Мне вроде некуда бежать.
Бомж?
Из дома ушёл.
Очень вовремя! И перекантоваться не у кого?
Не хотелось бы обнаруживать себя. Понимаете у нас с моей гм Не важно. Не у кого. Может быть, вы могли бы Я заплачу.
Он смотрел на меня минуты три, потом вдруг расхохотался.
Дело в том, приятель, он вытер слезящиеся глаза, что я тоже вроде как из-под венца сбежал И тоже гм
Почему вы решили
Прекрати выкать! Меня зовут Сид. Запомнить просто.
Очень приятно, Сид. ЯАлександр. Так почему вы ты решил, что я
Это твои проблемы, парень! Тебе, действительно, не у кого переночевать?
Есть один приятель. Хотя
Попытка, не пытка. Двигаем к телефону
2
Я удивлялся Сиду. Он шёл так, словно ничего не случилось. Я, по правде говоря, переставал дышать даже перед форменными фуражками носильщиков. Что это? Ужас перед представителями власти? Реакция мухи, случайно влетевшей в дом? Сколько ни круживсё равно прихлопнут. Повезётсдохнешь, попав между рамами или наглотавшись «Дихлофоса». Мы все мухи. Это я понял семнадцать лет назад. Перед пауками и прочими хищниками мы виноваты уже лишь потому, что появились на свет и осмеливаемся жужжать.
Номер помнишь? Сид остановился перед прозрачной кабинкой.
Я полез за записной книжкой, и только тут вспомнил из-за чего всё началось. Сигареты.
У тебя закурить не будет?
Левая бровь парня изогнулась. Он пробежался по многочисленным карманам кожаной куртки. Я с надеждой смотрел, как Сид застёгивает, расстёгивает массивные молнии.
Пустой, сообщил он, завершив поиски в карманах коричневых кожаных штанов. Самое смешноея шёл за сигаретами, когда твои проблемы заметил. Значит так, мой новый знакомец оказался на редкость деятельным человеком. Я иду за куревом, чего-нибудь ещё прикуплю. Для релаксации, так сказать. Ты пока звони. Карта есть?
Мы одновременно запустили руки в карманы и достали телефонные карты. Усмехнулись.
Ладно, действуй! Сид растворился в толпе.
Я перелистывал книжку: Аркадий Яковлевич, Владимир Борисович, Гена, Даша. Всего семь цифр отделяло меня от сносного ужина и тёплого жилья. Но Я познакомился с ними, благодаря несостоявшейся супруге. Моё бегство уже достояние гласности, и если кто-то из них согласится помочь, то сразу же наберёт другой номер. Номер, который до сегодняшнего вечера я считал своим. Номер, от которого я отказался.
Данила. Может быть он. Человек, занимающийся переводами для слепых, не должен быть болтливым. Его тоже считают странноватым. Вдруг да найдём общий язык?
Я медленно набрал номер. Длинный гудок. Второй. Я почувствовал облегчение. Скорее всего, нет дома. Для очистки совеститретий. Четвёртый. Ну, и последний для круглого счёта. В трубке что-то щёлкнуло.
Алло? переводчик азбуки Брейлля сидел дома и слушал музыку. Я чётко различал знакомую мелодию.
Данила, это я. Саша.
Ты? Ну наконец-то, старик! Что случилось? Татьяна все телефоны оборвала. Уже в морги обращаться хочет. Ты где?
Я ушёл из дома, мысль о ночлеге отпала сама собой. Я не вешал трубку, чтобы вспомнить название звучащей на заднем плане музыки.
Ты с ума сошёл, старик? Вы поругались? Брось! Она уже обо всём сожалеет. Раскаи-вается, если хочешь. Давай, я ей позвоню, а ты подъезжай. Посидим. Поговорим.
Позвони и передай, что деньги я отдам чуть позже, проклятие, название никак не хотело вылезать из глубин памяти.
Какие деньги? Она из-за тебя волнуется! Ты забыл с кем у тебя завтра встреча? Ему понравились рукописи! Это же успех!
Я отдаю Татьяне все права на публикацию, Мусоргский! Точно Мусоргский!
Идиот! Ты же без неё ноль! Она тебя из грязи вытащила! Писать заставила! Прекрати дурить! рассеивающий мглу распалился не на шутку. Приезжай немедленно! Слышишь!
