Тут налево, сказала Наська.
Знаю! ответил мужчина. А тебе спать не пора? Второй час ночи! И почему ты в пижаме, девочка?
Потому что ночь и спать пора, огрызнулась она.
Мужчина заткнулся. Женщина нервно засмеялась. Спросила:
Милая, твоему брату помощь не нужна?
Он не мой брат, он парень моей сестры, ответила Наська. Нет, спасибо.
Мы доехали. И, к счастью, дальнейших предложений помощи не последовало, хотя парочка явно была заинтригована.
Я даже подумал, что сейчас у них появился шанс помириться.
Спасибо, вежливо сказала Наська, когда мы выскочили из машины. Я только махнул рукой.
Что ж, у моего дома никакой доблестной кавалерии не оказалось. Но оставался полицейский пост напротив Гнезда. Вот они пусть и вызывают полковника, у них либо есть рации, либо в будочку кинули телефонный провод.
Никаких сомнений в том, что помощь нужна, у меня не оставалось. Гнездо не просто тревожно пело, оно вопило вовсю.
Если днём его голос походил на ласковый морской прибой, то сейчас это был грохот надвигающегося шторма.
Но едва я увидел пластиковую будку, то понял, что помощи мы тут не получим.
С виду она была совершенно цела. Но камера на крыше смятатак я мог бы смять пальцами спичечный коробок.
А сама будка напоминала стакан блендера, в котором перемололи горсть клубники.
Там горел слабый светто ли лампочка, то ли фонарик. И медленно стекали по стенам багровые струйки, перемешанные с какими-то ошмётками и клочками формы. К одной стене прилипли разбитые поисковые очки, выпачканные в чём-то красно-сером.
Я отвернулся.
Ну надо же. Крепкие у меня нервы. Меня опять не стошнило!
Наська стояла рядом, глядя на будку.
Я вспомнил лица полицейских, которых видел вчера внутри. Один был старше, другой моложе, а больше я и не запомнил ничего. Только эти очки дурацкие
Меня вывернуло.
Я проблевался пиццей и горькой водкой.
Постоял, упёршись руками в колени.
Кто-то недавно прошёл мимо будки, раздавил камеру и перемолол в фарш двух здоровых вооружённых мужиков!
Наська, не смотри. Идём за помощью, сказал я, выпрямляясь.
Её уже не было рядом. Маленькая фигурка стремительно неслась к Гнезду.
Дура выдохнул я. Дура, дура, дура!
Но я был не меньший дурак, и поэтому побежал следом.
Глава восьмая
Гнездо словно с ума сошло.
Я чувствовал приливы энергии, проносящиеся по зданиям, выхлёстывающие на улицу, в паутинные туннели, отражающиеся обратно и с грохотом бьющиеся меж стен.
Ну вот опять я пытаюсь объяснить то, чему нет подходящих слов.
Какая энергия? Какой грохот?
В этом мелком, но помпезном министерстве, куда Изменённые стащили сто тысяч миллионов ковров, одеял и подушек, вообще все звуки умирали. Даже лампочки тут светили вполсилы, и душная московская весна уступала место влажной стылости.
Но я чувствовал себя в эпицентре шторма. Щепкой, угодившей в водоворот
Куском беззащитной плоти, брошенным в блендер.
Дарина! закричал я, не таясь. Наська!
Жницы в фойе не оказалось, и куколка уже куда-то умчалась, вокруг вообще никого не было.
Только ощущение опасности и ужаса.
Бежать по коврам и подушкам было неудобно, я дважды споткнулся, кинулся вверх по лестнице и остановился.
Нет. Не туда.
Направо.
Вниз.
Тряпки и прочая рухлядь почти пропали, остался только выцветший ковёр, лежавший тут и до Перемены, прижатый к ступенькам потемневшими медными прутьями.
Я чувствовал, что выбрал правильное направление.
Голос Гнезда звал меня за собой.
Я пробежал длинным коридором, поднялся по другой лестнице. Я уже совсем запутался в этих переходах, не понимал, где именно нахожусь. Но шёл правильно.
Дарина! крикнул я, вбегая в большой зал. Сдвинутые к стенам запылённые стулья, над ними портреты русских композиторов, на паркетном полу неизменные ковры и подушки, огромная пыльная люстра под лепным потолком, где мужественно боролись с тьмой две-три лампочки, небольшая сцена, а рядом с ней совершенно неожиданная, широкая бронированная дверь.
Возле сцены стояла Наська. Смотрела на металлическую двустворчатую дверь. Та выглядела чужеродной, куда неуместнее завала подушек или хлопьев паутины на люстре. Синевато-серый металл казался непроницаемым как банковский сейф или борт космического корабля Инсеков.
Но на моих глазах на нём совершенно беззвучно появилась вмятина. Потом ещё одна.
Наська медленно повернула голову ко мне и закричала:
Беги!
И тут же взлетела в воздух, задрыгала ногами, повиснув на высоте человеческого роста. Замолотила кулачками в пустоту.
Я бросился к ней.
