Алексей ПоворовЯ убийца
Пролог
Я никогда и никому не делаю ничего дурного без повода.
Но жизнь научила меня творить зло во благо.
Максимов Максим Юрьевич
12 апреля 2015 года. Пасха. 16 часов 33 минуты.
Светило яркое солнце. Лучам иной раз перебегали дорогу кучевые бледно-серые облака, накрывая землю тенью. Частный сектор, расположенный на городской периферии, был малолюден: народ праздновал Христово Воскресение. Щебет воробьев заглушал детские крики, доносящиеся издалека.
Вереница машин быстро проехала меж коттеджей и остановилась неподалеку от небольшого дома. Из ПАЗика стремительно выскочили бойцы СОБРа в полной боевой экипировке и взяли дом в оцепление. Несколько полицейских УАЗов заблокировали дорогу вдоль квартала. Из подъехавших Жигулей четырнадцатой модели вылезли трое в штатском. Один из нихв костюме-тройке с расстегнутым пиджакомвстал, опершись на автомобиль, и скрестил руки на груди.
Подтянулись первые зеваки с мобильниками, готовые запечатлеть интересное. Если бы кого-нибудь еще и убили, день для них выдался бы просто отличным! Казалось, что ради рейтингового видео на YouTube они готовы пожертвовать даже собственной безопасностью. Святой праздник уже был давно позабыт: разворачивалось шоу.
Полицейские пытались оттеснить образовавшуюся толпу. Двое в штатском жестикулировали и кричалинаверное, командовали. Человек в костюме застыл, наблюдая за происходящим без каких-либо эмоций. Спецназ пошел на штурм.
Внезапно раздался взрыв. Столб огня вырвался из окон дома, черный густой дым повалил вверх. Повсюду завыли автомобильные сигнализации. Сверху посыпались осколки стекла и стройматериалов, поднятых в воздух. СОБРовцы отступили назад. Зеваки заметались в панике
Глава I
Убей одного человекаи ты станешь убийцей.
Убей миллионыи станешь завоевателем.
Убей всехи ты станешь Богом.
Ж. Ростан
6 апреля 2015 года. Шесть дней до Пасхи. 18 часов 45 минут.
Щелкала фотовспышка, суетились люди: медики, криминалисты и полицейские. Сергей переступил через маленький, лежащий на боку стульчик.
Да ради всего святого, уберите журналистов! Кто вообще их сюда пустил?!
Участковый и двое патрульных, немного помешкав, вывели вездесущих сплетников, готовых на любом горе заработать денег, на лестничную площадку и закрыли за ними дверь. Но те даже снаружи наперебой выкрикивали вопросы, как будто им сейчас кто-то мог дать более-менее внятный ответ.
Сергей рассматривал кровавый отпечаток ладони на светлом ламинате. Дальше следовал точно такой же, потом еще один. Жертва явно пыталась спастись на кухне. Тут к следователю быстрым шагом подошел Денис Яркин, местный участковый, который только что выставил журналюг за дверь.
Надо же, такое дерьмо на мою голову свалилось! Многое в жизни видел, но чтоб такое... Теперь писаниной достанут,он забежал вперед и приоткрыл дверь на кухню.
В глаза бросилась большая лужа крови. Белый кухонный гарнитур был буквально залит красным. Свернувшаяся жижа застыла потеками на дверцах шкафов. Сергей замер, пытаясь представить, что здесь произошло. Денис жужжал ему в ухо про отчеты, а в голове следователя крутилось: «Жертву, уже раненую, толкнули на столешницу. Она упала на пол и пыталась подняться, размазывая кровь».
Денис, глядя куда-то в сторону, замолк, снял фуражку и протер платком испарину на лысине.
Вот об этом я тебе и толкую,чуть слышно пробормотал он.
Сергей аккуратно переступил через лужу, оценивая страшную картину, представшую перед его взором.
