Подходит ко мне и, смачно плюнув на середину тряпки, быстро прикладывает ее к моей щеке. В другое время я бы дернулся от такого «лекарства», но сейчас мне абсолютно все равно. Лишь бы помогло.
Болеть будет до тех пор, пока не войдешь в калитку Мишки. Ну, Михаила, то бишь. Как только переступишь невидимую черту, все как рукой снимет, говорит баба Груня. И еще Она смотрит на меня таким странным взглядом, что я на несколько секунд перестаю чувствовать и боль в зубе, и разрывающиеся бомбочки в голове. Серебряная гора Не вздумай подниматься на Серебряную гору! приказывает она, и мне почему-то кажется, что ей известно то, что мне еще только предстоит узнать. Ну все, можно идти!
Мы выходим с Сонькой на улицубомбочки в голове уже не разрываются, а вот зуб болит по-прежнему. Сонька продолжает нудить, что я своим появлением испортил ей весь вечер, а может, и всю ее жизнь. Что она должна что-то репетировать с девчонками, а вместо этого ей пришлось вести меня чуть ли не через весь поселок к бабе Груне.
И вдруг в одно мгновенье боль исчезает, и я вижу крыльцо, приветливо распахнутую дверь, из которой выглядывает дядя Миша. Оборачиваюсь, а позади калитка. Все в точности так, как сказала баба Груня.
Ну как? с беспокойством спрашивает дядя Миша.
Все хорошо!
Я поднимаю глаза и вижу, что на небе звезд будто бы больше, чем песчинок на дне реки, а прямо над домом, словно желтый шар, висит полная луна.
Глава 9
Теперь, когда все отболело, я понимаю, как хорошо жить на свете! Как хорошо жить, когда ничего не болитни зуб, ни голова, даже несмотря на то, что Сонька и за столом продолжает нудить. Вдруг она затихает, вскакивает, обувается, надевает дубленку и шапку.
Эй, куды ты? кричит дядя Миша. Куды настрополилась? Десятый час уже!
К Вальке сбегаю. Предупрежу, что завтра в школу не приду. Гость же у нас.
И тут же строит мне страшную рожу и показывает язык.
Осторожнее там. И быстро! Говорят, уже по поселку души этих замученных стражников бегают!
Хлопает дверь. Дядя Миша говорит:
Заработков здесь нет, вот ее родители и рванули в Якутию алмазы добывать вахтовым способом. А ее куды? Ко мне и пристроили.
Меня клонит в сон, кажется немыслимым расстояние, которое пришлось сегодня преодолеть. И откуда только силы взялись? Но еще сильнее усталости желание узнать, есть ли здесь, в Благодатном, Шеф и Шахматист. Этот вопрос мне почему-то не дает покоя, даже несмотря на то, что Геннадий Борисович сказал, будто все это фантазии Бурелома. И я рассказываю дяде Мише о подслушанном в поезде разговоре.
Ой, да Бурелом чего только не придумает! восклицает дядя Миша. А уж про Шефа и какого-то там Шахматиста вообще молчу, такую чушь только он и мог сочинить. А вот про души замученных стражников кое-что расскажу.
Оказалось, что в XVII веке в этих местах в одной из сопок были обнаружены небывалые запасы руды, содержащей серебро. Потому-то сопку эту и назвали Серебряной горой. Труд по добыче руды тяжелый, выматывающий, вот и решило царское правительство, что этим должны заниматься ссыльно-каторжные. А в 1917 году после февральской революции председатель Временного правительства Александр Керенский издал указ об освобождении политкаторжан, которых здесь было больше двухсот. После их отъезда остались только уголовники. К тому времени запасы руды иссякли, и каторжников, которые отбывали срок по особо тяжким статьям, нужно было перевести в другое место, за сто километров отсюда. Это было поручено горному инженеру Василию Епанчинцеву.
И вот в назначенный срок Епанчинцев, двадцать уголовников и шесть стражников отправились в путь. По дороге инженер решил завершить кое-какие дела на шахте, после чего вход в нее завалить камнями.
И вот здесь, по словам дяди Миши, и начинается самое непонятное.
Оказалось, что до нового места они не дошли, а тела уголовников несколько дней спустя были найдены в лесу, неподалеку от Лысой сопки. Уголовников, но не горного инженера. А еще через несколько дней были обнаружены и тела стражников. Они были прикованы кандалами к крепежным стойкам почти у самого выхода из шахты. Сам же Епанчинцев исчез.
