Заврю и бррата могли побить, вставил свое веское слово Вова.
Ивасик молчал.
Спор продолжался, правильно или неправильно поступила Лиля, с ходу налетев на хулиганов. Ивасик долго молчал, а потом сказал:
Надо идти к дяде Сергееву. Пусть лучше Завря будет в цирке, чем каждый пристает.
Так вот получилось, что Ивасик сам согласился. Но никто не крикнул «ура». Теперь, когда ничто им не мешало пойти в цирк и поговорить с Сергеевым, каждый сомневался. Ну, даже не сомневался, но как-то грустно быловедь это значило начать новую жизнь, а им и так неплохо было, никто не вмешивался в их дела с Заврей, он был только их и больше ничей. Даже Лиля сказала:
Может, подождать?
Нет уж, со вздохом, но непреклонно сказал Ивасик. Я не хочу, чтобы каждый хулиган или какая-нибудь сумасшедшая тетка могли оскорблять Заврю. А то и хуже!
М-может, просто попросим у родителей денег и посмотрим для начала цирк?даже Вова сомневался.
Заврю, по-твоему, пропустят без билета?покачал головой Глеб. Нет уж, надо решать окончательно: либо мы идем к Сергееву, либо не идем.
Нуу, подождем несколько дней, попросила Лиля, которая до этого была всех решительнее и вообще ничего не боялась, а теперь вроде испугаласьда ведь и в самом деле, именно ей, если Сергеев их возьмет, предстояло работать с Заврей на арене цирка. Когда исполнение мечты близко, всегда хочется немного помедлить.
Ну что ж, можно и подождать, согласился Глеб, на которого все смотрели.
Но именно Ивасик опять со вздохом и тихо, но уверенно возразил:
И нечего ждать. Завтра же и пойдем. Сразу и посмотрим, и договоримся.
Завря участия в споре не принимал, но живо оглядывал всех, и складки его быстро-быстро шевелились.
В цирке Завря притих. Он то отвлекался на звуки настраиваемого оркестра, но даже не порывался туда, потому что тут же переключался на детишек, которых было в цирке сотнив шортиках и в юбочках, в бантиках и в очках, в платьицах и брючках, с сумочками и с шариками, с булочками и с мороженым, тихих и шумных, веселых и капризных. Завря и вслушивался, и вглядывался, и даже внюхивался. В цирке и в самом деле пахло необычно: духами, опилками, зверями, кожей, железом, резиной.
Но вот вспыхнул новый цветной свет, оркестр заиграл громко и слаженно, и на арену двинулись циркачи и циркачкив блестящих одеждах, улыбающиеся. Каждый приветствовал зрителей, как умел, одни кувыркались, другие строили пирамиды, которые тут же распадались, третьи посылали воздушные поцелуи.
Началось и само представление. Завря то сидел совсем тихо, то начинал свистеть и щелкать так быстро, что даже Ивасик не понимал его. Ах, представление было замечательное! Но с ближних рядов смотрели больше на Заврю, чем на арену цирка. Смотрели пока молча. Только перешептывались.
Но вот стали готовиться к выступлению дрессировщик и звери. Подвезли к проходу решетки и быстро скрепили их между собой, так что получился железный коридор. И железными решетками огородили арену. По арене ходил Сергеев, пробуя прочность ограды. Между тем в железный коридор впускали зверей, разгораживая их друг от друга. Завря не знал, куда и смотреть. На что, на кого именно смотрел Завря, можно было угадать по его движениям. Медведь в клетке потягивался и, выгибаясь, перебирая лапами по решетке, как физкультурник по шведской стенке, тянулся все выше. И Завря тоже перебирал ручками по воздуху и выгибался на своем стуле. Львица, набок высовывая язык и прихватив стенку клетки большою мягкой лапой, лизала железо. И Завря, тем же мягким движением как-то сбоку обхватив Ивасика, принялся сосать железную пуговицу на его курточке. Кто-то из детей тыкал в него пальцем:
Смотрите! Смотрите! Он тоже лев?
А взрослые солидно говорили:
Он развлекает публику, пока готовят арену.
