Мы пожали друг другу руки. Моя нешуточно пострадалакрепкие же у господина историка пальцы!
А у меня есть для вас кое-что, с обезоруживающей улыбкой проговорил Рено. Вы, наверное, вчера решили, что мы какие-нибудь сатанисты, раз переписываем из гримуаров! Уверяю вас, это весьма далеко от правды!
От истины, в первый раз за всю беседу подал голос Петерсон. Говорят«далеко от истины», а не «от правды».
Да. Благодарю, дружище. Так вот, о чем бишь я. Дело в том, что мывсего лишь археологи-любители. И нам посчастливилось напасть на совершенно уникальные руины, совсем неподалеку отсюда. И нам показалось, что эти строенияну, словом, они как-то связаны с ритуалами, которые описывают этими книгами!
Эти книги, флегматично поправил Петерсон.
Да какая разница, в конце концов. Словом, мы решили прошерстить эти книгиавось отыщем что-нибудь полезное. И мы хотели пойти к этим руинам сегодня но словом, вечером. Сегодня вечером хотели туда пойти. Ну и нам было бы приятно, если бы вы к нам решили присоединиться.
Тут они переглянулись.
Что же делать? Внутри меня зрело инстинктивное недоверие к моим собеседникампринимать их радушное приглашение очень не хотелось. Ну да, интуиция уже даже не пищалаона кричала в голос: не ходи с ними! Однако я попытался рассуждать логично: а в чем, собственно, проблема? Меня ждет удивительное приключение! Когда еще мне представится возможность узнать столько нового?
Это было бы просто замечательно! Но позвольте мне предупредить соседа по комнате
Этим займется Петерсон, не беспокойтесь! Он уже идет за машиной. Правда, Петерсон?
Коротышка быстро выкатился наружу, а Рено, странно оглядываясьни дать ни взять, таясь от посторонних взглядов! вывел меня через боковую дверь. А Петерсон буквально сразу же подкатил в автословно уже ждал нас. Рено отворил для меня заднюю дверь, а сам уселся рядом с приятелем. Некоторое время мы ехали молчасначала через заметаемый осенними листьями кампус, а потом по рыжим и красным холмам Массачусетса. Тут Рено обернулся и очень вежливо проговорил:
Заранее прошу простить меня, но мне нужно поговорить с мистером Петерсоном на моем родном языке. Формулировать все мысли на английскомвесьма изматывающее занятие.
И они тут же принялись беседовать на каком-то чужом наречии. Прислушиваясь, я с удивлением обнаружил, что совершенно не слышу знакомых романских, греческих или даже славянских словмои спутники переговаривались на каком-то гортанном восточном языке. И вот я сидел и слушал их, и мне все меньше хотелось глядеть по сторонам и любоваться открывающимися по сторонам красотами природы: в этой душной машине даже поросшие лесом холмы и берега реки Мискатоник, окрашенные в огненно-оранжевый цвет лучами заходящего солнца, вовсе не казались мне привлекательными.
Мы заехали гораздо дальше, чем я изначально предполагал. Солнце быстро скрылось за вершинами сосен на хребтах заслоняющих горизонт гор, а мы, к тому же, свернули с шоссе. Небо на востоке стремительно темнело, пока мы продвигались, то и дело подпрыгивая на ухабах, по узкой и грязной грунтовой дороге. Наконец она сузилась настолько, что наш седан уже едва мог двигаться дальше по этой тропе. Мы оставили позади несколько фермерских усадеб, пребывавших в самом жалком состоянии. Похоже, в этом лесном уголке по-прежнему властвовала Природа, а не Человек.
Последний фермерский дом уже давно скрылся за стволами деревьев, как вдруг Петерсон остановил накренившееся в колее авто.
Дальше на машине не проехать, заявил Рено, приглашающе распахивая дверь.
Через несколько минут мы уже продирались сквозь густой подлесок среди уходящих ввысь толстенных стволов. Деревья здесь росли непривычно тесновидимо, мелькнуло у меня в голове, это один из немногих нетронутых первозданных лесов, что не подверглись беспощадному нашествию человека. Потом в голову мне пришла другая мысль, и я поинтересовался у Рено:
Почему же про эти руины никто не слыхал? Они же расположены вовсе не так далеко от человеческого жилья
Местные побаиваются здешних лесов, загадочно ответил мой спутник. А остальным, видимо, просто не представилось случая забраться так далеко
Остальную часть путичто-то около милимы преодолели в молчании. Почва становилась все влажнее, под ногами захлюпалогде-то совсем рядом находилось болото.