За холодильником лежала девушка, пристегнутая пластиковыми хомутами к батарее. На правой руке не хватало трех пальцев. Они были аккуратно сложены в рядок на полу: один, два, тритри дамских пальчика, словно виноград на прилавке. Сергей отметил прекрасный маникюр и поймал себя на мысли, что смерть его больше не пугала. Он не испытывал отвращенияон вообще никаких эмоций не испытывал, даже сострадания. Оно тоже исчезло. «На боку жертвы виднеется большая резаная рана, но ее профессионально забинтовали, чтобы девушка не умерла от потери крови раньше времени. Следов изнасилования не наблюдается. Значит, преступник имел совершенно другие цели. Правая нога согнута в колене, левая вытянута вперед». Сергей осмотрелся по сторонам. «Признаков борьбы также не видно. Дверь была открыта жертвой изнутри. Значит, она знала, кого впускает. Следы крови тянутся из коридора. Преступник, скорее всего, сразу нанес удар ножом в бок, а потом шел за ней до кухни, смотрел, как она страдает, будто наказывая за что-то. Интересно, за что? А вот, кстати, и нож. Рядом брусок для заточки. Видимо, точил не один раз, пока резал ее. Впрочем, это только предположение. Нужно будет дождаться вскрытия. Странно только, что соседи ничего не слышали, а тревогу забила мать погибшей, когда та два дня не отвечала на звонки. Сегодня воскресенье. Убили, получается, в пятницу. Умно придумано. Кто будет искать в выходные? Может, человек отдыхает». Сергей открыл шкафчик для посуды. Два бокала стояли отдельно от других. Следователь надел перчатку и перевернул бокал, из которого вытекло немного воды. «За два дня все бы испарилось. Наверное, преступник специально оставил воду, чтобы мы не поняли, что он нанес ранение сразу, как только вошел. Как будто перед этим они что-то пили. Но зачем оставлять такие улики? Или попросту просчитался? Непонятно».
Он присел на корточки перед телом жертвы и попробовал взглянуть на нее глазами убийцы. «Молодая, лет тридцати. Лицо искажено предсмертным страхом. Где-то там, в глубине глаз, прячется лик преступника. По крайней мере, так говорят. На руках разнообразные украшения, на некоторых пальцах сразу по три кольца. Такое ощущение, что она любила выставлять драгоценности напоказ. Или их надел на нее сам злодей? Хотя и то, и другое доказывает одно: ее пришли убивать, а не грабить. Потекший от слез макияж. Значит, куда-то собиралась. Черные волосы в некоторых местах слиплись от крови. Наверное, при жизни ее тело было неплохим. Судя по обстановке квартиры, украшениям на руках и шее, она неплохо зарабатывала. Интересно чем? Головой или тем, что пониже? Впрочем, какая теперь разница?».
Яркин продолжал ныть, жалуясь на то, что это убийство случилось именно на его участке. Дай ему волю, он бы без раздумий оттащил тело и подкинул его другому участковому, лишь бы самому теперь не писать килограммы отчетов.
Широко открытые глаза девушки пустым взглядом смотрели на стену. Рот был рассечен от уха до уха. Отрезанный язык аккуратно лежал около пальцев. Сергей слегка отодвинул бретельку майки с плеча, где красовался фиолетово-черный след от укуса.
Личность установили?
Ледовских Светлана Васильевна. Соседи опознали.
Соседи не родственники, толку от их слов мало.
Жуткая ночка сегодня,рядом с Сергеем на корточки присел Стрельников.Интересно, а почему она не орала, когда у нее еще была та часть тела, которой они обычно выносят нам мозг?
Александр Стрельников, или просто Сашок, как все называли его в отделе, был младшим следователем и находился в подчинении у Сергея вот уже почти три года. Смышленый и привлекательный парень двадцати девяти лет, он вечно ляпал что ни попадя и где не надо.
Чтобы орать, Сашок, язык не нужен, достаточно голосовых связок. Тут явно что-то другое.
Скорее всего, ее накачали чем-то,спокойно ответил медик.Но это еще нужно проверить. Точно скажу после вскрытия.
И сколько это займет времени?
Ну, тело передам Дмитрию Геннадьевичу, а он, сами знаете, человек шустрыйсколько лет уже людей кромсает!потирая нос, усмехнулся медик.Завтра утром дадим ответ,серьезно добавил он, поймав на себе пристальный взгляд Сергея и вспомнив, что медицинские шуточки не всегда нормально воспринимаются неподготовленным человеком.
Следователь, закусив нижнюю губу, кивнул головой, хлопнул по плечу Сашка и встал.
Думаешь, это он?
Не знаю,ответив помощнику, Сергей вышел на балкон, достал сигарету и закурил.
Ты почти десять лет за ним гоняешься.
По-моему, я ничего не сказал,выдохнул густой дым Сергей.
Но тебя что-то насторожило.
Он так не работает. Слишком много следов: укус на плече, вода в бокале, нож этот, да еще и с брускомнепонятно к чему. А он, словно волк,Сергей со злостью отшвырнул сигарету в сторону.Чертов санитар леса.
Санитар он и есть Санитар. Не зря ты его так прозвал.
Да какая разница, как его называть? Человек не имеет права убивать других лишь потому, что видит в них плохое.
Серег, а может это просто
Ага, еще скажи бытовуха! У него никогда не было таких явных косяков. Точнее сказать, вообще косяков не было. Ублюдок не оставляет следов. Действует всегда по-разному и не только в нашем городе. У маньяков есть привычки, почерк, мотив. У этого вообще ничего! Есть только наша с тобой догадка о том, что все его жертвы, о которых мы знаем, либо выродки, либо выродки! Под его критерий подойдет даже младенец, написавший на рясу священника во время крещения.
