Уильям ХорвудЛетнее Солнцестояние
Часть I. Данктонский лес.
Брекен родился апрельской ночью в тёплой тёмной норе в глубинах исторической системы Данктоноского леса. Ребекка была старше его на шесть кротовьих лет. Мы хотим поведать вам историю их любвилюбви и борьбы за эту любовь.
Подлинная история восстанавливалась по целому ряду источников. То, что её вообще возможно рассказать, представляется не меньшим чудом, чем она сама. В этой связи нельзя не упомянуть ещё одного крота, блаженного Босвелла Аффингтонского, без которого Брекен и Ребекка умерли бы вместе со своей легендой, - сказание о них, обратившись в обычную любовную историю, кануло бы во тьме времён. Однако здесь мы имеем дело с чем-то неизмеримо большим, и лучшее подтверждение этому, - записи Босвелла, на основании которых и написана эта книга.
Существуют и другие источникиодни хранятся в библиотеках Священных Нор, другие вырезаны на отдельных камнях или жен бытуют и поныне в форме легенд и сказаний тех систем, из которых вышли три этих крота. Впрочем, рядом с опусом Босвелла источники эти представляются чем-то второстепенным.
Если бы не увлеченность и энтузиазм летописца, мы забыли бы о Брекене. однако, не будь Брекена, Босвелл вряд ли сподвигся бы на создание столь монументального труда.
Без Ребекки же рассказывать было бы просто не о чем.
Помяните же добрым словом трёх этих кротов, которым выпало жить в те непростые времена.
Глава первая
Сентябрь. Дождь, хлынувший из огромной чёрной тучи, омыл пастбища, взбежал по склонам Данктонского холма и, наконец, добрался до буков и дубов самого Данктонского Леса. Ветер набросился было на деревья, что принялись раскачиваться и хлестать друг друга мокрыми ветвями, но вскоре утих, дождь же всё лил и лил. Вода стекала ручейками по стволам деревьев, превращая прелую прошлогоднюю листву в пропитанный водой холодный ковёр.
Какой стоял шум! Однообразный, неумолчный шум дождя, в котором тонули все прочие звукиторопливые перебежки лисицы, кроличьи метания, кротовьи потасовки. Все попрятались по норам. Под этим нескончаемым дождём лес походил на забытый, заброшенный туннель.
Все кроты, кроме одного, находились сейчас глубоко под землёй, куда они скрылись от дождя и шума. В своих тёплых тёмных норах они могли не бояться никого и ничего.
Лишь одинокий Брекен не прятался от непогоды. Он застыл на вершине холма среди огромных буков, которые грозно закачались не ветру перед тем, как пошёл дождь, но тут же сдались и теперь стояли совершенно недвижнопотемневшие, промокшие.
Туннели с их постоянными драками и острыми когтями соперников остались далеко внизу. Сейчас Брекен сидел у подножия громадного Камнястранного одинокого утёса, молчаливо и величаво возвышавшегося над самой верхней точкой леса. Серый, твёрдый, покрытый странными наростами камень простоял здесь не один десяток миллионов лет. Немало подобных камней разбросано по холмам южной Англии, этоостанки того монолита, который некогда покрывал собою все меловые отложения. Камничастички древней массысохранили её ритм, наполняющий их великой тайной, которая ощущается всеми живыми существами. Некоторые существа, например кроты, стали обращаться к ним в те минуты, когда сердца их преисполнялись благодарностью или изумлением, страданием или болью, иликак это было сейчас с Брекеномкогда жизнь их обретала новые смысл и направление.
Он сидел здесь давно. Изменчивое сентябрьское небо, поражавшее с утра своей ясностью и глубиной, вскоре наполнилось лёгкими белоснежными облачками, затем его стало затягивать мрачными грозовыми тучами. С замиранием сердца взирал он на отдалённые вспышки молний, которые, впрочем, не казались ему сперва такими уж яркими, внимал раскатам грома, странным образом проникавшим ему внутрь. он чувствовал, что ненастье становится всё ближе и ближе, видел, как сходятся над ним тёмные мрачные тучи. Внезапно налетевший ветер взъерошил его шёрстку, и тут же хлынувший с неба ливень сделал её черной и блестящей.