Руины стоят на некоем подобии острова на середине озеразаболоченного и имеющего серповидную форму. Совсем рядом с Мискатоником, охотно ответил на мои вопросы Рено.
На землю уже опустились густые сумерки, и в тени под ветвями деревьев сделалось совсем неуютно.
А когда мы дойдем до места, мы что-нибудь увидим? Темно, да и выехали мы весьма поздно заметил я.
Мне не ответилитолько слаженным хором квакали вдали лягушки, и звук этот то затихал, то становился громче в окружающем нас листвяном лабиринте.
Лес редел, и вскоре моим глазам открылась заболоченная низина в форме огромного полумесяца, окруженная лесом, подобным тому, через который только что прошли мы. Берега заросли камышом и тростником, а вот ближе к середине вода выглядела чистой и даже глубокойнесмотря на отсутствие всякого течения. Примерно в середине озера из воды поднимался небольшой остров, почти полностью занятый руинами странного сооружения, напоминающего большую платформу серого камня. Площадку опоясывал каменный же парапет, полуобрушенный и явно нуждающийся в починке. Невысокие каменные колонны поднимались тут и там над оградой. Огромное и все еще величественноенесмотря на запущенность и заброшенностьсооружение ярко высветилось в последних лучах заходящего солнца. Я был поражен: такой памятник архитектурыи где? В самом сердце непроходимых лесов!
Озеро Йха-нтлеи, пробормотал Петерсон. Иа! Ктулху!
Что-что? удивленно переспросил я. Что
Но Рено резко перебил меняи пролаял Петерсону короткий приказ:
Время пришло! Сосредоточься!
Свет померк в моих глазах. Последнее, что я почувствовал, была цепкая хватка этих двоихони подхватили меня, не давая упасть. А я соскользнул на самое дно черного обморока.
Когда я очнулся, вокруг стояла глубокая ночь. Первым моим ощущением стало крайнее неудобство положенияя лежал, распростертый, на твердом холодном камне. Однако недовольство быстро уступило место потрясениюмои запястья и лодыжки оказались спутанными! Япленник! Но чей? И тут внезапно мне открылся весь ужас моего положения. Я припомнил долгий пусть через сумрачные леса в сопровождении странных спутников, заболоченное озеро, руины. А еще я вспомнил, как упал в обморок (во всяком случае, в тот миг казалось, что это именно обморок) на опушке леса. Совершив попытку оглядеться и обнаружив, что лежу навзничь на каменных плитах странного сооружения, увенчивавшего остров, я забился в путах. Видимо, мои спутники доставили меня сюдано почему связанным?
Однако вскоре предательство Рено стало для меня очевидными какое это было предательство! Сначала послышались голосаони приближались из-за кучи обваленного камня. Затем появились две фигуры, облаченные в просторные одеяния. Рено и Петерсон, конечно, кто это мог быть еще, но закутанные в черные хламиды с капюшонами. И тут страшная мысль посетила меня: а ведь они собираются устроить здесь некий обряда я могу вполне оказаться необходимым для жуткой церемонии! Вот почему они заманили меня в эту дьявольскую поездку!
Рено подошел поближе и наклонился. В глазах полыхнули гнев и презрение, свойственные более выходцу из ада, нежели человеку:
Ах-ах-ах, мой любопытный друг! Вот к чему приводят шалости в библиотеке и привычка совать нос куда не следует!
Отпустите меня немедленно! заорал япо правде говоря, вкладывая в крик всю еще остававшуюся в душе отвагу. Что все это значит?
Это значит, что вас принесут в жертву Тем, кто Ждет!
Да вы никак совсем рехнулись? Вы что, собираетесь и впрямь принести меня в жертву во время идиотского обряда? Вы что, убить меня хотите?
О, ни в коем случае! На наших руках не будет крови! Вы покинете этот остров живым
Тогда какого
Однако в мире живых больше не появитесь!
Да что за чушь!
О, вы все увидите своими глазами! рявкнул Рено, трясясь от гнева. Мы есть посланы Величайшим из Ирема открыть Врата Великим Древним! Звезды снова встали правильно! Сегодня мы объявим Великому Ктулху, что Ему пора приготовиться. О, Они совсем скоро выйдут на бой, сразятся с Теми, кто обитает на Бетельгейзе, и Впрочем, довольно слов. Моног, зажигай огни!
