* * *
Нет, вы только взгляните на него! восхищался Альберт, несколькими днями позже рассматривая Кристофера в новом комбинезоне. А тебе очень идёт.
Он точно такой же, как у мамы, ответил мальчик. Теперь мне только каски не хватает.
Поверх комбинезона на нём была лётная куртка и полосатый шарф, а руки от пронизывающего холода защищали рукавицы.
Она говорит, что теперь я могу вместе с вами стоять на вахте. Хотя бы по паре часов.
Может, и так, кивнул Альберт. Но пока у тебя нет каски, тебе придётся как всем сидеть в бомбоубежище под церковью Всех Святых. Мне совсем не хочется, чтобы ты получил по башке, и я бы потом оправдывался перед твоей мамой.
Да мне надоело это убежище! Там скука смертная!
А здесь тебе не парк развлечений, приятель.
Альберт и Кристофер стояли рядом на наблюдательной вышке и, прислушиваясь, всматривались в ночь. Альберт был очень худыммама считала, что слишком худымпожилым мужчиной с проседью в волосах и закрученными усами, которые он отказывался сбривать, невзирая на моду. В предыдущую войну он служил в артиллерии, и усы были единственным, что, как он считал, выдавало в нём артиллериста.
А вы не жалеете, что вас не взяли на эту войну? спросил Кристофер.
Разве не взяли? Брови Альберта удивлённо взметнулись вверх. А что я тогда сейчас тут делаю?
Я хотел сказатьне жалеете ли вы, что вы не на фронте?
Вот уж нет, покачал головой Альберт. Я за свою жизнь уже навоевался. Лучше уж я буду бороться с огнём. Это не так отвратительно, как убивать людей.
Замолчав, они задумчиво смотрели на притихший город.
Красиво, правда? спросил Альберт. Только посмотри, какое небо! Грядущее Царствовот оно что. Такие-то небеса звёздные. Ты когда-нибудь думал, что над Лондоном может быть такое звёздное небо?
А ведь звёзды там были и раньше, кивнул Кристофер. Мы просто не видели их, потому что в городе всегда было много огней.
Да, затемнениепожалуй, единственное, за что можно поблагодарить эту войну: теперь мы можем любоваться на звёздное небо.
Интересно, как это всё выглядит с неба? спросил Кристофер. Здорово, наверное, лететь среди звёзд и смотреть вниз на Лондон.
В мирное время, должно быть, так. Но если ты сидишь за штурвалом бомбардировщика, то это наверняка жутко до чёртиков.
Кристофер кивнул.
Иногда мне очень нравится смотреть на пожары, проговорил он тихо, словно боясь, что кто-то подслушает. Это очень плохо, да?
Я понимаю, о чём ты, успокаивающе кивнул Альберт.
Раньше я думал, что огонь всегда рыжий, продолжал Кристофер. Но это совсем не так. Иногда он из алого становится совсем синим, а потом жёлтымно эти цвета совсем не такие, какие обычно бывают. А ещё пламя рассыпается искрами, когда меньше всего этого ожидаешь. Он резко осёкся, явно смутившись от своего многословия и подумав, что он сейчас похож на тех странных молодых людей, которые декламируют всякую там поэзию. Но я всё равно не хочу, чтобы Лондон сгорел, заключил Кристофер. Мне такое как-то даже в страшных снах снилось.
Ну-ну, приятель. Он и раньше сгорал, и ничего, успокоил его Альберт. На том месте, где мы сейчас стоим, во время Великого лондонского пожара всё выгорело дотла. Начался пожар на Паддинг-Лейн, где сейчас стоит Монумент, но потом выгорел весь городдо самых римских стен и дальше, почти до Уайтхолла. И собор Святого Павла сгорел, всё сгорело.
Мы это как раз в школе проходим.
Тогда слушай внимательно, кивнул Альберт. Люди лишились всего своего имущества, совсем как сейчас, только что в те времена не было никаких убежищ и бежать было некудатолько на все четыре стороны, подальше от города. Поэтому-то я и стою тут по ночам в дозоре.
Значит, больше этого не повторится?
Не должно, покачал головой Альберт. По крайней мере, не в моё дежурство.
В этот момент, почти за гранью различимого, Кристофер ощутил слабое пульсирование самолётного двигателя.
Огромного количества двигателей.
Летят. Их там очень много.
Альберт спрыгнул с наблюдательного поста.
Ты лучшая система оповещения о налётах во всей Англии, сказал он. Пожалуй, стоит продать тебя в штаб ПВО.