Вскоре появилась легенда о том, как будто в темное время суток по дороге, что идет вдоль леса, ходят души замученных стражников. Они же на вершине Серебряной горы жгут костры. Прошло время, и легенда почти забылась. И вот теперь происходит что-то непонятное. То, о чем говорилось в легенде, как будто бы стало реальностью.
Но ведь такого, Петька, просто не может быть! говорит дядя Миша. И мы решили разобраться, что происходит. Мыэто я и мои друзья, братья Георгий и Григорий. Выбрали день, точнее, вечер чтобы подняться на вершину Серебряной горы и посмотреть, кто на самом деле устраивает там иллюминацию. И как раз в тот вечер, меня ка-а-к прижмет радикулитищени встать, ни разогнуться. Я говорю Георгию и Григорию, подождите, мол, с недельку, приду в себя, и сходим на гору. Куда там, они даже слушать не стали, пошли одни. И не вернулись.
А их искали?
Конечно, и полиция, и волонтеры, но так и не нашли. А к Серебряной горе местные теперь боятся и приближаться. Ой, Петька, тут много чего можно порассказать, но уже и не хочется. Тем более на ночь глядя. Лучше давай-ка вот что
Он уходит в комнату и возвращается, держа в руках ученическую тетрадь в клеточку, простой карандаш, и начинает что-то чертить.
Это, Петька, Серебряная гора. Конечно, я там никогда и не был, я ж на другой, уже на новой шахте работал, но знаю, что старая шахта устроена так. И рисует в тетради какую-то дугу. И если это так, то получается, что внутри гора полая. И если б, Петька, мы бы там очутились, то увидели бы это. И проводит под первой дугой две параллельные линии. Это, Петька, длинный и широкий каменный тоннель. Он называется штольня. А вот здесь, дядя Миша рисует внутри тоннеля вертикальные линии, крепежные стойки. К ним-то и приковали стражников. Понял?
Угу
И вот, Петька, от этого широкого тоннеля в разные стороны отходит множество узких коридоров. Они называются квершлагами.
Я из приличия делаю вид, что мне это жутко интересно, хотя давно уже хочу спать, и спрашиваю:
А квершлаги могут соединяться между собой?
В такой старой шахте, как эта, наверное, да. В каком-то месте может обвалиться порода, и тогда такое возможно. Но это чисто гипотетически, Петька.
В какой-то момент я уношусь мыслями в родную Москву и прихожу в себя, когда дядя Миша рассказывает о каком-то ведьмаке Саянском.
Мой мозг уже отказывается воспринимать что-либо. До меня доносятся обрывки фраз, но я уже ничегошеньки не понимаю. Саянский Ведьмак Мобильная связь Интернет Ожившие души замученных стражников
О, да ты, я смотрю, засыпаешь. Пойдем-ка со мной, произносит дядя и ведет меня в комнату.
Я с трудом стягиваю с себя одежду, падаю в кровать и погружаюсь в сон с полной мешаниной в голове: души замученных стражников, костры на Серебряной горе, устройство шахты и баба Груня
Глава 10
Просыпаюсь рано от того, что меня будто бы кто толкнул. Но почему так темно? Неужели в городе отключили электричество? Постепенно доходит, что я нахожусь не дома, а на островке былого российского благополучия.
Какое-то время лежу, прислушиваюсь к своим ощущениям, как рекомендовал профессор Политатуйко. Вот только не всегда у меня получается прислушиваться. Точнее, прислушиваться-то получается, только я не успеваю сопоставлять эти ощущения с фактами.
Невольно ловлю себя на мысли, что, как ни странно, с тех пор, как я вышел из поезда, ни разу не вспомнил ни о Попове и его дружках, ни о бутербродах, пирожках или мороженом. И понимаю, что мне уже почему-то не хочется отсиживаться дома у дяди Миши, мне интересно узнать, что же происходит в Благодатном. И сам себе удивляюсь. Удивляюсь тому, что у меня появилось желание что-то делать. Но вот хватит ли сил?
И тут же в голову приходит, наверное, безумная мысль: а не уговорить ли дядю Мишу сходить к Серебряной горе? Так хочется увидеть ее вблизи. Но вряд ли он со своим радикулитом захочет составить мне компанию.
А может, предложить это Геннадию Борисовичу? Ведь мы же увидимся с ним в школе, когда будем меняться одеждой. Вот и спрошуне захочет ли он проводить меня до Серебряной горы сегодня или завтра.
