Между тем кассета давно уже закончилась. Приподняв голову с мокрой от пота груди ликвидатора, Катя благодарно посмотрела ему в глаза:
Знаешь, после этого твоего Амстердама ты стал какой-то другой, просто буйвол, после чего с улыбкой направилась в ванную.
А Савельев, дождавшись, пока зашумит вода, принялся набирать номер справочной аэропорта.
Глава шестнадцатая
Стоял я раз на стреме, держался за наган,
И вот ко мне подходит незнакомый мне граждан.
Он дал мне кучу денег и жемчуга стакан
И говорит: «Поедем со мною в Амстердам.
Там девочки танцуют голые, там дамы в соболях,
Лакеи носят вина там, а воры носят фрак».
Мы сдали того фраера войскам энкаведе,
С тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде.
До вечера, солнце мое. Поднявшийся ни свет ни заря Савельев чмокнул сладко спавшую Катю в теплое ушко и, быстро собравшись, захлопнул входную дверьдел ему нынче предстояло немерено.
На улице моросил мерзкий косой дождик. Ликвидатор успел изрядно вымокнуть, пока не отыскался энтузиаст, согласившийся отвезти его в гостиницу. Слава Богу, время пробок еще не наступило. Без проволочек добравшись до своего номера, Юрий Павлович в темпе позавтракал чаем с бутербродами, оделся попроще и, внимательно изучив карту окрестностей Санкт-Петербурга, направился на автостоянку.
«Восемьдесят третья» действительно была хорошей «девочкой»: снявшись с сигнализации, она приветственно подмигнула ликвидатору фарами и завелась с полуоборота. Прогрев ее, Юрий Павлович тронулся с места. По пути он сделал несколько остановок, вначале зашел в аптеку, затем в одном из магазинов купил кайенского перца, в другом приобрел блок дешевых горлодерущих сигарет и, сделавшись под конец счастливым обладателем хорошо заточенной штыковой лопаты, направился по Пулковскому шоссе из города прочь.
Трасса была скользкой, видимость паршивой. Только покатавшись часа полтора, километров за полета от Гатчины, ликвидатор нашел подходящую лесную дорогу. Съехав с шоссе, он натянул резиновые сапоги, накинул на голову капюшон куртки-штормовки и долго бродил среди мокрых, по-осеннему печальных деревьев, тщательно прислушиваясь и время от времени поглядывая на часы. Наконец Юрий Павлович одобрительно крякнул и, благодаря в душе ночные заморозки, разогнавшие грибников, принялся углублять естественную впадину в самом центре пространства, образованного полузасохшим, плотно сросшимся словником. Мокрый как мыть он накидал поверх вырытого кучу веток, засунул под нее лопату и легким бегом припустил к машине, потому как со временем было напряженно. Скинув сапога и штормовку, Юрий Павлович оперативно привел себя в надлежащий вид, снова посмотрел на часы и, горячо желая на лесной дороге в дальнейшем не застрять, резво двинулся по ней к трассе.
С ходу вырулив на шоссе, Савельев на грани ДТП полетел назад к Санкт-Петербургу. Странно, но пока день складывался для ликвидатора по-настоящему удачно, потому как не оказался Юрий Павлович в кювете, не налетел на радар гаишников, а, благополучно выехав на Пулковское шоссе, остановился на обочине и занялся своей внешностью.
Изобразив с помощью марли и большого количества лейкопластыря обширную травму носа, он на всякий случай забинтовал еще и голову, сразу же сделавшись похожим на раненого комиссара, после чего с отвращением глянул на себя в зеркалону и урод. Мать-покойница не узнала бы его сейчас. Внимательно осмотрев одежду, Савельев в который раз посмотрел на часы, покачал головой и начал выруливать на трассу.
Гаишник, бдивший возле КПП, посмотрел на ликвидатора пристально, однако тормозить не сталс убогого взятки гладки, а Юрий Павлович тем временем развернулся, сразу же ушел направо и быстро покатил по направлению к зданию старого аэровокзала, нынче именуемого гордо международным аэропортом «Пулково-2». Машину он запарковал в самом дальнем углу площадки, нацепил на обезображенную физиономию темные очки и, мастерски хромая на обе ноги сразу, поковылял в зал прибытия.
