Город вампиров - Феваль Поль Анри 7 стр.


Вся эта мрачная компания, к которой присоединился теперь г-н Хаас (так звали трактирщика), направилась к морю. Спустившись на равнину, г-н Гоэци повернулся и стал наслаждаться величественным зрелищем. Огонь перекинулся с балдахина на кровать, затем пламя охватило спальню, после главное здание. Это было великолепно. Причудливо освещенные ущелья открывали загадки своих таинственных глубин, на снежные пиках блистали пурпурные блики, а посреди восхитительных декораций замок пылал, как гигантский факел. Ничто не может сравниться по красоте с пожаром в горах, часто говорила мне наша Анна, но я, конечно, не могу о том судить.

Несмотря на свое обычное безразличие к чудесам природы, г-н Гоэци ненадолго задержался, но вскоре вновь двинулся в путь, пересек Адриатику на элегантной тартане и расположился на отдых лишь в Венеции. Я не буду описывать венецианский карнавал; Она уже сделала это в нескольких поразительных и блистательных страницах. Скажу только, что г-н Гоэци заманил в нечестивую западню дочь гондольера с Лидо и утолил жажду кровью этой молодой девушки, чем полностью восстановил свои силы.

Во время путешествия месье Гоэци в Далмацию, в Голландию для подготовки к свадьбе прибыл Нед Бартон. Граф Тиберио жил в Роттердаме в прекрасном особняке, купленном после смерти жены. К моменту, когда Нед сошел на берег, он еще не знал о трагической кончине своего кузена, молодого графа Монтефальконе. Вы не слишком удивитесь, если я скажу, что Корнелия, занятая собой или, вернее, Эдвардом Бартоном, все еще оставалась в неведении касательно связи Тиберио с Летицией Палланти.

Очевидно, во всем Роттердаме одна Корнелия не обращала внимания на поведение своей гувернантки. По возвращении из Парижа Летиция начала открыто появляться с графом Тиберио на публике, и ее чванливые наряды так и провозглашали: «В доме бывшего господина я стала госпожой!»

С приездом Неда наступила некоторая перемена. Прошу вас заметить, что он был англичаниноммолодым, что правда, но возраст в этом смысле не играет роли. В англичанине ощущается моральное превосходство. Его присутствие вызывает уважение и требует благопристойности.

Можете думать, что хотите, но Тиберио тушевался перед Эдвардом, а Летиция его боялась.

Благодаря ему все вернулось на круги своя, и скандал поутих.

Нед Бартон, однако, привез с собой лакея, легкомысленного ирландца, лентяя и пустозвона, всегда дурно причесанного и дурно одетого. С ног до головы он являл собой сплошное неприличие, а в убогом мозгу его не было и на шесть пенсов здравого смысла.

Чрезмерно любопытный, нескромный и имевший мало представления о собственном достоинстве, он так усердно совал нос в сплетни домашней прислуги и близлежащих таверн, что через несколько дней был осведомлен о скандальной истории лучше, чем ее непосредственные свидетели.

Мерри Боунс терпеть не мог Палланти. Между лакеями и гувернантками такое часто бывает. Он уже не раз порывался рассказать о подвигах Летиции, когда брил молодого хозяина, но Нед не желал и слушать.

Одним январским утром, намылив щеки Неда, лакей поднял бритву и заявил:

 Ваша милость, Голландия неплохая страна, схидам здесь хорош, хотя пиво довольно безвкусное. Попомните мои слова, к марту в Маасе всплывет не одна дохлая собака, и до свадьбы вашей, молодой сэр, еще ох как далеко!

Он быстро провел бритвой по коже ладони.

 Поторопись,  приказал Эдуард,  я спешу.

 Эта прохиндейка тоже спешит,  заметил ирландец,  спешит обвести вас вокруг пальца, и накажи меня Бог вечным адским огнем, если я вру! Вы заметили, как она поглядывает на вас, ваша милость?

 Быстрее!  повторил Нед.

 Она уже пустила на ветер черт знает сколько сотен тысяч дукатов своего болвана, я имею в виду графа Тиберио. И мисс Корнелия больше не сидит на почетном месте за столом.

 Да, это правда!  согласился Эдвард.

