Сергей БаберновВозвращение
ВСТУПЛЕНИЕ
Чернильное октябрьское небо не уставало плеваться в оконное стекло промозглым дождём. Жёлтое пятно готового вот-вот погаснуть фонаря запуталось в костлявых пальцах деревьев. Оно не столько разгоняло мглу, сколько доказывало её силу и вязкость. Холодные батареи, тусклый свет ночника и наводящее тоску мерцание телевизионного экрана в соседней комнате делали квартиру похожей на древний склеп. По крайней мере, на то, как я представлял себе подобное архитектурное сооружение изнутри.
Рассказал бы что-нибудь, Алла сидела на кровати, поджав ноги, и красила губы. Скука с тобой смертная! Вот когда в меня наш учитель химии влюбился
Что за учитель? я оторвался от тёмного окна.
А то ты не знаешь. В одной школе учились.
Этот урод двухметровый? Он у нас не вёл.
Урод? уголок только что накрашенных губ изогнулся. Завидуешь видному мужчине, вот и всё.
Хватит языком молоть, непутёвая! голос из соседней комнаты заглушил бормотание телевизора. Дуришь парню голову! А ты не верь ей, внучек. Нужна она тому учителю.
Я не особо и поверил, Алла Александровна.
Хватит, Алла закончила макияж и теперь застыла перед открытым шкафом. Нечего подслушивать! Смотришь свою Изауру? Вот и смотри! А ты что уставился?! набросилась она на меня. Может, разрешишь переодеться?
Я ретировался в соседнюю комнату. Алла Александровна, дальняя родственницамоя и девушки, всецело погрузилась в развязку бразильских страстей, что, впрочем, не мешало ей контролировать разговор в соседней комнате.
Ты не обращай на неё внимания, пожилая женщина не отрывалась от экрана, где главная героиня проливала очередное ведро слёз и, вопреки проискам негодяев, обретала счастье. Она выдумывать мастер. Родителей опять же два года дома не было Распустилась. Ты бы ей не позволял собой вертеть. Обоим на пользу пойдёт.
Я тактично хмыкнул. В отличие от Аллы, я не ощущал особых родственных связей со старушкой, потому вёл себя нейтрально. Даже отчуждённо.
Ты чем там занимаешься? послышалось из комнаты девушки. Против собственной внучки настраиваешь? Это тебя в сериалах научили?
Жизнь меня научила. Тебе без хорошей узды нельзя. Вы мне оба внуки. Обоим добра желаю.
Это заявление (не про добро, а про внуков) вызвало у меня улыбку. Городишко Калиновск возник лет сорок назад, сменив деревню, население которой составляли две семьи разместившиеся в десяти домишках. Они, хотя и растворившиеся среди сотен и тысяч приехавших со всей страны строителей, а позже работников режимного предприятия, всё равно считались отцами основателями.
Больше половины города теперь родня. Здесь можно встретить десятиюродного дядюшку одновременно и по материнской, и по отцовской линии. Такой вот «близкий» родственник, истекая радостью, полезет обниматься посреди улицы, выложит кучу новостей о дальней родне, потребует отчёта о жизни известных мне представителей клана и в заключение, на правах старшего, даст несколько наставлений. Меня подобные изъявления родственных чувств поначалу смешили, потом начали раздражать, потом я начал вести себя при встречах подчёркнуто холодно. Я стал изгоем. Родство со мной вспоминала только Алла Александровна. Да и то, благодаря оставленной на её попечение трижды внучатой племяннице Аллы.
Алла Вот уж к кому я не испытывал братской любви. Мной двигали совершенно другие чувства. Страсть семнадцатилетнихцунами не признающее преград и сметающее всё на своём пути. Этот порыв стихии, правда, скоротечен и не оставляет ничего, кроме руин Но какова мощь!
Ну, прогуляемся? предмет моих мечтаний появился в дверях комнаты.
Что в такую непогодь по улицам шляться? заворчала Алла Александровна.
Бабуль, девушка оказалась у стула старушки и чмокнула её в щёку. Ты словно сама молодой не была.
Вот потому-то и опасаюсь. Не будет добра с вашей дружбы.
Мы же оба непутёвые, Алла подмигнула мне. Так род герцогов Калиновских постановил? А ты, вдовствующая королева, приставлена блюсти нашу непорочность. Так?
Хватит, балаболка! Идитемокните.