И почувствовал ударнебрежный, мимолётный. Будто мне навстречу матрасом махнули! Из носа хлынула кровь, а я, взмыв в воздух, преодолел несколько метров и шлёпнулся на пол.
В первый раз я порадовался раскиданным повсюду одеялам и подушкам.
Нет, вру. Во второй
Гул Гнезда обрушился на меня одновременно с ударом. Но не добил, а словно подхватил, обволакивая.
Почему-то я знал, что, если бы не эта неожиданная помощья бы уже валялся с переломанными костями, никакие ковры бы не спасли.
«Жница!»
Наська всё так же беспомощно болталась в воздухе. То, что я слышал, опять же было не звуком, а каким-то возмущением в пространстве, наполнившей весь зал могучей волной.
«Если ты не выйдешь»
Это были не слова, скорее, образы. И то, что Дарина должна выйти. И то, что иначе неведомая сила примется отрывать Наське руки и ноги.
Я неловко повернулся, встал на четвереньки, поднялся. Вроде бы ничего не сломано, только кровь из носа хлещет, но кого это волнует, мы же тут не до первой крови бьёмся
Хотя насчёт «бьёмся» это сильно сказано.
Что-то сокрушительно сильное и невидимоекак с таким биться?
Вздрагивающей рукой я полез в кобуру. И попал пальцами в карман, в крошево стекла и металла. Недоумённо достал зеркалки. Не те, понтовые, что носил всегда, а простенькие рабочие. Одно стекло разлетелось полностью, несколько осколков теперь торчали у меня из пальцев, чего я совершенно не чувствовал и даже не придал этому значения. Второе покрылось трещинами, но чудом уцелело. Сейчас я был бы хорошей парой культурному бомжу
«Жница!»
Проведя пальцами по рубашке, я ухитрился стряхнуть впившиеся стеклянные иголки, хотя одну, кажется, совершенно безболезненно загнал под кожу.
А потом, повинуясь порыву, надел очки.
То, что стояло у сцены, невидимое невооружённым глазом и ярко искрящееся сквозь треснувшее стёклышко, не было ни человеком, ни Изменённым, ни Инсеком. Что-то совершенно неведомое и жуткое, ростом метра три, с тонкими конечностями, суставы на которых походили на шарниры, с человеческого размера и формы голым туловищем и огромной, мохнатой, будто у обезьяны, головой. Глаза здоровенные даже для этой морды, выпученные и словно бы прикрытые прозрачными колпаками.
У существа были две лапы, на которых оно стояло, и ещё четыре конечности, с длинными тонкими пальцами на широченных ладонях. Одной ладонью существо сжимало Наську, две другие вытянуло к двери, а четвёртая, похоже, примерялась осуществить угрозу и оторвать куколке ногу.
Песнь Гнезда изменила ритм. Волны уже не бились о берег, волны откатывались и подступала по-настоящему большая волна.
Дверь вдруг раскрылась. Не распахнулась, не разошлась в стороны, а свернулась к раме, сразу вся от центра, будто створки были лишь бутафорией, данью человеческой традиции.
В проёме стояла Даринав своём чёрном комбинезоне жницы и со здоровенным пулемётом наперевес. С таким разве что в комиксах героев рисуют, его даже без стрельбы в руках не удержишь.
Но Дарина начала стрелять.
Как ни странно, её не отбросило после первого же выстрела, она лишь пятилась, отступая.
Попала она или нетя не понял. Монстр сделал неуловимый жест свободными лапами, и, хотя до Дарины было метров пять-шесть, пулемёт у неё из рук вырвало, расплющило и с грохотом жахнуло об стену.
Да уж, какая тут битва тут и старшая стража, и монахи ничего не сделают
Я запустил руку в кобуру и достал макаров.
Мне казалось, что я двигаюсь абсолютно бесшумно и очень быстро. Но голова монстра уже повернулась ко мне. Казалось, он был удивлён тем, что я стою живой и даже более-менее невредимый.
Одна лапа стремительно пошла в мою сторонуи ковры на полу, вслед за её разворотом, вспарывала невидимая даже в очках сила.
Вот только голос Гнезда уже изменился, теперь он ревел падающим на берег цунамиподхватывая меня.
И лапа монстра двигалась всё медленнее и медленнее или это я стал думать и двигаться с его скоростью?
Я нацелил пистолет в голову твари и нажал на спуск.
Кажется, это и впрямь что-то со мной затвор отходил назад плавно, неспешно, и мне казалось, что я вижу дрожащий в воздухе след пули, мутный, как матовое стекло.
Первый выстрел прошёл мимо.
Я чуть опустил ствол, совершенно чётко ощущая те доли миллиметра, на которые его надо было сдвинуть. Снова нажал на спуск.
Пуля вошла монстру чуть выше левого глаза. Брызнули осколки кости.
Монстр разжал лапу, Наська плавно полетела вниз, а монстр начал приседатьто ли собираясь убегать на всех шести конечностях, словно гигантский мохнатоголовый жук, то ли собираясь прыгнуть на меня. Левый глаз наливался кровьюв буквальном смысле, между глазом и прозрачной оболочкой оказалась полость, и туда хлестало красным.
