Черепашки-ниндзя против Разрушителя - Автор неизвестен 5 стр.

  Земля крутилась со скоростью, от которой голова шла кругом, и волосы вставали дыбом. Жизнь все больше и больше стала напоминать классический сюжет пира во время страшной чумы. Хотя долго и старательно смазывали целебными мазями и об­рызгивали антисептиками, но на теле планеты не­умолимо зрел огромный волдырь. И хотя никто не желал в это верить, в один страшный день он все-таки взорвался.

  Это было настоящее миротрясение, которое полностью уничтожило одни континенты, бурями и тайфунами проносилось по другим, унося миллиар­ды человеческих жизней, стирая с лица земли горо­да и дороги, вознося ввысь горы на том месте, где совсем недавно были моря и погружая под воду горные хребты.

  Жалкая горсточка уцелевших людей с ужасом всматривалась в оставленный выжившим в на­следство мир. Он был страшный - израненный, измученный. Но обновленный.

  Перед оставшимися в живых открылась фанта­стическая возможность построить мир заново, учтя уроки прошлого - иногда страшные и жестокие, но поучительные и, пожалуй, справедливые. У лю­дей появилась перспектива построить мир благо­денствия и процветания. И они его построили. Построили так, как себе представляли. Исходя из того, на что они были способны, опираясь исклю­чительно на свои силы и умственные способности.

  Жуткие природные катаклизмы не коснулись замороженных заключенных криогенной тюрьмы. Глубокие катакомбы уберегли их ледяное храни­лище от миротрясения, а простые и надежные компьютеры сумели сохранить автоматический режим поддержания первоначальных условий содер­жания заключенных. Их не смогли сбить все катастрофы наверху.

  Долгие, долгие годы после всемирного катаклизма, человечество приходило в себя и приводило в порядок едва уцелевшую планету. Люди, которые больше не доверяли своему сознанию, целиком и полностью доверились знаниям и умению компью­теров - рассудительных, уравновешенных, бес­страстных, равнодушных к страданиям и не умею­щих поддаваться панике. Измученные люди, удив­ляясь фантастической простоте решения, охотно отдали себя под опеку машин. И после этого было провозглашено общество вечного мира.

  Люди избавились от стран, народов, семьи, ра­боты, замкнулись внутри себя и целиком занялись собственным самосовершенствованием.

  Буйными мещанскими красками расцвело ис­кусство, в котором теперь уже никто не искал никакого смысла. Но его там и не было, потому что смысл заставлял бы задумываться, а думать - ­это значит сопоставлять. Сопоставлять же - анализировать. И тогда человек неминуемо должен был бы обратиться к бездне прошлого, куда для него не было возврата.

  На этих принципах успело вырасти новое поколение, для которого прошлое стало чем-то наподобие страшной сказки.

  Молодежь с необузданной страстью смотрела вперед, жадно искала приключений и в любую минуту была готова на все, что сулило ей новую заба­ву. Но как ни странно, такой новой забавой для молодых и стали обнаруженные при разборке зава­лов старых строений, ледяные глыбы с заморо­женными внутри них заключенными криогенной тюрьмы.

  Это было прошлое и прошлое заморожен­ное, без всяких изменений перенесенное в настоя­щее.

Вся страна, затаив дыхание, следила за процес­сом оживления первого освобожденного. Им являлся некий полковник Шредер. Судя по старин­ным записям, страшный и циничный преступник, наводивший в свое время ужас на целые города, страны и народы. Но, если верить наименованию программы по его перевоспитанию, из него должен был получиться первоклассный музыкант-волын­щик. Все не могли дождаться, когда же на экранах телевизоров они увидят наряженного в гофриро­ванную клетчатую юбочку бывшего рецидивиста и услышат в его исполнении шотландские народ­ные мелодии.

  Заседание комиссии по проверке бывшего пре­ступника на абсолют, должно было состояться через несколько дней. Проверка на абсолют имела своей целью выяснить, насколько размороженный представитель прошлого лоялен к существующему режиму, и в какой степени его моральные и эти­ческие качества позволяют без опаски сделать из него полноправного представителя современного общества.

  В случае, если комиссия признает его не готовым к тому, чтобы он мог стать счастливым предста­вителем счастливого общества, было решено под­вергнуть его вторичной заморозке, и отправить назад на довоспитание.