Я повесил трубку. «Ночь на Лысой Горе» вот что слушал Данила. Я прижался лбом к мраморной стене. Обложили! Даже этот затворник, друг Гомера, втянут в облаву.
Облом?! рука в замшевой перчатке с обрезанными пальцами протягивала мне сигарету. Не боись, Александр, книжка у тебя толстая. Куда-нибудь да пристроишься.
Сид отдал мне пачку «Пегаса» (как только догадался) и уже открытую бутылку «Посадского».
Я тебя не спросил что купить, он, словно прочёл мои мысли, потому взял то же, что и себе. «Пегас» дёшево и сердито, а уж в нашем возрасте, после «Жигулёвского» в разлив, с пеной стирального порошка, пить «Туборг» пижонство.
Я затянулся, не выдыхая дыма, глотнул кисловато-горькой жидкости.
Друзья выходит, ссучились? проложил Сид. По тебе видно. Неужто все до единого?
Я только развёл руками.
Из всего этого барахла, не один не отозвался, Сид вертел в руках мою записную книжку. Слушай, ты, когда по карманам рылся у тебя бумажка с телефоном выпала. Может туда?
Он протянул мне замасленный прямоугольник. Я с трудом разобрал шесть цифр.
Это же не московский.
Ну и что? Главное код знать. Код города. Видишь, здесь ещё подписьИгорь. Кто такой?
Игорь? я ещё раз осмотрел бумажку. Похоже мой двоюродный брат. Мы на каких-то там похоронах обменялись телефонами. Лет десять назад.
Просто класс! усы Сида приподнялись в улыбке. То, что доктор прописал! Далеко отсюда?
Полтора часа с Курского вокзала
Чёрт возьми! Я как в воду глядел! Билет купил на электричку. Через полчаса уходит. Звони, и я ухожу. Не могу же я всю ночь с тобой нянчится.
Я не уверен
Звони!
Но на таксофоне через код У меня на карте звонков не осталось!
Чёрт, у меня тоже! Погоди-ка!
Через секунду Сид держал мобильный.
Давай быстрее, а то народ волнуется, он указал на маячившего неподалёку паренька.
3
Нажатие каждой циферки отзывалось противным писком. Процесс соединения знаменовался невообразимой трелью. Что-то среднее между пьяным сверчком и синтезатором «Лель» 1977 года производства, тужилось исполнить Моцарта.
Да? буркнули на том конце провода, или что там у мобильников.
Игорь?
Да.
Это Саша.
Какой Саша?
Саша Завьялов.
Где-то в Калиновске воцарилась тишина. Можно сказать, гробовая тишина.
Здорово, отозвался, наконец, как говорят аристократы мой кузен.
Здравствуй, Игорь, я нелепо хихикнул. Вот телефон твой вспомнил. Решил позвонить.
Спасибо.
Чёрт возьми! Куда подевались знаменитые родственные связи. Мой братец отвечал так, словно его вытащили из сортира в самый ответственный момент. Я давно оборвал бы связь, если бы не ехидная ухмылка Сида.
У меня дело, Игорь, продолжил я через силу. Мне нужно приехать.
Приезжать обязательно?
Обязательно. Я всё объясню. Сейчас времени в обрез.
Ладно, таким тоном Салтычиха должна была сообщать об отмене крепостного права. Где живу, помнишь?
Извини
Улица А. Толстого дом 45. Жду.
Спасибо, Игорь, поблагодарил я гудящую трубку. Вот и всё, я повернулся к Сиду, но его уже не было. Неподалёку застыл подросток, с тоской взирая на мобильник в моих руках. Я отдал пареньку телефон и двинулся к платформе.
4
Двери шипели подобно яме с гадюками, в которой восставшие ирландцы казнили Эрика Кожаные Штаны. Электричка тронулась. Здание вокзала нехотя двинулось, чтобы через минуту остаться позади. Фонари за окном мелькали всё быстрее. Я чувствовал странный кураж, какую-то непонятную радость. Едва сдерживался от исполнения песенки крокодила Гены. Только этого не хватало, хотя вагон (зелёный, кстати, а не голубой) совершенно пуст, но мало ли что.
Подтверждая мои опасения, в тамбуре хлопнула дверь. Я отвернулся к окну и погрузился в созерцание дождливой мглы. Вечерние электрички кишат типами, которые из всех свободных мест выберут лавку напротив тебя и, не утруждая себя знакомством, начнут бесцеремонную болтовню о собственных горестях или радостях. Избавиться от них можно лишь изображая полное равнодушие: ни единого взгляда, ни малейшего звука. Разочарованные твоим невниманием, они отправляются на поиски более благодарных слушателей.
