Она огляделась по сторонам, словно только что проснулась.
А что это мы у порога стоим? Проходи, гость дорогой, будет тебе и «скляночка», и твой любимый балычок, пойдем.
Проведя Томаса вглубь кабинета, она усадила гостя в кожаное кресло, а сама засеменила к сейфу. Ключи висели на кожаном шнурке. Шнурок на шее. Саму связку не было видно, потому как она покоилась далеко в декольте. Когда надо было отпереть сейф, Антонина Петровнане знаю почему, может по старой привычке, которая осталась после работы в ЧК, может ещё что,но баронесса становилась так, чтобы посторонним кроме её спины ничего не было видно. В этот разо, чудо!она при Томасе достала ключи, выбрала нужныйгость видел какой!и отперла сейф.
Вытащив оплетенную ивняком бутылку, Антонина Петровна поставила её на полированный столик. Поставила перед... Тихоней. Теперь его можно называть и так. Рядом с бутылкой скоро оказалась тарелочка с тонко нарезанной ветчиной, жемчужное пахнущее чесночком сало, бастурма с красным ободком, янтарные кусочки балыка, ломтики черного хлеба и две глиняные старинные рюмки.
Вытащив пробку, Антонина Петровна налила по марусин поясок и села на диван.
Тост за тобой.
Томас, осторожно взяв рюмку, встал, приосанился и, отставив по-гренадерски локоть, отчеканил:
За семь футов под килем!
Вот это по-нашему!!!взревела в ответ Антонина Петровна, чокнулась с гостем и махом, аж зубы клацнули о глину, отправила «скляночку» в широкий рот. Зажмурившись, покачала головой. Сначала вытерла рукавом пиджака выступившие слезы, затем взяла кружок рыбки, прикрыла им хлебушек и отправила это все вдогонку за выпитым.
Томас также с минуту восстанавливал дыхание и только потом просипел:
Это ж страх, а не «скляночка». Как на кол посадилидо копчика продрало.
Да, хороша. Я вот иногда позволяю себе рюмочку с утра. Но в одиночку никакого удовольствия.
Антонина Петровна закупорила бутылку, и поставила её назад в сейф.
Итак, насколько приехал? Месяц, два?
Томас, собрав себе бутерброд, откинулся на спинку кресла.
Ой, Тоня, не спрашивай, отдохнуть надо. Последние годы как крот закопалсястолько работы, что голову не поднять. Устал как мельник.
Что ж ты хочешь, двадцать первый век на носу, в третье тысячелетие входим, новые технологии, разработки. Стараемся. Это вы там бумаги перекладываете, а мы тут за вас пашем.
И мы пашем. У каждого своя планида, свой тягар. Слышал, предлагали в Киев перевестись. Чего отказалась?
А, стара я для переездов. Тут сколько лет сижу, все родным стало. Богатой не быланечего и привыкать.
Рано ты. Бери с меня пример. Видишь, каков фрукт,Томас развел, было, руки в стороны, но пришлось ладонью прикрывать рототрыгнулось можжевельником.Извини.
Тебе легко,отмахнулась баронесса.Начальство бдит, защищает, как может. Ответственности никакой, вот и порхаешь. А на мне город висит.
Допорхался. Выгляжу зайчиком, а внутри? -Томас постучал себя по груди.Слышишь? Пусто. Рубцы с каньон. Потому и приехал.
Хозяйка с прищуром посмотрела на гостя.
Я знаю, как тебя вылечить. У вас в Киеве нормальной бабы не сыщешьвсе с коленкором. Вот что, я тебя с такой цыпой познакомлюСофой зовутвек не забудешь!
Томас на эти слова только грустно усмехнулся.
Шо? Не стОит, а то не стоИт?удивилась Антонина Петровна.
Та ото ж.
Брось, у Софочки все встаёт. Даже солнце ночью.
Томас, не желая продолжать тему, посмотрел на часы в углу.
Ладно, мать, погоди с девками. Я только приехал, а ты уже сватаешь. Дай осмотрюсь, обживусь, повожу жалом. Вокруг все какое-то новое, незнакомое, пестрое. А потом приду и мы поговорим серьезно, что, как и когда. По рукам?
По зубам! Ты сейчас выйдешь, и тебя ищи-свищи. Давай так.Антонина Петровна достала из ящика стола новую папку, развязала тесемочки, открылав ней лежала стопка чистых бланковвзяла один. Окунув перо в чернильницу, черканула вверху свои инициалы и, приговаривая под нос, начала писать:
Томас Чертыхальски с сегодняшнего дня, четвертого августа 1999 года прибыл в Городок-на-Суше, о чем соизволил неукоснительно сообщить местным властям. Цель приездаотдых, то естьлодырничанье, раздел «праздность»... Хм, похвально... Дата отъезданеизвестна...