  Эксперимент казался всем достаточно рискованным. Но его решено было провести, так как за полковника Шредера поручился сам мистер Бакс­тер, таинственный и могущественный властитель, сконструировавший в прошлом криогенную тюрь­му, а теперь являющийся любимым и единственным вождем всех живущих, благодаря неустан­ным трудам которого и было создано общество всеобщего благоденствия.

Глава 2. Лейтенант Хейли

  Лейтенант полиции Лили Хейли зевнула и раз­драженно захлопнула книгу, которая тут же поле­тела на правое сидение. Все, кто знал девушку, ее страсть ко всему, что имело хотя бы какое-то отно­шение к ХХ столетию, считали ее весьма странной и не слишком уж безобидной.

  Девушка действительно была с головой погружена в сумбурный коктейль из рок-н-ролла, джаза, сюрреализма, мотоциклов, формулы-1 и телесери­алов. Но особое удивление у окружающих вы­звало то, что Лили не выпускала из рук книги ­эти странные плоды прошлой цивилизации. На чте­ние книг люди прошлого бесполезно тратили столь драгоценное время и энергию.

  Но девушка не обращала внимания на скептические замечания, покручивания указательным пальцем возле виска, и пристальные взгляды.

  Книги она читала запоем и безо всякого раз­бора. Временами они вызывали у нее смех, временами слезы, часто поднимали настроение, но иногда просто-напросто раздражали, как та, которую она только что отбросила в сторону.

  И хотя Лили пыталась относиться к предметам прошлого снисходительно, иногда тупость и наив­ность ее просто бесили.

  Автором этой книги был некий Стивен Кинг, и прочесть ее она с трудом смогла лишь до середины. Весь сюжет дурацкого романа крутился вокруг старого автомобиля, который, видите ли, стал ездить сам по себе. И это, как наивно утверждал автор, странное событие смогло переполошить и поставить на уши весь городок.

  Лили скрестила на груди руки и посмотрела на панель приборов.

-   Интересно, - раздраженно подумала она, - ­а как еще могут ездить автомобили, если не сами? Ах, да, конечно! - присвистнула она. - Есть еще ручное управление. Ну что ж! Кэтти! - позвала девушка.

-   Слушаю вас, лейтенант Хейли! - механи­ческим женским голосом ответил бортовой компьютер.

-   Я перехожу на ручное управление.

-   Вас поняла! - прозвенел компьютер, и перед девушкой прямо из приборной доски надулось чер­ное пластиковое колесо руля.

  Девушка взялась за него, и компьютер тут же поспешил предупредить ее, что теперь вся ответственность за управление автомобилем лежит на ней.

-   Да, ладно, не вешай мне лапшу на нос! - ­криво усмехнулась девушка, которая прекрасно знала, что услужливый компьютер пытается ее обмануть. Ведь он ни за что не посмеет полностью доверить управление человеку и втихо­молку будет контролировать каждое ее движение.

  Девушка просто благоговела перед всем, что име­ло отношение к ХХ веку, а потому умышленно наполняла свою речь присказками и поговорками, которые употребляли люди прошлого. Но, не всег­да понимая смысл и значение того, о чем она сама говорила, девушка допускала забавные ошибки, о которых, впрочем, даже и не догадывалась.

  В этот момент машина ее съехала со скорост­ной трассы и стала двигаться по узким улочкам центра города. Лили была настолько рассержена неудачной книгой, что не заметила поблескива­ния зеркала перископа, который торчал из травы посреди газона, расположенного напротив неболь­шого летнего кафе.

  Рядом с перископом из-под земли выехала бле­стящая металлическая труба с закрепленными сверху вращающимися форсунками, из которых под огромным давлением стали вырываться струи разноцветной краски. Благодаря вращающимся по заданной программе форсункам, краска тут же пре­вратила машину из черно-белого полицейского автомобиля с номером на борту, в чудовищное подобие гигантской черепахи с зеленым в желтые прожилки панцирем.

  Взбешенная девушка дала полный газ, но было уже поздно.

-   Кэтти! Куда же ты смотрела? Черт побери!­ - закричала разозленная девушка.

-   Автомобиль находится на ручном управле­нии! Автомобиль находится на ручном управлении! Автомобиль находится на ручном управлении! - бесстрастным голосом ответил бортовой компьютер, давая девушке понять, что ей не следо­вало заниматься глупостями и обижать недоверием умную машину.

-   Ладно, заткнись! - прикрикнула девушка и затормозила на площадке возле полицейского участка.