Может, его вообще не существует, и он живет только в твоей голове? Висяки ведь всегда были. Чего их валить на какого-то неуловимого безумца? Может, эту подругу завалил ее муж? Его, кстати, пока не нашли.
Вариант с мужем тоже нужно проработать. Чем черт не шутит? А вдруг ее муж и есть этот убийца, а? Мы чего-то не видим или не понимаем. Если это и впрямь Санитар, то он явно что-то задумал либо расслабился. Сань?
Да.
Подними по ней все. Я хочу знать даже самые пошлые и извращенные ее фантазии, если они у нее были. И всю информацию ко мне на стол. Разыщите близких и родных, в первую очередь супруга. Узнай, где работала, какие отношения были с коллегами, с друзьями, что о ней думали окружающие. Узнай даже то, что она сама думала о себе. Хоть труп ее в морге допроси, но выясни все! Саша, не подведи меня, а то пришлют сверху какого-нибудь плохого дядьку нам с тобой в помощь. Ты меня понял?
Постараемся.
И уведите отсюда этих журналистов! Вон опять один стоит, что-то пишет! Пошел вон отсюда!проорал со второго этажа следователь.
Сашок склонился вниз, глядя, как человек с блокнотом не спеша поправил воротник и, немного сгорбившись, отошел в сторону.
Глава II
Цивилизация концентрируется в больших городах;
самоубийство тоже.
Э. Дюркгейм
Дневной свет проникает в комнату сквозь открытое настежь окно, режет лучом помещение. В этом свете даже лениво поднимающиеся вверх пылинки кажутся россыпью бриллиантов. Я сижу на кресле и читаю книгу. Мне двадцать три года, но кажется, что я уже познал весь мир и понял смысл жизни. Я молод и глуп. Теперь эти воспоминания заставляют меня улыбаться. И это редкость.
Слышу, как у соседей внизу работает телевизор: панельные дома известны своей отвратительной шумоизоляцией. Слышу, как на улице трелью заливается птица, звенит детский смех, звучат разговоры, тарахтит мотором проезжающая мимо машина. Щелкает замок, дверь открывается, в комнату с радостным криком влетает сын. Ему три года. Всего три, так мало! Хотя он уже очень смышленый. Все же дети теперь не то, что мы, соображают гораздо быстрее, да и думают своими головками куда лучше нас с вами. Жена пытается придержать сорванца, но бесполезно: несется ко мне. Его светлая шевелюра блестит на солнце, кудри задорно вздрагивают при каждом шаге. Лицо его светится радостью. Я откладываю книгу в сторону, смотрю, как его мать опирается о стену. Ей тяжело: все-таки ждем второго, но она улыбается, а я пытаюсь разгадать, что за сюрприз готовит мне мой первенец.
Смотри, пап!кричит он во весь свой звонкий голос и протягивает руку.
В ручонке что-то зажато. Он сжимает пальчики так сильно, что от соприкосновения с маленькими ноготками белеет ладошка. Интересно, что там? Он всегда что-то приносит с улицы, пытается удивить меня.
Смотри, пап!
Пухлый кулачок медленно разжимается. На ладошке лежит черный гладкий камешек, похожий по форме на капельку, а может, на слезинку. Он загадочно блестит на вспотевшей ручонке.
Паук, пап!радостно кричит мальчишка.
Почему паук?улыбаюсь я и смотрю на жену.
Та лишь молча пожимает плечами, глядя на нас глазами, полными тепла и счастья. Сын срывается с места и убегает. Пока он с воплями гоняется по квартире, Кристина подходит ко мне и садится на колени, гладит рукой по голове. Я прижимаюсь к уже округлившемуся животику.
И все-таки почему паук?спрашиваю я тихим голосом, прислушиваясь к тому, что происходит у нее внутри.
Она улыбается, опять пожимает плечами, целует меня в макушку, еле касаясь губами. Сколько бы я отдал за это теперь! Только когда те моменты нашей жизни, которые мы считаем мелочами, исчезают из нее, мы начинаем осознавать, насколько они были важны для нас. Когда они есть, они обычно нас раздражают.
Сегодня 11 апреля 2015 года. Остался один день до Пасхи. Сейчас шесть часов утра. Я просыпаюсь от холода в небольшом одноэтажном доме в частном секторе рядом с городом. Глухой забор окружает его сзади и по бокам, спереди стоит просматриваемый насквозь металлоштакетник, встроенный в желтоватый облицовочный кирпич. Узкая дорожка из тротуарной плитки, обсыпанная по краям крашенной в голубоватый цвет мраморной крошкой, ведет к железной двери дома, напоминая весенний ручеек. Вдоль нее по обеим сторонам растут туи. Газон вокруг дома уже начинает набирать цвет. Солнце припекает так, что от плитки немного парит, хотя еще два дня назад все было завалено снегом.
