Высоцкий пел про кривые зеркала, отражающие волчий оскал. Глебыч выключил пилу.
Мужик. Антон потоптался. Надо отлучиться.
Сдурел? А работать кто будет?
Я все сделаю. Дочь заболела, не знаю
Ага. То дочь, то запой. Тоха, у меня ведь тоже дети, шестеро, и все кушать хотят.
У холостого Глебыча не было детей, и напускная суровость не вводила Антона в заблуждение.
Я на часок. Туда и обратно. «Вольву» возьму.
Не убивай меня, Тох. В налоговую завтра сдаваться.
Антон снял с крючка ключи.
Щас приеду, брат. Седан вылечу и налогами займусь. Лады?
Да какие же лады? Глебыч кричал в спину уходящего Антона, перекрикивал Высоцкого. Разоримся, к чертовой матери!
* * *
В пасмурном небе патрулировали грачи. Черными крестами сопровождали несущийся автомобиль. Антон раздраженно отстукивал пальцами по рулевому колесу.
Четырнадцать лет бракаподумать только! Им было по двадцать с копейками лет. На свадебных фотографиях Антон бравирует густой шевелюрой. Морду отъелне то, что сейчасвпавшие щеки в седой щетине, поредевшая шевелюра. Скоро придется сбривать под ноль: залысины ползут ото лба вверх. Марина на снимках в роскошном платьеи не скажешь, что сама шила ночами. Денег тогда не было совсем, деньги позже пришли, а с нимиразлад. Марина внешне изменилась мало. Такая же худенькая, тонкокостная. Другие, родив, дурнели, полнели, а она словно расцвела после тридцати.
Покойная бабушка Антона боялась антиквариата. Говорила: подержанные вещи подселяют в дом чужую судьбу. Рассказывала про девицу, которая нашла медальон и хоронила мужей, одного, второго, третьего, пока цыганка не посоветовала выбросить проклятую вещь. Может, была права бабуля? Может, с каким-нибудь ларцом для приданого Марина купила несчастье?
Да, антиквариат оказался причиной краха. Но не мистической причиной, а банальной. Финансовой. Бизнес Антона едва барахтался на плаву, и семью содержала Марина. Он приносил заработанные по́том рубли, куклу для Аннушки, хотел порадовать. И заставал Аню, играющую с гигантским кукольным домиком. Марина, перепродав нотный кабинет екатерининских времен, получила полугодичную зарплату мужа.
Жена ни словом его не упрекала. Но он ел себя поедом, становился замкнутым, злым, колючим. Ежедневные ссоры, алкоголь ощущение собственной никчемности.
Они жили среди древней мебели. В огромной квартире, купленной за деньги от продажи древней мебели. Ужиная, говорили про древнюю мебель. Как тут не сойти с ума?
И Антон ненавидел долбаный недовозведенный микрорайон, вспоминая дни, когда Рюмины ютились в съемной каморке и были довольны.
«Вольво» мчался по трассе. С боков распростерлись луга и поля, побеленные порошей. Впередивысотки, жилые и еще не заселенные. Надпись на билборде гласила: «Место счастливых людей».
Антон поморщился как от изжоги.
7
Зеркало Чижик запихнул в шкафостался выцветший овал на бежевых обоях. В ванну он не заходил. Умывался на кухне, зубы вовсе не чистил. Жевал мятную резинку так агрессивно, что челюсти ныли и боль отдавала в резцы.
Родители гостили у кумовьев. Сумерки заполняли пустые комнаты. Чижик включил везде свет, но большинство лампочек перегорело. Перепад в сети или или что-то наподобие.
Изи, мэн, бормотал Чижик. Изи
Он заперся в спальне. Хватался как за спасательный круг за артефакты двадцать первого века: постер с Дэдпулом, диски с играми, ярлычок скайпакурсор испуганно ткнулся в него. Чижик представил, что снаружи ничего нет: ни людей, ни городов. Только каркасы недостроенных зданий, только ветер, вороны и зеркальные лужи в траншеях.
Матвей умер сорок часов назад. Приступ случился в квартире Аньки, на Анькиных глазах. Лежит в морге, окоченевший. В теле уже происходят бесповоротные изменения.
Чижик решил повременить со скорбью. Он грыз ногти, слушая вибрацию скайпа, и напружинился, когда на экране возник Экзорцист.
Слава богу, зачастил Чижик. Слава богу.