  Она мигом выскочила из машины и оглядела ее со всех сторон.

-   О, боже! - плечи Лили передернулись от отвращения.

  То, во что превратился ее автомобиль было даже хуже, чем она могла предположить.

-   Все, хватит! - воскликнула девушка, реши­тельным шагом входя в помещение полицейского участка. - Мне надоели идиотские выходки этих подземных волосатых крыс. Надо принимать ре­шительные действия.

  Лили еще девочкой-подростком обнаружила в се­бе женскую силу, и хотя красавицей назвать ее было нельзя, мужчины, которые окружали ее, были к ней явно неравнодушны. Даже идиотская форма полицейских - черные ботфорты и черное галифе, стянутый портупеей китель с невообрази­мым количеством блестящих серебристых жестя­нок на груди, рукавах и даже спине - не могла по­вредить привлекательности девушки.

  Сказать, что Лили себя любила, значило бы ни­чего не сказать. Девушка была просто уверена в своей неотразимости. А где еще женщина может покрасоваться, как не в полицейском участке?

  Даже преступники, хулиганы, нарушители ско­рости и мелкие воришки, рвущие цветы у здания парламента, которые никак не хотели подчиняться приказам роботов-полицейских, не могли устоять перед прелестным сиянием глаз лейтенанта Хейли и беспрекословно следовали всем ее указаниям.

  Но на этот раз, к удивлению, никто не повернул­ся на ее громкие слова.

-   Ш-ш... - только послышалось шипение со всех сторон.

  Лили возмущенно вскинула глаза и увидела, что весь личный состав полицейского участка собрался перед огромным экраном.

  И только тут девушка вспомнила, глянув на све­товое табло, что через минуту должна начаться прямая трансляция из зала, где будет заседать комиссия по проверке на абсолют размороженного, как называли первого кандидата на освобождение из криогенной тюрьмы ее друзья-полицейские.

  Повсюду в зале были видны черные кители с се­ребристыми наплечниками-крылышками - отли­чительный признак полицейских срочной линии. Среди мужских стрижек ежиком и тяжелых под­бородков, Лили выглядела розой в лягушатнике. Ее длинные каштановые волосы могли свести с ума кого угодно. И попробовал бы кто сказать, что она тут не к месту: именно на этот случай Лили Хейли изучила по старым видеокассетам искусство вос­точных единоборств.

  Наконец все мониторы под разными углами зре­ния показали зал заседаний. Полукруглый амфи­театр напомнил Лили старые голливудские фильмы про римских гладиаторов. Разница была лишь в том, что зрители отделялись от зрелища объектива­ми видеокамер.

  Зал заседаний был покрыт стеклянным куполом, и лишь мощные динамики доносили до наблюдав­ших диалог членов комиссии и человека, которого общество решалось выпустить на поруки.

  Лили с любопытством наблюдала, как инжене­ры включили системы оживления. Видеокамера приблизила обнаженное тело в барокамере. От быстрого повышения температуры лед растаял и превратился в облако пара. Мокрое тело утратило твердость льда. Ледяная корка искрошилась. Кровь внутри человека проснулась и начала при­вычное движение по венам и артериям. Сердечные сокращения, ускоряясь, набрали физиологический ритм.

  Из барокамеры откачали криоген и наполнили ее кислородной смесью. Человек чихнул, проснулся и сел, оторопело озираясь, потом ощупал свое тело и попытался встать.

  Полицейские, плотной стеной окружившие эк­ран, заворчали за спиной у девушки. В глубине души Лили понимала, вид голого мужчины - не для глаз юной девушки, но попробовал бы кто об этом сейчас заикнуться.

-   Лили! - окликнул ее кто-то с соседнего крес­ла. - Ты не находишь, что его волосатые ноги ­отвратительны!

-   Не более, чем твое идиотское галифе! - с ехидством отрезала Лили.

  Но надменный пронзительный взгляд узких чер­ных глаз размороженного ей действительно не понравился.

  Давние времена, из которых пришел к ним размо­роженный преступник, в воображении девушки бы­ли окутаны тайной и романтикой.

  То, что начиналось сейчас, было совершенно не­интересным. Старый-престарый устав, приня­тый еще тогда, когда Лили не было на свете, четко определял, что и как должен отвечать человек, что­бы приобрести код личности и соответствовать статусу «гражданин-абсолют».