 И не спит в лучшей спальне, musha! Странный край эта Голландиягувернантки здесь носят бриллиантовые серьги! Готов поставить два шестипенсовика, а это целый шиллинг, что расскажу вам кое-что, чего вы не знаетепотому как вы, ваша милость, слава Богу, никогда ничего не знаете. Мисс Корни, наш дорогой ангел, унаследовала огромное состояние. Ее кузен Монтефальконе, да, точно, так его звали, был капитаном и где-то помер, уж не знаю гдеи первой новость узнала гувернантка.

Эдвард наконец соизволил прислушаться.

 Ты уверен в этом, парень?  спросил он.

 Мошенник Гоэци прислал ей депешу.

 Значит, ты ее видел ту депешу?

 Мы же смотрим повсюду, верно? Только так можно что-то узнать.

 Как бы то ни было,  промолвил Нед,  состояние капитана перейдет к вдовствующей графине.

Мерри Боунс вытер бритву и тряхнул шевелюрой.

 Несомненно, несомненно, ваша милость,  сказал он,  только знаете, что я думаю? Теперь вдовушка не доживет до преклонных лет. А когда ее не станет, приглядывайте в оба за мисс Корни, слышите? Деньги графа Тиберио на три четверти проедены, а гувернантка все еще не насытилась. Постарайтесь это понять.

Именно в это время письма Неда и Корни, адресованные нашей Анне, начали утрачивать прежний тон веселой беззаботности.

Смерть вдовствующей графини Монтефальконе, сделавшая Корни богатой наследницей, подтвердилась лишь в конце февраля. Г-н Гоэци вернулся, но не показывался. Он сплетал нити заговора, пытаясь подтолкнуть Эдварда к какому-либо насильственному действию, которое позволило бы отменить свадьбу.

Эдварду Бартону удалось избежать расставленной ловушки. Презрение, которое внушала ему синьора Палланти, он держал при себе, хоть это доставляло ему мало удовольствия, и вел себя так, что гувернантка вполне могла заблуждаться в отношении его истинных чувств.

Он продолжал посещать дом графа Тиберио, единственное место, где мог встречаться с Корнелией. С каждым днем Тиберио держал себя с ним все более высокомерно, если не сказать презрительно.

Помолвка Эдварда и Корнелии была настолько публичной, что разорвать ее представлялось затруднительным; но постепенно становилось все очевидней, что искусственно чинимые задержки должны были привести к фактическому разрыву. Так, решено было предварить брачную церемонию поездкой в замок Монтефальконе, причем Эдвард Бартон приглашен не был.

И Эдвард Бартон не возражал.

Таково было, по крайней мере, впечатление, которое вынесла наша Анна из пачки писем, полученных ею в канун бракосочетания.

Я должна сказать прямо, что письма эти были не совсем искренними. В них, с типично английской щепетильностью, была высказана лишь часть правды. Нас, англичан, приводит в ужас определенный тип скандала, именуемый бегством. Чем больше свободы мы предоставляем девушкам в наших семьях, тем настойчивей требуем, чтобы они никогда не нарушали правил добропорядочности и придерживались благопристойности, этой истинно английской добродетели. Думаю, в романах нашей Анны не встречается ни единого случая бегства; я подразумеваю добровольное бегство девушки с молодым человеком, так как похищение осуществляется силой и потому является менее шокирующим.

Но увы! Охваченные избыточными страхами, излишне целеустремленные, Эдвард Бартон и Корнелия де Витт, в тщетных поисках наилучшего выхода, были полны решимости совершить это предосудительное и опасное деяние, которое в дворянских семьях не может быть одобрено ни под каким предлогом. Низшие классыдело иное, они творят, что хотят. Ощущая себя виновными в осознанном выборе неподобающего поступка, Нед и Корни хранили свои планы в тайне от друзей.

Прошу вас, не сочтите, что я в чем-либо оправдываю подобное недопустимое поведение. Однако я хотела бы напомнить, что они столкнулись с безнравственным банкротом, живущей во грехе женщиной и вампиром. Положение их было трудным, что и говорить.

Ирландец Мерри Боунс во многом способствовал тому, что они избрали сей неверный путь, и если бы Богу было угодно провести их по нему до конца, возможно, они избежали бы ужасной катастрофы.

Если бы они вовремя послушались этого парня, не лишенного зачатков здравомыслия, они не ждали бы до последнегои, оказавшись в Лондоне, под защитой английских законов, вволю посмеялись бы над гнусными злоумышленниками, поднявшими руку на их счастье, состояние и жизнь.

