Bunny MunroПоследний смех Никласа Содерсберга
А на хрен шли бы вы все!
Содерсберг практически прорывался сквозь сгустившееся пространство приёмной начальника полиции. Мощное бедро толкнуло стол секретарши, которая вперила взгляд в экран, отрицая всем своим видом существование занозы в заднице шефа. Большой и толстой занозы, только что с силой захлопнувшей за собою дверь в кабинет.
Никлас, что
На хрен, Хло!
Пожарная лестница загрохотала под увесистыми ударами ног. Ощутив под собою твердь бетона, Содерсберг закрыл глаза, дождался, пока пульс придёт более-менее в норму, и словно нехотя вытащил пачку «Лаки Страйк».
Вот ведь сука! три торопливых затяжки. На хрен всё!
Содерсберг давно заметил, что одновременно с тлением сигареты убывают его досада и злость. Сейчаскак нельзя кстати. Никлас провёл тыльной стороной ладони по лбуещё один приём, помогавший снять напряжение. Теперь нужно не торопясь покурить, если нужно две-три сигареты, и привести мысли в порядок.
Ещё несколько затяжек, отброшенный в сторону урны бычок, новая сигарета. Кажется, порядок.
* * *
По сути дела, Никлас сам себе создаёт проблемы на ровном месте, и кто виноват в том, что его бредовые идеи не находят поддержки у коллег, тем болеевышестоящих. Ну кто его тянул за язык, когда на сегодняшней планёрке шеф озаботился ходом расследования преждевременной кончины этих двух недоносковФилле и Рулле? Хлоя Персонен с самого начала, когда их тела только-только были обнаружены на чердаке одного из малоэтажных домов старого квартала, предложила держаться версии с разборкой между бандой местных неофашистов, к коей Филле и Рулле несомненно относились, и группой боевиков, выкристализовавшейся из крупной общины мигрантов из Экваториальной Гвинеи. Проще некуда, на этих юрких чернокожих парней в обносках из эконом-магазинов списывалась львиная доля безобразий, творившихся в Стокгольме в последние несколько лет, и, что примечательно, чаще всего, обоснованно. Но если тело Рулле, подвешенное на балке, на нескольких связанных между собой простынях, просто кричало о насильственной смерти, то с Филле всё было куда сложнее.
Чтоего тоже придушили? Никлас удивился сам себе: когда его голос стал передавать безразличие отношения к жертвам преступлений?
Точнонет. Олаф, как обычно, говорил негромко, и Никлас сперва решил, что всё же что-то расслышал неправильно.
А?
Этот умер сам. Ну, я не вижу других причинвнешних причин. Инфаркт, инсульт, приступ мигренивсё, что угодно, но это убило его изнутри.
Оли, ты себя слышишь? Содерсберг закипал мгновенно. Два дохлых бандоса: одного точно повесили, а другого скрутил сердечный приступ? Ну как так-то?!
Я понимаю, тебе будет сложно объяснить картину произошедшего, но, что естьто есть. Одного задушили. Второй умер сам. Допускаю, что от страхапосмотри, как искажены все лицевые мышцы.
Нах тебя и твои мышцы! громко топая по ветхим доскам чердака, Никлас покинул место преступления.
В подъезде Хлоя неторопливо и заунывно допрашивала возможного свидетеляединственного жильца пятого этажа, последнего этажа этого дома. Бросив взгляд на свидетеля, Никлас уверился в бесперспективности занятия коллеги. Этот алкаш может как услышать и увидеть что угодно, так и пропустить само Второе Пришествие. В зависимости от формы опьянения. Полагаться на его свидетельства может только начинающий следак. Никлас и Хлоя не были начинающими.
Уже в машине, спустя четверть часа, когда Хлоя закончила петлять по улицам Васастана и выехала на прямую Кларастрандследен, Содерсберг разлепил веки и посмотрел на старые наручные часы:
Ох ты ж! Завозились мы с этими гадами! Что там с соседомпусто?
Он говорит, что ночью на чердаке часто собираются всякие тёмные личности. Бывают, что и шумят, кричат, ещё что-то. Он в это время старается не высовываться. Думаю, что если бы и захотел, то не смог бы. Ставлю сотню, что уже после пяти вечера он в дрова.
Никлас нипочём бы не решился перебить её ставку. Он хмыкнул и задумчиво почесал переносицу:
Что, так и сказал: «тёмные личности»?
Представь себе. Ничего, да?
Не перевелись, оказывается, романтики. Даже среди синяков.