Совершенно спокойно я побежал на него, продолжая стрелять. Каждое касание пола отдавалось в ногах болью, будто я не бежал по коврам, а бил босыми ногами по бетону.
Третья пуля вошла существу в лоб.
Четвёртая разнесла на части тянущуюся ко мне ладонь, а я бросился влево, падая и уклоняясь от чего-то невидимого, с чудовищной силой пронёсшегося над головой и ударившего в стену.
Где-то под потолком сорвался и медленно полетел вниз портрет композитора Мусоргского, взирающего на монстра с невозмутимостью человека, повидавшего и не такое.
Монстр рухнул, несколько раз дёрнул лапами, вспарывая ковры и оставляя борозды в паркете.
Голос Гнезда затихал, покидал меня.
Я присел, скорчившись, как полчаса назад сидела на моей кровати Наська. Молча уставился на монстра, на идущий из ствола макарова дымок.
Задняя лапа монстра вдруг конвульсивно дёрнулась и вскользь ударила меня по груди. Я опустил голову, посмотрел.
Рубашка была разодрана и залита кровью.
Из кожи торчали красно-белые осколки рёбер.
Как-то очень быстро всё происходит.
Люди на такие вещи не рассчитаны.
Подумав мгновение, я подгрёб под себя пару подушек и вжался в них. Меня трясло. И ещё хотелось пить. Начали болеть изрезанные пальцы и отшибленный копчик. А вот в груди не болело, надо же.
Интересно, если я сейчас немного посплю, это не будет невежливо?
Меня несло по бескрайнему океану холодного серого шума. Океан раскачивал меня на волнах, подбрасывал вверхчтобы тут же уронить, подхватить и снова потащить куда-то.
Наверное, я умираю.
Вот же досада.
Надо было дострелять магазин в монстра. Пожалел четыре патрона.
Но бой вышел шикарный.
Жаль, не узнал, что же это за тварь такая.
Меня снова подбросило на невидимой волнеи больно ударило по щеке. Потом по другой.
Ну что за свинство? Когда человек умер, ему не должно быть больно!
Зачем ты его бьёшь?
Чтобы он проснулся.
А он точно проснётся? Он разве не умер?
Бац! Бац! Опять по щекам!
Я ему умру
Я открыл глаза и посмотрел на Дарину. Она сидела рядом и, кажется, приготовилась снова залепить пощёчину.
Сказал:
Можно было просто поцеловать.
Стоящая за Дариной Наська немедленно сообщила:
А она вначале целовала. Потом принялась бить. У вас сложные и запутанные отношения.
Тьфу на вас обеих прошептал я. Осторожно потянул руку к груди. Дарина ничего не сказала, и я ощупал себя.
Вначале осторожно, а потом двумя руками. Сказал:
Тут торчали рёбра.
Три ребра и грудина, подтвердила Дарина. Наська, ты ещё тут? Что я сказала?
Куколка куда-то метнулась.
Я попытался сесть, Дарина помогла. Монстр по-прежнему валялся рядом, судя по всемууже окончательно дохлый.
У меня даже шрама не осталось. Только рубашка порвана в клочья и окровавлена.
Долго я был в отключке?
Полчаса примерно.
Я покачал головой.
Раны так быстро не зарастают.
Ты призван, сказала Дарина. И Гнездо тебе благодарно. Сломанные рёбраерунда, у тебя все мышцы были порваны и кости на ногах переломаны.
Я посмотрел на ноги. Кроссовки выглядели так, будто я совершил в них кругосветное путешествие.
Что за хня? недоумённо спросил я. Меня по ногам никто не бил.
Ты сам себя бил. Ты двигался с такой скоростью, которая недоступна человеку. Сухожилия отрывались от костей, а кости ломались.
А! понимающе сказал я. Ну да, обычное дело Это всегда так?
Откуда мне знать? Дарина пожала плечами. У нас в Гнезде раньше не было призванных. Лучше скажи, как ты его убил этим?
Она осторожно подняла мой пистолет за стволи положила на пол.
Купил вчера патроны в Комке. Какие-то особые патроны. Рэдку заплатил за магазин. А теперь ты скажи, что это такое?
Я ткнул рукой в сторону монстра. Очки с меня то ли слетели, то ли их сняли, но теперь монстр был видим.
Не знаю, Дарина нахмурилась. Вероятно, то самое, что убило Гнездо в прошлый визит. Какая-то странная тварь.
Это же не Инсек?
Нет, что ты Дарина помедлила, потом обняла меня, уткнулась в шею. Спасибо. Ты нас обеих спас. И сам чуть не погиб. Я бы ничего не смогла сделать Я боялась, что ты умрёшь. Очень боялась.
Не очень-то заметно, не удержался я от колкости.
Дарина помолчала.
А очень заметно, что сутки назад погибли все мои подруги и друзья? По мне или по Наське?
Я подумал. И сказал:
Извини. Это потому, что не считаю вас Изменёнными. Всё время жду человеческих реакций.
Мы не совсем люди
Может, и хорошо, сказал я. Обычные девчонки бы повесились