К похоронам отца Александр Николаевич не успел. Он приехал, когда уже начал таять снег, солнце пригревало все сильнее, и сосульки, свисающие с крыш, истекали каплями, похожими на частые слезы. Брата Николки не было: он находился в московском кадетском корпусе. В притихшем доме первым Сашу встретил Федор; бледный, исхудавший, с ввалившимися глазами, он бросился к Александру, как к единственному защитнику.
Александр Николаевич, барин пробормотал он, сжимая Сашины руки. Здоров ли?
Да брось ты «барина», Федор! Мы же братья, забыл?
Федор неловко привлек Александра к себе и уткнулся лицом ему в плечо.
Все горюешь по батюшке? сочувственно спросил Александр.
Он мне, Саша, лучше родного был, в голосе Федора прозвучала такая тоска, что Александр Николаевич ласково похлопал его по плечу. Поздоровавшись с матерью, он прошел к Ольге Аркадьевне: повзрослевшая, она показалась ему еще краше и желаннее, чем раньше Однако долго говорить у них не получилосьматушка настояла, чтобы Алексашенька лег почивать с дороги, затем ему подали обед Матушка из-за мигрени не смогла присоединиться, Ольга Аркадьевна осталась при ней. Обедали они вдвоем с Федором, и Сашу удивило, что помимо горя в Федьке чувствовалась какая-то несвойственная ему прежде нервозность и страх. Казалось, он боится собственной тени. Федор по-прежнему был высок, изящен и красив со своими тонкими чертами лица и благородной осанкой, но теперь в его внешности появилось что-то просительное и жалкое.
Что это с тобой происходит? спросил его Саша.
Боюсь я, признался тот. Барыни боюсь, теперь ведь она надо мной хозяйка. Пока твой папенька, благодетель, был живя и не думал ни о чем. А барыня, Мария Ивановна, меня крепко не любитдосадно ей, что папенька твой ко мне как к родному
Знаю, перебил Александр. Ничего мамаша тебе не сделает: я, как из полка вернусь, скажу ей, чтобы вольную тебе подписать. А до тех пор тебя никто не тронет.
Не знаю, Саша; ведь у вас, оказывается, дела не в порядке, долгов многоне слышал? Николай Алексеевич, Царствие ему небесное, слишком уж на широкую ногу жил, а доходы с имения упали
Эти нерадостные вести уже сообщила Саше маменька. Помимо горя от потери мужа, ее немало тревожило шаткое денежное положение семьи: обнаружилось, что управляющий их имения нечист на руку и действовал последнее время исключительно к собственной выгоде; отговариваясь то неурожаем, то ленью крестьян, сам он потихоньку наживался за спиной беспечного Николая Алексеевича. Матушка, будучи особой прозорливой и практичной, разобралась в вероломстве управляющего и согнала его; для того, чтобы поправить дела, она была намерена сократить расходы и, возможно, продать несколько душ крепостных.
Театра нашего больше не будет, да это Бог с ним Я чаю, продаст меня барыня. Тоскливо мне что-то, Саша, места себе не нахожу, только и вспоминаю, как твой батюшка покойный меня напутствовал, все хотел большим актером сделать, чтобы я на Императорской сцене стоял, публике кланялсяда вот не вышло.
Александр налил себе и Федору по бокалу вина и только сейчас обратил внимание, что он не съел ни куска. Федька говорил безжизненно-монотонно, и сейчас его голос был так непохож на бархатный баритон, произносивший страстные монологи на театральных подмостках.
Да будет же тебе, наконец, Саша отпил из бокала и постарался улыбнуться. Сегодня же поговорю с мамашей, попрошу тебя пока на оброк отправить: в театре играть. Ведь ты способный! Мы с папенькой о тебе все говорили А жить по-прежнему у нас будешь; денег заработаешь, маменька и слова не скажет.
Федор в волнении встал и прошелся по столовой, нервно теребя ворот сюртука. Он налил себе из графина воды, залпом выпил и остановился перед Сашей.
Ну, что тебе еще? с улыбкой спросил Александр. Или сердечная тайна какая терзает?
Федор вспыхнул как маков цвет.
Н-нет, ничего. Ты прости меня, Александр. Ничего, отрывисто проговорил он и быстро вышел из комнаты, оставив Сашу в недоумении.