И я уже размышляю о том, сколько времени займет дорога к ней: в одну сторону часа два, наверное, если не больше. Значит, туда и обратно где-то часа четыре Ужас-ужас! Смогу ли я осилить такой путь? Сейчас мне кажется, что я смогу все, но надолго ли хватит такой решимости и главноесил?
Встаю, включаю свет, одеваюсь, достаю телефон, чтобы посмотреть, что происходит в мире. В отличие от одноклассников, я всегда интересуюсь последними событиями, к этому меня с детства приучили родители. А как еще может быть, если отец у тебя журналист (года три назад он стал редактором журнала «Родные просторы»). И вспоминаю, что Интернета, как и мобильной связи, здесь нет. Нахожу в гаджете какую-то примитивную игру для первоклашек, в которой шарик разбивает кирпичики, и обо всем забываю. Удар, еще удар, тьфу ты, шарик пролетает мимо, одна из трех жизней потеряна. Осталось две. Еще удар, еще, еще много ударов, и, наконец, последний кирпичик рассыпается и исчезает. Шарикпобедитель! Вот бы и мне стать таким же шариком-победителем! Увы, я толстый, неуклюжий и пассивный. И вряд ли что-то удастся изменить.
Вдруг хлопает входная дверь, и дом наполняется громким девчоночьим визгом.
И-и-и!
И-и-и!
И-и-и!
Ой, батюшки!
С ума сойти!
Я думала, что это мерещится, а это
Слышу сердитый голос дяди Миши.
Чего примчались ни свет ни заря! Вместо того, чтобы в школу идти, визжат, как оглашенные!
Так гость же у вас, доносится из комнаты тонкий девчоночий голос. Вот и решили взглянуть на него, а там, на улице, почти рядом с вашей калиткой
И-и-и-и!!!!
Ну че, И-И-И-И-И, че визжите? По-человечьи говорить разучились?
Там, дядь Миш, она стояла. Или он, не знаю, как правильно. Призрак стоял. Душа, наверное, одного из стражников. Возле вашей калитки Такая желтоватая
Ну и чего визжать? А тебе, это он уже, наверное, обращается к Соньке, сколько раз можно говорить, чтобы не шаталась по вечерам по поселку. Вот куда ты вчера на ночь глядя поперлась?
Я ж говорила, дядь Миш, к девчонкам пошла, предупредить, что сегодня в школу не приду.
Вот они и притащились! Да еще с криками! Поди и гостя разбудили, безголовые!
Так мы и пришли, дядя Миш, на него посмотреть. Интересно же!
Мы только в щелочку заглянем и все!
Я мигом достаю из рюкзака блокнот, ручку и, усевшись на кровати, делаю вид, что пишу. Пусть знают, какой я умный!
Из-за дверей слышится шепот:
Толстый!
Дык че ты хочешь, москвич! Москвичи знаешь, сколько съедают! Вся страна их кормит!
А че это он нарисовался?
Че-че, каникулы у них сейчас! это Сонькин голос. Вот и решил прокатиться.
Ни фига себе! Все школьники учатся, а они отдыхают!
Да у него школа какая-то как это новационная
Ой, смотрите, а рожа-то!
Че рожа?
В прыщах вся. Надо же, какой некрасивый!
Ладно. Хватит, отойдите! сердится дядя Миша. Верка, Зойка, Валька, чего уставились?
Все, девчонки, идите, в школу опоздаете! приказывает Сонька.
А ты че?
Че, забыли? Марь Иванне передайте, что прийти не смогу. Гость все-таки. Из Москвы.
Счастливая вздыхает кто-то из девчонок, и я не могу понять, чему завидует: тому, что гость из Москвы, или тому, что можно пропустить занятия. Скорее всего, второму.
За завтраком начинается спор. Сонька отказывается вести меня к Геннадию Борисовичу.
Как это ты не пойдешь? возмущается дядя. А для чего ж тогда с занятий отпросилась?
Выходной устроить.
Но ведь это гость, ему надо поселок показать, до школы довести, чтобы он вещи свои забрал! Не полетит же он в Москву в валенках и телогрейке!
Да че показывать-то? Было бы что хорошее.
Все-таки дяде Мише удается уговорить Соньку проводить меня до школы. Я кладу в карман телогрейки телефон, который собираюсь использовать в качестве диктофона, фотоаппарата и видеокамеры, и мы выходим из дома.