Мне кажется, что только среди синяков и прочих наших «друзей» они и остались. Прогресс и цифровизация, мать их!
Да, не забудь ещё густой флёр экобунтарства
Никлас, дело к ночи, завязывай!
Ну да, ты права, как и всегда.
Что собираешься делать?
Думаю, выпью.
Ты же понимаешь о чём я? Что с Филле и Рулле?
Говорю жевыпью. А потом буду думать. Если ничего не придёт в головузавтра-послезавтра наведаюсь в Ринкебю.
Что, совсем плохо с идеями?
А у тебя они есть? Два жмура, один со следами насильственной смерти, другой окочурился, это говорит Олаф, от страха. Никто ничего не видел. Мы знаем, что ублюдки давно ходили по краю, мутя с нациками, которые крепко сорятся с африканцами. Ну и что ещё?
Правда, негусто О, вспомнила! Этот бухарь между делом вспомнил, что последние пару ночей слышал с чердака какое-то жужжание.
Поясни.
Если бы я сама понимала. Говорит, что такой равномерный монотонный треск, как от работающего вентилятора.
Даже предположить не могу, что тёмные личности ночью на чердаке делают с вентилятором.
Он тоже не может. Ещё говорил Гм
Так плохо всё?
Видел, дескать, пару дней назад из окна, как уже в сумерках с соседней крыши на крышу его дома кто-то перелетел. Грузная такая фигура, но летела очень быстро. Да, так и сказаля ж не буду придумывать.
Я тебе верю. Значит, скорее всего, завтра в Ринкебю.
Я с тобой.
Хрен тебе! Это приказ
* * *
Заехать в социалку Никласа сподвигли слова Кромсателя Нгобо, сына старика Лу Тонго, формального главаря банды гостей из солнечной Африки. По мнению детектива, очень уж загостившихся.
Сегодня визит в Ринкебю может выбить из колеи любого добропорядочного гражданина Стокгольма. На Содерсберга эта суровая данность не распространялась. Во-первых, мало кто, из хорошо знавших Никласа, смог бы назвать его «добропорядочным». Во-вторых, после смерти Марты Никлас окончательно распрощался как с чувством страха, так и с чувством самосохранения. Пожалуй, только Ханна знала истинную причину бесшабашности старшего партнёра, и, хотя и не одобряла такую бесшабашность, но быстро сдалась в попытках воззвать к разуму Никласа. Уход Марты из этого мира не отдалил её от него, а, наоборот, приблизил, дав почувствовать едва ощутимую толщину грани между тем и этим светом. И своей дерзостью, граничевшей с безрассудством, Содерсберг будто стремился прорвать преграду, отделяющую его от жены.
Странно, но чем больше Никлас лез на рожон, тем легче он рожон этот преодолевал. Словно сама смерть пасовала перед его дерзостью. Например, попытка поговорить со старым Тонго без предварительного согласования места и времени, принесения даров или, на худой конец, предъявления ордера вкупе с отрядом спецназа, закончились бы для переговорщика, минимум, больничной койкой. Никлас поговорил и уехал невредимым. Никто даже колеса не удосужился проколоть.
Другое дело, что общение с Лу Тонго не принесло никаких подвижек в деле расследования смерти Филле и Рулле. Никлас, конечно, не ждал откровений и раскаяния от старого бандита, но не ждал и той кучи потустороннего бреда, что свалилась на него. Из многословного, часто бессвязного, то и дело повторяющегося монолога старика, он уяснил только, что чёрные отступились от борьбы за Васастан после того, как обнаружили злой дух, обитавший на одной из крыш района. Бред, щедро сдабриваемый жвачкой из ката. Фокус в том, что мистической версии седого предводителя придерживались и его младшие адепты. Сын Лу по прозвищу Кромсатель Нгобо, провожая Никласа во главе своей свиты головорезов, презрительно бросил в спину:
Я знаю, ты думаешь, что старик спятил и несёт чушь. За эти мысли я выпотрошил бы тебя в один миг и оставил бы на прокорм местным шавкам. Но радуйся, отец запертил нам трогать белого мудака, явившегося со своими глупыми вопросами. Отец знает, что белый мудак сам столкнётся с тем, что ему кажется бредом спятившего старика. Отец считает, что белому мудаку не нужно мешать. Я уважаю своего отца. Белый мудак уедет отсюда живым и здоровым. Вали на хер, навстречу своей смерти!
