Капитан Игнатов! стараясь пропустить смешок мимо своего сознания, обратился к Семёну начальник. Что у вас?
У насзаканчиваем отчеты по Дубовой и Смирнову. По бытовухе на Ларинаработаем, ждем суда, затараторил Семён. Есть подвижки по Козлову, думаю, к концу недели докрутим. И заявление по пропаже человека мой блаженный вчера принял.
По кабинету пронёсся многоголосый смешокСашеньку знали все.
Кто пропал? поинтересовался начальник.
Некто, Сергей Булавин, не подглядывая в открытый блокнот, ответил Игнатов. Брат пропавшего, принес гильзу. Думаетгрохнули его братана.
Гильзу, махнул рукой Вадим Артёмович. Мало ли гильз
Да вот, как раз мало! перебил руководителя Семён. Пять-сорок пять!
«Калаш», что ли? удивился сидящий по левую руку от начальника полковник.
Нетна восемнадцать! Семён поднял указательный палец вверх. Необычный, для наших краев патрончик, не находите?
Ну да, ну да пробубнил себе под нос Вадим Артёмович.
Был бы с «Макарова» или от «ТТ»я бы не удивился. Их ещё с девяностых в кушерях да по пустырям понаоставалось. А вот такихя ещё у нас не встречал! признался Игнатов. И сейчас, ни один из наших «ЧОПов» с таким калибром не работает. Так что, думаю, предположение брата пропавшего, вполне может стать одной из рабочих версий.
Не спеши! скривился начальник управления. Это тебе не Голливуд. Проверь сначала более «земные варианты».
Не вопрос, не стал перечить Семён. Но, всё же, гильза любопытная.
Всё! подытожил Вадим Артёмович. Если ни у кого ничего нет большеработайте.
Участники утренней планёрки вяло вставали со своих мест и как-то недобро понуро покидать кабинет. Убедившись, что последний подчиненный вышел и закрыл за собой дверь, начальник управления вытащил из кармана сотовый, несколько секунд полистал контакты и нажал «вызов».
Аллё! Сына? Как дела, спокойно и почти ласково проговорил начальник. Сына, а ты ко мне в сейф не лазил? Нет Сына, если ты мне сейчас навяливаешь, это может плохо кончится. Приезжай ко мне на работу. Когда? Сейчас! прикрикнул полковник. Зачем? Серьезный разговор у нас с тобой будет, сына
* * *
Сергей, проходя мимо здания, где располагалась почта и, по совместительству, управление городской полиции, на миг задумался о том, что возможно его сейчас ищут. Возможно, прямо в этот момент лучшие следователи сидят и усиленно думают над темкуда же мог запропаститься вернувшийся из долгой командировки инженер. Интересно, а на работе о нём не вспоминают? Впрочем, эти мысли, почему-то, Сергей отбросил очень быстро. Не потому, что они не требовали внимания, а по одной простой причиненапоминали о том, что самое большое место в жизни, точнее в том, что стало после неё, теперь занимает одиночество. А кому нужны одинокие люди, кто их ищет?
Одиночество Всепоглощающее и беспощадное, пробирающее до самых глубин и выворачивающее наружу всё, что осталось в нём от человекавсе ещё не вымершие эмоции. Теперь Булавин понимал, от чего ему становится так страшно по этим, по большей части, неестественно тихим ночам. Не от темноты или редких и странных шумов, разрывающих безмолвие, словно ядерный взрыв. Ему становится страшно от того, что ночью внутренняя пустота остаётся с ним один на один. Некому встать между ними. Даже тусклому солнечному свету
Собственно, сейчас он шёл как раз туда, где должна быть душа. Живая или нетэтот вопрос волновал Сергея меньше всего. Главноене хотелось быть одному. За пять дней по эту сторону он понялэмоции притупляются, но отнюдь не все. Те, что связаны с радостью, нежностью, те, которые тёплыетускнеют. Те же, что идут рука об руку с тоской и уныниемнапротив, остры, как никогда жизни. Жизни Сергей никак не мог отвыкнуть от такого привычного определения и, самое главное, не хотел отвыкать. Сейчас, ведь, тоже жизнь! Он мыслит, а значит существует. А значит живёт!