  Лили также в свое время прошла эту дурацкую процедуру: члены комиссии не сводили глаз с ее стройных ножек.

Глава 3. Замороженное сознание

  Сознание возвращалось с трудом. Мозг, на миг вырвавшийся из небытия, с удивлением обнаружил полное отсутствие тела. Существовать вне привыч­ной оболочке было странно и интересно. Мозг прислушивался к ощущениям.

  Казалось, что вокруг - вселенская пустота. Чуть-чуть позднее пришло ощущение скованности и неудобного положения. Мозг заворочался, как зверь в чужой тесной берлоге, и человек окончательно проснулся.

  Вначале не было ничего. Потом возникло чувство беспомощности, подобное тому, какое мучает чело­века, провалившегося в полынью...

  Женщина у окна, перебирающая нотные листы, ветер треплет гардины, персиковая ветвь стучит по подоконнику, мохнатые бело-розовые грозди цве­тов с дурманящим запахом, солнце отражается в черном лаке поднятой крышки рояля...

  Воспоминания были реалистичными, но совер­шенно чужими...

  Мужчина средних лет в длиннополом плаще и шляпе с обвисшими краями крадется вдоль решет­чатой ограды коттеджа. На втором этаже угады­вается свет включенного телевизора.

  Дождь заглушает скрежет подбираемого ключа из тяжелой связки. Внезапно из темноты сада бро­сается маленькая тварь. Тигровый бульдог в брос­ке впивается пришельцу в горло, и оба катятся по дороге, а гравий шуршит.

  Это видение понравилось больше.

  Потом что-то сломалось, как в детском кино­проекторе. Пришло ощущение холода. Тело стало ломким и хрупким, как ледок на осенней лужице. Но тут ослепила вспышка молнии, ударила снова...

  В глубоком и туманном прошлом наверняка су­ществовал мир совсем не похожий на тот, в котором мозг ощущал себя теперь.

  Здесь не было ничего кроме ватной тишины и напряженного покоя. Здесь не было ни культуры, ни промышленности, ничего что придавало бы смысл понятию «цивилизация».

  Были только смутные и скудные зачатки знаний о «государстве», «нации».

  Мозг запутался в неразрешимой дилемме и впал в смутное беспамятство.

  Но тревожные тени и во сне беспокоили челове­ка. Лицо искажала то гримаса гнева, то недоумение и обида.

  Лоб не раз наморщился, сдвинулись угрюмо бро­ви. Изо рта время от времени вырывался крик боли, но все это - видение, не более, потому что тело находилось во льду, оно само превратилось в лед и могло разбиться на тысячи мелких осколков, как хрустальный бокал, нечаянно скинутый со стола.

  И так на протяжении многих лет.

  Тело сквозь лед казалось гипсовой куклой с неле­по разбросанными в стороны конечностями и не­естественно вывернутой шеей.

  По идее создателей установки мозг, заключен­ный в замороженную плоть, тоже должен был заледенеть. Но задуманное порой не исполняется. Преступники, заключенные в прозрачные ци­линдры, лишь извне выглядели ледяными куклами.

  Приборы отмечали отсутствие сердечного ритма, сжатые легкие не расправлялись. Осужденных можно было разбить как кусок стекла, но мозг умудрился уцелеть даже в таких необычных для него условиях.

  Если бы об этом знало общество, сколько бы звонков, какой шквал возмущенных писем обруши­лись бы на ученых: криогенная тюрьма - акт ми­лосердия, твердили пресса, радио и телевидение. Но каким кошмаром на самом деле оказалось существование мозга, лишенного насильственным путем привычного функционирования.

  Общество, лозунгом и догмой которого стало милосердие, пусть невольно, придумало пытку, до которой не додумались бы все дьяволы вселенной. Нет ничего страшнее такого черно-белого кино: твою жизнь, расчленяя и произвольно тасуя собы­тия и факты, раз за разом прокручивают перед тобой. А ты бессилен даже умереть.

  Мозг пытался приспособиться к новым условиям, но это удалось лишь тем, кто и в реальности жил в отвлеченном мире, придуманном им же самим.

  Странные фантазии и невероятные видения уже при жизни отделяли творческие натуры от обычных людей. Но как ни странно, жертва, беспомощно скрючившаяся в ледяной колыбели, была связана с реальностью каждой клеткой, каждым нервом.