Самолет из Амстердама приземлился минут пятнадцать назад. Ощущая на себе недоуменные взгляды встречающей толпы, ликвидатор поплелся к мгновенно освободившемуся месту и, усевшись с видимым усилием, посмотрел по сторонам. Разные люди присутствовали. Крутые россияне для усиления своей крутизны небрежно общались друг с другом по сотовым телефонам, те, кто попроще, прильнув к смотровым щелям в закрашенном стекле, с увлечением взирали на процесс таможенного шмона, а суровый дядька с двумя подбородками и четырьмя телохранителями вообще в зал не вышелзападло былои в ожидании самолета томился в шестисотом «мерседесе», запаркованном под знаком: «Остановка запрещена». В его сторону с ненавистью и разочарованием посматривал из патрульного «жигуленка» гаишный капитан, в целях обеспечения себя куском хлеба с маслом расположившийся неподалеку и решивший с наглым нарушителем не связываться.
Савельев прождал минут сорок, пока наконец по толпе не прокатилось:
Наши пошли, и не показались первые счастливцы, благополучно миновавшие таможенные препоны любимой родины.
Вскоре Юрий Павлович увидел своего двойника Мишанюв хорошем кожпальто, с густым хвостом на затылке. Поймав его на выходе, он дребезжащим тенором поинтересовался:
Виноват, это вы Михаил Петрович Берсеньев?
Глаза того недоуменно расширились, а Савельев, не дав ему и слова сказать, сразу протянул руку:
Здравствуйте, я дядя Кати Бондаренко, и, внезапно всхлипнув, добавил:Иван Трофимович.
С ней случилось что-нибудь? Берсеньев ликвидаторскую ладонь машинально пожал, а Савельев, тут же взяв его за рукав, вторично всхлипнул:
В аварию мы попали с ней вчера. «КамАЗ» вылез на обгон. Он замолчал и, сняв очки, начал тереть глаза. Умирает она. Едва сегодня утром в сознание пришла, говорит, напоследок Мишаню моего увидеть желаю, ох, горе, горе. Ликвидатор осторожно размазал слезы по нашлепке на носу:
Так и говорит: давай, дядя Ваня, привези мне его проститься, а уж сама наполовину парализована вся, ни рукой, ни ногой не шевелит.
Где она? Берсеньев посмотрел на часы, затем на Юрия Павловича. Куда ехать надо?
Да в Гатчинской больнице она, в реанимации. Савельев показал куда-то рукой и тут же, скривившись, схватился за бок. Вы не беспокойтесь, я на машине, обратно привезу, только бы Катюше легче умирать было. Уже не сдерживаясь, он совершенно натурально зарыдал.
Ладно, поехали. Берсеньев взялся за ручку своего чемодана. Только вы уж эээ не гоните оченьтише едешь, дальше будешь.
Это точно. Савельев не спеша вырулил с парковки, благополучно миновал КПП и, старательно соблюдая все правила движения, принялся взбираться на Пулковские высоты.
Между тем короткий осенний день уже подходил к концу, стало быстро темнеть. Выбрав подходящую обочину, Юрий Павлович стал притормаживать.
Передохну чуток, а то ребро мозжит, сил нет. Когда машина остановилась, он вдруг махнул рукой назад:Во, вот такой «КамАЗ» в нас въехал, точно.
Берсеньев начал поворачивать голову, и в этот момент ликвидатор со страшной силой провел тетсуи-учиудар основанием кулака в переносицу, тут же добавил локтем и, захватив уже бесчувственного пассажира за нижнюю челюсть и затылок, одним резким движением рук сломал ему «атлант» шейного позвонка.
«Не долго мучилась старушка в бандита опытных руках». Савельев вытащил из кармана сиденья бутылку коньяка, щедро намочил пахучей жидкостью шарф мертвецана всякий случай, мало ли кто поинтересуется, отчего Мишаня тихий такой, и, посадив зажмурившегося попутчика поестественней, начал избавляться от бинтов. Выбросил он их однако только километров через пять в глубокий, заполненный водой кювет. Заодно для укрепления сил неторопливо съел шоколадку с наполнителем и до съезда на лесную дорогу двигался не останавливаясь. Перед самым поворотом он притормозил на обочине, погасил наружные огни и, выбрав момент, когда шоссе на мгновение сделалось пустынным, резко ушел вправо. Некоторое время он двигался в темноте и только потом, включив ближний свет, осторожно порулил вперед, стараясь не давить резко на газ, чтобы машина шла по грязи все время в натяг.