Но Завря уж слишком отвлекал. Началась программа Сергеева, а зрители всё больше смотрели не на арену, а на Зав- рю. И звери на арене тоже были рассеянныони тоже смотрели на Заврю, и Сергееву по нескольку раз приходилось повторять приказание. А главное, в публике всё громче разговаривали, указывая на Заврю:
Это из группы Сергеева. Он сейчас выйдет. Это нарочно так сделано. Эти, что с ним, тоже из группы Сергеева. Да вы чтоклоун! Это тоже дрессированное животное. Сейчас будет его номер? Видели афишу: «Новый аттракцион дрессировщика Сергеева». Вот этот и есть новый аттракцион!
Слышал ли эти разговоры Завря, неизвестно. Он сидел, вцепившись ручками в спинку кресла, стоявшего перед ним. На всякий случай Ивасик и Лиля придерживали Заврюон ведь был такой эмоциональный, в любую минуту, казалось им, мог сорваться с места.
Но нет. Завря так и просидел, уставившись на арену, только весь передергивался и шевелил складкаминаверное, мысленно повторял движения артистов.
Программа закончилась. Глеб, Ивасик, Лиля, Вова и Завря продолжали сидетьони ведь ждали Сергеева, который обещал подойти после представления. Почти все проходившие мимо задерживались возле них и спрашивали:
Это у вас кто? Как он называется?
Глебу нравились эти вопросы. Если сейчас задают их дети и не знающие зоологии взрослые, то рано или поздно задастся таким же вопросом какой-нибудь ученый!
В зале было уже полутемно, когда появился Сергеев.
Простите, что заставил вас ждать. Нужно было распорядиться относительно моих артистов. Как вам понравилась программа? Как она понравилась Завре? Что же, пройдем в служебные помещения? А там, смотришь, попробуем и репетировать. Прикинем, что можно сделать.
ПРОГРАММУ ПОДГОНЯЮТ ПОД ЗАВРЮ
С Заврей что оказалось трудно?он хотел представлять всё и всех.
Он хотел, как пудели, прыгать сквозь горящие обручи, крутиться в вальсе по арене. Он хотел, как лошади, так идти на задних ногах, чтобы едва-едва не падать передними. Он хотел закручиваться и раскручиваться на канате. Он хотел расхаживать по проволоке, удерживая равновесие взмахами огромного веера. Ему хотелось, чтобы именно через него прыгали тяжелые львы, едва не задевая его животом. Ему нравилось не просто скакать на яках, но прыгать при этом с одного кончика острого рога на другой. Сколько раз замирали ребята от страха за него, а ему хоть бы что. Их Завря оказывался на редкость ловким циркачом. Даже очередные номера норовил объявлять Завря и убирать арену вместе со вспомогательными рабочими.
Сергеев долго присматривался к нему. Нет, животные его не боялись, и он не боялся их. Можно было бы его взять в группу дрессированных животных, но так забавно было смотреть, когда Завря нарочно раскачивался на проволоке и падал, но тут же хватался за нее и уморительно взбирался обратно.
Быть вашему Завре клоуном-комиком, сказал наконец Сергеев и, видя удивленные и даже разочарованные лица ре-
бят, пояснил:Комикэто универсал. Он должен уметь работать на любом снаряде виртуозно, он должен уметь буквально все.
И начал снова приглядываться к тому, что и как делает Завря.
А потом принялся отрабатывать программу.
Это было невероятновсю программу подгоняли под Зав- рю. Побаивались только недисциплинированности Заври, помня, как он ворвался в оркестр, потрясенный звуком трубы.
Неукротимый, я скажу вам, нрав у вашего питомца, говорил в таких случаях Сергеев.
Ивасик страдал, как страдают родители, о детях которых говорят, что они избалованы и невоспитаны.
А вдруг, наоборот, сробеет перед публикой?сомневались циркачи.
В том-то и дело, что он непредсказуем, отзывались другие.
Глеб, они говорят, Завря непредсказуем, что это такое?тихо спрашивал Ивасик.
А ихние звери предсказуемы?отвечал вместо Глеба обиженный Вова.
Звери предсказуемы, объяснял Глеб. Потому что их программа построена на выработке рефлексов. Но чем выше развит мозг, тем сложнее поведение и труднее точное предсказание.
Если бы их животные были бы уж так точно предсказуемы, для них, наверно, не делали бы таких оград, ворчал Вова. А циркачи! Почему они так уж в своих циркачах уверены? Они что, тоже на рефлексах, как звери, что ли?
У артистов цирка, отвечал Глеб, дисциплина и кол- ле-кти-визм. Нужно быть сумасшедшим, безумным, чтобы нарушить программу.