Антонина Петровна подняла голову.
Стоп! А ещё кто знает, что ты здесь?
Для всех я в Ташкенте. В командировке.
Молодца, а то вспомнила про твоих фрицев...
А-а-а, когда это было.
Не скажи, те твари злопамятные...
Баронесса заполнила бланк и подала гостю. Томас подошел к столу, взял ручку, обмакнул кончик перышка в черную смолу и, придерживая вверх листа, лихим росчерком поставил красивую подпись. Хозяйка кабинета подула на чернила, придирчиво осмотрела автограф и только потом сказала:
Всё, можешь гулять. Вижу копытцами так и сучишь. Э? Столько лет не виделись, а ему со старой поговорить влом.
Томас окинул взглядом кабинет, и скривил такую рожу, что баронессе пришлось себя сдержать, чтобы не расхохотаться в голос. Кивнула, мол, понимаю, и продолжила:
Если тут брезгуешь, милости прошу домой. На всё про всё тебе три дня, а потом,баронесса поверх очков посмотрела на календарь.В субботу ко мне на цыганский хутор. Помнишь где? Я туда переехала.
Найду. С утра, вечером?
Лучше с ранья.И добавила с нажимом:Там и поговорим. Никто не побеспокоит.
Почему цыганский? Чем одиннадцатая линия плоха?
Соседи донималишумные попались. А на новом месте вокруг меня тишина. Старички живут.
Томас встал, поправил джинсы. Хозяйка взяла его за локоть и повела к двери.
Я рада, что ты приехал, потешил старую. До нового года огурец да кочерыжка. Думала, не увижу больше, а ты вот,баронесса взяла Томаса за плечи, развернула к себе, посмотрела снизу вверх,туточки.
Чертыхальски уже взялся за дверную ручку, но Антонина Петровна его задержала.
Ты поосторожней. Времена такиемолодежь лютует. Твоих манер никто уже не поймет. Обещаешь поперед батьки не лезть?
Тоня, ну, где я пропадал? Успокойся.
Ладно,баронесса тепло улыбнулась, наклонила Томаса и поцеловала его в макушку.Через три дня, что б как штык. Соскучилась за тобой, оглоедом, а ты даже не звонил. Иди.
7 Виват!
Когда Томас вышел на улицу, то увидел Лесюона его уже поджидала у машины.
Когда-то давно Рокоцей-Чертыхальски, или как там его ещё называют, рисовал. Получалось неплохо, даже кормился с потешных портретов. В те далекие времена у него была приметаесли он умудрялся написать лицо или фигуру одной беспрерывной линией, то шарж обязательно продавался. Подходя к Лесе, Томас вдруг подумал, что её силуэт он сможет вывести одним росчерком. Да, сможет...
Забавно, но в одно и тоже время два героя моей рассказки занимались одним и тем же деломмечтали. Но если Томас представлял, как соблазнительно будет смотреться на бумаге обнаженная фигура Леси, то у Смехова поток сознания имел иное направление: он до сих пор гадал, какое же испытание выбрать для своей новой жертвы. В этот день фантазия Ромы почему-то зациклилась на еде. Он мысленно уже накормил своего обидчика солидолом, пластилином, стекловатой, отрубями, напоил уксусом, джином, керосином, но... Всё это казалось каким-то несерьезным. Вот раньше были задания! Уринотерапия! Гость с КавказаВасилий Жеребидзе осилил «малешку». А эксперимент под названием «может ли человек есть как лошадь?». Хозяин ларьков Коля Щур, доказал, что овес мужчине даже полезеннесколько жменей отборного фуража ушли за обе щеки. Как у хомячка. Но больше всего Хлеборезу понравился педагогический опыт. Один из кандидатов на пост мэра, отставной майор, во время предвыборной кампании грозно пообещал ради своих избирателей землю грызть, если конечно ему доверят столь высокий пост. Сладкое кресло уплыло под чужую задницу, а на пороге пенсионера в погонах появился Рома. Он хотел выяснить, а сколько несостоявшийся голова Городка сможет сгрызть родной землицы-матушки? Оказалось немного. Сквозь слезы и сопли «политиком» было употреблено четыре с половиной пригоршни на зависть иноземцам жирного, с хорошим содержанием гумуса, чернозема. Так вот, после того случая Рома понял, что, наказав таким образом баклана, он поднял планку своих требований до робингудской высоты, и теперь размениваться на какой-то солидол? А где гражданская позиция, где вызов обществу, поддержание реноме и торжество справедливости, наконец?
Вот такие думы роились в голове у Ромы Хлебореза. А пока Чертыхальски-Рокоцей Рокоцей-Чертыхальски ехал по когда-то родному ему городу, и с любопытством рассматривал мелькающие за окном рекламные щиты, витрины магазинов, деревья и прохожих. В сию минуту он не хотел думать о том, что будет завтравнешне Тихоня был спокоен как Pacific Ocean.