Напротив плюхнулось тяжёлое тело. Скорее всего, мужчина, женщина перед приземлением осмотрела бы место, кашлянула, наступила на ногу, тронула зонтикомзаявила бы о своём присутствии. Я принялся считать фонари, стараясь не обращать внимания даже на отражение попутчика в стекле.
Чего там такого интересного? поинтересовался знакомый голос.
Я чуть не подпрыгнул. Сид!
Ну, поехали что ли? он потёр заросший тёмной щетиной подбородок, подмигнул мне и достал из кармана «четвертинку». За успешное решение проблем! крепкие пальцы сорвали жестяную пробку, Сид поднёс горлышко к губам, запрокинул голову. Твоя половина, он даже не поморщился.
А ты куда? прозрачная жидкость обожгла пищевод, наполнила желудок теплом, а голову лёгкостью.
Туда же куда и ты, Сид закурил, от всего, что меня расстраивает. Ты не волнуйся, он заметил, что я не отрываю глаз от зажжённой сигареты. До «Текстильщиков» здесь хоть на голове ходи.
Странно всё это.
Чего странного? Электричка последняя. Прямо как для тебя придерживали. Яптица свободная. Вот и решил прокатиться.
Куда?
Откуда я знаю. Не бойся, к братцу твоему на пироги не поеду.
Я не о том. Просто Как-то всё необычно.
Такая у меня профессия. Выдумывать необычное и впаривать простофилям.
Не понял.
Писатель я. Оборотни, зомби, космические шпионы и прочая нечистьмоя специализация.
Фантастика! Я тоже гм писатель.
За версту видно. Дай-ка угадаю: проблемы отцов и детей, любовь маленького человека, моё место в современном обществе. Правильно?
Что-то в этом роде. А как
Проще простого. Те, кто описывает реальность, выглядят в ней полными лохами. Тебе, наверное, не приходилось создавать опусы о дочерях степных костров, что на вокзале идиотов обувают? А то бы тебя так просто не развели.
Но хотя ты прав. Прав на все сто! Описать псевдореальность проще, чем убедить в реальности паранормального.
Вот именно.
А я ведь всегда так и думал. Понимаешь всегда! Хотел написать что-то такое. Но
Уважение к авторитетам, нежелание прослыть конъюнктурщиком
Мнение старших товарищей, советы уважаемых авторов
Мы помолчали несколько минут.
Ты должен написать то, что хочешь, заявил Сид.
Не поздно?
А из дома убегать в самый раз?
Ты прав. Поселюсь у брата, начну что-нибудь эдакое. Как у Страуба, к примеру, «История с привидением».
Или у Толстого«Семья вурдалаков».
Или
Извини, Сид встал. Ненавижу переполненные вагоны. Выйду подышу. А ты думай. Думай.
Думай. Мог бы и не говорить. Моя голова превратилась в автомат для игры в пинбол. Желание немедленно приступить к работе, подстёгиваемое уверенностью в собственных силах, металось от одного сюжеты к другому, подобно стальному шарику на игровом поле. Я не заметил, как ушёл Сид, я не увидел хлынувших в вагон пассажиров. Я был в другом измерении.
5
Калиновск я не пропустил. Стоя на мокрой платформе, не обращая внимания на толкающихся горожан, я пытался вырваться из родившейся под стук колёс истории. Её начала. Убийство. Конечно, убийство! Давнее и нераскрытое. Вот о чём я поведаю этим спешащим домой людям. Заставлю замирать от ужаса, ломать голову над загадками, подозревать свидетелей и жаждать возмездия. Сид прав. Нужно быть рассказчиком, хорошим рассказчиком, а не словесным мастурбатором.
Я пристроился в хвост движущейся в сторону города толпы. Даже в темноте я видел, насколько изменился Калиновск. Когда я был здесь последний раз? Лет десять назад. На похоронах какого-то всеобщего дедушки. Уже тогда город-придаток режимного завода начинал мутировать. Краповы открывали четвёртый ларёк, через который уже вполне легально приучали народ к баночному пиву, водке «Распутин» и «Сникерсу». Тонущий завод, ранее выпускавший что-то жутко стратегическое и смертоносное, а теперь никому не нужный, периодически избавлялся от рабочей силы. Всё больше горожан искало кусок хлеба в столице. Благо недалеко. Тогда в городе появился даже один ЛДПРовец, видевший Жириновского два раза на митинге и по преданию однажды удостоившийся рукопожатия.