Глава 5
Через несколько дней после этого разговора в доме Рашетовских, по выражению слуг, «разразилась гроза». Все началось с матушкиной горничной Параши, особы весьма привлекательной и решительной. Эта девица была красива броской красотой и привыкла к мужскому поклонению; когда же она обратила благосклонный взор на Федьку-актера, тот, к ее изумлению, остался безучастен. Не перенеся такого равнодушия к собственным прелестям, Параша начала шпионить за Федькойи то, что она обнаружила, привело ее в такой гнев, что Параша сочла нужным немедленно поделиться с барыней.
Саша проснулся от громких голосов; несколько мгновений он прислушивался, затем вскочил, задыхаясь от негодования.
И все-то он ей ручку пожимает незаметно, что вам, барыня-матушка, было и не видать. Записочки передает; а когда вы изволили в Дубки ездить, так уж они тут Я-то все теперь знаю, матушка, мне Сонька с Лушой все-все рассказали. А девка ихняя, Стешка, по ночам его в комнату к барышне нашей проваживала, подлюга!
Грозная поступь матушки болезненно отдавалась у Александра в ушах; он направился к комнате Ольги, холодея от ужасного предчувствия. Мать фурией ворвалась к Ольге, кинулась к ее бюро из розового дерева, вытащила один ящичек, опрокинула его, затем другой, третий На ковер посыпались скромные украшения, четки, молитвенник и целая пачка писем. Матушка нетерпеливо развернула самое верхнее и тотчас брезгливо отшвырнула прочь; на ее щеках проступил багровый румянец.
Позор! прошипела она. В моем доме Ах, паскудница! С крепостным!.. Дрянь!
Ольга сидела в постели и безмолвно смотрела матушке в лицо своими огромными светлыми глазами; она не отпиралась, не оправдывалась, чем, видно, и довела барыню до крайней степени раздражения. Мария Ивановна с проклятиями подскочила к ней и звонко отхлестала по щекам, каждый удар сопровождая бранью Александр вбежал в комнату Ольги; не разобрав еще, что происходит, он лишь попытался закрыть ее собою от разъяренной матери.
Мамаша Что вы это?.. Оставьте бормотал он, стараясь удержать матушку на расстоянии от Ольги.
На подмогу ему влетела Стешка, прислуга Ольги Аркадьевны. Она ловко оттеснила Сашу, бухнулась перед барыней на колени.
Матушка-барыня, родненькая вы наша, да что же это, грех-то какой! Пожалейте вы сироточку хворую, частила она, целуя барынины руки. Не берите греха на свою душеньку, лучше меня накажите, это ко мне, ко мне он ходил бес попутал
К тебе ходил, а ей письма писал? насмешливо проговорила матушка. Ишь, защитница нашлась, извольте радоваться: к ней ходил! У, глаза ваши бесстыжие!
Но гнев ее уже остыл; оттолкнув Стешку, матушка величественно выплыла из комнаты. Стешка и уже раскаявшаяся в своем поступке Параша кинулись за ней. Саша подошел к Ольге Аркадьевне; она сидела, закрыв лицо руками.
Ты, Олюшка, уж не обижайся на мамашу, кашлянув, заговорил Александр. Она, сама знаешь, вспыльчива, да отходчива, и тебя любит. Глупая девка ей пустяков наговорила, так она сейчас Увидишь, скоро сама прощения просить придет
Не дослушав, Ольга изо всех сил обхватила его за шею, прижалась и зарыдалав первый раз он видел ее горькие слезы. Саша растерянно приглаживал ее волосы, и сердце его почему-то заледенело: от этих слез, от ужаса, который читался в ее глазах. Так боятся не за себя, а лишь за того, кто дороже всего на свете.
Сашенька, голубчик, милый мой братец, шептала Ольга, проси ты маменьку, проси ее не обижать Федора. Она не любит его, а теперь уж точно со свету сживет. Я только и виновата Маменька тебя послушает, ты теперь хозяинупроси ее пожалеть Пусть меня прибьет, пусть хоть в монастырь!
Что ты говоришь, Олюшка? упавшим голосом переспросил Александр, тяжкая холодная дрожь все больше охватывала его тело.
Все правда, Саша. Жена я ему уже давно; грех, сама знаю, что грехпусть гонят, я постриг приму, хоть завтра, только бы его не тронули!
Александр молча смотрел себе под ноги, тут только он сообразил, что выскочил из комнаты босым, и сейчас в мозгу упорно закрутилась мысль, видел ли он утром рядом с кроватью собственные сапоги, привел ли Тимофей их в порядок или нет Он еще не чувствовал боли, не понимал себя; так, говорят, бывает, когда в бою отрывает снарядом руку или ногусначала боли нет, а только омертвение Хуже всего было то, что Ольга понимала, какой нанесла ему удар, он видел горе и жалость на ее лицеи все-таки она это сделала, готовая пожертвовать всем, что было ради него.