Кстати, перед тем, как сесть в машину, Леся спросила, устал ли Томас с дороги, и где собирается остановиться. На слова, что, дескать, переночевать ему не у кого, и он собирался снять номер в гостинице, девушка улыбнулась и так, без эмоций, даже с холодком, сказала, что она свободна и может, конечно, не бесплатно, предоставить на несколько дней комнату. Томас-Тихоня воспринял предложение как должное, и сейчас Леся везла его к себе домойжила она на Гагарина. В глазах Чертыхальски кроме рекламы, деревьев и прохожих, метались шальные мысли, шальные желания. Стоило нашим героям переступить порог, Леся тут же обняла Томаса и поцеловала. Тихоня ответил. Он совершенно не удивился, когда девушка, не отлипая от губ, начала снимать с него одежду и повела вглубь квартиры. До спальни они не дошлисвалились в зале на дивани было всёнефритовый стержень, трепещущие лепестки лона, крики, стоны, царапины на спине, жемчужинки пота на крепких ягодицах, пощекотунчики, смехвсё как в женских романах.
Виват!
8 Вензельки
Давно отбушевал в Городке полденьлетний день лениво подползал к своим поминкам. Солнце устало бить протуберанцами горожан по головам и спешило прыгнуть за терриконы. Народ тупо ждал ночной прохлады, когда можно выйти на балкон или во двор с бутыльком пива и семечками, покурить, поболтать с соседом, не опасаясь подзатыльника от румяного хулигана. Трамваи и троллейбусы вечером стали ходить реже. Голодные, прибежавшие с работы, горожане зажгли конфорки на кухнях. Пошла вторая волна выгула собак и пустыри, парки, скверики наполнились сиамскими близнецами. Где-то кто-то кого-то ругалзвуки семейного скандала разносились на весь мир. Из открытого балкона на четвертом этаже слышался хрипловатый баритон Круга и бренчание электрогитары. Вот только шансонье не мог тягаться с напором убористого мата, и всухую проиграл борьбу за интерес собравшейся на лавочках публики.
Через двор продефилировали местные разбышакиСашка с Иван Сергеичем. Высокий и низкий. Рыжий и белый. Пат и Паташон. Перепачканные, как кочегары. Вытирая своими натруженными грязными руками пот с висков, они толкали к ближайшему пункту металлоприема самодельные дрожки, на которых возвышалась небольшая ржавая ванная, какие ставят в малосемейках.
Антонина Петровна к этой минуте у себя дома изволила плотно отужинать, и готовилась через час отойти ко снулетом она с солнцем ложилась и с ним же вставала.
Томас и Леся добрались-таки до спальни и отдыхалиим этой ночью ещё предстояло проверить на крепость мебель и нервы соседей. А вот Роме было не до снаон сидел на кухне и смолил сигарету за сигаретой.
Все-таки творческий процесссложная и энергозатратная штука.
9 Алё, барышня?
Утро в Городок пришло с птичьим гомоном, уханьем голубок, слепящими лучами-зайчиками, ласкающими через занавеску обнаженные, сплетенные в нежном танце любви тела. Когда дело подходило к пику Коммунизма, вдруг зазвонил мобильник. Томас, пошарив рукой по ковру, нашел трубку и посмотрел на экран. Там высветился номер Романа Смехова. Нажав на зелененькую потертую скобочку, Томас прислушался. Голос, который скрывался внутри динамика, был весел, даже игрив.
С добрым утром, шанхаец. Готов к труду и обороне?
Томас хотел ответить «Да»,но у него получилось очень уж бодрое: «ДА!».
Рома, не ожидая такой прыти, отстранил от уха трубу, посмотрел на неё, потом, вернув на место, переспросил:
Эй, ты там здоров?
На проводе молчали. После шуршания и скрипа, раздался жестяной стук и бульканье, словно телефон затянуло в стиральную машину. Только после этого Рома услышал бодрый голос:
Куда ехать и во сколько?
Сознаюсь, Хлеборез надеялся, что парнишка струсит и бросится в бега, но клиент на удивление попался не из боязливых. Рома прикинулна сборы ему хватит часа, а там и напарники подтянутся...
Так, сейчас восемь тридцать. В десять ноль-ноль ты должен быть на «могиле». Знаешь, где?
Знаю.
Вот и хорошо.
Конец приема,последовал ответ.
Услышав гудки, Роман бросил телефон на аккуратно заправленную постель и подумал, а все ли он правильно делает?