Он исчез, он потерял себя среди стихийлавы стали древней, как мир, землёй, шёрстканебом, мордочкаветром и ливнем. Брекен забыл и думать о том кротовьем обличье, которое он привык считать собственным своим образом, - он уже не крот, но частичка всего Потоки дождя окончательно смыли с его души тщетное желание, с которым ему пришлось столько бороться, - стать таким же кротом, как и все остальные, драться, набивать брюхо червями и радоваться жизни.
Когда смеялся он, они молчали. Впрочем, здесь, под дождём, всё это не имело значения. Он лежал недвижно, словно корень бука, а онитам, внизу, - бились и боролись друг с другом. С его чёрной блестящей шкурки на листья стекала вода, и он зналмир будет таким всегда. Однажды, когда в зарослях папоротника он стал искать луч солнца, они занервничали и напомнили ему о том, что в небе прячется сова. Так было, и так будет всегда. Три долгих кротовьих года провёл он в одиночестве и молчании, борясь с желанием бежать вниз и поселиться вместе со всеми. Дождь окончательно мыл все эти соблазны. Кротов, которые подобно ему любили бы солнце и ненавидели когти, не существовалоАО всяком случае, в системе Данктона таких не было.
Камень клонился к далёким холмам и долинам, которых кроту с его слабым зрением не дано было увидеть. Он словно указывал на западтуда, где находился Аффингтон. Крот чувствовал мир, лежавший вне пределов его видения, как чувствуют кожей тепло солнца, и мир этот представлялся ему куда большим, чем система, в которой он родился, и которую сейчас, в грозу, решил оставить навсегда.
Он сидел так долго-долго, пока не почувствовал, что из-за пролесков за ним наблюдает другой крот. Брекен нисколько не испугался и тут же забыл о его существовании, задумавшись над тем, почему с приближением вечера небо становится не темнее, а светлее. Уж не было ли это связано с тем, что дождь утихает?
Он не ошибся. Мрачные грозовые тучи начали расступаться, освобождая место белым воздушным замкам. Дождь стал совсем редким, с деревьев, окружавших Камень, то и дело срывались крупные камни
Вспомнив о кроте, укрывшемся за пролесками, он посмотрел на него без страха и без особого интереса. Оказалось, что это самка, которая была чуть постарше его самого. их разделяло немалое расстояние, и он скорее почувствовал, чем увидел её смущение и беспокойство. К его немалому изумлению, кротиха не проявляла ни малейших признаков агрессивности, хотя имела такие же, как и он, размеры. Обычная молоденькая кротихаещё не взрослая, но уже и не подросток. Заметив обращённый к ней взгляд, она покинула своё укрытие и подошла к Камню.
- Я заблудилась. Как мне вернуться в систему?робко спросила она и, не получив ответа, добавила: - Я из Данктона.
Этого она могла и не говорить - о том свидетельствовали и её вид, и пряный её запах. Что до его молчания, то вызвано оно было отнюдь не подозрениями, как она, похоже, решила, но приятным удивлениемза всё время его жизни в системе столь вежливо с ним не говорили ни разу.
- Это несложно, - ответил он наконец.Совсем не сложно.
Слова эти явно обрадовали её, она почесала голову лапкой и замерла в ожидании. прошмыгнув мимо неё, Брекен направился к неприметной тропке, которую она в своём путешествии к вершине должна была пересекать не раз и не два. Это была одна из тех древних троп, что вели к Камню.
- Идём, - позвал он.Я покажу тебе дорогу.
Они поспешили вниз. Высоко над вершинами деревьев плыли облака. С папоротников и трав то и дело срывались холодные капли. Тропа постоянно петляла, она вела то в одну, то в другую сторону, спускаясь всё ниже и ниже. Кротиха едва поспевала за Брекеном. Внезапно он остановился возле упавшей дубовой ветки. Здесь находился вход в системутёмный, тёплый, манящий.
- Вот мы и на месте, - сказал он.Я же говорил, что это несложно. Ты, наверное, понимаешь, где мы находимся, верно?
Да, да, - кротиха утвердительно кивнула головой. Но думала она теперь не о туннеле, а именно о нём, Брекене. На него ещё никогда не смотрели с таким интересом, симпатией, состраданием. Внезапно кротиха подалась вперёд и нежно коснулась своей мягкой лапкой его плеча. Эту минуту он запомнил на всю жизнь.
- Как тебя зовут?спросила она.
- Брекен, - ответил он и, внезапно развернувшись, бросился вверх по тропинке. Свет стал меркнуть. Она попробовала нагнать его. Брекен Вот он оказывается какой Маленький, жалкий, беззащитный.
- ЯРебекка!кричала она ему вслед.Меня зовут Ребекка!
Но крота уже и след простыл. она остановилась и, с минуту помедлив, пошла назад, к туннелю. нырнув в нору, она вздохнула с облегчением и заторопилась в глубины главной системы.
У входа в туннель, где она только что так нежно коснулась плеча Брекена, стало тихо, лишь изредка с деревьев срывались крупные капли. Гроза ушла. Данктонский лес погружался в тихие вечерние сумерки. Его возвышенная пустынная часть исполнилась безмолвия Камня.
Глава вторая
Нора, в которую с такой радостью нырнула Ребекка, служила верхним входом главной системы Данктона. Она находилась неподалёку от вершины холма. Его юго-восточный склон представлял собой почти отвесную меловую осыпь; западные, пологие, склоны были покрыты пастбищами и лугами, сбегавшими к видневшимся вдалеке долинам.
Известняк подходил здесь к самой поверхности, слой бедной червями почвы был очень тонок, что, в прочем, не мешало расти букам, опавшая листва которых образовывала сухой шуршащий покров. Корни деревьев вились серыми змеями, то тут, то там белели меловые выходы.
Здесь всегда ощущалось присутствие ветра. Он мог нежно шелестеть листвой, а мог и завывать, сотрясая кроны деревьев, реветь зимними бурями, устремлявшимися к вершине для того, чтобы стремительно слететь с мелового откоса, неся с собой жухлую прошлогоднюю листву или ломая сухие ветки.
Самая высокая и самая пустынная часть Данктонского Леса почиталась кротами особо, ибо под сухим шуршащим покровом скрывалась Древняя Система Данктона, покинутая кротами в незапамятные времена.
Здесь же стоял и великий Камень. Возле него буки заметно редели. Он был открыт всем ветрамсеверным, южным, восточным и западным. Отсюда кроты могли бы увидеть (или, скорее, почувствовать) уходящий вниз треугольник Данктонского леса, ограниченный с востока меловым откосом, с западапастбищами, с севераболотом, которое кроты предпочитали обходить стороной.
Во время первой встречи Брекена и Ребекки, а также в течении жизни многих предшествовавших им поколений кротов система размещалась на нижних склонах холма, где лес был особенно могуч и пышен. Буки сменялись здесь дубами и ясенями, на поросших раскидистыми папоротниками полянах чувствовалось тепло солнца. Здесь порхали и щебетали птицы, а по ночам пыхтели и попискивали барсуки. Жизнь была сытной и привольной; чёрная, богатая перегноем, рыхлая почва буквально кишела червями. Сюда, в лесную чащу, не долетал ветер.
В Древней Системе не осталось ни души. Кроты постепенно спускались с пустынных высот, подобно тому, как сползает с крутого склона слепой розовый кротёнок. Мягкие коготки его слабых передних лапок не могут впиться в землю, и вот, брюшко его начинает соскальзывать вниз, пока он не останавливает этого скольжения, выгибая задние лапы, после чего какое-то время лежит совершенно неподвижно, боясь даже пошелохнуться. Так, шаг за шагом, поколение за поколением, кроты спускались всё ниже и ниже, пока наконец не оказались в благодатном, идеально подходящем для жизни лесу. Они продолжали совершать миграции, но ограничивались переходами из одной части леса в другую и обратно. Каждое новое поколение кротов, покидавшее свои родные норы в середине лета, либо начинало рыть новые, либо занимало опустевшие жилища своих предшественников.
Во времена Брекена сильнейшей группой системы являлись вестсайдцы, чьи норы находились возле той опушки леса, которая граничила с пастбищами. Тамошние богатые земли ценились очень высокозавоевать нору на западе и защитить её от посягательств соперников могли только самые сильные кроты. Более того, по соседству с вестсайдцами жили крайне опасные луговые кроты, а потому непомерная агрессивность вестсайдцев была вполне объяснима. Крупные, физически сильные, они без малейших раздумий нападали на чужаков, оставляя все вопросы на потом. Вестсайдцы потешались над физической слабостью и серьёзно беспокоились о своих детях, если те начинали драться с той самой минуты, когда их отнимали от груди. Кротам с более нежной конституцией, таким как Брекен (кстати говоря, его отец Буррхед принадлежал к числу самых сильных вестсайдских самцов), приходилось тяжелее всего. Они не желали инее умели драться, и потому над ними постоянно потешались и издевались. Кроты похитрее и поподлее быстро усваивали простую истину: для того чтобы выжить, нужно ловчить, кривить душой и таиться.
Истсайдцы были куда менее агрессивными. Они жили в сухой, плотной почве, которая могла прокормить сравнительно немногих. Небольшие и коренастые кроты славились искусством рытья туннелей и нор. Увидеть или отыскать независимых и, в известной степени, эксцентричных истсайдцев было весьма непросто, поскольку прорытые ими туннели отличались особенной протяжностью и сложностью. Восточной границей их территории являлся меловой откос, южнойкруто взмывавшие ввысь склоны холма.
К северу от леса находилось болото. Воздух в этом краю был тяжёлым и сырым, над головой странно поскрипывал тростник. Данктонские кроты называли это место болотом, хотя, на деле, речь шла о сырых лугах. Луга питались водой от ручьёв, бравших начало на лесной опушке, где почвы были глинистыми. Из-за ужасной сырости ни о каком рытье туннелей не могло идти и речи. Кроты предпочитали вообще не появляться в этом краюих пугали странные запахи, неведомые растения, необычные жуткие крики птиц и других живых существ. Болото представлялось кротам тёмным, мокрым, кошмарным местом.
Северная опушка, граничившая с этими гиблыми местами, носила название Болотного края, кроты, жившие здесь, назывались болотными. Их избегали и боялись, считая, что они несут на себе гибельное проклятье. Болотные кроты отличались полным отсутствием морали и могли напасть на одного вдвоём или втроём, чего вестсайдцы не позволили бы себе ни при каких обстоятельствах. Помимо прочего, их отличало и общее нездоровьеесли в системе начиналась какая-то болезнь, можно было не сомневаться в том, что пришла она именно из Болотного края. Их грубые, задиристые самки любили помыкать самцами и никогда не прощали им поражений.
На склонах, находившихся над главной системой, кротов было совсем немного, и определённой группы они не составляли. Несколько видавших виды старых самцов, любивших рассказывать истории о стародавних временах, влачили на этих скудных известковых землях достаточно безрадостное существование. Весной многие из них оставались без пары, и потому в апреле здесь практически не слышалось детского писка.
Ни один крот не знал всей системыдля этого она была слишком велика, - но все знали и любили её центральную частьБэрроу-Вэйл, или Долину Нор, в которой находились норы старейшин. Ранней весной между деревьями вспыхивали белоснежные анемоны, затем на их месте появлялся голубой ковёр колокольчиков, казавшийся отражением яркого весеннего неба.
На каменистой почве Бэрроу-Вэйла дубы заметно редели. Летом прогалина хорошо прогревалась солнцем, зимой её заносило толстым слоем снега, по ночам же она была самым светлым местом во всём лесу. Что до червей, то в здешних скудных почвах они встречались крайне редко. Со временем туннели Бэрроу-Вэйла стали коммунальными, и потому все кроты чувствовали себя здесь спокойно и вольготно. Сюда приходили специально для того, чтобы посудачить и посплетничать; именно в Бэрроу-Вэйле многие юные кроты отваживались впервые в жизни выбраться на поверхность. хищников здесь можно было особо не опасатьсяотсюда шли туннели во все части системы, и потому о приближающейся опасности можно было узнать заранее.
Совы, заклятые враги кротов, прилетали сюда сравнительно редко, предпочитая охотиться на лесной опушке, где они могли поджидать свою жертву сидя на дереве. Бэрроу-Вэйл превратился в своеобразное прибежище, куда время от времени возвращались кроты Данктона.
Впрочем, место это стало и чем-то вроде ловушки. Давным-давно, когда маленькая система, естественным центром которой являлся Камень, находилась на самой вершине холма, открывавшиеся кротам горизонты манили их за собой, побуждали искать новые места, устремлять хоботки в неведомые дали. Что до Данктонского леса, то он был безопасен и богат червями, - покинуть его и отправиться на поиски каких-то новых мест мог только глупец.