Немного подбодрив себя этими, ещё не успевшими покинуть голову, мыслями, Сергей подошёл к перекрёстку. Через дорогу была школа, где, по заверению Толика, его можно было найти чаше, чем в других местах. Вайнштейн куда-то испарился, потому, в поисках компании инженер решил совершить утренний моцион. Переходя проезжую часть, он, по привычке, посмотрел налево, потом направоестественно никаких машин не наблюдалось. Будучи уже на середине дороги, Булавин вдруг заметил, что светофор, казавшийся ему мёртвым, как и всё вокруг, работает. Правда, как-то неуверенно. Зелёный человечек бледный, едва заметный.
Инженер напряг зрение, и фигурка стала ярче, потом погасла и в соседнем верхнем фонаре загорелась такая же, только красная. Ярко красная В один миг в голову ворвался нестерпимый шум, череп будто сдавили невидимые тиски. Это была первая боль, которую он почувствовал после ухода из жизни. Сергей не отчаянно понимал, что с ним происходит. На каких-то инстинктах повернул голову, увидел мчащийся прямо на него небольшой микроавтобус. Гудок автомобильного сигнала набатом ударил в уши. Булавин отпрыгнул в сторону, а водитель вывернул руль. Инженер упал и сжался в комочек, закрыв глаза, обхватив готовую отторгнуть рассудок голову. И вдруг, всё стихло. Он лежал несколько секунд неподвижно, потом решился распахнуть векиничего не было. Пустынная улица, растрескавшийся от времени асфальт и тишина, которая после фейерверка звуков, вновь начала казаться нестерпимой.
Булавин встал на ноги, отряхнул штаны и ветровку, озираясь, будто затравленный волчонок. Он помассировал виски и попытался понять, что случилось. Однако, размышления прервал Толик, насмешливо выглядывающий из калитки школьного забора.
Поздравляю! бросил подросток. В первый раз и так ярко
Что со мной было? спросил Сергей, уходя с проезжей части и всё ещё озираясь по сторонам.
Ничего особенного, пожал плечами юноша. Ты просто заглянул обратно.
Куда «обратно»?
Туда «обратно», беззлобно перекривил его Толик. Откуда мы все пришли.
Это всё было настоящее?
Что есть настоящее вздохнул юноша и неспешно двинулся в школьный двор, на свою любимую спортивную площадку. Всё здесь настоящее, и там тожевсё настоящее
Ты можешь объяснить толком? одернул его за плечо мужчина.
Могу, проигнорировал грубость Толик. Пойдем, присядем, кивнул он в сторону площадки.
Меня чуть не задавили! пожаловался инженер.
Юноша лишь едва уловимо улыбнулся в ответ.
Понимаешь, Сергей, начал Толик, когда они, наконец, уселись на низенькую скамейку, всё реально. Эти турникиреальны? Реальны! сам ответил он на свой вопрос. Эта краска на скамье, он отломил кусочек отслоившейся, засохшей эмали и бросил в сторону. Всё реально, пойми это. Но реально, для всех по-разному!
Сергей, лишь, почти истерично замотал головой, сигнализируя о том, что ничего не понимает и вряд ли сможет понять.
Успокойся! призвал подросток. Для нас реально то, что здесь. Для живыхвсего этого нет. Так и для насмира живых нет, в привычном понимании. Мы, как жильцы многоэтажки. Мы на третьем, допустим. Мы знаем своих соседей, мы с ними здороваемся, общаемся. Но, мы не видим того, что происходит, в это же самое время, этажом выше или ниже. Для нас этажей этих будто бы нет! Но, всё же, мы все находимся в одной географической точке. Просто плоскости разные.
То есть, ты хочешь сказать, взволнованно предположил Сергей, что я сходил к соседям наверх?
Что-то вроде, закивал Толик.
Такое возможно? не верил Булавин.
Ну, ты же видел! всплеснул руками подросток. Чего ты глупые вопросы задаёшь? Всё возможно, если верить
Верить как-то отстранённо повторил Сергей. Вайнштейн как-то сказал мне: «Поаккуратнее с Верой». Он это имел в виду?
Не знаю, ответил Толик. Наверное. Хотя, кто его разберёт. Странный он, Вайнштейн
Толик, Сергей с надеждой посмотрел парню прямо в глаза. А я смогу ещё?
«Заглянуть к соседям сверху»?
Да.
Всё зависит от тебя. Кто-то лишен этой возможности. Григорий Васильевич, например, не умеет, чтобы прямо ярко, как у тебя. Так, ненадолго и одним глазком. А вот многиевполне.