Лично я не возражаю, усмехнулся Кристофер.
Я доложу на командный пункт, сказал Альберт, а ты пока давай-ка спускайся в убежище. Что-то у меня предчувствие нехорошее. Я скажу маме, что ты заходил.
Кристофер уже был у лестницы.
Не забудьте поесть, сказал он на прощание. Мама вам бутерброды сделала.
Шутишь, приятель? откликнулся Альберт. Уж про еду-то я ни за что не забуду. Хоть сколько бомби.
Кристофер одобрительно выставил вверх большой палец и начал быстро спускаться по ступенькам, в темноте нащупывая их ногами. Самолёты были уже где-то неподалёку, и с юга доносился отчаянный рёв оповещающих об этом сирен. С нескольких последних ступенек он спрыгнул прямо на мостовую. Наверху Альберт включил громкоговорители, и ночь огласилась сигналом тревоги.
Кристофер побежал. Бомбардировщиков он не боялсязнал, что без труда успеет добежать до убежища. Но вой сирен вызывал у него отвращение: их резкий надрывный звук причинял ему больше страданий, чем все бомбардировщики люфтваффе, вместе взятые.
У дверей церкви Всех Святых столпилось много народу. По одному люди проходили через тяжёлые взрывозащитные металлические двери и спускались по лестнице в расположенное в подвале бомбоубежище. Все уже так привыкли к этому, что страха никто не выказывал, и всё свелось к состязанию за возможность занять лучшие места в убежище. С собой у большинства были небольшие сумки с пижамами, леденцами, книгами, журналами, фонариками и противогазами, а у кого-то, быть может, и с термосами с горячим чаем. Другие несли с собой одеяла и детские колыбельки, а один человекдаже целое растение в горшке с землёй. Мисс Лик всегда брала с собой пищевой контейнер с тушёной бараниной и пюре.
По одному люди проходили через тяжёлые металлические двери, способные выдержать взрыв, и спускались по лестнице. Дети помладше убегали от матерей и, хихикая, неслись, толкая соседей. Со всех сторон Кристофер слышал болтовню и обмен сплетнямибудто нет ничего более естественного, чем ходить по ночам в склеп старой церкви.
Мистер Лик, как обычно, жаловался, что для его больной ноги лестница слишком крутая. Мисс Лик каждый вечер его подбадривала:
Ещё чуть-чуть, папа. Это у тебя старая рана ноет? Я взяла с собой твою мазь, она в сумке.
Мазью тут не поможешь, глупая ты корова, как обычно, брюзжал мистер Лик.
Они так будут браниться ещё сколько-то времени. Они вечно бранятся, и всегда одинаково. И так всегда.
У подножия лестницы Кристофер проскользнул между мистером и миссис Лик и устремился в дальний угол бомбоубежища. Подземелье было высечено в скале совсем рядом с рекой, поэтому здесь всегда было сыро и холодно, даже сейчас, когда в его склепы и переходы набились десятки людей. Много веков подряд эти катакомбы служили последним приютом монахам и знати. Некоторые захоронения были увенчаны мраморными надгробиями или статуями, а то вдруг на полу склепа просто стоял постепенно ветшающий и разлагающийся гроб. До войны Кристофер думал, что склеп забит костями, горами черепов и там наверняка полно привидений. Он бы ни за что, ни при каких обстоятельствах не отважился спуститься сюда один. Но когда муниципалитет решил переоборудовать церковную крипту под бомбоубежище, отсюда были убраны многие захоронения, и теперь склеп выглядел как обыкновенный затхлый погреб.
«И всё равно здесь жутковато».
Множество узких туннелей, пещер и усыпальниц веером разбегались по сторонам от главного склепа, теряясь во тьме. В некоторых из них горожане расположились так, как если бы это место было их собственностью, домом в изгнании. Мистер и мисс Лик соседствовали с семейством мясника, хозяина лавки на Темз-стрит, и Кристофер полагал, что в этом и кроется разгадка того, как мисс Лик ухитряется добывать свежую баранину для жаркого, в то время как остальные вынуждены довольствоваться лишь жалкими сосисками да раз в неделюкусочком странного, полного хрящей фарша. Стены своей пещеры она украсила семейными фотографиями, бумажными цветами и благочестивыми статуэтками. Мясник мистер Тиббинс предпочёл бы, наверное, постеры с актрисой Бетти Грейбл, а может, и с Марлен Дитрих, но он понимал, как бесперспективен спор по этому поводу в тесном бомбоубежище.