Саша молча отстранил Ольгу от себя, будучи не в силах ничего сказать, и прошел в свою комнату. Он понимал, что придется что-то решать: маменька любит его больше всех на свете и посчитается с его мнением. Он знал, что может спасти Федора и Ольгу от ее гнева, стоит только сказать свое слово. Олюшку оставят в покое, а Федора, вероятно, просто удалят из дома, отправят работать в Дубки, этим и кончится. Если только он попросит
Если только он попросит. Эта фраза жужжала у него в мозгу бессмысленным шумом. Он видел перед собой обезумевшую от ужаса Ольгу, которая сжимала его плечи и молила за Федора. За Федора, который когда-то спас его и Николашу, с которым они побратались и которого Ольга любила так сильно, что позабыла все на свете. В том числе и его, Александра.
«Жена я ему уже давно»эти слова жгли и мучили его. Умом он понимал, что Федоркрасив, начитан, умен, он ничем не хуже его самого; в глазах любой барышни онкавалер хоть куда. Саша и сам не раз говорил это ему. Но Ольга, которую Александр считал своей! Он даже не мог поверить до конца; он готов был признать, что Параша все сочинила, а Ольга, будучи в нервном расстройстве, наговорила на себя, чего не было. И тут же он вспоминал смущение и растерянность Федора, его откровенный страхи понимал, что его надежды бесплодны. Вот что Федор хотел ему сказать, вот почему выглядел таким смятенным! Ни для кого в доме не была тайной его, Александра, страсть к Ольге.
В дверь постучали, громко и нетерпеливо. Маменька вошла, не дожидаясь ответа, видно было, что она все еще гневается.
Ну что скажешь, сударик мой? Александр не сомневался, что мамаша жалеет его, но, по своей врожденной суровости, она избегала всякого открытого проявления чувств. Он осознал, что лежит перед маменькой на кровати, полностью одетыйно встать сейчас не было сил.
Не трогайте Ольгу, маменька Заморочил он ей голову стихами, сонетами своими, Саша произнес это машинально, пытаясь нащупать в сознании что-то важное, ответ на какой-то вопрос
Ну, не трону, не трону, заторопилась мать, она вовсе не хотела продолжать мучительную для него тему. Бог с ней, с Ольгой твоей Ну а с этим что прикажешь делать? Видел бы папаша твой покойный, каков его любимец Или изволишь опять, по-старому, защищать его?
Почему-то именно эти слова стали для Саши последней каплей; гнев его против Федора достиг высшей точки. Этот незаконнорожденный крепостной, оборванец, обязанный столь многим их семье Да как же он посмел?! А понесла бы Ольга от него, не дай Богчто было бы с их старинным родом, дворянской благородной кровью! Его передернуло от отвращения.
Не буду защищать, спокойно и твердо проговорил Александр. Тридцать плетейи в рекруты. Чтобы духу его здесь не было.
* * *
Матушка смотрела на него с легким недоверием, так что Саша запнулся и едва не взял свои слова назад. Но он тут же снова вспомнил искаженное ужасом лицо Ольги, и его обуяла ярость. Федор предал его, он не имел никакого права посягать на его любовь! Александр мало знал о любви, зато он прочел достаточно романов и стихов на эту тему и пребывал в уверенности, что молодые девушкисуть чистота и невинность. Винить Ольгу Аркадьевну в случившемся ему не приходило в голову, ведь в отношениях ответственность лежит на мужчине Снова ему в сердце осколком льда вонзились слова «жена я ему уже давно»; он не хотел понимать их смысл и видел лишь нечто нечистое и безобразное. Дворянка и крепостной. В их кругу встречались развратившиеся забубенные пьяницы-помещики, о которых шла слава, что они не брезговали ни одной дворовой юбкой, иные даже похвалялись этим. Но вопиющим позором было бы для девицы благородного происхождения связаться с крепостным Хотя и Федор не обычный крепостной, и сам он, Александр, называл его братом, обещал ему вольную Но кровь их дворянская, благородная, а Федор сам утверждал, что мужикдаром про него в селе сказки рассказывали!
