Рыцари былого и грядущего. Том 2 - Катканов Сергей Юрьевич 36 стр.


Усама не был во дворце во время попытки переворотазачем бы ему туда лезть. Когда один из заговорщиков прибежал к нему и сказал, что для победы придётся пролить чуть больше крови, чем они предполагали, Усама сразу понялэто конец. Ахмедопытный военачальниким его не одолеть. Но бойня даёт им время на бегство. Не стоило большого труда убедить трусливого Насреддина в том, что именно так и следует поступить.

Во время бегства Усаме вдруг стало легко. Он скачет в родной город Дамаск, где не был 10 лет. Этот город был единственной любовью всей его жизни. Ни к одной женщине, ни к одному повелителю он не был так привязан, как к Дамаску. Там его, может быть, ждёт смерть, но это уже не имеет значения, главноедумать больше ни о чём не надо, выбора больше нет. Увидеть Дамаск и умереть.

И вот на горизонте замаячили тамплиерские плащи. Мощный отрядэто не патруль. Такой отряд тамплиеров не мог оказаться здесь случайно. Вероятнее всегоэто храмовники из Газы. Что же их всколыхнуло? Да неужели не понятно? Халифова сестрёнка оказалась не только очень бойкой девочкой, но так же и весьма неглупой. На улицах Каира ещё кипела резня, а она уже послала гонца в тамплиерскую Газу с просьбой перехватить беглецов. Зачем тамплиерам ввязываться в эту свару? Тоже простохорошие отношения с Каиром нужны не только Дамаску. Перехват беглецов, презревших все божеские и человеческие законыдружественный жест тамплиеров по отношению к Каиру.

Душевная лёгкость, не оставлявшая Усаму во время бегства, теперь разбавилась весёлой радостьюсловно прекрасное вино сдобрили драгоценным бальзамом. Позади, в Каире, плаха, впереди, в Дамаске, тоже возможно плаха, а посрединетамплиерские мечи. Красивый расклад! Изящный! Весёлый! Если белые плащи храмовников станут последним что он увидит в жизниэто не так уж плохо.

Тамплиеры неспешно приближались, зная, что добыча никуда не денется. Впереди скакал осанистый рыцарь, видимо, командор. Усама выхватил саблю и, неожиданно для себя издав кощунственный вопль «Дамаск акбар», бросился на командора. В первый удар Усама сложил всю свою душу, всю свою любовь и ненависть к тамплиерам. Удар был хитрый, изощрённый, но и старый седой командор тоже оказался не промах. Он красиво уклонился, так что сабля лишь скользнула по щиту.

Тамплиер расхохотался:

 Хороший удар Усама, но недостаточно хороший для того, чтобы меня прикончить.

Не думая о том, откуда этот храмовник его знает, Усама нанёс ещё один удартоже весьма неплохой, но так же не достигший цели. Храмовник продолжал смеяться:

 Ещё немного, Усама, и у тебя начнёт получаться.

Усама почувствовал, что его третий ударего последний шанс. Кажется он пропорол рыцарю кольчугу на боку, вряд ли сильно его задев, а сабля сломалась.

 Хороший воин, Усама, сделал всё, что мог, заслужил смерти героя,  рыцарь по-прежнему смеялся.

Безоружный и теперь уже не очень весёлый Усама прохрипел:

 Откуда ты меня знаешь?

 Помнишь Харам-эш-Шериф, 12 лет назад? Неужели ты забыл сопровождавшего тебя командора?

 Ты поседел. Но я помню. А как тебя зовут не знаю.

 Брат Ангерран. Для тебя просто Анги.

 Кончай меня, Анги.

 Зачем? Ты ведь не враг Ордена.

 Я не враг Ордена, но не хочу этим заверением покупать себе жизнь.

 Каир испортил тебя, Усама. Болтаешь много лишнего. Беги в Дамаск.

Вокруг кипел бой. Где-то рядом сражался или уже был убит брат Усамы, которого он втянул в каирскую авантюру. Сейчас он ничем не мог помочь брату. В Дамаск? В Дамаск!

 Да хранит тебя Всевышний, благородный и великодушный рыцарь.

Уже не смеявшийся командор молча кивнул.

* * *

Встреча с родным Дамаском лишила Усаму сил. Лёгкой радости бегства как не бывало. Воспоминания впились в душу тысячами пчёл. Страха он не испытывал, смерти по-прежнему не боялся, но каждый камень любимого города словно бросал ему упрёкболезненный, обидный, несправедливый.

 Кто ты такой и почему думаешь, что великий атабек захочет говорить с тобой?  надменно спросил его страж дворца.