Если бы у Кристофера была собственная пещера, он бы развесил в ней вырезки из газетных статей о битве за Британию и картинки с самолётами, особенно спитфайрами, истребителями. А ещё, возможно, фотографию Джуди Гарланд. Но ему пришлось устроиться между парой семейств, и это было лучшее из возможного. И всё-таки в глубине крипты нашлось одно местечко, которое он привык считать своим, но этим вечером его заняли две молодые девушки. Они расчёсывали волосы и болтали между собой, не обращая ни малейшего внимания на мальчика, сидящего рядом и отчаянно мечтающего, чтобы они оказались как можно дальше от этого местажелательно где-нибудь посредине Ла-Манша.
Ну вот, а я ему и говорю: «С чего это ты взял, что я пойду с тобой на танцы?»
Да ну?! Прямо так и сказала?!
Ага. А ещё: «Ты что о себе воображаешь?! Тоже мне, Кларк Гейбл нашёлся!»
Ничего себе!
Ага. И дальше ещё: «Можно подумать, что если ты лётчик, то можешь вести себя как звезда кино! Даже и не подумаю идти с тобой на танцы!»
И что, Эйлин, правда не пойдёшь?
Я сказала ему «может быть», но не пошла.
Кристофер пытался следить за разговором, но это было невыносимо.
«Ох уж эти девушки. У меня точно не получится выспаться под их болтовню».
Он огляделся по сторонам. По всему бомбоубежищу люди располагались и устраивались так, будто приехали на море: расстилали одеяла, взбивали подушки, раскладывали шезлонги и доставали посуду как для пикника. Все о чём-то говорили друг с другом, смеялись. Мистер Тиббинс заиграл на губной гармошке, а его дочка Беатрис тихо запела:
Я пускаю пузыри, пузыри из мыла. Прямо вверх они летят, В небо унестись хотят. Только дни их коротки, Словно дни моей мечты: Раз блеснути сгинут.
У каждого из этих людей было с кем поболтать, о ком позаботиться, для кого спеть. Лишь Кристофер, как обычно, был совсем одинок.
Он встал и направился в тёмный туннель, уходящий от центрального склепа куда-то вдаль, в глубь катакомб. Большинство предпочитали тесниться в основном помещении, где было электрическое освещение и на скорую руку оборудованная уборная. Кристофер всё дальше уходил от гула их голосов и отблесков света.
Счастья нет на этом свете, Сколько б ни просили. Я пускаю пузыри, Пузыри из мыла.
По мере того как голос Беатрис становился всё тише, Кристоферу сильнее казалось, что здесь туннели, пожалуй, даже страшнее, чем в главном склепе. Порывшись в сумке, он достал фонарьтяжёлый синий железный «кирпич» с ручкой вверху. Раньше он принадлежал папе. Этот огромный прожектор был лучшей лампой во всём бомбоубежище, но Кристофер не любил его кому-то одалживатьсейчас так трудно достать новые батарейки. Он включил фонарь.
Мимо прошмыгнула и скрылась во тьме крыса. Крысы мальчику не мешали. Его мама их боялась, но только потому, что она не провела столько времени в подземелье, где быстро привыкаешь считать их чем-то обыденным.
«К ним привыкаешь так же, как к запаху посторонних людей, к храпу мистера Лика, к тому, как вздрагивает земля при падении очередной бомбы, и к постоянному недоеданию».
Туннель становился всё уже: теперь в нём едва мог протиснуться один человек, и то только худой. Воздух здесь был более плотным и тёплым, в нём ощущался лёгкий запах дыма. Остановившись, Кристофер снял куртку, комбинезон и шарф и засунул их в сумку с противогазом, оставшись в школьных форменных шортах и поношенной рубашке. Другой одежды у него не было.
Правая рука мальчика, в которой он держал фонарь, горела так, будто к его коже пристал горящий уголёк. Он по очереди согнул и разогнул пальцы.
Что за ерунда?!
Жар исходил от кольца.
Кристофер переложил фонарь в другую руку и всмотрелся в кольцо. Оно светилось, а выгравированный феникс в лучах фонаря переливался ярко-оранжевым сиянием.
Странно, пробормотал Кристофер и поднёс руку поближе к глазам. Очень странно.
Кольцо пылало как огонь.
«Наверное, оно сделано из чего-то люминесцентногокак стрелки на папиных часах, которые светятся зелёным».