Мать давно ушла распорядиться, а Саша все лежал на кровати; мысли вертелись в каком-то бешеном танце, так, что голова кружилась и болела, совсем как тогда, в детстве. Он считал про себя мгновения: еще можно отменить свой приказ, не допустить расправы над Федором Вот сейчас ему скажут, что по распоряжению барина Александр явственно видел, как меняется в лице Федька, его названный брат, при этих словах. Вот его ведут на конюшню Срывают одежду, связывают руки и ноги
И он услышал крик, что раскаленным лезвием пронзил его насквозь, и вскочил в ужасе: Федора не секли никогда в жизни, тридцать плетей ему просто не выдержать! Саша бросился было к двери, но в памяти снова всплыли слова Ольги, ее залитое слезами, исхлестанное матушкой лицо, его, Александра, отчаяние и отвращение. Он теперь будет жить с этим и мучиться; злость и ненависть сменили наступившую было жалость.
Он сжимал голову руками, стараясь заткнуть себе уши, а крики и стоны истязуемого все раздавались снизу, из конюшни
Ты Николку спас. Меня собой заслонил.
Вольную грамоту тебе выпишу
Давай будем просто так, как мы с Николкой, как братья!..
Мы же братья, забыл?
Ты прости меня, Александр.
Жена я ему уже давно
Видел бы папаша твой покойный, каков его любимец
Жена я ему уже давно Уже давно
Александр сильнее прижал ладони к ушам, как вдруг его кинжалом полоснула мысль: Ольга! Она ведь тоже слышит
Он вскочил, распахнул дверь и застыл Он заметил тонкую фигуру в белом, которая, цеплялась за стены и, еле переставляя дрожащие ноги, шла к лестнице. Ольга, казалось, вот-вот упадети все же двигалась сама, без посторонней помощи! Но ведь она не сможет спуститься по ступенькам и
Александр поймал ее уже на галерее; держась за перила, она собиралась спускаться Ее лицо застыло, как гипсовая маскатолько с каждым новым криком, доносящимся из конюшни, она вздрагивала всем телом. Саша подскочил к ней и подхватил под руки; Ольга попыталась высвободиться.
Олюшка, куда ты, не ходи, не нужно, бормотал он. Несмотря на ее слабость, оттащить ее легкое тело от лестницы не получалось.
Ольга вырывалась с непонятно откуда взявшейся яростью; она, худенькая и хворая, боролась с ним, крепким и сильным, и он не мог с ней совладать Александр пытался воззвать к ее благоразумию, но она, казалось, не слышала его вовсе: слышала она только крики, доносившиеся снизу, она не рыдала и не вздыхала, только стремилась туда, к нему, с мрачным отчаянием. Внезапно она рванулась так сильно, что Саша выпустил ее; Ольга хотела было сделать шаг, но ее пальцы соскользнули с перил, она не устоялаи кубарем покатилась вниз по лестнице Александр на миг замер от ужаса, затем кинулся следом; он никак не мог ее подхватить, споткнулся, расшиб колено Он видел лишь белоснежный пеньюар Ольги там, внизу, у лестницы, и массу распущенных белых волос, что казались перистым облаком на фоне темно-синего ковра
Александр не сомневался: если после этого падения Ольга и выживет, то это будет чудом; он гладил ее по щекам, брызгал водой из цветочной вазы, пытаясь привести в чувство, звал дрожащим, хриплым голосом. Откуда-то сверху прозвучал испуганный крик Стешки, она искала свою барышню и не понимала, что произошлозатем подскочил Тимофей. Саша поднял Ольгу на руки, велел Тимофею стремглав бежать за доктором. Он нес бесчувственную Ольгу в ее комнату, рядом надрывно причитала Стешка и слышался тревожный голос матушки. Александр никак не мог сосредоточиться на чем-либо, кроме бескровного лица Олюшки и ее ледяных рук. Вдруг, пораженный наступившей тишиной, он поднял голову. Он вспомнил.
А Федор?
Получил, что причиталось, Федор твой, матушка произнесла это нервно и резко. Тридцать плетей, сам же ты и приказал она осеклась под пылающим взглядом Александра и махнула рукой.
Доктор прибыл весьма быстро; когда же он осмотрел Ольгу, то с удивлением констатировал, что она цела и невредима, только испытала большое нервное потрясение. Однако ни переломов, ни даже сильных ушибов не было. Александр не мог в это поверить, памятуя ужасное падение Ольги с лестницы, но доктор ручался. Он выписал Ольге сильное успокоительное и предписал, когда она придет в себя, ничем не волновать. Стешка, всхлипывая, доказывала, что «это Богородица сама хранит ангела-барышню нашу», однако Саша не слушал. Он думал о Федоре, которого засекли до полусмерти, и о том, как и чем возможно обеспечить душевный покой Ольги, на котором настаивал врач.