Наконец Савельев выехал на небольшую полянку и аккуратно развернулся. Замерев у машины, с минуту вслушивался в звуки осеннего леса. Под низкими тучами ветер злобно шумел верхушками елок, дождевые капли падали с веток деревьев на покрытую увядшими листьями землю. Киллер внезапно почувствовал отвращение к себе: «Старею, видно, мнительный стал, да в такую погоду не то что людей, волков здесь не сыщешь».
Не мешкая он раздел труп до трусов, смешал кайенский перец с табаком и, переодевшись в сапоги и штормовку, взвалил жмура себе на плети: «Хорошенький марш-бросок с отягощением». Изредка подсвечивая себе дорогу фонариком, Юрий Павлович допер наконец покойника до ямы, с нескрываемым облегчением скинул его в уже плескавшуюся на дне водичку и не спеша принялся зарывать. Место раскопа он укрыл толстым слоем листвы, стараясь, чтобы полусгнившая прошлогодняя оказалась внизу, затем поверху накидал сухостоя и, отходя назад, принялся щедро посыпать дорожку следов адской смесью табака с перцем.
Добравшись до машины, Савельев на скорую руку обыскал одежду убитого, вытащил документы, деньги и ключи от квартиры. Упаковав шмотки в предварительно захваченную спортивную сумку, он, как был в сапогах и штормовке, уселся за руль. Интуиция, эта мерзкая грязная шлюха, Юрия Павловича не подвела. Едва он тронулся с места, как одно из передних колее «восемьдесят третьей» сползло в глубокую, наполненную водой колею, машина плотно села на брюхо, и около часа ликвидатор занимался ее поддомкрачиванием, подтаскиванием веток и земляными работами. Наконец человеческий гений победил. Весь мокрый от дождя и пота Савельев дотащился до шоссе, удачно вырулил на него и покатил в; сторону города.
«Нет тела, нет и дела», пронеслась почему-то в голове Юрия Павловича старинная ментовская истина. Объявив себе после Гатчины привал, он утопил сапоги и штормовку в кювете, забросил лопату в наполненную зловонной жижей яму и, сидя в теплом полумраке салона, с наслаждением съел «Баунти». На часах между тем уже было начало восьмого. Вспомнив о планах на вечер, киллер внезапно заторопился и вдруг понял, что по своей новой знакомой изрядно соскучился. «Старею, становлюсь добрым и сентиментальным». Он посмотрел в паспорте место берсеньевской пропискине больше не меньше улица Тракторнаяи, включив поворотник, плавно влился в поток машин.
Не доезжая до Пулковских высот, ликвидатор ушел налево по направлению к Красному Селу. Без приключений въехав в город, он покатил по проспекту Стачек на славную Нарвскую заставу, откуда, говорят, весь революционный бардак и зачинался.
На улице Тракторной тракторов не наблюдалось, зато вплотную друг к другу стояли мрачные кирпичные бараки. Припарковавшись рядом с одним из них, Савельев криво усмехнулся: дом, милый дом. Однако не такой уж он оказался и милый: в парадной воняло блевотиной, на побеленной еще в эпоху развитого социализма стене был увековечен крик чьей-то наболевшей души: «Дай в жопу, Коновалова», а на лестничной клетке третьего этажа царила непроницаемая мгла.
Включив фонарик, ликвидатор вытащил связку ключей и, придвинувшись к двери поближе, с облегчением заметил, что рядом с ней красовались всего три кнопки от звонка, причем против одной из них была нацарапана Мишанина фамилия. «Мой доммоя крепость». Юрий Павлович беззвучно отпер давно не смазывавшийся ригельный замок и потянул за ручку. Оказавшись в длинном, загроможденном мебельной рухлядью коридоре, он внезапно вздрогнул от звука, частично напоминавшего рев водной стихии у подножия Ниагарского водопада. Сейчас же мощно лязгнула задвижка, отворилась боковая неприметная дверь, и Савельева обдало густыми ароматами винно-водочного перегара и папиросного дыма, замешанными на вони давно не мытого коммунального санузла.
Мишка, едрена вошь, никак менты тебя обрили? Появившийся из сортира квартирный абориген в не совсем свежих темно-синих трусах соболезнующе покачал лысой квадратной головой и, шаркая тапками «ни шагу назад», покачиваясь, направился вдоль коридора.