  И мозг бесился от сознания, что ничего нельзя изменить. А хотелось действовать, хотелось вздох­нуть полной грудью. Тело было схвачено льдом и мозг, от нечего делать, возвращал события вспять. Когда это было? 10, 20, 70 лет назад? Все это не имело значения. Мозг в бездне безвременья нащупывал своего владельца и клещом вцеплялся в его «я».

Глава 4. Испытание на моральную зрелость

  Первое, что пришло Шредеру на ум: криогенная установка не сработала и его вытаскивают, чтобы прибегнуть к какой-нибудь менее современной казни.

  Даже люди за стеклом показались ему теми же самыми: мощные ребята в белых комбинезонах. Шредер лежал абсолютно голый на холодном ме­таллическом столе. Кожа его посинела, челюсть колотилась в лихорадочном ознобе. Он с трудом сплюнул и выдрал из волос еще не растаявшую сосульку.

  Дверь барокамеры скользнула в сторону.

-   Привет, ребята! - с трудом прохрипел Шре­дер невозмутимым инженерам.

  Но ребята, не обращая никакого внимания на его слова, схватили Шредера, натянули на него какой-то белый балахон и швырнули в высокое металли­ческое кресло на колесиках.

-   Поосторожнее, герои! Не то я... - Шредер попытался напрячь мышцы, но за долгие годы, ко­торые прошли без малейшего движения, они на­столько ослабли, что почти не слушались его. Да и тело не успело еще прогреться окончательно.

  Руки Шредера автоматически пристегнулись к подлокотникам широкими металлическими наруч­никами. Точно так же защелкнулись и его ноги.

  Крепление было настолько прочное, что Шредер не мог и пальцами пошевелить.

-   Эй, я так не играю! - попытался пошутить сдавшийся Шредер.

  Ребята в белых комбинезонах зашушукались. Язык был явно английский, но с весьма заметным и совершенно незнакомым акцентом.

-   Меня что, похитили иностранные шпионы? - ­снова пошутил Шредер, пытаясь наладить контакт с окружающими его людьми.

  Ему никто не ответил - на него просто не обращали внимания.

-   Эй, вы что думаете, мне приятно болтать язы­ком, когда рядом безмолвные статуи? - Шредер повертел головой и холодная дрожь пробежала по его телу: в помещении явно экономили на обогреве.

  Шредер попытался схватить зубами руку одного из инженеров, который занимался тем, что снимал с его висков металлические датчики-анализаторы. Человек тут же отдернул руку. Но короткого - ­на долю секунды - прикосновения к его коже хватило, чтобы вызвать дрожь: даже труп был бы теплее, чем этот истукан в белом комбине­зоне.

  Шредер усмехнулся и почувствовал, как в груди его собирается тугой кулак - предзнаменование хорошей драки.

  Кисти его рук сжались, но тут сзади что-то заскрипело и задребезжало.

  Шредер попытался обернуться, однако это уже было не нужно. Кресло развернули на колесиках и быстро выкатили на середину какой-то идиотской арены. Здесь Шредер почувствовал себя в дурац­кой роли человека в ящике, которого перед толпой зевак распиливает на части иллюзионист.

  Но вокруг никаких зрителей не было. Только широкие линзы объективов смотрели на него со всех сторон с холодным блеском.

  Потом в глубине помещения, сначала тонкой полоской, а затем ярким раструбом, вырос и засиял небесно-голубой свет.

  Шредер скептически усмехнулся. Скорее всего этот эффект задумывался для того, чтобы вызвать благоговейный трепет у него или у всех тех, кто мог оказаться на его месте.

  В самом центре комнаты восседала величествен­ная фигура. И две, менее величественные, находи­лись по бокам от нее.

  Над этой троицей через минуту засиял золотой ореол.

-   Святая троица! Черт бы меня побрал! - хо­хотнул Шредер.

  Видение приближалось, а если говорить точнее, приближался к нему он.

  Двое здоровенных детин продолжали катить его кресло. По мере приближения свет становился ярче. Наконец Шредера остановили напротив обыкновенной трибуны, на которой сидели три лы­сых старика.

-   Высочайшая комиссия по выпуску преступников на поруки имеет честь приветствовать мистера Шредера! - провозгласил тот из них, который си­дел в центре.

  Шредер мог бы поклясться, что тот говорил не разжимая губ.

-   А что дальше? - буркнул Шредер, поежи­ваясь от озноба. - Хоть одеться дали бы, черти!