Человек, некогда представившийся мне Петерсоном, с помощью длинного факела принялся поджигать кучи сухого хвороста на вершинах опоясывающих площадку колонн.
А ты, обратился ко мне Рено, станешь живой приманкой для Великого Ктулхуибо так написано в Древних Книгах.
Петерсонили Моног? уже закончил заниматься своим делом. Они на пару с Рено подняли меня и грубо вскинули, как и раньше, связанным, на высокую кучу битого камня.
Монотонная песня лягушек, все это время нездешним образом вторившая жутким словам моего пленителя, вдруг стократно усилилась, громко звуча в ночной тишине лесов. А подо мной Рено с Петерсоном, склонившись над каменными плитами, чертили мелом непонятные диаграммы, старательно перерисовывая с зажатых в руках бумажек (несомненно, то были чертежи, снятые со страниц «Некрономикона» и других подобных книг). Затем Рено завел жуткий напев, а Петерсон съежился в тени каменного выступа. Интересно, что эти двое сумасшедших предпримут, обнаружив, что их идиотское мельтешение не приносит видимых результатов? Однако через мгновение подобные мысли улетучились из моей головы, и на их месте водворился кромешный ужас!
Ибо нечтонесомненно! происходило, причем не только подо мной, но и вокруг: на озере, за каменной оградой, и это нечто словно бы повиновалось бессмысленному бормотанию моего пленителя. Самый окружающий пейзаж неуловимо изменился в бледном свете убывающей луны, горизонт заволокла дымка, очертания поплыли, и твердый камень пошел волной, теряя форму. Воды озера пришли в движениепри полном, совершеннейшем безветрии! Со всех, буквально со всех сторон, через парапет плескали и переливались высокие волны, угрожая залить судорожно дергавшееся под невидимым бризом пламя. С волнами пришел запахда такой, словно вокруг сгнили все мыслимые рыбы и моллюски. Меня едва не стошнило. И тут поднялся странный ветерон стонал, посвистывал в обрушенных камнях, а немолчный хор лягушек перекрывал звучный голос Рено, выводящий некое первобытное, жуткое заклинание:
Иа! Иа! Нгах-хах! Нйах ахахах! Ктулху фтагн! Фнглуи вулгмм Рльех! Аи! Нгаии! Итаква вульгмм! Нгаагаааа-ф-тагн! Иа! Ктулху!
В пляшущем свете огромных факелов в ночном небе высветилась тонкая, дрожащая линия. Я весь дрожал от ужаса. Затем небеса расчертила еще одна, и еще! В довершение всего над нами прокатился низкий, сотрясающий небо и землю гром. Рено продолжал выкрикивать заклинания, лягушки заквакали с удвоенной силойи тут горизонт осветился зеленоватыми сполохами. Над озером ударил порыв ледяного ветра, тут же сменившийся легким тепловатым сквозняком, несущим отвратительные миазмы гниющей плоти, затем послышалось нечто вроде бульканья, и из темных вод озера выметнулась огромная тень и зависла непосредственно над нашими головами! Зависла сама по себе, ни на что не опираясь и не пользуясь никакими приспособлениями для левитации! На этом сознание милосердно покинуло меня.
Когда я пришел в себя (видимо, забытье продлилось не более мгновения), Чудище оставалось на прежнем месте. О, если бы мое перо могло бы передать ужас, внушаемый его обликом! Чуждое нашей реальности, пришедшее из других измерений Вселенной существо меняло очертания, представляясь то огромным, зеленым, чудовищных размеров осьминогом со множеством щупалец, то кипящей, клубящейся, текущей сразу во все стороны массой протоплазмы. Чудище не могло удержать единый облик, однако в каждой из личин отовсюду открывались маленькие злобные глазки и разевалась подобная черному провалу глотка, откуда неслось несмысленное, похожее на бормотание идиота завывание, настолько низкое и басовитое, что воспринималось скорее как вибрация, а не как достигающий обычного слуха звук.
Великий Ктулху! Верховный Жрец Древних! Призванный из своего склепа в Рльехе, перенесенный сюда Итаквой, Шагающим по Ветрам, призванный злым колдуном, захватившим меня в плен! О великий Бог! Я уверовал! Явидел! Видел своими глазами! Виделно умереть не мог. Я даже сознание не мог потерять. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, мои руки дрожат при одном воспоминаниикаково же мне пришлось тогда, когда я лежал, распростертый и беспомощный, подобно беспомощной добыче в когтях исчадия ада!
