Мерлин МаркеллЛимб
От автора
Для начала я должен сказать следующее:
1. Даже если автор взялся писать от первого лица, слова и мысли героевне всегда мнение автора. А иногдамнение.
2. Набор жанров может показаться вам странным. И мистика, и фэнтези, и просто проза. Всё отчасти правда; плюс с тем же успехом я мог воткнуть триллер, ужасы или попаданцев. Вот и тег поставил на всякий. Признаюсь, что сам не знаю, к какому жанру отнести эту книгу.
3. Предупреждаю, что в книге есть:
нецензурная брань и слэнг (мало)
упоминания лгбт (мало)
опечатки (мало)
рассказы вместо показа, нытьё и потоки размышлений (много).
Да, последнего так много, что оно почти съело долю, обычно отводимую на описания, сюжет и динамику. Если же для вас это всё приемлемо, что же, переворачивайте страницу.
Глава 1
Как известно из древнеиндийского мифа, мир покоится на спинах слонов, а те гордо торчат на спине черепахи. Поскольку я сам для себя никогда не был чем-то меньшим, чем мироздание, я тоже решил оседлать черепаху, только миновав промежуточное слоновье звено.
Индийской черепахе полагалось, в свою очередь, лежать верхом на змее, но змеей этой для меня уже был причудливый мир вокруг. Так что черепаха моя не пялилась в космос с сонливой улыбкой счастливого Будды, а бежала по скользкому песку, как по спине гигантской кобры, причём со скоростью сорока километров в час. Она была, несомненно, самой быстрой черепахой во всех измерениях.
Итак, я ехал на черепахе, и, признаться честнос крайним неудобством. Твёрдый шипастый панцирь и так мало походил на кресло в бизнес-классе, а на поворотах и вовсе становился худшим сидением в истории после ведьмина стула. Мне оставалось только отвлекать себя прекрасными видами на бескрайнее Нигде.
Нигде когда-то было городомв другом времени, в другом измеренииили даже множеством городов. Теперь они сотканы в единое полотнище из осколков воспоминаний множества людей. С гордостью замечу, что к ним примешалась и моя собственная память. За свою жизнь я, к счастью, успел повидать много городов, и вот результатПариж, Копенгаген, Лондон, Стокгольм вырастают на моем пути знакомыми театрами, кофейнями, памятниками и мостами. Всеми местами, в которых я успел побывать, пока не умер.
Черепаха затормозила, учуяв мою печаль, я отпустил поводья и спешился. Песок взмыл в воздух невесомым облачком, когда ботинки коснулись земли, и поплыл прочь. Странно, но у меня еще осталась способность удивляться. Я топнул по земле вновь и вновь, безуспешно надеясь на повторение чуда, и отправился дальше пешим шагом, чтобы размять ноги. Сзади зашуршало, зашелестелоэто черепаха зарывалась в песок.
Я шёл по пустому городу, ничуть не страшась его зловещей тишины. Я был в нем не один, кроме меня, здесь находилось еще минимум полтысячи человек, но они были далеко отсюда. Строили районы на основе своих воспоминаний. Возможно, потому я отправился в путьхотел тщеславно испачкать своими воспоминаниями как можно большую территорию. И отдохнуть от людей, пожалуй.
Обычно мне нравилось быть среди себе подобных, но народец в Нигде подобрался не в пример бестолковый. А как мне ещё их называть, как не идиотами? Пятьсот моих соотечественников совершили массовый суицид, чтобы перенестись в лучший мир. Так вышло, что я оказался в радиусе поражения, вот и проснулся миг спустя на том свете вместе с кучкой сектантов, с которыми у меня не было ничего общего. Я не люблю их, они не любят меня, так зачем друг друга нервировать? Вот и уехал один.
* * *
Витрина приземистого серого здания привлекла мое внимание. Я прислонился к стеклу ладонями и лбом, вспоминая, в каком городе я мог такое видеть: два десятка кукол в немыслимых позах, занятые немыслимым действом. Нет, там не было ничего пошлого, но то, что куклам надлежало изображать, я разобрать не мог. Одна кукла склонила голову, но подняла рукикоторые от локтей до кистей висели безвольно, как ивовые ветви. Другая стояла на коленях, протягивая первой искусную, почти неотличимую от настоящей, вишню. Вместо головы у этой второй был рыбий хвост. Все остальные куклы тоже разыгрывали невнятные, бессмысленные сцены, и я почти слышал скрип своих извилин, безуспешно толковавших изображение.