 Усама ибн Мункыз, желающий служить великому атабеку ради славы Дамаска,  его слова прозвучали глухо, хрипло, почти равнодушнотональность, совершенно не принятая при дворе. За такую небрежность обращениябез поклонов, без подобострастных расшаркиваний могли и плетьми от ворот погнать, но стражчеловек нерядовой, опытный, почувствовал, что перед ним, может быть, кто-то значимый, способный заинтересовать атабека.

Через некоторое время вежливый слуга сказал Усаме:

 Следуйте за мной, господин.

Его провели в маленькую, но шикарную комнату. Дверь за спиной закрылась и грохнул засов. Усама понял, что онпленник. Скоро ему предложат одно из двух: либо зловонную яму и смерть, либо дорогой халат и службу.

Оказалось, что не скоро. День проходил за днём. Усаме приносили дорогую еду, но сменить пропылённую и порванную одежду не предложили. Усама попросил принести ему Коран. Принесли. Он читал Коран и молился. Потом опять молился и опять читал. Ожидание странным образом не тяготило. Неопределённостью он не терзался, душу заполнила пустотаспасительная пустота без мыслей и чувств.

Прошло, может быть, три дня, а можетнеделя и Усаму позвали к Нур ад-Дину. Великий атабек был одет удивительно простодаже у его гвардейцев были одежды подороже. Весь его облик дышал благородной простотой и властьювласть исходила от него, как свет от лампы.

 Что ты хочешь?  без затей спросил Нур ад-Дин.

 Служить вам, великий господин.

 Мне или Дамаску?

 Для меня это одно.

Нур ад-Дин едва заметно усмехнулся:

 Говорят, в последнем бою ты орал: «Дамаск акбар»?

 Ничто не сокрыто от великого господина.

 За такое кощунство ты вполне заслужил смерть.

 Слова достойные великого хранителя веры.

 А твои слова дышат странной надменностью. Не у своих ли друзей-тамплиеров ты научился так нагло держать себя?

 Аллах знает об этом лучше.

Ну ад-Дин опять усмехнулся, теперь уже более явно и несколько зловеще. Атабек молчал бесконечно долго. Потом сказал:

 Твоя преданность родному городу заслуживает подарка. Необычная в наше время преданность заслуживает необычного подарка. Подарю тебе друга. Ведь настоящий друг дороже, чем всё золото мира.

Атабек хлопнул в ладоши. Два стражника ввели пленного тамплиера. Он был в изорванной белой тунике, красный крест на левом плече скрывало кровавое пятно. Пленником он был явно почётнымруки не связаны и держал себя так независимо, словно был здесь хозяином.

Усама сразу же узнал его, хотя стоявший перед ним тамплиер имел уже совсем другое лицо по сравнению с тем юношей, который когда-то налетел на него в мечети Аль-Акса, а потом хотел показать Бога-Ребёнка. Тогда ему было лет 18, сейчасоколо 30-и. Теперь его лицо было опалено зноем пустыни, огромный шрам перерезал всю правую щёкустарый посиневший шрам от давно зажившей раны. В нестриженной темно-русой бороде уже пробивалась ранняя седина. На непрерывной войне быстро стареют. И всё-таки суровое лицо заматеревшего воина по-прежнему отражало детскую чистоту и непосредственность. Война сделала из него мужчину, но не чудовище. Лишила иллюзий, но не смогла отнять внутренний свет.

Они смотрели друг на друга и тихо улыбались, не говоря ни слова. Молчание прервал Нур ад-Дин:

 Это мой пленник. У себя в Ордене он занимает весьма высокий пост. Тамплиеры предполагают за него выкуптысячу динаров. Я дарю этого человека тебе, Усама. Можешь получить за него выкуп или поступить любым иным образом, какой сочтёшь наилучшим.

 Великий повелитель сделал мне подарок воистину царский,  Усама впервые поклонился Нур ад-Дину так, как принято кланяться хозяину.

 Теперь ты у меня на службе, Усама ибн Мункыз,  доброжелательно сказал атабек.  Пока я подумаю, к чему тебя определить, поживи в той же комнате. Её больше не будут запирать.

И тамплиер пусть побудет с тобой, пока ты не решишь, что с ним делать. Не убежитдал слово.

* * *

 Ну, здравствуй,  сказал Усама, когда они пришли к нему в комнату. Кажется, даже встреча с братом не обрадовала бы его настолько, насколько он был счастлив видеть этого человека, который олицетворял что-то очень важное в его жизни.  Самое время узнать, как тебя зовут.