Кристофер знал, что солдатам важно знать время даже в темноте: тогда они смогут начать атаку строго в определённое время. Во всяком случае, в кино они делали именно так. Он подумал о папегде он сейчас: сидит под обстрелом, или попал в плен, или, того хуже, лежит где-то во Франции после отступления армии из Дюнкерка. За последние месяцы он научился запрещать себе вспоминать папино лицо, его только что отглаженную форму, запах табака из трубки. Мама говоритнадо помнить и надеяться, но Кристофер довольно быстро решил, что уж лучше забыть.
Чтобы не страдать понапрасну.
Вот и сейчасуж лучше думать о вещах, которые светятся в темноте. Вытолкав из памяти образ отца, он сжал горящую руку в кулак и пошёл дальше.
Фонарь светил всё слабееа запасная батарея бесполезным сокровищем лежала сейчас дома, на столе в кухне.
Вот чёрт!
Тусклый сноп света выхватил из тьмы прямо перед Кристофером тяжёлую деревянную дверь. Пути дальше не было. Мальчик подошёл к двери вплотнуютак близко, что ощущал запах ржавчины, покрывшей огромный металлический засов, надёжно перекрывший путь к тому, что находилось по ту сторону от двери. Он осторожно провёл пальцами по деревянной поверхности, и на подушечках остался слой влажной зелёной пыли. Плесень.
Но стоило ему прикоснуться к засову, как всё его тело содрогнулось как от удара током.
Кольцо.
Потрескивая и разлетаясь как от удара молнии, из кольца полетели искры. Кристофер ощутил, словно его тело пронзил некий заряд: сначала запульсировала рука, а затем по венам словно растеклась лава.
Кольцо звало его.
Он должен открыть дверь.
Кристофер потянул засов, но тот не поддался.
Пламя к пламени, пробормотал мальчик и, вздрогнув, оглянулся, вглядываясь в темноту, будто это сказал кто-то другой.
Это призыв. Кто-то зовёт меня откуда-то очень издалека.
Кристофер встряхнул головой, пытаясь избавиться от странного шума в ушах.
Возьми себя в руки, прошептал он. Ты просто слишком долго проторчал под землёй. На лбу у него выступила испарина. Большой палец пульсировал так, будто кровь в нём кипела.
Мальчик вновь потянул засов, потом ещё и ещё раз Наконец тяжёлый прут вздрогнул и заскрипел.
Ну, вот и готово, выдохнул Кристофер. Делов-то.
Он опустил фонарь на землю и выключил егона тот случай, если окажется, что дверь ведёт на улицу. Не стоит нарываться на неприятности из-за света во время затемнения. Тем более что мама служит в противовоздушной бригаде.
Обеими руками взявшись за ручку двери, он с силой толкнул её. Дверь со скрежетом подалась, Кристофер налёг на неё плечом и толкнул изо всех сил, не ожидая, что она так резко откроется, что он влетит в дверной проём и еле удержится на ногах. Чтобы не упасть, он вытянул руку и ощутил под ладонью скользкую каменную стену.
А в следующее мгновение дверь за ним захлопнулась.
Глава 3Заблудившийся мальчик
Кристофер стоял на берегу реки в вонючей грязи, которая уже хлюпала у него в ботинках. Он огляделся. Вокруг было темнотрудно понять, куда он попал. Место казалось знакомым и в то же время неузнаваемым. Был отлив, и в грязи на берегу река сохранила следы прошлых веков.
И запах знакомый.
Кристофер знал эту набережную со всеми её причалами и ступенями как родной дом. И в некотором роде она и была для него домом. И всё же в этом месте он никогда прежде не был.
Он стоял на грязевой отмели, окружающей прямоугольный залив, облицованный камнем. Вдоль одного берега тянулась узкая набережная. Место было отдалённо похоже на Паддл-Док и верфь Данг, но вокруг стояли какие-то обветшавшие деревянные амбары, а не приземистые кирпичные склады, которые они с Джинджером облазили вдоль и поперёк. От берега к воде вели узкие каменные ступеньки, к столбу под которыми были привязаны несколько лодок. Кормой они осели на отмели, словно выжидая, когда прилив освободит их.
Из темноты послышалось лошадиное ржание. Кристофер даже сумел разглядеть целый ряд лошадей, смирно стоящих на противоположной стороне набережной как женщины в очереди к зеленщику.
«Интересно, откуда здесь взялись лошади. Видимо, многим не хватает выдаваемого по талонам бензина».