Наконец, я признался самому себе: такой витрины я нигде не видывал, а раз так, она сотворена кем-то, кто побывал здесь до меня. И тогда я испытал укол ревности, будто бы обнаружил в углу собственной картины человечка, бездарно пририсованного вандалом.
Я решительно толкнул дверь и шагнул внутрь серого дома. Комната, невообразимо большая по сравнению с тем, каким здание казалось снаружи, оказалась совершенно пуста, если не считать винтовой лестницы в центре. Тут-то впервые за время путешествия меня посетил слабый страх. Здравый смысл, воспитанный на фильмах ужасов, говорил мне, чтобы я не смел подниматься на второй этаж. Природный авантюризм ввязался с ним в спор, доказывая, что раз уж я и так покойник, бояться мне нечего.
Авантюризм победил, и я поднялся на второй этаж. Одетый в белый докторский халат человек, ссутулившись, сидел ко мне спиной. Через секунду до меня дошло, сколь отвратительна была окружающая его обстановка. Шевелящиеся, словно дышащие, бледные кожаные мешки с красными прожилкамивсюду, всюду! Они росли из пола, нагромождаясь друг на друга, и свисали с потолка гигантскими виноградными гроздьями. Я схватился рукой за лестничные перила, чуть не потеряв равновесие от охватившего меня отвращения. Меня замутило, хотя с момента смерти в моем рту не побывало и маковой росинки.
Человек обернулся. Я ожидал увидеть некую чудовищную рожу, но у него оказалось вполне обыкновенное лицо, если не считать полностью черных глаз без белков. На кончик маленького носа сползли очки в тонкой оправе, и незнакомец поправил их привычным жестом, оставив на носу красное пятнышкоего руки были в крови.
Я не мог выдавить из себя ни слова. Меж нами повисло неловкое молчание.
Доброе неутро, сказал незнакомец бесцветным голосом. А вы кто будете?
Да так, праздношатающийся, смог выдавить я. Не буду вас отвлекать, пожалуй.
И я начал спускаться по лестнице спиной вперед.
Нет-нет, постойте.
Я застыл, не в силах шевельнуться. Не знаю, имел ли его голос надо мной такую власть, или то было самовнушение. Видимо, первое предположение оказалось верным, потому что в следующее мгновение мое тело против моей воли поднялось обратно на верхнюю ступень, как при обратной перемотке.
Переиграем, сказал человек в халате. Доброе неутро. Кто вы?
Я не мог выдавить из себя ни слова, задыхаясь от паники, и скосил глаза под потолок в безмолвном призыве помощи свыше. Над моей головой в опасной близости висел кожаный мешок. Когда я впервые поднялся сюда, то принял его за обычный куль с барахлом; теперь же видел сквозь тонкую мембрану, как внутри что-то шевелится. Я не мог отвести взгляд от этого движения. Мешок, кажется, ощутил мое внимание, потому раздулся, угрожая коснуться моего лица. Я подумал, что если это произойдет, я умру во второй раз. Мое сердце разорвется, а потом странный человек в белом халате расчленит дохлые останки и развесит в других мешках.
Будто в подтверждение моих догадок, к внутренней стенке мешка прижалась крошечная пятерня. Ладонь младенца.
Господи! вырвалось из моих уст.
Слишком самоуверенно величать себя таким образом, заметил незнакомец.
Не думаю, что моя личность так важна здесь и сейчас, проговорил я. Ладонь снова исчезла в глубинах мешка. Способность двигаться вернулась ко мне, и я опасливо отошел в сторону.
Назовите хоть какое-нибудь имя. Неужто так сложно? Неприлично являться в чужой дом, даже не удосужившись представиться.
Данте, брякнул я наобум, вспомнив из ужастиков, что имя может дать демону власть над человеком Или наоборот?
Данте? Ха! Пусть будет так.
А вы?
Доктор. Просто Доктордля вас. Вы же не хотите назваться настоящим именем. Значит, не узнаете моё.
Справедливо. Можно где-нибудь присесть? спросил я, осмелев.
Доктор кивком указал мне на стул подле себя. Обычный стул с четырьмя металлическими ножками. Я аккуратно приземлил на него свое седалище, ожидая подвоха. Доктор вернулся к своему непонятному действукажется, он что-то шил. Перед ним лежало множество полупрозрачных пленок, одну из них он протыкал иглой по периметру.