-   Штраф за употребление нецензурных выра­жений! - тут же пролепетал непорочно чистый го­лосок, и Шредер обернулся, чтобы взглянуть на его обладательницу.

  На стене висел блестящий металлический куб с решеткой для динамика и прорезью под ней. Из прорези тут же выехала какая-то бумажка.

  Шредер презрительно усмехнулся.

-   Мистер Шредер! - продолжал старческий скрипучий голос. - Если вы так начинаете жизнь в нашем обществе, вам придется достаточно слож­но...

-   Что? Что ты сказал, старикан? - удивился Шредер и уставился на членов комиссии.

  Он никак не мог понять, кому же из троих при­надлежал этот скрипучий голос. Железяка на стол­бе завела прежнее: - Штраф за употребление...

-   Да объясните мне, что тут к черту происхо­дит! - взорвался продрогший и очень голодный Шредер, напрягшись всем телом, которое поти­хоньку начинало слушаться его, и с грохотом трях­нув железной тележкой.

-   Штраф за употребление... - снова раздался идиотский ласковый голос, но на него уже никто не обращал внимание.

-   Здесь происходит заседание высочайшей комиссии...

-   Это я уже слышал! - вспылил Шредер. - ­Но при чем здесь я?! И почему на мне эта чертова смирительная рубашка?!

-   Штраф за употребление... - из металлическо­го ящика на стене выползла уже целая лента, напоминающая рулон туалетной бумаги.

-   Мистер Шредер, успокойтесь! Вам предстоит пройти экзамен на «абсолют». То есть мы обязаны выяснить, на сколько вы отличаетесь от животного, и пусть вас не смущает ваше одеяние, - один из стариков неопределенно развел руками. - И если вы с успехом выдержите экзамен, вам тут же вы­дадут нормальную одежду.

  Старик сделал знак и тут же один из истуканов показал сложенную стопкой одежду, которую он держал в руках.

  Шредер даже не успел заметить, откуда она взя­лась, как будто тот прятал ее в рукаве.

-   Ну ты прямо фокусник! - похвалил его Шре­дер. Но спорить на этот раз не стал.

-   А обувь? - неожиданно вспомнил он.

-   Это тоже не должно вас беспокоить, мистер Шредер! - снова услышал он старческий голос.

-   Ну, хорошо! - размороженный сдался.­ - Так ты что-то вякнул насчет того, что я зверь! -пока суть да дело, Шредер успел сориентироваться в обстановке и прокрутил в уме схему побега.

  Одежда и обувь были рядом, дверь выхода нахо­дилась слева от трибуны и ему оставалось лишь освободить руки и подобраться к этим старикам.

-   Место, год и время вашего рождения,­ - пробормотал старик.

-   Что? - огрызнулся Шредер, сделав вид, буд­то не расслышал.

-   Минус три пункта! - сухо констатировал ста­рик. - Заторможенность реакции. Повторяю: год...

  Шредер не стал ожидать продолжения. Непонят­но откуда в его голове постоянно крутилась одна странная фраза и в эту секунду он понял, что на­стало время ее произнести. Выпалив ее, он услы­шал, как с металлическим лязгом отлетели в сторо­ну наручники и металлические кольца, державшие его ноги. Напрягшись всем телом, которое теперь беспрекословно подчинялось ему, он рванулся назад, каталка упала, но Шредер, вовремя сделав сальто назад, оказался на ногах.

  Двумя молниеносными ударами в спину, он тут же отключил двоих истуканов, которые с металли­ческим грохотом повалились на пол.

  Теперь на пути к свободе лежало лишь три метра пластикового покрытия и три старых трухлявых пня. Ближайшего старика он выдернул, как репу, схватил за запястье и потянул на себя. Позади что-то шлепнулось и ойкнуло.

  Старикан, который видно был самый любопыт­ный, оторопело привстал с кресла, шевеля посинев­шими от страха губами.

  Удар в челюсть тут же отнял у него дар речи, а заодно и любопытство. Краем глаза Шредер погля­дел на ребят, которые валялись на полу. К его полному удивлению, они даже не шевелились.

-   Вот, черт! - прорычал Шредер, все больше и больше распаляясь.

-   Штраф за...

  Можно было в кульбите перескочить через треть­его старика, но Шредер решил не отказывать себе в удовольствии. Он сделал два шага в сторону и оказался возле металлического ящика.