Тебя что-то не поймешь, проворчал Вова, то, чтобы нарушить программу, надо быть сильно развитым, то, наоборот, сумасшедшим.
Я читал в какой-то книжке у Глеба, вдруг вмешался Ивасик, который обычно в «научных» спорах участия не
принимал, что если, как ее, теорема, что ли, нет, теория не очень сумасшедшая, то, может, и неправильная.
Не сумасшедшая, а безумная, поправил Глеб. Это о физике. А циркне сумасшедший дом и не Академия наук.
Но Сергеев, хоть и говорил о неукротимом нраве Заври, доверял ему, кажется, больше, чем они, приемные родители. Он доверил Завре даже группу змей, с которыми вообще работал только сам, без ассистентов. И голубей доверил.
Дело в том, что животные прекрасно слушались Заврю, хотя он и говорил с ними не на языке дрессировщика, а своим шипением, щелканьем и свистом. Сергеев наблюдал с удивлением, и это очень обнадеживало Глеба, который согласно кивал, когда Сергеев строил планы, как бы и куда повезти Заврю на серьезное обследование, потому что Сергеев признавал, что даже для него, серьезно изучавшего зоопсихологию, или попросту говоря, психологию животных, Завря удивителен и необъясним.
ГОЛУБИ В КУБЕ
Очень нервничали они все перед премьерой. Кроме Заври. Ивасика и Лилю взяли ассистентами Сергеева. Но ведь они еще ничего не умелидаже Лиля. А когда на сцене были хищники, их вообще отгоняли в проход. Собственно, они были ассистентами не Сергеева, а Завриони нужны были на крайний случай. Но ведь и непонятно было, когда уже нужно вмешиваться. Завря часто придумывал во время репетиции что- нибудь новое, и Лиля с Ивасиком были как на иголках: нарушение это программы или нет? Глеб, который считал себя, хоть и сидел в зале, главным объяснителем да и руководителем, громким шепотом вразумлял их:
Это не нарушениеэто импровизация!
И вот наступил день премьеры. Афиши были вывешены за неделю, и на них был изображен Завря рядом с Сергеевым и дрессированными животными. У афиш останавливались,
спорили, что это за зверьЗавря. Даже в часы пик в транспорте говорили о новой цирковой программечто знаменитый Сергеев придумал что-то особенное, невероятное. Уже за три дня до премьеры билетов в кассах не оставалось. Было написано: «АНШЛАГ».
За пятнадцать минут до начала представления Дирк был полон. Все спешили занять места. Все боялись пропустить момент появления необыкновенного артиста. Наконец вспыхнули прожекторы, направленные на проход от кулис к арене и на саму сцену. Заиграл оркестр, и вдруг сквозь музыку послышался свист. Глеб, сидевший с Вовой в публике, весь подобрался, но нет, кажется, ничего: свист не вносил разлад в музыку, он как-то ловко в нее вплетался.
Начался парадвсё, как обычно, только рядом с артистами, обгоняя их, а иногда вскакивая на парапет, бежал Завря, изображая всех и каждого: гимнасток, идущих упругим шагом, гимнастов, кувыркающихся на ходу, даже слона, движущегося вперевалочку. Зал хохотал и аплодировал, и сквозь этот смех слышался пронзительный свист-смех самого Заври. Кто-то из мальчишек в зале свистнул в ответ. Завря откликнулся точно таким свистом. И покатились вперемешку аплодисменты, смех, свист. Вдобавок Завря то и дело соскакивал с парапета, подбегал к особенно понравившимся ему свистунам и обнимал ихособенно горячо тех, кто в испуге от этих объятий визжал. Так что, когда к аплодисментам, смеху и свисту прибавился визг, это уже было настоящее столпотворение. Ребята Гвилизовы были как на иголках: не пора ли вмешиваться? Но вот артисты, заканчивая парад, двинулись за кулисы, и Завря бросился за ними.
Да, никогда не думали Ивасик, Лиля и Глеб, что будут так волноваться за своего воспитанника. Но Сергеев, хотя тоже был настороже, считал, что все идет как надо.
На квадратном турнике вертелись и перескакивали гимнасты. Едва они заканчивали, к турнику бросался Завря и крутился на своих коротких ручках и, крутанувшись, вспрыгивал на перекладину и бежал по ней, и будто бы сваливался, и даже хвостом пытался цепляться, хотя хвост его совсем не
был приспособлен для этого, а потом все же взбирался на турник и снова бежал поверху.