А что это? прервал я затянувшееся молчание.
Доктор недоуменно воззрился на меня, и я повёл рукой вокруг.
Мой дом, ответил он. Непробиваемый малый.
Тогда я ткнул указующим перстом в один из кожаных мешков.
А, это! Утробы для душ низшего порядка.
Я завис, переваривая услышанное.
Вы, наверное, размышляете: «а к какому порядку принадлежит моя собственная душа»?
Нет
А надо бы, и он ткнул мою руку иглой. Я вскрикнул, прижимая конечность к груди, не столько от боли, сколько от страха перед неизвестныммало ли что еще придет в голову этому экзекутору. Ну, не нужно таких драм!
Хорошо, хорошо! выпалил я. Какова моя собственная душа?
О! Душа перерожденца. Не особо чистая, раз оказалась здесь. Это поправимо.
А вы, стало быть, людей перерождаете?
Я создаю ещё ни разу не рождавшихся.
На этих словах Доктор поднял с пола пустой мешок, взял мою пострадавшую руку и собрал немного крови краем мембраны.
Вырастим вашего духовного близнеца.
И что все они из чьей-то крови?
Конечно, нет! Как бы тогда я вырастил самую первую душу? Вон тотиз камня, вырастет стойкий, как скала. Этотиз дерева, будет деревяшка мозгами, вот как вы сейчас. Ну а та соткана из сострадания рассветного неба. Раритет.
Я обзавидовался душе, сделанной из неба, и не решался спросить, какой материал послужил основой мне самому. Но, Доктор и так понял суть моего невысказанного вопроса и слизнул каплю крови с иглы.
Из несбывшейся надежды.
Какой унылый ингредиент. Неудивительно, что вся моя недолгая жизнь оказалась чередой разочарований. Сколько я ни жонглировал амбициями пред равнодушным лицом судьбы, все без толку.
Поспешу развенчать ваши саможаления: это можно было исправить в течение любой из шести предыдущих жизней. Запас страданий иссяк еще на первой.
Зачем вообще было делать душу из такого грустного материала?
Потому что он у меня был. Не люблю, когда в хозяйстве бесхозные вещи. Что до несбывшейся надежды это моя собственная, если вас утешит, сказал Доктор, помрачнев. Ну вот, испортили настроение.
Тогда я, пожалуй, могу быть свободен? спросил я.
Куда вы так торопитесь? Данте, очнитесь! Вам некуда идти. У вас больше нет ни дома, ни семьи, ни отечества.
Расскажу о своем открытии случайным попутчикам. Тем, с которыми я сюда попал. В это измерение, в смысле.
Что ж Идите к ним. Всё равно вернётесь.
Видимо, не так уж сильно я портил ему настрой, раз Доктор не хотел со мной расставаться, хоть и старательно не показывал виду. Изголодался по общению, бедный, одичал. Чёрт, я его оправдываю.
Я выбежал из странного здания со скоростью мысли, тут же кликнул черепаху и, еле успев забраться на ее внезапно показавшуюся пухом спину, направился к точке старта.
* * *
Этой точкой для меня была площадь перед Эйфелевой башней, приметной издалека. Все окрестности покрыл тонкий слой праха, похожий на снегтакими я их застал, еще отправляясь в путь. Только вот сектантов на площади уже не было; не встретил я и следов, которые должны были остаться на поверхности праха. Моё сердце взволнованно забилось в груди. Да, они мне не нравились уже после того, как я перекинулся с ними десятком фраз, но хоть какие-никакие, а люди. В подавляющем большинстве даже мои соотечественники.
Есть тут кто? крикнул я. Голос потонул в тишине. Хоть кто живой или мёртвый!
Никого. Я бросился к ближайшему зданию, распахнул двери. Пустое фойе. Еще дверь, и еще одна. От страха перед грядущим одиночеством меня затрясло сильнее, чем от встречи с Доктором.
Черепаха! кликнул я, прикоснувшись к земле. Но и та сгинула. Нет, нет, только не это! Только не это. Что угодно, только не
Я уже не знал, которую дверь открываю. Сбился со счета. Я забрался под лестницу грязного, неприметного подъезда, сел, обхватив колени руками, и застыл, намереваясь не менять позу до скончания веков. Зачем мне быть, если яединственный человек, единственное (не могу сказать «живое») существо?