* * *
Достало это болото! мы выбирали свободные от озёроподобных луж клочки асфальта. Мне то и дело приходилось брать Аллу за руку. Чёрт возьми, при таком раскладе я готов был всю ночь скакать по нашей среднерусской Венеции.
Ну что это за дыра! Алла застыла на побережье очередной лужи. Даже пойти некуда! Или дома сиди, или броди в темноте с мокрыми ногами.
Может в кино, предложил я.
Ага, поломанные кресла, пьяный гогот и кино урывками. Надоело!
Она была права, потому я молча помог перебраться ей через лужу. Действительно, выбор развлечений невелик. Кроме вышеупомянутых киносеансовдискотека по субботам, с пьяным мордобоем в туалете (дуэли на фоне кафеля) и посиделки в вонючих подвалах, где тысячный раз обсуждается, кто кого уделал и кто кому рога поотшибал
Ненавижу эту дыру. Только бы отсюда выбраться. Хоть когда-нибудь! Пойдём на наше место?
Я вздрогнул. Наше место! Сильно сказано! Это было её место, но ни как не моё. Я боялся и ненавидел минуты, когда мы через чердак единственной четырнадцатиэтажки вылезали на плоскую крышу. Я не сомневался, что когда-нибудь порыв ветра сбросит нас оттуда. На залитый лужами асфальт. Если бы не Алла, никогда бы туда не пошёл.
Она обожала гулять по краю крыши. В эти минуты душивший, давивший однообразием город ложился у её ног. Щёки её горели, ветер трепал волосы. Мне казалось, ещё секунда и с её пальцев сорвутся молнии, сжигая и руша город, укравший и переваривший в своём болотном чреве восемнадцать лет её жизни. Самое страшное, собирающийся утопить в трясине будней всю жизньеё, мою и прочих «родственников».
* * *
Ты собираешься отсюда смыться? она прогуливалась по самому краю крыши. При каждом шаге моё сердце подскакивало к горлу. Мокрый гудрон и высокие каблуки не самое лучшее сочетание для балансирования на краю пропасти.
Куда? выдавил я, застыв у чердачного лаза.
Куда угодно! Где живут по-человечески!
Мне ещё в армию
А после?
Не знаю.
И он стихи пишет! Мне бы твои способности! Алла дошла до угла, развернулась с угрожающей стремительностью. Я поклялся на следующую такую прогулку выкрасть из родительской аптечки валидол. Я тогда бы точно здесь не сидела. В литературный поступи. В Москве. Там общага. И в армию идти не надо.
А ты?
Что я?
Ты здесь
О, Господи! А если я здесь до пенсии проторчу? Мне, кстати, родители в прошлый приезд жениха присмотрели.
Что?!
Что слышал.
Я на мгновение забыл и о порывах ветра, и о дожде.
Вот видишь, как плохо в отщепенцы записываться, продолжала девушка. Знаешь кто он? Братец твой чевероюродный. Игорёк.
Он он Взрослый!
А ты думалсвадьбы между детьми справляют? К тому же, предки считают, что муж должен быть старше. Лет на пять минимум.
А ты?
Нужен он мне сто лет. Лысый! Кроме машины своей ничего не замечает.
Я выдохнул. Если Алла заявила «нет» никакие родители её не убедят. Но какова подлость! Аллуза этого тюфяка!
Ещё мне Алик предлагал уехать, распускающиеся крылья были безжалостно сломаны. Аликне виртуальный учитель химии. Он с двумя приятелями-дегенератами с недавних пор взялся ухаживать за моей дамой сердца. Ему я не конкурент! Он из приезжих. Но не в том дело. Семья Краповых, так, кажется, они прозывались, не только вписалась в ряды калиновских «родственников», они даже устроили небольшую революцию. Открыли кооперативный ларёк. Где-то, может, событие рядовое. В Калиновскесенсация. Днём на прохожих взирали Саманта Фокс, Сабрина. «KISS» (с плакатов естественно), малышня, да и взрослые тоже, плющили носы о стекло, разглядывая цветные значки, галстуки-верёвочки, коробки с буржуйскими надписями и прочую требуху, а вечером Вечером здесь можно было до самой полночи купить (неофициально, конечно) спиртное. Серьёзной конкуренции бабушкам-самогонщицам Краповы не составили, но стабильный доход получили. Откуда иначе у двадцатилетнего оболтуса Алика взялась «девятка»? Да и одевался он Такой любой девушке голову вскружит!