Это можно контролировать?
Да.
Ты меня научишь?
Я? удивился Толик. Нет. Здесь у каждого всё, как-то, по-своему. Ты поймешь, как именно у тебя. Но советом, если надо, помогу.
Советом, вздохнул Сергей. Слушай, Толик, а они меня видели?
Кто? Живые?
Да, живые.
Не знаю. Может быть. У тебя вроде бы всё очень ярко было.
Ты тоже это видел? Машины, людей
Нет, прервал его юноша. Тебя я виделэтого достаточно. Я понял, что ты заглянул в чужой мир.
Чужой Никакой он мне не чужой!
Чужой! с настороженностью в голосе отчеканил Толик. И ты, лучше, запомни это. Он уже чужой и нашим никогда не станет!
Чего ты так взъерепенился? покосился на него Булавин.
Того! Это очень опасноне разделять грани.
Почему?
Я тебе покажу
* * *
Юноша открыл перед Сергеем дверь в полуподвальное помещение и окутанный тьмой коридор озарили неестественно жёлтые лучи электрического света лампы накаливания. Инженер заглянул внутрь. В небольшой мастерской за верстаком стоял пожилой лысоватый мужчина невысокого роста, с, прямо-таки, «горьковскими» седыми усами. Облачен здешний обитатель был в растянутый зелёный свитер и синий защитный фартук, серые широкие штаны, из-под коих виднелись поношенные армейские ботинки старого образца. Мужчина увлечённо ошкуривал какую-то деревянную плоскую конструкцию, больше всего напоминающую сиденье будущего табурета.
Аким Петрович! окликнул старичка Толик.
Мужчина прекратил шлифовать своё произведение «столярного искусства», обернулся и по-доброму погрозил пальцем.
Ах, Толька! Опять уроки прогуливаешь?
Да, полно вам, Аким Петрович! Все свои! подмигнул он старику. Хочу представитьСергей, кивнул он на инженера.
Здравствуйте! засеменил старичок навстречу Булавину, слегка заплетаясь в своем фартуке. Вы, наверное, папа кого-то из наших сорванцов? Ни этого, случаем? взглянул он на Толика.
Нет, замялся Сергей. Я
Он папа новенького, спас инженера юноша. Перевели, тут к нам, из другой школы
А-а-а, ясно, ясно! закивал старичок и протянул Сергею руку. Аким Петровичшкольный плотник! гордо изрек он.
Очень приятно, соблюл правила приличия Булавин.
Ага, ага! закивал плотник. Вашему сынишке у нас в школе понравится. Тут хорошие ребятки, учителя тоже. В общемхорошая школа! А вы, из какой перевелись?
Из Черногорской пролепетал Сергей, не веря своим ушам.
Черно что? переспросил плотник.
С Черного моря приехали, Аким Петрович! снова выручил Толик. Ну, мы только поздороваться! Мы пойдем
Толя! крикнул напоследок Аким Петрович. Будешь проходить мимо, Лидии Ивановне скажистулья для девятого кабинета я починил. Пусть ребят пришлёт, забрать. Сам я их не потащу, уж, увольте!
Обязательно, Аким Петрович, обязательно! пообещал парень и закрыл дверь в каморку.
Сергей со своим провожатым выбрались на свежий воздух. Хотя, конечно, никакой свежести в нём не ощущалось. Он был таким же безвкусным и застоявшимся, как и в подвале. Однако, под открытым небом, казалось всё же комфортнее.
Вот видишь? покачал головой Толик. Он не понимает, что умерне разделяет наш мир и мир живых! Бывает, ходит по школе, делает детям замечания, выходит сюда, на спортплощадкуподбадривает их. Они его не видят, но он этого не понимает! Но иногда его заблуждение вызывает настоящие проблемы.
Какие, например?
Например, доносится шум из подвала. Сами открываются и закрываются двери, а иногда, Толик непроизвольно понизил голос, его даже видят. У одной женщины, учителя, инфаркт приключился. Пацан из пятого класса, познакомившись с нашим плотником, заикой остался. Много было случаев
А почему он не различает, где живые, а где мёртвые?
Он умер в своей мастерской, так и поняв, что умер. Просто присел на стульчик, положил голову на стол, умер, а сам решил, что просто прикорнул! А потом проснулся и давай работу работать. Он очень любил всё здесьшколу, детей. Сорок лет проработал. Тут была вся его жизньздесь она и остается теперь.