Тело затекло и болит. Правую руку я не чувствую вовсе. Постепенно ее начинает покалывать, будто иголками, и хочется ее просто вырвать, отделить от себя, чтобы не испытывать этих мерзких ощущений. Как же хорошо, что сейчас выходные. Голова просто раскалывается. Я бы плюнул в рожу тому, кто говорит, что вино лечит. Я давно уже перестал выбирать выпивку: результат от любого пойла всегда один и тот же. Да и цель одна. Впрочем, какой смысл жаловаться? Сегодня последний день. И как назло светит солнце. Все-таки, что ни говори, а природа чувствует и по-своему радуется. Все в мире взаимосвязано.
Я лежу на полу в коридоре. С трудом отрываю лицо от ковра: на помятой роже остается китайский узор. Шатаясь, дохожу до ванной. Пока умываюсь, ловлю себя на мысли: «Зачем я это делаю?». Наверное, для того чтобы у меня был более чистый вид? А что плохого в том, как я выгляжу сейчас? Пожалуй, ничего, если не считать, что Сплевываю зубную пасту в раковину, вытираю лицо и иду на кухню. Достаю из холодильника бутылку коньяка. «Арарат», три звезды. Прекрасное начало дня, Макс! С добрым утром, страна! Щелкаю клавишу на магнитофоне, и молчаливый дом наполняется звуками.
Да здравствуй, Бог, это же я пришел.
И почему нам не напиться?
Я нашел, это же я нашел,
Это мой новый способ молиться.
Отличная песня. Как раз подходящий музыкальный фон для того, что я собираюсь сейчас сделать. Открываю бутылку и вливаю в себя изрядную порцию спиртного. Алкоголь течет по организму, обжигая внутренности и возвращая мне обычные человеческие чувства. Я утратил все то, что отличает нас от животных, уже давнооколо пятнадцати лет назад. Наверное, именно тогда, когда я умер в первый раз. Я отставляю бутылку в сторону, зажимаю в ладонь выскочивший из-под майки кулон в виде черного камня, похожего на слезинку. К горлу подступает комок. Он появляется всегда, когда я смотрю на подарок сына. В нашем мире этот кулон не стоит и гроша, но для меня он стоит целого мира. Целую украшение и прячу обратно как самое святое. Православный крестик я снял уже давно: мои пути разошлись с Господом Богом. Так бывает, когда его не оказывается рядом. Хотя в церковь я хожу. Но лишь потому, что там служита он действительно служит, а не работает, как все остальные,отец Петр. Именно он вытащил меня с того света и именно к нему я хожу за советами, да и так, просто поговорить. До сегодняшнего дня я помогал ему восстанавливать маленькую заброшенную церквушку. Работал вместе с ним до полуночи, пока не отказывали руки. Но это было не в тягость. Странный священник: мог бы давно отказаться от меня, но он почему-то верит, что служитель не должен вмешиваться в дела мирские. «Бог решит сам, кто прав, а кто виноват»,говорит он. Странный, странный все-таки этот отец Петр. Был. А может, это я был, а он есть и навсегда останется? Или это сейчас говорит в моей голове коньяк?
Я делаю музыку громче. Ставлю табуретку посередине, снимаю люстру. Куда запропастилась эта чертова А-а-а, вот ты где. Вытаскиваю из-под стола бельевую веревку. Прикрепляю к торчащему из потолка крючку. На другом конце делаю петлю. Проверяю на руке, как ловко затягивается удавка. Петля Линча. Усмехаюсь сам себе. Примеряю ее на шее. Раскачиваюсь на табуретке. Ну вот, вроде все готово. Пора опускать занавес и прекращать представление, которое растянулось больше чем на тринадцать лет. Но сначала я спускаюсь вниз и беру бутылку, забиваюсь в угол кухни, словно подбитый пес. Делаю глоток, еще и еще. Смотрю, как одиноко болтается петля посреди кухни. Ждет меня. Я знаю, что еще меня ждет. Нет, не смерть от собственных рук. Меня давно заждался в преисподней сам Дьявол. А еще те, кого я отправил к нему. Ведь их место именно там. К сожалению, за все мною содеянное, мое место тоже там, рядом с ними. Как писала Агата Кристи (странно, что сейчас из динамиков я слышу одноименную группу): «Истинное величие судьи в способности покарать себя!». Но я не жалею о том, что сделал. А теперь, до того, как удавиться в собственном доме, хочу поведать вам одну очень простуювпрочем, для вас, может, и не очень простуюисторию о сломанной жизни человека. Слушайте.