Прежний Содерсберг, даже стеснённый мыслями о собственной безопасности, за такие слова походя сломал бы мальцу лицо, не глядя на его недружелюбного вида приятелей. Нынешний даже не обернулся, не торопясь втиснулся за руль и, уже заведя мотор, бросил напоследок:
Привет папеньке! Если понадобится телефон неплохого психиатранайди меня.
Подавив желание высунуть в окошко кулак с отставленным средним пальцем, Никлас очень неторопливо тронулся с места. Ни пули, ни камня, ни ругательства вследтолько спокойные, уверенные в своём знании взгляды тёмных глаз. Да, страх для Содерсберга давно уже стал атавизмом, отброшенным хвостом, но равнодушие на иссиня-чёрных лицах заставило его передёрнуться всем телом.
* * *
«Я уважаю своего отца». Этот чёрный мудень напомнил Никласу о том, что за повседневной беготнёй он чуть было не забыл о главном.
Никлас никогда не был в ладах со своим отцом. Может, в раннем детстве и былэтого он, конечно, не помнил и сейчас сильно сомневался в этом. Мать злоупотребляла крэком, её лишили родительских прав, когда Ники было три года, и она, это явственно представлялось, была совсем не против отделаться от обузы в лице мужа и малявки, мешавшей ей окончательно воспарить на облаке дури. Отец и тётка пытались заменить мальчику мать, но могли бы стараться получше. Теткастарая дева, наполненная верой в благостность воспитания в сторогости и запретах. Отецработник железной дороги, проводник, неделями пропадавший в командировках и уверенный в непогрешимости методов сестры. Возвращаясь, он получал подтверждение ведущей теории о том, что всё положительное в Никирезультат строгого влияния тётки, а до сих пор не выкорчеванные проявления порочностидурная наследственность. Неудивительно, что вплоть до достижения совершеннолетия Ники, порочность в нём уверенно побеждала благость, а после достижения с лёгкостью вытолкнула уже Никласа из семейного гнезда. Переехав к друзьям, а позже обзаведшись собственным жильём, Содерсберг сознательно «утратил» связь с отцом и тёткой. Родственники не слишком уж тужили по блудному чаду, носившему червоточину материнского легкомыслия. Однако, когда отца частично парализовало вследствие раннего инсульта, именно тётка сдала его в старческий приютбюджетный дом призрения, почти что ночлежку с минимальным присмотром за пациенами. И именно Никлас, когда комиссия запретила забрать отца на поруки, обеспечил ему перевод в совсем не дешёвую, пускай, отчасти, и муниципальную лечебницу для людей с ограниченными возможностями. Никлас, оплачивая услуги постоянной сиделки, довольно часто навещал старика, хотя и был вынужден признать, что визиты не имеют смысла. С некоторых пор на огонёк к параличу заглянул господин Альцгеймер и нипочём не соглашался уходить. Отец редко узнавал Никласа, чаще принимая его за какого-то Пера, кажется, напарника по поездной работе. С Пером, как догадывался Никлас, у отца были сложные отношения: он постоянно бранил своего воображаемого знакомого, припоминая ему любые мелочи, вроде попорченной простыни или плохо отмытых чайных принадлежностей. Никлас, зная, что сопротивление бесполезно, не пытался переубеждать отца, покорно сносил его ругань, забывая иногда, что он никакой не Пер, а когда Содерсберг-старший особенно входил в раж праведного гнева, даже начинал клясть себя за легкомысленность и разгильдяйство на работе. Но только не сегодня.
Слова проклятого негритоса не шли из головы. Что он там нёс? «Ты не сможешь противиться его напору! Его смех станет последним, что ты услышишьне самое лучшее, с чем стоит отправляться на другой берег Великой реки. Но никто уже не в силах изменить то, чему следует случиться. Ты связан с духом. Он твоя судьба, а тыего пожива». Задумавшись, Никлас подскочил от лёгкого касания тонких, изборождённых морщинами стариковских пальцев.
Ник
Неожиданно. Должно ведь быть: «Пер, задница ты этакая!» Никлас уже позабыл, когда отец в последний раз обращался именно к нему. Пауза длилась, а он никак не мог найтись, чем ответить. Вместо этого Никлас накрыл пальцы отца своей широкой грубой ладонью.
Ник Тебе не следует идти за своими мыслями
Ну воткажущееся просветление стало лишь ложной надеждой. Отец снова начинал вещать. Глупо было подбирать смысл к бреду, срывавшемуся с его персохших дрожащих губ. Но Никлас, вопреки голосу рассудка, прислушался:
Сын! Не забирайся высокодо земли неблизко
Отец находился не в этой реальности. Возможно, он и разговаривал с каким-то другим Ником, но здешний Ник напрягся.