Межкомнатная дверь задребезжала в своей коробке. По коридору прошелся сквозняк. Казалось, у сквозняка были ноги. И что-то металлическое, щелкающее в тишине.
Чик. Чик. Чик.
За спиной Экзорциста виднелись книжные полки. Покачивалась клетка с канарейкой. Бородатый мужчина поджал тонкие губы и хмуро протирал стекла очков.
Мы договорились, сказал он, только если что-то серьезное!
Серьезное, быстро закивал Чижик. Он посмотрел на дверь. Полоска света от коридорной люстры исчезла. Она не отстает.
Она там? В голосе прозвучало любопытство. Экзорцист выгнул шею, словно пытался заглянуть через монитор.
Д-да.
Кругляш дверной ручки прокрутился вправо-влево. В алюминии отражалась деформированная комната и окаменевший подросток.
Что мне делать? отчаянно спросил Чижик.
Я уже сказал
Пожалуйста!
Экзорцист помедлил.
Хорошо. У вас есть радиоприемник?
8
Запах квартиры был до дрожи родным. Антон прежде не замечал этого едва уловимого аромата. Хотелось зажмуриться и вкушать его, пропитаться, чтобы принести капельку дома на дачу.
Кухню заливал тусклый солнечный свет.
Марина сидела напротив. Серьезная, бледная, укутанная в шаль. Их разделял не стол, не чашки с источающим пар чаем, не финики на блюдце. Расстояние между ними было чудовищным: ущелье, пронизанное ветрами ссор и сколков.
Умер? повторил Антон.
Да, упал прямо в детской. Позавчера. Аня вызвала скорую. В больнице его не стало. Врачи сказали: инфаркт.
Антон смутно помнил плечистого золотоволосого мальчишку с четырнадцатого этажа.
Ох, блин. Он помассировал переносицу. А ты где была?
Ездила по делам.
Что отхватила?
Трехъярусный резной буфет. Немецкий Марина осеклась, сообразив, что он подтрунивает. Я же не знала. Как я могла знать, что к нам заявится мальчик и что он умрет чуть ли не у Аньки на глазах?
Бред какой-то. Антон подвигал блюдце. В семнадцать летинфаркт? Разве бывает такое?
Экология, неопределенно повела плечами Марина. Этим волшебным словом объяснялось что угодно. Мама Матвея на таблетках, на успокоительных еле держится. Такое горе, представь.
«Не буду я представлять, дудки».
В душе Антона бурлил ужасающий коктейль. Нежность и раздражение. Ласковая флейта и барабанный бой. Тяжело объяснить, еще тяжелее сосуществовать с этим хаосом.
Как она отреагировала? Антон показал глазами в коридор.
Как-как? Плохо. Плачет, бедная.
Тут ничего не поделаешь. Нужно пережить.
Это еще не все.
Антон вздохнул.
Смерть мальчишкиеще не все?
Нет. Аню как подменили. И это не связано с Матвеем. Марина понизила голос. Неделю назад Анька ко мне пришла, вся дрожит. Говорит, вызывала с ребятами Пиковую Даму.
Кого?
Марина состроила фирменную гримасу: «Забудь, ерунда». Такой гримасой заканчивались все их пробы найти общий язык.
Ну ты что, не знаешь? Пиковая Дама, типа Бабы-яги. В зеркало надо ее позвать. Десять раз или тринадцать, не помню.
И что? Марин, я зачем с работы сорвался? Чтобы про игры Анины слушать?
Не в играх соль. Она бояться начала. Всерьез, ну, как в детстве. Помнишь?
Худое привидение? печально усмехнулся Антон.
Перед глазами возникла картинка: крошечная сонная Аня, носкнопочкой, завернулась в одеяло, а Антон проводит ревизию под кроватью и в шкафу, убеждая дочурку, что ни худое, ни толстое привидение не таится в спальне. Что и на антресолях никого опасного нет.
Но ей ведь двенадцать! сказала Марина. А она шугается каждого шороха, твердит, что Пиковая Дама за ней придет. Не поздновато ли для бабаев?
«Это из-за нас, подумал Антон. Пиковая Дамаэто развод. Пока мы орали друг на друга, швырялись взаимными обвинениями, Аня плакала в постели. Отец съехал на дачу, поминай как звали, мать таскается по аукционам. Вот и Пиковая Дама пришла»
Я ее убеждала кое-как. Марина закусила красиво очерченные губы. Но когда Матвей умер
Антон кивнул:
Она втемяшила себе, что это связано.