 Здравствуй, Усама. Меня зовут Жан. Впрочем, для тамплиеров имя не имеет значения. Имя имеет Орден Храма, а рыцари Храма предпочитают безымянность.

 Ну это явно сказано не про тебя. Тамплиеры никогда не выкупают своих, а за тебя предлагают целое состояниетысячу динаров. Значит, твоя жизнь драгоценна для братьев.

 Моя жизнь не имеет никакого значения, так же как и жизнь любого тамплиера. Но сейчас в моей руке находится очень много ниточек. Короче, если меня не станет, братьям придётся заново проделывать огромную работу. Надеюсь, узнав об этом, ты не увеличишь сумму выкупа?  тамплиер улыбнулся.

 Мне вообще не нужны за тебя деньги. Мне нужен мой брат. Надо сначала узнать, что с ним.

 Твой брат жив. Он в плену у наших.

 Как ты можешь получать информацию, находясь в плену?

 Некоторые ниточки я не выпускаю из рук даже здесь.

 Тогда я обменяю тебя на моего брата, вот и всё. Даёшь слово, что прибыв в Газу, ты распорядишься отпустить моего брата?

 Даю слово.

 Ну так отправляйся хоть сейчас. Впрочем, лучше завтра утром. Коня бы тебе раздобыть, а у меня пока ничего нет.

 Едва я выйду за ворота дворца, у меня будет конь.

 Повсюду свои люди?

 Работа такая.

 Вот как быстро мы с тобой обо всём договорились.

Усама почувствовал неловкость. Так хотелось ему поговорить с этим родным врагом, но не так-то легко говорить с тамплиером. Усама хотел побыть в лучах света, исходивших от белого рыцаря, но не начнёт ли этот свет обжигать душу? Тамплиер живёт в мире иных понятий и представлений. Усама не знает языка его души. Они могут сутками плести словеса на переговорах, но вот так, оставшись вдвоём. Надо о чём-то спросить хотя бы из вежливости.

 Может быть, у тебя есть какие-то желания, тамплиер?

 Есть. Хочу, чтобы Усама ибн Мункыз увидел Бога-Ребёнка.

* * *

Сиверцев дочитал свой опус. Странно как-то стало на душе. Он тоже очень тосковал по своему родному северному городу и с большим удовольствием прогулялся бы по его улицам. Но не сказать, что он хочет этого больше всего на свете. Почему? Потому что у него есть братья, есть Орден. Это и есть его Родина. Да, всё очень просто. Бедный, бедный Усама. У него не было ничего, кроме Дамаска. Ведь Аллах бесконечно далёк.

Андрей встал, размял руки и ноги. Надо зайти к Саиду. Восток достал. Хотелось послать всех «саидов» подальше. Но если он, Андрей Сиверцевтамплиер, значит Востокего крест. И никуда от «саидов» не денешься.

* * *

Саид лежал в постели как-то очень строго, как лежат в гробу. Он смотрел в потолок широко распахнутыми невидящими глазами. На появление в комнате человека никак не отреагировал.

 Ты живой?  добродушно усмехнулся Сиверцев.

 Был бы мёртвыйна такой жаре воняло бы очень сильно.

 Да ты юморист. Какое имя ты получил в крещении?

 Александр. Но я предал своё христианское имя.

 Свои заставили?

 Никто не заставлял. Свои это свои.

 Знаешь, Александр. У меня на Родине тебя звали бы Саня. Друзья звали бы тебя так.

 Са-ня,  с трудом выговаривал Саня-Саид.  Какие странные звуки.

 Нормальные звуки. Как нога?

 Меня нет. Что такое нога?

 Нога, брат, это очень важно. Всего их две. Одной недостаточно. А можно обе потерять. Тогда совсем плохо.

Саид кисло улыбнулся:

 Болит, но заживает. О чём хочешь поговорить?

 Да о тебе, Саня, о тебе. Куда ты теперь?

 К своим не вернутьсяубьют. А твои не простят.

 Глупый ты, Саня. Наши тебя уже простили.

 Сам себя не прощу.

 Это правильно. Но с этим живут. Давай о главном, Александр. Ты считаешь себя христианином?

 Не знаю.

 Ну ничего себе! Ты вообще понимаешь, о чём речь? Тебя здесь не задержат, когда поправишьсяотпустят на все четыре стороны. Но четыре стороныэто очень много. Тебе нужна одна. И надо знатькакая. Что за вера у твоих земляков-ассассинов?

 Не знаю.

 Ты смеёшься?