-   Я сейчас заткну твою глотку! - прокричал он в сетку динамика и, ухватившись обеими руками за ящик, резким движением отодрал его от стены. Послышался треск короткого замыкания, вспых­нули искры и потянуло дымком от горящей про­водки. Шредер расхохотался, и в глазах его появи­лся сумасшедший блеск.

  Одной рукой он схватил стопку одежды и пару ботинок, а другой ухватился за реденькую бородку старичка, который до сих пор сидел безо всякого движения. Шредер притянул к себе старческое морщинистое лицо, с превосходством посмотрел на него и отпустил на секунду. В удар кулака он вло­жил всю свою ненависть.

  Старичок всхлипнул и пытался прикрыться ру­кой. Шредер отбросил старика. Тот без стона распластался на полу и бессмысленно шипел, выпучив глаза:

-   Минус сорок пунктов, минус двести двадцать пунктов, минус человек - зверь!

  В старческой немощи проснулся неистовый протест.

-   Зверь?! - зарычал Шредер, скинув с себя белый балахон и быстро натягивая одежду. - Да, я зверь! - в восторге провопил он.

  Откуда-то, нарастая, слышался вой сирены. Шредер еще раз глянул на недвижных истуканов, но в сознании его зародилась полная уверенность, что это не те, с кем стоит терять время.

  Приближающийся глас полиции предупреждал - сейчас Шредеру придется иметь дело с вооруженными стражами порядка. Но злодей был уже возле дверей. Копам придется пошевелиться, чтобы не потерять надежду на встречу с ним. Он понимал: чтобы вся эта дурацкая комедия ни означала и где бы Шредер сейчас ни находился, самое время делать ноги.

  Дверь пропустила Шредера беспрепятственно, благожелательно напутствовав:

-   Желаю всегда и везде поддерживать статус «абсолюта»!

-   И тебе того же! - ответил Шредер, запуская в блестящее око видеокамеры металлическую тележку, и тут же нырнул в густые кусты.

  Еще некоторое время наружные видеокамеры от­мечали шевеление листвы, но потом воцарилось полное спокойствие. Шредер будто растворился.

Глава 5. Мания повелителя

  Весь мир, который наблюдал за происходящим в зале заседания высочайшей комиссии, содрогнулся от ужаса и замер в оцепенении.

  И лишь один человек на планете равнодушно щелкнул кнопкой телевизора, переключившись на развлекательную программу.

-   Еще коктейль, мистер Мендер? - кротко проворковала невидимая прислуга, протягивая бокал с напитком.

  Стив Мендер лениво потянулся, хрустнул суставами. Рукав его шелкового халата, расшитого экзо­тическими мордочками зверюшек из мультфиль­мов, сполз, обнажив загорелую руку, на которой бугрились крепкие мускулы.

  Стив полюбовался на смазливую девицу, улы­бающуюся во всю ширину огромного рта, обнажившую два ряда неестественно белых зубов. Она рассказывала зрителям пошлые анекдоты. Стив отстранил висящий в воздухе стакан:

-   Сейчас не время!

  Халат скользкой змеей сполз на пол, тут же сложившись вчетверо. Спальный гарнитур, дышащий тишиной и прохладой, сложился и убрался в стены; вместо кровати и пуфиков выдвинулись рабочее кресло и стол с шеренгой видеомониторов вдоль него.

  Стив затянул ремень короткой туники. Для своих шестидесяти лет мистер Стив Мендер выглядел очень неплохо, хотя это определение по отношению к нему было весьма и весьма относительно.

  Самому Мистеру Мендеру казалось, что он выглядит никак. Ему было смертельно скучно. В мо­лодости он очень много работал, а еще больше воровал. Потом воровали другие. После того, как мир сошел с ума, и богатство само вползало в руки, Стив захотел и получил новую игрушку - власть. Но с годами все чаще и чаще приходило убежде­ние, что доставшееся ему наследство не стоит того, чтобы им обладали.

  Ведь тупая покорность толпы приедается так же, как и сладкий пирог на первое, второе и третье. Конечно, вначале, он был словно приподнят на крыльях собственного могущества. Затем он начал сомневаться, а так ли уж он доволен признанием тех, кого не ставил ни в грош? А после... и с этим «после» никогда не сравнится человеческая неис­товая натура, злоба, ненависть. Все эти сказки о высоконравственном обществе, созданном благо­даря чуткому руководству и непосредственным указаниям мистера Мендера, ему самому уже осточертели хуже оскомины.