Его предки собираются вторую точку открывать, в крышку моего гроба вбивался новый гвоздь. Она уже Аликова будет. Он кооперативную квартиру в Москве хочет купить, иномарку подержанную Тебя что, «кандратий» хватил?
Всё в порядке, у меня нашлись силы ворочать языком, даже голос, кажется, не особо дрожал. Ну и когда?
Что когда?
Когда вы уезжаете?
Ну, кооператив-то ещё не куплен. И, вообще Пошёл он, урод!
Не понял
Ну, куда уж тебе в своих облаках наши проблемы понимать! Мокла бы я сейчас здесь кое с кем, если бы он мне нужен был?
Ты хочешь сказать
Я тебе не Татьяна Ларина!
Кожу обожгло. Голова закружилась. Ветер, моросящий дождь, чернильное небо исчезли. Была только её стройная фигура, заслонившая внезапно появившиеся созвездия. Её спутанные ветром и влажные от дождя волосы. Чуть приоткрытые губы. Ждущие глаза. Я набрал полную грудь воздуха.
Алла, я люблю тебя! говорил кто-то другой, я не узнавал собственного голоса. Только тебя! Если я уеду, я обязательно вернусь за тобой. Вернусь и увезу!
Вернёшься?
Обязательно вернусь! Через три года, через пять, через десять!
Я буду ждать.
Я шагнул к ней. Я видел только её губы и глаза. Зовущие к себе глаза.
Вдруг её взгляд изменился. Страх? Паника? Что с ней? Она увидела что-то за моей спиной? Что-то явившееся из чердачного лаза?
Тебя кто звал?! голос её дрожал.
Я попытался обернуться. Что-то ударило меня в спину. Что-то более сильное, чем порыв ветра. Я не смог устоять и полетел прямо на Аллу. Чудом я ухватился за мачту антенны. Пальцы скользнули по мокрому металлу. Я падал на выступавший из гудрона край кирпича. Последнее что я помнилчёрная тень и душераздирающий визг.
1
Осенний город похож на мертвеца. Особенно, когда в глаза настырно лезут праздничные витрины и неоновые вывески. Онипризрак. Призрак чего-то радостного и лёгкого. Призрак, который исчезает с очередной порцией промозглой измороси.
Я в сотый раз обходил площадь Курского вокзала. Дважды у меня проверили документы. Я отклонил полсотни приглашений войти в долю и согреться. Еле отвязался от различного возраста и пола попрошаек. Скоро на меня перестали обращать внимания и милиционеры, и выпивохи, и бомжи. Я превратился в часть осеннего ненастного вечера, такую же бесполезную, как мелкий дождь.
Ещё три часа назад я где-то жил, где-то работал. Меня любили. Обо мне заботились. Наверное, даже уважали, не обращая внимания на мои причуды. Я убежал. В который раз? Сбился со счёта. Моя жизнь череда побегов и передышек. От кого я бегу? Не знаю. За кем? Не имею понятия. Может за призраком? За каким-то неясным неоново-витринным образом? Образом, который и сам толком не представляю.
В который раз, там, где-то в другой жизни, которая теперь кажется сном, чьи-то порушенные надежды, оплёванная забота и скандальный исход.
Во внутреннем кармане лежат пять зелёных бумажек с портретом Бенджамена Франклинасумма, откладывавшаяся на что-то там жутко современное и необходимое в домашнем хозяйстве, паспорт, записная книжка, сигареты Стоп! Сигарет-то и нет! Я отступал слишком поспешно. Ещё бы, через три дня свадьба! Которая по счёту, и сорванная по моей вине? Сколько раз я уже, подобно призраку, исчезал из жизни привязавшейся ко мне женщины. Почему? Может, послать этот вопрос в интеллектуальное шоу? Их сейчас много. Пусть умные люди поломают голову.
Нет, срочно нужны сигареты! Когда выкурена последняя? Как только вышел из метро. А сколько кружу по площади? С ума сойти! Как только не окочурился до сих пор?! Закон подлостив кармане ни рубля. Только валюта Северо-Американских Соединённых Штатовмирового агрессора, как говаривали во времена моей юности престарелые лекторы.
Я оглянулся в поисках обменного пункта. Заветная красно-жёлтая табличка подмигивала с противоположенного конца площади. Измученный никотиновым голодом я поплёлся туда.
Не подскажете, где детская больница? сверкнуло что-то мне в лицо, когда я пере-считывал отечественные купюры, полученные за одного из Франклинов.
Что? я вздрогнул от неожиданности.