Постойте, есть ещё Доктор. В крайнем случае, можно снова наведаться к нему в гости. «Все равно вернётесь», прозвучали его слова в моей голове так ясно, будто Доктор стоял на расстоянии трех шагов. Я поднял голову. Конечно же, я один в этой мрачной каморке.
Но я не хочу опять пересекаться с этим маньяком! Или хочу?
Нет, не хочу. А, понял: хочу, но другого. Только удостовериться, что Доктор не исчез вместе с сектантами. Мне будет спокойнее. Когда-нибудь я, может, и поговорю с ним еще раз, если мне вдруг пожелается. Идея временно воодушевила меня, и я выбежал на улицу, в неприветливые объятия тишины.
Где же тот дурацкий дом?..
Вокруг был лабиринт проулков, которые я напетлял верхом на черепахе, стремясь заполнить внепространственный городишко осколками своей памяти. Будь черепаха здесь, она могла бы взять след наверное. Я не мог даже примерно вспомнить, в какой стороне обитал Доктор. Чертов топографический кретинизм.
Я опустился на колени, ласково поглаживая землю, как домашнюю кошку, и принялся причитать:
Черепашка! Черепашечка моя! Вернись! Я больше никогда не буду думать, что у тебя твёрдая спина! Эх. Ладно. Есть тут ручной слон?
Я уже припал к земле ухом, надеясь услышать хоть какие-то звуки сокрывшихся под земной твердью животных. Индусская мифология не шла у меня из головы: самый большой проект, над которым я работал при жизни, был связан с Индией. Других мифологий я подробно не знал. Кроме христианской, пожалуй, но она мало вдохновляла меня на трансцендентные фантазии.
А пусть появится передо мной четырехкрылый серафим и спасет меня!
Со стены напротив посыпалась штукатурка. Я подскочил на ноги и отпрянул назад, глядя, как из стены вырывается силуэт четырехрукой богини в два раза выше моего роста, оставляя в здании за своей спиной зияющий провал.
Тут нет ангелов, глупец! прозвучал трубный голос. Тут только я! Пустота и разрушение!
Она сделала несколько шагов в моем направлении и рассыпалась ворохом кирпичных обломков, подняв облако рыжей пыли, смешанной с пеплом.
А я всё это время стоял, как истукан, не в силах шевельнуться. Боже мой, это не Чистилище, это самый настоящий Ад! И этот мир кучка придурков сочла идеальным! Хотя, они ни в чем не виноваты. Номинально, это идеальный мир их Мессии. Что за деструктивная сволочь! По его милости я здесь застрял!
Воспоминания переполнили меня яростью и придали сил, я подбежал к кирпичной куче и пнул ее ногой. Нервные окончания возопили от боли, и я вместе с ними, перемежая «А-а-а!» проклятиями в адрес моего недруга.
Выплеснув ненависть и отчаяние, я обессилел и повалился на битые кирпичи. Почему в моем сознании отвратительные, пугающие вещи всегда отпечатываются лучше светлых и приятных? Теперь я вынужден расплатиться за особенность моего ума, вызывая отвратительных богинь вместо ангелов. Несправедливо.
Мне вспомнилась мантра. «Джей маха Кали, джей маха Дурге». Эти слова снова и снова повторялись в моей памяти, и я не мог их изгнать. Я закрыл глаза и попал в тот день, когда слышал её
* * *
Я перестал чувствовать кирпичное ложе, моя спина теперь была на подушках, таких же рыжих. Стены, картины, покрывалавсе в той комнате было кричаще ярким, словно воплощенная манифестация самой жизни и желания жить. Запах благовоний должен был радовать мое обоняние; мой друг говорил, что жжёт дорогие палочки с лотосовой пыльцой, и я не смог признаться, что не отличаю их от привычных сандаловых из магазинчика на углу.
Мы праздновали завершение того самого проекта.
Кали, сказал он, показывая мне картинку с синей женщиной. У той была лишняя пара конечностей, и я пожалел бы жертву мутации, если бы не меч в каждой руке и ожерелье из черепов на шее. Богине явно было неплохо и без моей жалости. В подтверждение Кали показала мне язык. Я поморщилсяот дыма слезились глаза. Она показывала язык и раньше?
Что с того?
Мантра. Чтобы ты знал, о ком поется.
Я думал, мантры только о приятных вещах вроде твоих лотосовых палочек. Падме-падме всякое.
Так и есть. Тебе не нравится Кали? Она ж хорошая богиня. Когда танцует, мир стонет и трясётся под ее стопами.