Глава 11
Сонька идет метра на три впереди, я понимаю: не хочет, чтобы кто-нибудь подумал, что она со мнойс толстым и с прыщами на лице. Но об этом можно не беспокоиться, ведь улицы поселка пусты. У половины домов, видимо, давно уже нет хозяев: окна и двери заколочены досками. И вдруг у Соньки (этих девчонок разве поймешь?) просыпается талант экскурсовода, она подходит ко мне и показывает на виднеющуюся вдали сопку, на которой, в отличие от других, нет ни деревца.
Перед нами сопка под названием Лысая, вовсе не писклявым, а нормальным голосом говорит она. За ней начинается Китай. До революции туда за товарами ходили русские. А из Китая сюда набегали бандитыхунхузы. Их банды порой насчитывали чуть ли не сто человек. А чтобы напугать своих жертв, они надевали на головы маски чертей.
Я первый раз в жизни слышу о хунхузах и мне это очень интересно.
А кого они грабили? Здесь что, было много богатых?
В Благодатном нет, поэтому в нем они почти не появлялись. А вот на золотом прииске, что в десяти километрах отсюда, бывали часто. Да, а идем мы по той части поселка, которую местные называют Америкой. А во-о-н впереди видишь скособоченный дом? Там начинается Индонезия. Да вот мы уже по ней и идем.
Почему так назвали? Америка, Индонезия, еще что-то
Кто его знает. Может, потому, что у тех, кто остался в Благодатном, вообще нет возможности путешествовать. Ведь кто мог уехать отсюда, давно уехали. А остальные решили побывать в других странах хотя бы таким необычным образом.
Я искоса смотрю сверху вниз на Соньку, на эту пигалицу. А что, когда она не дергается, похоже, нормальная девчонка. И даже немного симпатичная. И вовсе не чучело.
Сонька ловит мой взгляд и тут же сердится.
Че зыришься? Я тебе че, это как его Ну, в музеях экс экс
Экспонат! подсказываю я и задаю вопрос, который вертится в голове:
Послушай, Сонь, что это за кучи песка в некоторых дворах?
Это порода из хвостов, поясняет Сонька.
Что за хвосты? спрашиваю я еще и потому, что о каких-то хвостах говорил в поезде Бурелом с попутчиком.
Ну, как бы тебе объяснить Руда из шахты идет на обогатительную фабрику, там она измельчается, и из нее извлекаются крупицы драгоценного металла. Отработанная измельченная порода, в которой уже нет ничего ценного, сваливается в отвалы или в хвосты. Но кроме измельченной породы есть еще и так называемый базальт, это тоже пустая порода, только в виде камней. Этот базальт сваливали рядом с отвалами.
Ни фига себе! Откуда ты это знаешь?
У меня папка работал в шахте. Вот мне все и рассказывал.
А зачем тогда во дворах-то эта порода, если она пустая?
Но ответить Сонька не успевает: на крыльцо скособоченного дома, мимо которого мы идем, покачиваясь, выходит тощий мужик, и я невольно замедляю шаг. Бурелом!
Слышь, Сонька! кричит он своим отвратительным, тонким, похожим на женский, голосом. Говорят, к Михе родственник из Москвы приехал?
Да, дядя Ген, приехал!
Ну и где он сейчас?
Я дергаю Соньку за рукав. Молчи, мол.
Дома, дядя Ген, отсыпается.
А это кто, Сонь?
Друг мой, дядя Ген, из Безруково.
А-а-а дядя Гена громко вздыхает, не отрывая взгляда от меня, и я почему-то уверен, что он меня узнал. Счастливый Миха. Родственники в Москве
Тяну Соньку за собой, чтобы поскорее отойти от дома Бурелома. Пройдя еще немного, она продолжает:
А вот это уже Индокитай.
Я невольно останавливаюсь.
Передо мной странный ансамбль из остатков кирпичных сооружений. Может, в этом месте проходили съемки какого-то исторического фильма типа «Последний день Помпеи», думаю я, но Сонька тут же опровергает мои предположения.
Здесь когда-то был культурный центр Благодатного. Давно, нас с тобой еще не было. Тогда, говорят, работала шахта, и все это принадлежало ей. Вот этоплощадь Ленина. Справа от неездание с колоннамибывший дворец культуры, чуть подальшебиблиотека, еще дальшекомбинат бытового обслуживания.
Так почему они в таком виде? недоумеваю я. Кто их разрушил?
В 90-е годы шахта закрылась, и оказалось, что все эти сооружения никому и не нужны. Вот местные и начали все разбирать и по кирпичику растаскивать.