Передо мной стояла молоденькая цыганка, закутанная в цветастую шаль, с златозубой улыбкой на устах и тряпичным кулём в руках.
Больница? я спрятал деньги во внутренний карман. Я не местный.
Ой, беда на тебе, касатик, затараторила правнучка Земфиры. Большая беда. Сам ещё не знаешь. Враг у тебя сильный. Злой очень. И сглаз на тебе, и порча. Болезнь страшная рядом, я не успел и глазом моргнуть, как смуглокожая норна выдернула у меня волос. Ой, жалко тебя, касатик, она даже прослезилась. Ой, пропадёшь, молодой, красивый! Дай на молоко ребёночкувсю тебе правду скажу. Что было, что есть, что будет. Укажу завистника. Тысячу раз Любу вспомнишь! Тысячу раз спасибо скажешь!
Не понимая, что делаю, я достал сторублёвую купюру. Она мгновенно исчезла в лохмотьях младенца. Тут началось невообразимое. Соотечественница Будулая, говорившая до этого без малейшего акцента, вдруг перешла на тарабарское наречие, изредка разбавляемое с трудом различимыми обещаниями несчастий. Я понимал, что меня дурят, но ничего поделать не мог. Я беспомощно наблюдал то за сверкающими зубами цыганки, то за исчезающими в лохмотьях деньгами. Моими деньгами.
«Только бы до баксов не добралась!» засело у меня в мозгу.
Прохожие поглядывали на нас кто с сочувствием, кто с насмешкой. Милицейский патруль тактично отвернулся, заметив сеанс предсказания. Я зачарованно смотрел, как смуглая ладошка юркнула в мой внутренний карман и вытянула четыре оставшихся портрета второго президента США.
Ну, и долго тебя разводить будут? услышал я.
Рука цыганки застыла. Я повернул голову. Рядом стоял высокий, широкоплечий парень. Длинные тёмные волосы, нос с горбинкой. Правое веко слегка подёргивалось, отчего его карие глаза казались безумными. Он тряхнул волосами:
Положи, где взяла!
Доллары вернулись на место.
Всё забери! лепетала цыганка. Не нужно от тебя ничего! Уходи только! она выглядела испуганной, только смотрела почему-то на меня, а не на неожиданного заступника. Уходи подальше, Христом Богом молю!
Остальное! незнакомец кивнул на тряпичный куль.
Цыганка сунула мне пачку сторублёвок и бросилась бежать, лавируя между прохожими, подобно хорошему горнолыжнику на сложной трассе.
Так с ними и надо, сынок! одобрил пожилой мужчина. Отбились от рук. Работать не хотят.
Валил бы ты отсюда, дед, беззлобно ответил спаситель моих финансов. Цирк кончился.
Ты как разговариваешь, хулиган?! возмутился пенсионер. Да я тебе
Сказаноотвали.
Пыхтящий старик поплёлся прочь, бормоча что-то о молодёжи.
Спасибо вам, конечно, произнёс я. Но зря вы с ним так.
Когда тебя обувалион в сторонке стоял, а теперь подскочил. Стервятники!
Даже не знаю как вас
Потом поговорим, перебил незнакомец. Этот Нострадамус из Марьинского табора инквизиторов ведёт.
Я проследил за взглядом парня. Цыганка возвращалась. Уже без младенца, но с двумя патрульными.
Менты у них крышуют, скривил губы парень. Давай-ка ноги уносить. Не то нам такое предскажут
Я никогда не считал себя низкорослым, но незнакомец оказался выше чуть ли не на голову. Тем не менее, я мог только подивиться его умению растворяться в толпе. Я едва поспевал за скользящей тенью. Его никто не замечал. Зато я чувствовал себя голым посреди Первомайской демонстрации. Казалось, взгляды всей площади прикованы именно ко мне. Оглядываться я не решался, уже чувствуя между лопаток удар каучуковой дубинки и крепкий милицейский ботинок на копчике.
Мы проскочили несколько подземных переходов, пересекли бесчисленное количество грязных двориков и оказались С противоположенной стороны вокзала. У платформ Курского и Горьковского направления.
Теперь пусть поищут, хмыкнул незнакомец. Много она у тебя вытянуть хотела?
Пятьсот.
Пятьсот «зелёных»? План «Перехват» объявлять не будут, но поостеречься стоит, он на мгновение задумался. Действуем так: спускаемся внизподземные менты с уличными в делах бизнеса не контактируют, проскочим в метро, а тампрости-прощай! Разбежимся каждый к себе.