Но решились они слишком поздно. Накануне назначенного для бегства дня, Летиция Палланти повела себя с мисс де Витт с такой надменностью, что благородная бедняжка, потеряв всякую осторожность и терпение, гордо поставила ее на место. В тот же день, последний день февраля, графу Тиберио наконец удалось добиться ссоры с Эдвардом Бартоном. Брачный контракт был подписан накануне. Формального разрыва не последовало, но вечером, когда Нед явился в особняк, ему было отказано от дома.

Корнелии же было не позволено покинуть дом на следующее утро, и она превратилась в пленницу.

Тем временем, на горизонте возник месье Гоэци, источая сочувственные речино, как вы понимаете, верить ему было нельзя. Он туманно предупредил Неда об опасности, характер которой не указал, и посоветовал Корни набраться мужества; он же предательски попытался утопить в Маасе Мерри Боунса, в назначенный час дожидавшегося в лодке Эдварда Бартона и Корнелию.

Вам уже известно, чем завершился этот эпизод с несостоявшейся свадьбой и неудавшимся бегством. В середине ночи Корнелия была брошена в почтовую карету и увезена, но не Эдвардом, а преступными любовникамиТиберио и Палланти. Выбирая окольные дороги, они направились в имение Монтефальконе.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава восьмая

К моменту похищения мисс Корнелии Мерри Боунс исчез; каким образом это произошло, будет рассказано в свое время и в своем месте. Нед, коварно предупрежденный г-ном Гоэци, отправился в погоню за похитителями возлюбленной и был ранен на старой дороге в Гельдр. Затем крестьяне привезли его, умирающего, в трактир «Пиво и Братство».

Теперь мы можем вернуться в этот опасный трактир, где мы оставили нашу Анну по окончании поистине фантастического сражения между бедным Мерри Боунсом и раздвоенной стаей субвампиров из числа домочадцев месье Гоэци, во время которой часы пробили тринадцать раз.

После того, как Веселый Скелет выскочил, бросив странные слова «Скоро принесу железный гроб», все сразу возвратилось на круги своя. Различные члены семейства Гоэци сложились внутрь себя, как складная мебель.

Вы ожидаете, вероятно, что я скажу вам, будто наша Анна взирала на все эти невероятные события с изумлением, а таинственная фраза Мерри Боунса подвергла ее воображение настоящей пытке. Нет, ничуть! Ее разум воспринял все с исключительной легкостью, будучи, видимо, уже подготовлен к такого рода чудесам. Ее было теперь не так-то просто удивить.

Во всяком случае, ее охватило умиротворение. Грей-Джек изрыгал проклятия, держась обеими руками за щеки, опухшие от пощечин Мерри Боунса; Она велела ему замолчать и подумала, что Боунс, будучи ирландцем, возможно, сам был повинен в только что виденной ею драке.

Трактирщик и его домашние, говоря по правде, выглядели довольно мирно, а лысая женщина и вовсе казалась достойнейшей особой. Мальчишка принес старине Джеку кружку пива; тот смочил пивом щеки и с удовольствием выпил остальное. Наша Анна сочла нужным и своевременным повторить заявление, сделанное ею за несколько минут до тринадцатого часа.

 Я требую,  произнесла Она отчетливым и твердым голосом,  немедленной встречи с Эдвардом С. Бартоном, эсквайром, который проживал или проживает в этом заведении. Если же, к несчастью, он скончался, будь то по естественным или насильственным причинам, я требую немедленной выдачи его останков с целью погребения в соответствии с установленными церковными обрядами.

Услышав это, старый Джек разрыдался, а трактирщик и его жена вскричали:

 Ах! Дорогой молодой джентльмен! Да благословит его Бог!

Мальчишка, в свою очередь, сказал:

 Я видел мертвеца.

Пес тихонько взвизгивал голосом больной женщины, глядя на нашу Анну страдальческим взглядом.

Попугай, не переставая расчесывать клювом бороду хозяина, повторял:

 Ты уже обедал, Дукат?

Наша Анна никогда в подробностях не объясняла мне причины, заставившие ее удовольствоваться этими, безусловно, весьма расплывчатыми ответами. Впрочем, и сэр Вальтер Скотт критически отмечал ее привычку оставлять в своих повествованиях лакуны.

Трактирщик предложил ей хорошую комнату и постель; Она согласилась, так как толком не выспалась с тех пор, как покинула коттедж.