Как не втемяшить? Я ночью проснулась, а она сидит на кровати, как в прострации бормочет Я спрашиваю: что такое? А она: кошмар приснился. Женщина волосы ей остригает.
Марин, Антон посмотрел на часы, дурные сны всем снятся. А у меня дурной сон будет, если я в налоговой пролечу. Реально, завал.
Антон Она будто собиралась взять его за руку, но опомнилась и поскоблила ногтями клеенчатую скатерть. Это усугубляется. Чайник вон Марина окинула взором блестящий сосуд из нержавейки. Завтракаем, Аня говорит: мам, в чайнике женщина отражается. Я говорю: глупости, а она головой мотает, такая серьезная, затравленная. Вот же, говорит, вот. Женщина в черном. Схватила полотенце и чайник накрыла.
Антон поднялся из-за стола, встал у печи. Вгляделся в металлический бок чайника, словно искал там загадочных женщин. Но отразился лишь он сам: небритое усталое лицо.
Я с ней поговорю, резюмировал Антон.
* * *
Аня сидела по-турецки среди всколошмаченных одеял. Слушала плеер и черкала в блокноте карандашом. Совсем взрослаясердце екнуло в грудии одновременно такая маленькая.
Трюмо справа было занавешено белой тканью. Создавался занятный эффект, будто кто-то стоит в углу: классический призрак в простыне; хеллоуинский ряженый. Складки образовывали кривой рот и раскосые глаза.
Антон присел рядом с дочерью. Улыбнулся. Она выдернула наушник, спешно закрыла блокнот. Не поделилась девичьими секретиками. Не одарила ответной улыбкой. А чего он ждал, превращая дом в полигон для перманентных скандалов?
Привет, зайка.
Ты чего приехал?
Раньше она встречала его объятиями, окольцовывала шею, запрыгивала на руки, и они кружились, смеясь.
Соскучился.
Понятно.
Аня смотрела на свои руки. Захотелось выпить. Да, пара бокалов пива не помешает. Но сначала работа. Долбаные документы.
Я знаю про Митю. Мне жаль.
Он не Митя, резко сказала Аня. ОнМатвей.
Прости. Конечно, Матвей. Конечно.
Его отношения с дочерью были вольготно текущей рекой, но теперь реку сковал лед, и он шел на ощупь, боясь провалиться в прорубь.
Зачем ты его впустила в квартиру? спросил Антон. Нельзя никого впускать, если мамы нет дома.
Онмой друг, с вызовом сказала Аня.
«Не о том говорим. Совершенно не о том».
Но враг-язык продолжал начатое:
Ему семнадцать было.
И что?
Дружить с семнадцатилетним парнем в твоем возрасте
Аня вспыхнула:
Пусть меня мама воспитывает.
Она взвилась и, пронырнув под протянутой рукой, вылетела из спальни. Хлопнула дверь. Сквозняк поворошил ткань, оголяя полоску амальгамы.
Антон взъерошил редеющие волосы и бесшумно выругался.
9
В тридцать шесть Марина осознала: вещи лучше людей. Проще, понятнее, честнее. Вещи хранили в себе пыль, дохлых жуков, спертый воздух. В людях, окружавших Марину, тоже хватало пыли, жуков и затхлости. А вдобавок люди были сложны и устроены как попалоне систематизировать их качества, не внести в каталог. Что говорить про чужихза четырнадцать лет брака она не сумела понять Антона. Не удержала, не сделала счастливым ни его, ни себя. А если и было счастье, человеческая природа такова, что про светлые дни забываешь слишком быстро. Быт стесывает их, как время стерло узоры с нотного кабинета позапрошлого столетия.
И Марина сосредоточилась на вещах. Лакируя уэльский посудный шкаф, любуясь раритетным бельевым прессом, она пребывала в блаженстве. Подушечки пальцев скользят по трещинкам, вчитываются в зазубрины. Этот дамский столик переживет и ее, и Антона. Тогда зачем все? Зачем нужны нелепые попытки отремонтировать то, что не имеет ни малейшей ценности, то, что нужно, по-хорошему, выбросить?
Но была дочь. Главное сокровище Марины. Пускай такая же сложная и порой непонятная, как и Антон. Пускай похожая на отца в мелочах и повадках. Иногда казалось, кабы не она, Марина стала бы затворницей. Общалась бы исключительно с курьерами, привозящими мебель. Шептала ласковые слова бюро-цилиндрам и конторкам-давенпортам. С ними бы и сексом занималась, хах.
Антон!
