью, потом отвернулся. Когда повернулся, его щеки были влажными.
Идем, сказал он, наклонился и поцеловал ее в лоб. Нужно ехать дальше.
Они съездили в другой дом. Потом еще в один, и еще. От солнца и жары у нее закружилась голова. А еще от запахов незнакомых цветов, от игры воды в фонтанах и бассейнах, похожих на большие бирюзовые ромбы. Она ходила по дорогим спальням с незнакомыми людьми, заглядывала в гардеробные, ванные, сауны. Каждая комната дышала роскошью, даже воздух в них был наэлектризован, как перед большой вечеринкой. На столах стояли свечи из пчелиного воска, бутылки вина и хрустальные бокалы. Столешницы, покрытые итальянским кафелем, и сферические кобальтовые вазы с подсолнухамиеще один повторяющийся мотив.
Но они не встретили никого, кто мог бы действительно жить в одном из этих домов, только череду хорошо одетых женщин в дорогих, но сдержанных украшениях, которые встречали их обычно в кухне и первым делом совали в руки листовку с перечислением достоинств дома. Там были тарелки с печеньем и теплый банановый хлеб, только что из духовки. Бутылки искристой воды и органический лимонад.
И всегда вид. На дома без хорошего вида они не смотрели. Сюзанне некоторые казались захватывающими, некоторыепросто великолепными. Все они были намного лучше того, что она когда-либо видела из своих окон или с террасы, откуда можно было полюбоваться разве что зеленью деревьев и серыми скалами, но большей частью годаснегом.
Все это до того походило на сказку, что ей с трудом верилось, что здесь могут жить обычные люди. Для нее дом всегда был убежищем от остального мира, местом, где можно было спрятаться от любой надвигающейся беды.
Но сейчас ей стало понятно, что дом может быть чем-то другим. Она начинала видеть, что дом, по крайней мере для Рэндалла, не был убежищем. Это был способ взаимодействовать с миром, инструмент, позволяющий открыть себя ему. Вид не был твоим. Ты сам принадлежал ему, был его крошечной частицей, как рыбацкие лодки, и чайки, и цветы в саду, как подсолнухи на полированных столах.
Ты являлся частью того, что делало этот мир реальным. Ей же всегда казалось, что наоборот.
Ты готова? Рэндалл подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи. Хватит на этом. Мы закончили. Поехали чего-нибудь выпьем.
У двери он задержался, чтобы поговорить с агентом.
Завтра принимают ставки, сказала она. Мы свяжемся с вами во вторник.
Во вторник? удивленно повторила Сюзанна, когда они вышли из дома. Ты что, можешь это устроить за два дня? Потратить миллион долларов на дом?