У подножия камня, на котором лежал я, стоял Рено и беседовал с Ним на том же нечестивом отвратительном языке, что использовался в песнопении (я узнал егоэто был тот же самый язык, на котором они с Петерсоном переговаривались в машине). До моего слуха доносились некоторые именаАзатот, Бетельгейзе, Рльех, Плеяды, а также имена каких-то чудищ. Беседа длилась, и Ктулху явно остался доволен ее ходомЕго и без того огромное тело увеличилось, нависнув теперь надо всей поверхностью озера, а потом Он выдохнул несколько жутких, шепелявых звукови они напугали меня до полусмерти, а ведь в тот момент я бы мог поклясться, что большего ужаса человеку испытать не суждено.
И вдруг чудовищный диалог прервался. Рено опустился на колени перед Чудищем и протянул руку к куче обломков, на которой лежал ябеспомощный и связанный. Оно потянулось ко мне чем-то вроде щупальца или даже хоботаего мягкий кончик ощупывал поверхности, придвигаясь все ближе. Прямо надо мной широко распахнулась глубокая темная глоткая так и не сумел даже в мыслях назвать ее ртом, хотя оттуда и доносились похожие на речь звукии внутри ее открылась взгляду внутренняя полость, огромная и словно бы иссеченная красными полосами. И тут бы настал мне жуткий конец, столь далекий по своей природе от милосердной и быстрой смерти, насколько это возможноно в дело вмешалось нечто, послужившее причиной моего нежданного спасения.
Точнее, не нечто, а кто-то! А именноБилл Трейси! Этот мужественный молодой человек вскочил на вершину жертвенного холма с противоположной от Рено стороны. Лицо его искажал болезненный ужас, и тем не менее юноша бросился ко мне и в мгновение ока перерезал путы заранее приготовленным ножом. Я тут же вспрыгнул на ноги, а Билл протянул руку к чудовищному выросту уже почти добравшемуся до нас! Щупальце отдернулось, и нависшая над островом туша неуклюже заколыхалась, пытаясь отодвинуться.
Бежим! крикнул Трейси. Вплавь через озеро! Потом к машине!
И мы бросились прочь, в два прыжка преодолев разъехавшиеся от старости плиты каменной площадки, и кинулись в стоячие воды озера. За нашими спинами раздался умоляющий голос Реновидимо, тот пытался в чем-то убедить Ктулху. Мы с отчаянной скоростью плыли к берегу, но тут послышался звук погони. Рено с Петерсоном подтащили к берегу крохотную лодчонку и сноровисто погребли вслед за нами! А над головами плыла в ночном небе чудовищная туша Ктулху, полосующего воздух тысячью отвратительных щупалец! Но, к счастью, мы с Трейси были хорошими пловцами, к тому же неожиданное вмешательство Билла дало нам хорошую фору, на некоторое время обескуражив преследователей.
Выбравшись на берег, мы со всех ног побежали в лестам уже стояла непроницаемая, чернильная тьма. За спинами не смолкали вопли и свирепые завывания Ктулхучудище явно присоединилось к погоне. Подгоняемые отвратительными криками, мы прибавили ходунадо сказать, из последних сил.
Мы должны разделиться! прохрипел Билл. Они знают эти леса как свои пять пальцев! Ятуда, но если не выберусь, помнив полицию не ходи! Бесполезно! Иди к профессору Стернсу!
Быстро проговорив все это, он бросился влево с намерением пересечь полянку, которую я пытался обежать по краю. Как только он выскочил на ее середину, из пущи показались Рено с Петерсоном. А над ними, поверх вершин деревьев, весьма быстро надвигался Ктулху. Рено, с невероятной для человека скоростью, бросился к Трейси и попытался ухватить того за одежду, однако мой друг снова выбросил вперед правую рукуя успел заметить, как в ней что-то ярко сверкнуло. Увидев этот блеск, наш преследователь рухнул на землю. Однако, падая, он успел вцепиться в колени Трейси. Тот, отчаянно пытаясь высвободиться, не сумел устоять на ногах и рухнул плашмя. Они покатились по траве, Рено приподнялся, вытянув одну руку в сторону Билла, а другуюсловно призывая на помощьк небу, в котором висела, мерзко колышась, чудовищная туша. Колдун выкрикнул какой-то приказ, и Тварь немедленно выстрелила сотней извивающихся щупалец, мгновенно опутавших моего спасителя отвратительным коконом. Ктулху потащил его к ротовому отверстию, а Трейси извивался и отчаянно кричал.