Она догнала бывшего мужа на крыльце. Запахнула пальто. Колючий мартовский ветер проникал под одежду. Ранние сумерки накрывали пустой двор тяжелым одеялом. В жилых домах загорались окна, а недостроенные здания превращались в уродливых враждебных великанов с обледенелыми ячеистыми телами. Сквозь их дыры пылало спускающееся к горизонту солнце. Микрорайон изрезали тропинки, издырявили проплешины, отведенные под обещанную инфраструктуру. Обещанного три года ждут. Нет, уже четыре года.
В заглублениях снег присыпал опалубки. Шипели из подвала бродячие коты.
Марсианский пейзаж напоминал Марине их с Антоном брак. Долгострой, он зиждился на туманных планах и изо дня в день подтачивался грунтовыми водами. Шикарный на бумаге и рекламных щитах, в реальностископище промозглых каркасов в степи.
Чего? Антон позвенел ключами.
Думал свалить по-английски. Как всегда, в своем стиле.
Это все? Выполнил отцовский долг?
А чего ты от меня хочешь?
Как «чего»? Ты видишь, что с нашей дочерью творится?
Вижу. Переходный возраст творится. Ты через это проходила, я проходил, каждый человек.
Я в ее возрасте не боялась зеркал.
А она боится. Может, считает себя слишком толстой. Может, слишком худой. Антон раздраженно выдернул из кармана мобильник. Глебыч
Марина отвернулась, уставилась на цементную коробку за фанерной оградой. Доделают ее или так и бросят гнить? Может, эти экскаваторы и подъемные краны призваны лишь видимость создавать, как Антон умело создавал видимость «мужчины в семье»?
Вороны парили над стройкой черным облаком.
Лечу! Лечу, мужик! Не вешайся, дай мне полчаса.
Антон опустил телефон.
Извини. Нет времени разгребать ее фантазии. Был бы мальчикя бы посоветовал чего. Но девочка
Он опять перекладывал проблему на плечи жены. Привыкла бы.
Винишь меня, что не родила тебе сына?
От гнева задергалась щека. В детстве думалось, взрослые знают обо всем на свете. И вот ей без малого сорок, а она не знает ничегошеньки. Ни хрена.
Хорош. Антон поднял руки ладонями вперед. Хорош препираться, надоело. Сил нет. Пока.
И он побежал к припаркованному «вольво», оскальзываясь и хрустя наледью.
«Мебель, подумала Марина, не предает».
10
Ах ты ж мать твою. Антон воздел глаза к ненастному небу. Кровь крупными каплями падала на снег. Антон левой рукой отворил дверцы, вынул из бардачка упаковку салфеток и промокнул рану. Царапина пролегла перпендикулярно линии жизни.
Он никуда не уехал. Долбаная жестянка отказалась подчиняться. Заглохла намертво. И единственный, кого Антон мог проклинать, самого себя. Это он чинил «вольво» во вторник. Какой он муж и отец, какой кормилецпонятно давно. Марина, умелый репетитор, втемяшила. Но неужели и мастер ондрянь дрянью?
Инспекция двигательного отсека не дала результатов. Провозился битый час и порезал ладонь, шарахнув в сердцах по кузову. Вообразил, притоптывая на холоде, как пешком добирается до мастерской, а Глебыч болтается в петле, на налоговой декларации предсмертная записка: «Тоха, тыдерьмо».
Недостроенная высотка таращилась безразличными черными зенками. Вороны каркали глумливо, и верещали мартовские кошки.
Антон стер с пальцев кровь, машинное масло. Вызвать такси? Пока сюда доберется, Глебыч остынет в петле.
Антон нервно хохотнул.
Добрый вечер.
У подъезда стояла хорошенькая девушка в полушубке. Из-под шапки струились светлые волосы, большие удивительно-синие глаза изучали Антона.
Не едет? синева переметнулась на открытый капот.
Сдохла, проворчал Антон, бахнув крышкой. Поморщилсярана соприкоснулась с металлом.
Без мастера не обойтись.
Ирония в том, что я самавтослесарь.
Сапожник без сапог?
Типа того.
Блондинка обошла автомобиль.
ВыАнин папа, да?
А тыее подружка, что ли?
Подружка, девушка протянула руку, Катя. Соседка ваша.
Антон. За миг до рукопожатия он вспомнил про травму и отвел испачканную кисть. Антон Сергеевич.
Может, пойдемте, я перебинтую?
Антон помешкал, испепеляя ненавидящим взглядом автомобиль.