Дождавшись, пока местный житель исчезнет в своих апартаментах, Юрий Павлович пригнулся к ближайшей замочной скважине и прислушался. В глубине комнаты громко играл телевизор, за следующей дверью раздавался приглушенный женский смех. Отыскав наконец методом исключения вход в свою берлогу, ликвидатор принялся в нее зарываться.
Глава семнадцатая
Экстазисинтетический наркотик класса метамфетаминов. Основной производительГолландия, выпускается в виде таблеток весом до 120 миллиграммов, иногда с добавлением кокаина или ЛСД. Существуют разновидности: «птичка», «бабочка», «зайчик», «дабл». У оптовиков распространители берут экстази по 2530 долларов США, розничная цена 4060 долларов.
Комитет по контролю за наркотиками при Министерстве здравоохранения РФ внес экстази в список сильнодействующих препаратов. Это означает, что торговец, задержанный при продаже хотя бы одной таблетки, наказывается судом так же, как человек, сбывающий наркотики крупными партиями, лишением свободы от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества.
(Справка)
С первого взгляда Мишаня Берсеньев жил скромно, по-спартански. В одном углу комнаты находился обшарпанный диван, во второмпокрытый царапинами полированный шкаф, а на стене висел загаженный мухами плакат с изображением Аллы Борисовны в период ее парного пения с Кузьминым, словом, ничего особенного. Однако в одном из ящиков древнего как мир серванта Савельев сразу же наткнулся на подключенную сотовую трубу, причем не какую-нибудь там бросовую «Нокию», а на солидный, дорогой «Бенефон». В необъятных недрах бельевой тумбы был укрыт навороченный шарповский моноблоктелевизор с видаком, а в маленькой шкатулке на книжной полке обнаружился золотой перевес с крестом размеров просто неприличных.
Создавалось впечатление, что деньжата у Берсеньева водились, однако наличие их он всячески скрывал. Савельев задумчиво покачал головой: да ты, Мишаня, видать, темная лошадка. Конечно, следовало бы устроить генеральный шмон и выяснить-таки, чем дышал покойный, но, вспомнив о Кате, печальной, одинокой и томящейся в ожидании встречи с ним, Юрий Павлович, вздохнув, совсем уж было собрался на выход, как внезапно проснулся «Бенефон» в серванте.
Салам, Хвост. Голос в радиотелефоне был злобно-отрывистый. Люди нормальные сидят на фонаре, кидают психа, а ты трубу отключил, сам не прорезался, даже звякнуть не потрудилсяне в жилу это, будешь оштрафован на пятихатку.
На краткое мгновение монолог прервался, потом уже тоном пониже Савельева спросили:
Как прошло, по железке?
Нормально все. Юрий Павлович сглотнул слюну и, мгновенно догадавшись, что с головой окунулся во что-то удивительно нехорошее, жалобно заскулил в трубку:Траванулся чем-то в дороге, нутро выворачивает так, что охотыни до чего на свете. Отойду, нарисуюсь завтра.
Скурляешь, потому что захезал. Голос стал презрительно насмешливым. Жду завтра поутряне, опоздаешьрога обломаю. Адья. И связь прервалась.
«Из огня да в полымя». Ликвидатор вдруг почувствовал, что на ум ему усиленно поперла соответствующая моменту народная мудростьхрен редьки не слаще, свинья грязи найдет. Тяжело вздохнув, он мысленно согласился: «Это уж точно». Милейший парень Мишаня, как видно, оказался контрабандистом, а вот что именно таскал он из поганого Амстердама, это вопрос, хотя не такой уж и сложный, скорей всего, наркоту. Внутренний голос настоятельно посоветовал Юрию Павловичу линять немедленно.
Он быстро оделся, погасил в комнате свет и, чисто из профессионального интереса подхватив берсеньевский чемоданчик с «бенефоновской» трубой, выскользнул в темноту лестничной клетки. Он принялся неслышно спускаться вниз, однако уже около самой входной двери от стены отделились две тени, и одна из них, оказавшись высоким широкоплечим амбалом, профессионально въехала Юрию Павловичу прямо в челюсть. Движение было настолько неожиданным и быстрым, что Савельев уклониться не смог и только успел подставить под удар верхотуру черепа. В голове у него зашумело сразу, а уже знакомый телефонный голос совсем рядом прошипел: