Он нередко слышал и рассказы о Ребекке, причем в роли рассказчиков в этом случае обычно выступали самцы, потешавшиеся над кротихой, попадавшей в самые невероятные переделки, за что грозный Мандрейк буквально спускал с нее шкуру, что, впрочем, не прибавляло ей послушания.
Судя по рассказам, она была своенравна, крупна, словно самец, упряма и смешлива. Она относилась к числу осенних кротов (они, как известно, отличаются особенными жестокостью и агрессивностью); любила танцевать на поверхности Бэрроу-Вэйла; воспринималась братьями как проклятие всей их жизни; едва ли не каждодневно подвергалась нещадным наказаниям со стороны Мандрейка.
Конечно же, образ Ребекки не мог не привлечь внимания Брекена. Будь он пообщительнее и будь Ребекка дочерью любого другого крота, он обязательно отправился бы на ее поиски. Да, он мог проникнуть практически в любой туннель и едва ли не в любую нору системы, но какой ценойведь он никогда не общался с кротами как равный... И все же в течение какого-то времени он пытался разыскивать Ребекку в коммунальных туннелях, мало того, он даже выбирался на поверхность Бэрроу-Вэйла, надеясь увидеть там танцующую кротиху, но поиски эти оказались тщетными, и он отказался от своей затеи.
Вскоре он увлекся совершенно иными вещами. Истории Эспен, в которых рассказывалось о Древней Системе, которая, насколько мог понять Брекен, давно не посещалась кротами, покорили его воображение. Его поражало и то благоговение, с которым кроты говорили о каком-то таинственном «Камне», который, как Брекен понял, существовал отдельно от Камня Данктона и управлял жизнями всех кротов системы. Может быть, речь шла о каком-то невидимом Камне?
Где он?спрашивал Брекен.На что он похож?
Но ни один крот не мог ответить. Брекен знал, что ему следует самому отправиться в Древнюю Систему, но боялся сопряженных с этим путешествием тягот и опасностей и потому уповал на то, что встретит когда-нибудь крота, которому доводилось там бывать.
Так, неослабевающий интерес и то обстоятельство, что он к этому времени уже успел исходить вдоль и поперек Вестсайд и Бэрроу-Вэйл, и направили его на склоны Данктонского Холма.
Глава шестая
На склонах обитало гораздо меньше кротов, чем в низине. После того как Брекен совершил несколько вылазок, поднимаясь каждый раз все выше и выше, он понял, что прежние навыки здесь не годятся. Привычные дубы, вязы и густой безопасный подлесок сменялись открытым и голым буковым лесом, земля в котором была сплошь покрыта сухой листвой, производившей при каждом его движении немыслимый шум, который выдавал его с головой. Норы и туннели этого приграничного края вызывали у Брекена ощущение странной неприютности, которое первое время сильно угнетало его. Туннель следовал за туннелем, и все они были пусты и пыльны или же заселены ласками и полевкамиэти существа предпочитали селиться возле самого входа в туннель и редко спускались вниз. Порой он натыкался на системы, которые казались покинутыми своими обитателями совсем недавно: здесь и там виднелись сухие объедки червей, входы были свободны от травы, явственно слышался запах, которым обитатели нор метили свои владения. Самих же кротов Брекен встречал редко.
Кое-где он натыкался на обширные необитаемые пространства, на которых кроты даже не пытались рыть норы, что, естественно, немало озадачивало Брекена. Когда он оказывался в таких местах, ему начинало казаться, что он уже никогда не встретится с кротами. Чувство это было столь тягостным, что он принимался говорить вслух с самим собой, чтобы хоть немного развеять уныние и тоску, овладевавшие его сердцем.
Первое время склоны действовали на него настолько удручающе, что, недолго побродив по ним, он кубарем скатывался в Вестсайд, пробираясь к нему по коммунальным туннелям, а иногда и по поверхности (в тех случаях, когда передвижение по туннелю могло обернуться для него стычкой с особенно нервным кротом). Ох, и трудное же это делоублажать кротов!
Май незаметно сменился июнем. Теперь Брекена уже никак нельзя было назвать молокососом. Рут и Уиттир давно не уступали в размерах взрослым кротам и старались вести себя соответственносвоего брата они теперь либо игнорировали, либо презрительно отшвыривали в сторону, когда он путался у них под ногами. Если Брекен находил червей в их присутствии, они грозно заносили над ним когтистые лапы и забирали его добычу, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
Он прекрасно понимал, что время его жизни в материнской норе подходит к концу. Чтобы хоть немного растянуть его, он вел себя подчеркнуто по-детски, изображая из себя совсем юного, застенчивого, готового угодить всем и каждому кротенка. Буррхед называл его теперь не иначе как «юный Брекен», подчеркивая тем самым разницу меж ним и двумя другими детьми, которые, по его мнению, развивались совершенно нормально. Буррхед начинал склоняться к мысли, что Брекенотсталый ребенок, тратить на которого время, а тем более нервы бессмысленно. Было понятно, что в родительской норе Брекен пробудет совсем недолгодо того времени, пока новое поколение не приступит к поискам территории для самостоятельного жительства.
Вот уж не повезло нам с младшеньким...сказал Буррхед своей супруге как-то в конце мая.Ничего не поделаешьв семье, как говорится, не без урода.
Эспен кивнула, хотя в глубине души считала иначе. Конечно, она не могла не расстраиваться, глядя на Брекена, но он же порой был единственным ее утешением.
Брекен совсем не такой глупый, каким порой кажется. Он знает о системе больше, чем другие двое. Да что тамон в этом смысле уже и меня обставил!
За этими словами угадывалось ее истинное отношение к Брекену, характерное для самок, более всего на свете пекущихся о самых слабых своих чадах, в надежде на то, что со временем из них может выйти что-то путное. Помимо прочего, Брекен очень любил слушать ее рассказы, чего нельзя было сказать о Руте и Уиттир, которыхкак истинных представителей кротовьего племениподобные глупости не интересовали.
Однако она не стала говорить всего этого Буррхеду, поскольку судьба детей ее уже не особенно волновала. В скором времени они должны были разбрестись кто куда, и это ее даже радовало. Брекен, чувствовавший ее настрой, проводил все больше и больше времени за пределами родной норы и даже стал задумываться о том, где ему следует искать свой новый дом. Разумеется, ему и в голову не приходило состязаться за вестсайдские земли с кротами, подобными его родному братцу Руту. Он был еще в своем уме! Северные края и Истсайд он знал совсем плохо и потому стал склоняться к мысли о том, что ему следует поселиться не где-нибудь, а именно на склонах холма. Да, червей там было мало, но там не было и кротов, что и составляло главное преимущество этих мест. Тамошняя жизнь не сулила особых благ, но он к ним никогда и не стремился.
Он решил отправиться в длительный поход, который мог продлиться день или два. Тихим июньским утром он оставил родную нору и поспешил к холму, передвигаясь главным образом по поверхности. Тогда он еще не подозревал, что в Вестсайд больше не вернется.
К первому буку Брекен подошел поздним утром. Он уже знал, что здесь можно найти червей. После этого двинулся вдоль границы, отделявшей дубы от буков, и вскоре оказался на новых, неведомых ему землях. Какое-то время он шел на восток, затем поднялся несколько повыше.
Он встретил здесь массу живностиптиц, пару полевок, несколько белок, лисицу или что-то вроде того,кого угодно, но только не кротов. Ближе к полудню Брекен почувствовал усталость и остановился, чтобы подкрепиться. Еще никогда в жизни он не заходил так далеко. Ближайшую ночь ему предстояло провести в чужой или в вырытой собственными лапами норе.
Занявшись поисками червей, он обнаружил старый заброшенный туннель и боязливо заглянул внутрь. Судя по всему, туннель этот был необитаем. Брекен засыпал землей его дальний конец, устроив себе некое подобие временной норы, и повернулся к противоположному концу, над которым светился выход на поверхность. Безопасное чистенькое местечко, в котором он мог мирно наслаждаться найденными червями. Он прикрыл глаза и попытался успокоиться. Сердце частило, как безумное. Он так и не успел уснуть. Из-за сооруженной им земляной перегородки послышались какие-то звуки, стены туннеля задрожали. Брекен застыл.
В своих туннелях кроты чувствуют себя вольготно, и потому им незачем таиться. Этот крот не был исключением. Он что-то бормотал себе под нос, время от времени начиная мурлыкать знакомую всем кротам песню охотника на червей.
То грызем, то царапаем,
То роем, то хапаем...
Хмм... Нда, с моими туннелями подобное прежде не случалось. Давненько я здесь не был, давненько... Как я проголодался! Черви, вот что мне теперь нужно...
Червячки, червячки,
Червячки-жирнячки...
Брекен мгновенно успокоился. Судя по всему, крот, приближавшийся к нему, был стар и добродушен. Тем не менее Брекен решил удалиться подобру-поздорову и, воспользовавшись немыслимым шумом, производимым хозяином туннеля, стремглав выскочил наружу и замер возле входа в -туннель.
Бормотание и тихое мурлыкание становились все громчепреграда, сооруженная Брекеном, исчезала на глазах. Потом из-за нее показалась кротовья мордочка. Неизвестный принялся шумно принюхиваться к теплому вечернему воздуху.
Кротом попахивает,громко произнес он.Я это чувствую.
Кротовья мордочка вновь пропала в туннеле, после чего там установилась полнейшая тишина. Брекен в течение нескольких минут боялся даже шелохнуться. Наконец он не выдержал.
Здравствуйте. Это я,сказал он елейным голоском.Подросток из Вестсайда.
Молчание.
Я заблудился.Молчание.Вы уж меня простите, но мне почему-то показалось, что ваш туннель... заброшен.
Недовольное сопение. Затем из туннеля послышался кротиный голос:
Он и был заброшеннымчто верно, то верно. Я не приходил сюда вот уж много месяцев. То, что я оказался здесь,из туннеля вновь показалась кротовья мордочка,чистая случайность.Это был самый старый крот, которого когда-либо доводилось видеть Брекену. Если, конечно, такая вещь, как случайность, вообще существует.
Крот выбрался на поверхность и с интересом посмотрел на Брекена.
Возможно, мои слова показались тебе странными, но с этим я ничего не могу поделать... Кстати, у тебя случайно не найдется червячка-другого?
Старик с достоинством опустился на брюхо и надолго замолчал.
Брекен, все это время прятавшийся за упавшей веткой, сделал несколько шагов вперед и тоже припал к земле. К этому времени старый крот пришел к выводу, что у юного странника вряд ли есть черви, и задал вопрос, которым кроты обычно встречают гостей:
Кто ты и откуда?
Вопрос этот звучал в его устах бессмысленной ритуальной формулой или даже заезженным штампом, однако Брекен поспешил ответить на него по полной форме:
ЯБрекен из Вестсайда. Занимаюсь обследованием здешних земель.
Хмм, обследованием, говоришь? Замечательно.Он несколько понизил голос и шепотом, не лишенным, по мнению Брекена, некоторого сарказма, спросил:Может, ты и червей моих обследовал?
Видите ли... я... Брекен замялся. Отчаявшись дать сколько-нибудь вразумительный ответ, Брекен предложил:Хотите, я найду вам червей?..
Старый крот не вымолвил в ответ ни слова, но одобрительно клацнул челюстями и вновь принялся что-то мурлыкать себе под нос. Брекен понесся искать червей, радуясь, что может услужить новому знакомому, тем более что он действительно лишил старика нескольких червей. Он принялся рыться под устилавшими землю сухими веточками и вновь нырнул в заброшенный туннель. Брекен чувствовал, что тот, другой, крот настроен вполне дружелюбно, более того, старик явно хотел поболтать с ним. О последнем Брекен не осмеливался и мечтать. Ведь этот добрый старик мог многое рассказать ему о склонах, на которых он, по всей видимости, и жил, а главное, о Камне.
Вскоре у него было уже шесть или семь червей. Четырех из них он предложил старику, в знак уважения предварительно пооткусывав у них головы (дабы они не смогли убежать), и вновь уселся на прежнее место. Старик поблагодарил его и надолго замолчал, задумчиво созерцая извивающихся червей. Наконец, он заговорил:
Будь с нами, Камень, кротами голодными.
Будь с нами, Камень, кротами сытыми.
И да не погрузится в бездны темные тело наше,
И да не омрачатся души наши кроткие.
И да не погрузится в бездны темные тело наше,
И да не омрачатся души наши кроткие.
Эта простая молитва закончилась, едва успев начаться, но она так поразила Брекена, что он застыл, буквально разинув рот от изумления. Никогда прежде он не слышал молитв. Никогда прежде он не слышал, чтобы кроты разговаривали с Камнем так, словно он был их другом и помощником.
На землю спустился вечер. Они молча ели червей, нисколько не опасаясь друг друга. Когда старый крот наконец расправился со всеми своими червями (ел он их неторопливо, явно желая растянуть удовольствие), он очистил мордочку и облизал старые лапы.
Неплохо, неплохо... Премного благодарен, прошамкал он.Меня зовут Халвер. Если не ошибаюсь, ты доводишься сыном Буррхеду, что родом из Вестсайда?
Да, так оно и есть. Откуда вы знаете?удивился Брекен.
Онтакой же старейшина, как и я... объяснил Халвер.Он рассказывал о тебе.Халвер пригнул голову к земле и доверительно прошептал:Ему не нравились твои наклонности. Буррхед считал, что тебе явно недостает стервозности.
Халвер довольно рассмеялся. Старик нравился Брекену, хоть он и не знал, как и о чем с ним следует говорить. Он видел перед собой мудрейшего (по крайней мере, по слухам) старейшину системы, что же он мог ему сказать? Халвер вновь надолго замолчал, его хоботок едва заметно подрагивал. Старый крот вытянул перед собой передние лапы и, опустив на них голову, стал созерцать темнеющий небосвод.
Брекен никак не мог прийти в себямолитва вызвала в нем удивительные, светлые эмоции. Казалось, она все еще продолжала звучать, делая мир неясным и тусклым. Брекен буквально заблудился в лабиринтах собственных мыслей, забыв о том, где он и кто он. Припавший к земле Халвер казался ему чем-то вроде дерева, или травы, или почвычастью единого целого, открывавшегося его чувствам и вместе с тем заключавшегося в словах молитвы. От этих диковинных мыслей его отвлек все тот же Халвер, который тихо спросил:
Скажи, что привело тебя на склоны?
Брекен принялся рассказывать о том, как он заинтересовался системой, как отправился в первое свое путешествие... Вскоре Халвер знал уже все.
Брекен же говорил и говорилжаловался на жизнь, ругал Буррхеда, сказав в конце концов, что ненавидит его, с презрением отзывался о Руте, рассказывал об историях Эспен, признавался в собственных страхах, мешавших ему оставить собственную нору и отправиться на поиски новой территории. Время от времени Халвер понимающе кивал, продолжая хранить молчание. Он боялся помешать рассказчику.
Брекен наконец замолчал, и тут же где-то высоко-высоко раздалось зловещее уханье совы. Он поднял голову и, увидев на небесах сияющий серп луны, понял, что наступила ночь. Брекен страшно усталтак много он не говорил еще никогда в жизни.
Халвер зевнул и сказал:
Пора спать, парень. Я с удовольствием предлагаю тебе воспользоваться этой норой, хотя вернее было бы сказать: «пользуйся ею так же свободно, как и прежде». Что до меня, то я отправлюсь к себе,до завтра.
С этими словами он скрылся в ночи. Брекен сделал несколько шагов в направлении норы и замер.
Какое-то время он продолжал сидеть в полной неподвижности, размышляя о Халвере и радуясь тому, что встретил его. В памяти Брекена вновь всплыли слова молитвы, освежившие его усталое сознание подобно ветерку, что играет с высокими травами на лесной опушке.
И да не погрузится в бездны темные тело наше,
И да не омрачатся души наши кроткие.
Он еще раз повторил про себя эти слова, заменив «наше» на «мое», даже и не подозревая о том, что Халвер обычно произносил молитву именно так и заменил «мое» на «наше» только лишь потому, что рядом с ним находился еще один крот. Всех слов молитвы Брекен не помнил, но он решил при случае узнать их у Халвера и заучить молитву наизусть. С этой мыслью он забрался в туннель, вновь возвел земляную преграду и вскоре уже крепко спал.
Что до Халвера, то он в эту ночь долго не мог уснуть. Положив седую мордочку на лапки, он размышлял о странном молодом кроте, заснувшем в одном из его, Халвера, туннелей. Несмотря на разброд в мыслях, смятение и юношеский максимализм, Халвер сумел разглядеть в подростке нечто особенное, и это радовало старого крота. Брекен прекрасно владел словом, давал убийственные и совершенно точные характеристики некоторым вестсайдским кротам (в том числе и Буррхеду) и вообще находился на правильном пути. Мужество, с которым он исследовал систему, также не могло не восхищать.