Ужас, признался Сергей.
Это ещё не ужас, усмехнулся подросток. Петровичдобрый мужик и даже как-то оберегает живых. Если бы только не пугал Есть тут персонажи и пострашнее
* * *
Вайнштейн ковылял по грунтовой дороге, то тут, то там, исчерченной глубокими трещинами. По правую руку, за железнодорожной насыпью, неспешно несла свои воды река, по левую стояли разнокалиберные домики, от крохотных саманных с камышовой крышей, до добротных, двух- и даже трехэтажных. Правда, все они были стары и всем своим видом говорили о запустении. Здесь всегда так. По эту сторону жизни нет новостроек и особняков, пышаших своей свежестью и новизной.
Остановившись у синего деревянного заборчика, Вайнштейн прислушался, одобрительно кивнул сам себе и вошёл в незакрытую калитку. Пройдя с полсотни шагов по дорожке, устеленной старыми бетонными плитками, оказался на крыльце двухэтажного домика. Хотя, двухэтажным его можно было назвать с натяжкой. Жилым помещением второго уровня, служил просторный чердак, переделанный, некогда, под детскую комнату. Старик присел прямо на ступеньки, достал из кармана трубку и коробок спичек, раскурил набитый загодя табак. Изо рта Вайнштейна вырвались облачка сизого безвкусного дыма. Он улыбнулся сам себе, видимо вспомнив что-то приятное, связанное с его любимой и ныне единственной трубкой. За спиной старика послышался скрип медленно открывающейся двери.
Они ушли? раздался тихий женский голос, почти шёпот.
Ушли-ушли, не оборачиваясь, ответил Вайнштейн. Присядь, Юля посоветовал старик.
Простудимся, посетовала женщина, но, всё же, опустилась рядом с пенсионером на ступеньки.
Как дела, Юля? не отрываясь от своей трубки, поинтересовался Вайнштейн.
Ой, Григорий Васильевич! простонала женщина. Как тут могут быть дела? Борюсь всё! Черти эти, постоянно приходят! Никак они меня не оставят в покое!
Какие чертиприставы?
Они, сукины дети! Только, уже даже без формы! Ну, как же так, Григорий Васильевич, как же так?
Что не так, Юля?
Они, делают вид, что и не замечают меня! Продали мой дом. Уже людей впустили. Но им меня не выжить! Это не мой кредит был, а бывшего мужа-идиота! Вот пусть с ним и разбираются! Причём тут я?
Юля, а тебе не кажется, что нужно уйти
Куда, Григорий Васильевич? Ну, куда мне идти? У меня, что вилла в Испании есть, или квартира в Женеве?
Нет, ты не поняла. «Уйти», с несколько и иным, холодным выражением произнес последнее слово Вайнштейн.
Куда? Григорий Васильевич, ты меня пугаешь! с опаской посмотрела на него женщина.
Ты до сих пор не понимаешь, что происходит, Юля? Второй год пошёл
Вот и я о том же! Второй год этот беспредел творится! Я уже, куда только не писалавсем плевать! Как будто и нет писем этих!
Так может, их и нет?
Григорий Васильевич, ты мне совсем не нравишься! так же беспокойно, но, в то же время, участливо, вкрадчиво взглянула женщина в усталое морщинистое лицо. Ты здоров?
Я-тоздоров, вздохнул Вайнштейн. А вот ты
Дядя Груша? Ты чего? недоуменно пролепетала она, видя, как Григорий Васильевич достает из внутреннего кармана пиджака раскладной походный нож.
Видишь ли, Юленька, вымолвил старик, раскладывая лезвие в рабочее положение, ты сейчас многого не понимаешь. Я хочу тебе помочь.
Григорий Васильевич, вы чего? уже с явным страхом взвизгнула женщина и чуть отодвинулась от пенсионера, всё ещё не веря, что дедушка Груша, знакомый с самого детства, может причинить ей какой-то вред.
Юленька, твое время уже давно пришло!
Старик резко вонзил лезвие ей под рёбра. На платье, с небольшой задержкой, будто на мгновение задумавшись, начало расползаться темно-бурое пятно. Женщина уставилась на рану, потом перевела взгляд на Вайнштейна.
Григорий Васильевич, за что? хрипела она.
Просто, я люблю тебя грустно ответил старик, сложил лезвие, резко встал и направился к калитке.