С тех пор город изменился ещё сильнее. Мигающий неон, подержанные иномарки, и (верх прогресса) круглосуточный магазин с изысканным названием «МИНИMARKET». И это лишь поверхностный взгляд! А что же в сердце помолодевшего Калиновска?
Ожидания утонули в первой же луже. Главная достопримечательность моей малой Родины осталась неизменной. Вечно затопленные дворики спрятались за прилизанным фасадом, но сдаваться не собирались. Балансируя на покосившихся бордюрах, я проклинал себя за идею срезать дорогу.
Здесь, пересекая лабиринты пятиэтажек, провожаемый подозрительными взглядами светящихся и тёмных окон, я понял главное. Город остался прежним. Таким же, как и десятилетия назад, когда на редких холмах начали появляться первые бараки. Болото, может быть, и возможно осушить. От трясины не избавиться никогда.
6
Промокший и злой я дошёл до улицы А. Толстого. Всегда ломал головув честь какого из двух Алексеев её назвали. Окраина города. Частный сектор. Если не считать двух улицВодопроводной и 8-ого Мартарайон деревянных покосившихся домиков и редких, но быстро наступающих коттеджейбальзам на сердце любителя русской классики. Улицы назывались исключительно в честь писателей. Таблички с именами Достоевского, Пушкина, Маяковского и Гоголя, порадовали глаз и, наверное, вызвали бы слезу умиления у ревнителя русской культуры, если бы он отважился побродить здесь, по колено в грязи, рискуя провалиться в одну из многочисленных канав оставленную городскими службами после ремонтных работ.
Коттедж за высоким каменным забором я разглядел издалека. Света единственного фонаря в начале улицы для этого хватало. Что меня удивило, так это номер на крепкой двери45. Может, ошибся улицей? Табличка говорила об обратном. Чёрт возьми, кузен был в полном порядке. Даже асфальт уложил. Глубоко вдохнув, я нажал кнопку звонка. Мне ответил утробный лай. У такого хозяйства и сторож, наверное, соответствующий.
Распахнулась калитка. На меня смотрел Игорь. Он совершенно не изменился со времён последней встречи. Скажу больше, он остался таким, каким был и семнадцать лет назад. Когда собирался жениться на Алле. На подобных ему время перестаёт действовать лет после двадцати, лишь напоминая о себе новыми залысинами и растущим животом.
Привет, я протянул руку.
Приехал всё-таки? родственные чувства не спешили рваться наружу. Проходи, он посторонился, пропуская меня во двор.
Никто не укусит? я надеялся, что виноватая улыбка разрядит обстановку.
Собака в вольере, дряблые щёки брезгливо дёрнулись. Заходи скорее. Холодно.
Я упёрся в тупой нос «Газели». Справа, в просторной клетке заливалась лаем кавказская овчарка.
Хорошо живёшь, сделал я новую попытку к налаживанию контакта.
Хорошо работаю, отрезал Игорь. Он, наконец, кончил возиться с замком и двинулся к дому, огибая машину. Не дожидаясь персонального приглашения, я поспешил следом.
Жилище Игоря внутри не отличалось от подобных ему домов прочих россиян, коим повезло заработать, скопить или добыть ещё какими-то способами энную сумму денежных знаков, значительно превышающую прожиточный минимум прочих граждан. В прихожей всё должно было (по задумке Игоря) говорить о достатке и благополучии хозяина. Сделанная под мрамор обувница с заляпанными грязью кирзовыми сапогами и стоптанными кроссовками. Жутко, наверное, дорогая вешалка в виде чьих-то (надеюсь не моего родственника) рогов украшена замасленными телогрейками и раритетной болоневой курткой. Встроенная в пластиковый потолок лампочка.
Игорь скинул пятнистую камуфляжную куртку. Бросив на меня критический взгляд, нырнул в недра обувницы.
Вот надень, к моим ногам упала пара вьетнамок.
Я облачился в это подобие тапочек и застыл в ожидании. Честно говоря, я чувствовал себя препогано. Кузен, с присущей ему прямотой, лишил меня всяких иллюзий. С первых секунд встречи мне чётко показалиты гость незваный. Да плевал я на это! Ночь пережду, а завтра что-нибудь придумаем.