Трактирщик с чайным подносом в руках и лысая дама с подсвечником провели ее в комнату. Мальчишка тащил грелку. Шествие замыкал пес. Грей-Джека с ними не было. В ту минуту ей даже не пришло в голову спросить, куда подевался Грей-Джек, ее не блещущий умом, конечно, но верный слуга.

Я с некоторыми колебаниями приступаю к этой части рассказа, ибо наша Анна проявляет здесь в своих поступках известную необдуманность. Стоило ли ей, не получив никаких сведений о Неде, так смело доверяться людям, которые только что у нее на глазах раздвоились и затем вновь слились? Я могу лишь указать, что ее лучший роман, «Удольфские тайны», не свободен от подобной опрометчивости. Она не отличалась хорошей памятью, и очаровательная Эмилия, ее героиня, хоть и одарена необыкновенной проницательностью, подвержена таким же приступам помрачения рассудка. Кроме того, Она до крайности устала, и мы вполне можем предположить, что ум молодой девушки из порядочной и тихой семьи был ужасно расстроен пережитыми приключениями.

Итак, Она легла в мягкую постель. Лысая женщина любезно подоткнула одеяла, трактирщик поставил на ночной столик поднос с чайными принадлежностями, мальчик ловко установил рядом подсвечник с двумя свечамипосле чего все удалились, пожелав ей спокойной ночи.

Она осталась одна. Снаружи ключ дважды со скрипом повернулся в замке. Удалявшиеся шаги затихли в длинном коридоре. Тишину нарушал только меланхолический голос ветра, с плачем сотрясавшего оконные переплеты.

Впервые с отъезда из отцовского дома наша Анна оказалась в удобной комнате и теплой постели, навевавшей грезы. Ее мысли вскоре обратились к милым пейзажам Стаффордшира. О, Англия, сладчайшая царица мира, какой прекрасной кажется она, когда взор застилают слезы изгнания!

Пока Она грезила в полутьме, проникнутая смутным умилением, снизу донесся глухой шум: то был скрежет внутреннего механизма часов, предшествующий бою. Когда часы начали бить, на нижнем этаже возобновился концерт диких криков и проклятий в сопровождении громоподобных звуков сражения. Четырнадцать раз пробили часы, и четырнадцать раз тощая птица пропела: «Ку-ку!». После все стихло и только скрипучий голос мальчишки с обручем проговорил:

 Я видел мертвеца.

Наша Анна подскочила, как от удара. Тот мертвецведь это был Нед! Как могла она, пусть на минуту, забыть о жестоком горе? Нед, смешливый мальчик, деливший ее первые детские игры; Нед, которого ей, по крайней мере, было позволено любить, как брата!

Мертвец! Нед! Анна вдруг поняла, где находится. Как же она не узнала эту комнату? О ней рассказывал Нед в последнем письме; отсюда он взывал: «Помогите! Спасите!».

В свете двух свечей, чьи длинные фитили источали больше дыма, чем огня, Она увидала занавески с цветными узорами, набор эстампов с изображением битв адмирала Рюйтера и круглое отверстие напротив кровати, в восьми футах от пола, бывший дымоход

Здесь, на этой кровати, Нед испустил последний вздох.

Фитили удлинились и походили теперь на черные грибы. Их дым наполнял комнату густым зловещим туманом. Не могу сказать, что пряталось в этом тумане, но темнота стенала и рычала.

Тьма становилась все непроницаемей, свечи все утончались, грибы фитилей чудовищно разрастались; едва видимые эстампы казались прозрачными живыми окнами, горевшими изнутри.

Словно бедное суеверное дитя, сраженное полуночными страхами, Она спрятала голову под одеяло.

Не успела Она занять эту позицию, как раздался громкий и вполне объяснимый звук, похожий на звук шагов человека, обутого в довольно большие и грубые ботинки. Наша Анна услышала этот звук и мигом пришла в себя. Она осторожно приподняла одеяло и прислушалась.

Ошибки быть не могло. Тяжелый каблук царапнул железом по камню в нескольких шагах от нее. Новый и более чем смертельный ужас охватил нашу Анну. Можно бросить вызов погибели, вообразить саму идею бесчестия, какой бы та ни была пугающей; но подбитые железными гвоздями ботинки в спальне молодой благовоспитанной девушки! Наша Анна хотела броситься к окнубежать, открыть и ринуться вниз головой в вечность!

Назад Дальше