Смотри, смотри, папа, кричал малыш, он на хвосте по турнику бегает!
А Ивасик вздыхал тяжело:
А меня уже в голове все вертится и мелькает.
А ты говорил, дома его держать, торопливо, чтобы не очень отвлекаться, шептала ему в ответ Лиля. Он же, как в тюрьме, был дома. Видишь, сколько ему движения требуется!
Четыре гимнаста держали на плечах шесты, а две гимнастки прыгали с одного шеста на другой. И Завря тоже прыгал. И на ходулях бегал вслед за артистами и даже свалился с ходулей, но так ловко, что и Лиля с Ивасиком не поняли, нечаянно или нарочно.
Эквилибристы выехали на арену, оседлав свои велосипеды, как вздыбившихся коней, на одних задних колесах и при этом не держась за руль. Что они только не выделывали со своими велосипедами! И так же мастерски, только очень смешно, катался Завря, приспособившись даже править ногами рулем, а руками вертеть педали. Зрители то и дело разражались аплодисментами и свистом.
Подошла очередь дрессированных животных. Сам Сергеев ушел в теньможно сказать, что он ассистировал Завре. Под свист Заври тигры выстраивали пирамиду, на которую легко взбегал Завря, посверкивая своей пупырчатой кожей и чешуйчатым, специально придуманным для него комбинезоном. Львы, притворно рыча и кровожадно зевая, прыгали на барабаны и, повинуясь свисту и шипению Заври, поднимали передние лапы, опираясь на задние ноги и хвост. Змеи- удавы, шипя и свистя, как сам Завря, свивались, вытягивались крученым столбом, опадали, проныривали в кольца друг друга, раскачивали Заврю, а в заключение он съехал по их спинам, как со скользкого холма, и сразу же рассыпалась змеиная горка, и змеи покачались, приподнимаясь на хвостах, как бы раскланиваясь, и уползли в свою клетку.
Но, оказалось, это еще не все. Под грохот барабанов на
арену выкатили огромный черный куб. Ивасик аж рот раскрыл. «А ты и не знал?»прошептала Лиля, прежде чем присоединиться к Завре. Она делала вид, что помогает Завре накрыть черный таинственный куб парчовым покрывалом, но больше раскланивалась, чем помогала.
Сергеев внес поднос с горящими свечами. Свет в зале погас. Зрители затихли. Раздавалась только быстрая дробь барабанов. И вот в руке у Заври горящая свеча. Завря обходит с нею вокруг куба, потом приподнимает покрывало и кидает свечу в куб. Кидает, как кидают какой-нибудь там мяч или камешек, словно это не горящая свеча. Вот в его ручке еще одна свеча, и она следует за первой. А грохот барабанов медленно нарастает. Лиля ввозит на арену клетку с голубями и делает реверанс. Однако никто не видит ее реверансавсе зачарованы странной игрой Заври со свечами. Одну за другой кидает Завря свечи в кубдесять, двадцать, может быть, тридцать. Барабаны умолкают. Розовый луч прожектора высвечивает Заврю так, что он весь сверкает и переливается. Завря взмахивает ручками и начинает стягивать покрывало. И что же? А ничего: черный куб как стоял, так и стоит, только щели на углах его светятся. И это удивляет больше всегонеужели брошенные свечи продолжают гореть, не потухли? Завря медленно-медленно начинает поднимать черный куб. Луч прожектора переходит на клетку с голубями, она открыта, но голуби не вылетают, они словно тоже прикованы взглядом к Завре; вернее, не к Завре, его ведь едва-едва видно, а к тому месту, где в это время Завря поднимает черный куб, а под ним проступает другой, светящийся. Завря опускает в сторону черный куб, который едва виден, а на его месте остается сиять светом собранный в куб свет погасших свечей. Да потому что это не свечи горятсвечей там уже и нет. И тут снимаются с места голуби, они летят в руки к Завре, и он опускает их в сияющий куб. Голуби порхают, но почему-то вылететь за пределы сияющего куба не могут. Или это стекло? Но вот Завря вдвигается в сияющий куб, и ровно половина его освещена, а половина во тьме. Потом он отодвигается, и весь уже в темноте. Голуби стайкой продолжают колыхаться в сияющем кубе. Ичто же это напоминает Глебу? Да вот же, рассказ Лили о «глазе» в грозовую ночь над моремсам «глаз» светился, но свет вокруг него не распространялся.