 Серьёзно. Тебе это трудно понять, но у нас так. Путьтайна. Надо заслужить право встать на путь. Тогда наставник чуть-чуть приоткрывает самый краешек тайны. Будешь во всём покорнымприоткроет побольше. Я ещё не заслужил того, чтобы встать на путь. Наставник сказал: «Отдашь нам христианвстанешь на первую ступень».

 Мрак. Значит, вы по сути не исповедуете никакой религии?

 Для таких как ятолько покорность и ничего больше.

 А хотел бы ты сейчас встать на вашу первую ступень?

 Мне кажется, там ничего нет.

 И давно тебе так кажется?

 Слушай, европеец, ты ведь чужой здесь?

 Я здесь не чужой, потому что христианин. И ты тоже.

 Но ведь после того, что я сделал, меня никогда не допустят к вашей первой ступени.

 Да нет у нас никаких ступеней! Когда ты принял крещениеты получил всё! Высшая Сила мироздания благословила тебя!

Глаза Саида засветились, он хотел вскочить с постели, но сморщился от боли и упал обратно. Вдруг он разрыдался.

 Я чувствовал! Когда меня крестили, я что-то такое почувствовал в своей душе. Как будто свет. Хорошо было. Но я не поверилдумал, кажется. И пришёл сюда вас резать. И свет ушёл из души. А после боя в меня вошли ужас и отчаяние. И сейчас так. Я всё потерял.

 Ничто не потеряно. Ты должен покаяться в своём грехе. Потом принять причастие. Свет вернётся. Может быть не сразу, но вернётся.

 Значит, согласно вашей веревыход есть?

 Конечно. Поговоришь с Шахом. то есть со священником. Он всё объяснит. Скажи ему, что раскаиваешься и хочешь стать настоящим христианином.

 Так просто?

 Не просто. Но понятно. И никаких ступеней, никаких тайн.

 У вас сразудоступ ко всем тайнам?

Андрей тяжело вздохнул:

 Саня, тебе нужны тайны или тебе нужен Свет? Свет. благодать Божия будет с тобой. И тебе сразу расскажут, что для этого надо делать. Ничего не скроют.

 Значит, поговорить со священником?

 Когда я уйду, позову его. Он придёт. А ты мне пока вот что скажи. Ваши наставники поддерживают связи с другими такими же, как они из других деревень?

 Это невозможно.

 Ну прямо. Тебя ведь много во что не посвящали.

 Ты бы видел горы, которые окружают нашу деревню. Из нашей долины есть выход только в вашу сторону.

 И ты никогда не видел в вашей деревне чужих людей?

 Ты, видимо, не понимаешьэто невозможно.

 Вообще никакой связи с внешним миром?

 Наш мирнаша деревня.

* * *

Шах встретил Сиверцева тихой виноватой улыбкой:

 Александр исповедался и причастился. Удивительно чистая душа. А я просто старый дурак. Сначала меня очаровало его желание креститься, а потом, когда он поднял на нас оружие, я вычеркнул его из души, настолько был потрясён. А ведь если разобраться, меня потрясло не столько его предательство, сколько собственная непредусмотрительность, гнев же, конечно, легче было обрушить на мальчишку, чем на себя. Я не стал бы с ним разговаривать. Не нашёл бы сил, оправдываясь тем, что это бесполезно. Погиб бы хороший парень. По моей вине. А тебе-то как удалось достучаться до его души?

 Я не ставил перед собой такой задачи. Просто он был мне интересен.

 Всё правильно. Спаси тебя Бог, Андрюша.

 Во славу Божию. Саша рассказал вам о том, что их деревня изолирована от внешнего мира?

 Да. Я уже всё понял.

 А я, признаться, до сих пор не понимаю, как такое возможно. У них есть оружие, одежда и многое другое, что они никак не могут сделать сами. Да ведь они бы уже одичали, если бы жили в полной изоляции.

 Их изоляция неполная, к тому женедавняя. Поясню. Я в этих краяхне местный, не говоря уже о том, что всё об этих горах не знает никто. Мы с друзьями-христианами пришли сюда всего лет десять назад. В деревне многие считали себя измаилитами, но сильных наставников не было и, соответственно, никакого религиозного фанатизма мы не встретили. Местные оказались очень восприимчивы к христианской проповеди. Так возникла наша община. Мне и раньше говорили, что дальше за нами так же живут измаилиты, но было не до них, а сейчас я решил узнать, много ли их там? Если хотя бы несколько деревень и они решили развязать войну, то нам конец. Оказалось, что всего одна деревня и тупик.

Назад Дальше