Па, всё в порядке, я здесь.
Ник!
ЯНик, твой сын.
Сын! кажется, отец всё же ближе, чем думалось Нику. Не ходи в тот дом! Оставь мальчика и его друга, чем бы оно не являлось
Голос упал с крика до шёпота. Последние слова Ник хоть и расслышал, но не был уверен, что расслышал правильно.
Эй, па, о чём ты? он легонько тряхнул старика за плечо. Тот вздрогнул и очнулся. Снова в своём ином мире. Изумлённый слезящийся взгляд, и растерянная кривая улыбка:
Опять ты здесь? Пер, сколько я тебе буду говорить, чтобы ты не шлялся в третье купе? Петух ты ощипаный, не твоего полёта эти лярвы!
Медсестра, шедшая по коридору, замедлила шаг, обернулась и сдвинула брови, придав своему некрасивому помятому лицу прямо таки инфернальный оттенок, Какое-то мгновение она разглядывала иссохшего старика в инвалидном кресле и нависшего над ним немолодого, грузного, неопрятного мужчину. Содерсберг-младший распрямился, встретил раздражённый взгляд медсестры, виновато улыбнулся и пожал плечами, дескать: сами видите, с кем мы имеем дело Медсестра не смягчилась, но смолчала, и пошла дальше.
Никлас с некоторой поспешностью вернул отца в палату и вызвал сиделку. Спускаясь на лифте, он с досадой признал, что сегодняшний день вряд ли что-то прояснил, зато добавил сумбура в его бедную голову. Он собирался убраться из этого, пропахшего старостью и смертью, места как можно быстрее, вернуться домой и надраться до синих соплей. Может, утреннее похмелье поможет разобраться в ситуации? Однако, срывая бахилы с давно нечищенных туфлей, Содерсберг невольно обратил внимание на одну пару, только что вышедшую из кабинета соцработника, принимающего заявления по предоставлению услуг. Мужчина, немного за сорок, высокий, с копной медных волос и окладистой бородой. Глаза скрывались за дымчатыми стёклами очков в массивной старомодной оправе. Он монотонно отчитывал свою спутницу, скорее всего, жену, невысокую блондинку с затравленным взглядом и высоким срывающимся голосом:
Не вздыхай, так надо
Ну а может, Карлсон действительно существует?
Ой
Мужчина, расстроенный упрямством жены, начал переубеждать её в чём-то, а Никлас, уже толкнувший входную дверь, вернулся, достал телефон и обратился в слух, изображая попытку позвонить кому-то. Из разговора пары, отчасти приглушённого фоновым шумом в коридоре, Содерсберг понял, что речь шла о мальчике, их сыне. Малыш, так его называли родители, завёл себе воображаемого друга, некоего Карлсона, «который живёт на крыше», и которого никто, кроме Малыша, не видел. Мальчик утверждал, что Карлсон умеет летать при помощи пропеллера, вращаемого мотором, а ещё он несносный шалун и подбил однажды Малыша посетить его, Карлсона, дом на крыше. И что именно поэтому родители ищут Малышу няню, которая будет присматривать за мальчиком, пока мама и папа на работе, уберегая его от сумасбродных фантазий незримого приятеля.
В принципе, этого было достаточно. Шестерёнки в голове детектива плавно завращались, растерянность как рукой сняло, он даже забыл о своём желании немедленно напиться. Детали пазла начали складываться в какую-то пока плохо различимую, но определённо занятную картину. Содерсберг сел в автомобиль, завёл двигатель и стал ждать. Когда пара, родители Малыша, устроились в своей старенькой семейной «Вольво», он уже выезжал с парковки. Какое-то время Никлас ехал в вечернем потоке, опережая «Вольво» на две-три машины. Потом свернул на одном из перекрёстков и, объехав квартал, оказался уже позади цели своей слежки. Интуиция не подвелане прошло и десяти минут, как он начал узнавать дома квартала, по которому проезжал. Содерсберг не часто заглядывал в центр и не мог похвастать прекрасной памятью, но чтоб ему лопнуть, если вчера он не проводил опрос свидетелей вон в том сером доме с зелёной скошенной крышей. «Вольво» притормозила через три дома от места преступления, женщина вышла и пошла к подъездной двери, настороженно оглядывая окна верхнего этажа, а её муж отъехал припарковаться. Соблюдая приличную дистанцию, Никлас последовал за ним.