Смехов этим утром проснулся с тяжелой головой и, прошептав: «Куда ночь, туда и сон»,перекрестился. Ему снились кошмары. Какие-то собаки гнали его по полю, а он, абсолютно голый, убегая, думал во сне не о клыках, не о хриплом дыхании, раздававшемся сзади, а о своем молочно-белом теле, таком беззащитном, таком ярком на фоне зеленой травы. И ещё ему было нехорошо от мысли, что его наготу могут увидеть все, кто проезжает сейчас по дороге, разрезавшей это треклятое поле на две ровные части. Рома во сне видел, что по той трассе ехало много машин. Водители и пассажиры прильнули к стеклам, наблюдая, как Хлеборез бежит от собак, как мелькают его локти-колени, а сморщенное достоинство болтыхается туда-сюда, туда-сюда.
Поговорив с «шанхайцем», Рома посмотрел на свое отражение в зеркале, подмигнул ему, однако лучше не стало. Промелькнула мысль: что ж это за жизнь такая пошла паскудная? Сегодня его ждут пять граммов веселья, а на душе почему-то грустно, даже отвратительно. Стоп! Что это я про Рому, да про Рому, и как-то упустил из виду массовку? Конечно, Хлеборез работал не одинрядом с ним всегда были его приятели. Хотя нет, скорее они были не приятелями, а такподмастерья. Алеша и Витя.Работодателем и генератором идей всегда был Хлеборез, а Витя и Алеша исполняли роль полезного фона.
Парочка познакомилась с Ромой в пионерлагере, когда им было лет по тринадцать. Оказалось, что жили они на соседней улице, но ходили в разные школы. Так распорядилась судьба, что встретились они не во время драки, не на футбольном побоище, а далеко от дома, где среди иногородних пионеров любой земляк невольно становится другом. То лето их связало навсегда. Так по жизни троица и прошлане три богатыря а, скорее, как ледокол и две угольные баржи.
10 Ложка лжи
Леся откинулась на простыню и, стараясь унять разрывающееся сердце, закрыла глаза. Томас, накрыв широкой ладонью её левую грудь, спросил:
Пустишь жить на недельку?
Да, хоть на всю жизнь!
Я запомню.
Ты, это,Лесе никак не удавалось отдышаться,с Хлеборезкой осторожней. Кто знает, что там в его башке?
Ничего, пропетляем. А где, кстати, находится «могила»?
Такси надо брать. Скажешь, довезет. Там посадки и дорожка есть,не заблудишься.
Это за карьером?
Ага. У тебя хоть оружие есть?
Оно мне не надо.
У них пистолеты.
Хоть автоматы.
Не кричи гоп.
Леся хотела добавить ещё что-то ободряющее, но Томас снова её стал щекотать. Перекатившись на бок, девушка не удержалась и упала с кровати на пол. На неё тут же свалился Тихоня. Визжа и отбиваясь из последних сил, Леся продолжала хохотать, как безумная. Сейчас она нисколечко не сомневалась в том, что с этим мужчиной, её мужчиной, сегодня ничего плохого не произойдет.
Томас скрутил ей руки, навис коршуном, и, приблизившись близко-близко, стал шептать на ухо:
Хочешь хохму?
Ну.
У меня женщин не было двадцать три года и два месяца.
Врешь!
Хорошо... Раскусила... Вру.
11 Могила
За оставшееся время Томас-Тихоня успел принять душ, покушать, одеться и попрощаться с хозяйкой гостеприимной квартиры. Когда, подавая сумку, Леся сказала: «С ним или на нем»,он с каменным лицом ответил: «По тыкве надаем».
Томас вышел из подъезда. Окинул взглядом просторный почти пустой двор. Кроме трех старушек, стаи голубей и двух принюхивающихся к мусорным бакам бродячих собак никого не было. Поправив ремень сумки, Томас посмотрел вверх, зачем-то подмигнул прозрачному без единого облачка небу и широким шагом вышел со двора, гдена ловца и зверь бежитпоймал такси.
На вопросчто такое «могила», отвечу так. Городок наш богат недрамичего тут только не нашли. Угли коксующиеся, то есть спекающихся марок, угли жирные, угли газовые, угли отощенные и тощие; сурмяные и ртутные руды, железный купорос, кварциты, серный колчедан. Для строительства идеально подошел известняк, гипсовый камень, алебастр, доломиты. Стройне хочу. Завертелось ещё при царяхартели, акционерные общества с иностранным капиталом, частные рудникино особый размах пошел в советские пятилетки, когда плановики светлого будущего в дополнение к старым шахтам и заводам, понастроили ещё и ещё. Людей приехало много и чтобы трудоустроить излишки не только мужчин, но и женщин, в дополнение к возведенному, присоседили несколько обогатительных фабрик. Потом появились химические предприятия, фабрика трикотажного полотна. Сами понимаете, где строительство, там нужен песок. Здесь природа снова помогланашелся под самым боком. Когда-то добывали его лихо, но в один момент из-под земли начали бить ключи, и котлован быстро заполнился водой.