Я помню, но про это легко говорить. Что именно ты чувствуешь, когда утверждаешь, что любишь?
Что чувствую?.. Что-то такоеи этакое. Тут надо в душу мне заглянуть, чтобы понять.
Ясно Как-то так, да?.. А представь, что она любит другого, какие чувства ты станешь испытывать к нему?
Она любит другого?
Говорю, представь.
Точно, любит. Так я и знал Ну я и идиот, что раньше об этом не подумал. Он вздохнули наполнил опустевший бокал. Кем бы он ни был, он счастливчик. Так так я ему и скажу.
Так ему и скажешь?
Знаешь, ему чертовски везет.
Возможно, но если ему чертовски везет, то тебе чертовски не везет. Ты готов, не говоря ни слова, отдать ее ему?
Если она его любит.
Но ты сказал, что сам любишь ее.
Сказал.
И как это совместить?
Не считаешь ли ты, что если я ее люблю, мне не хочется видеть ее счастливой?.. Я не такой негодяй!.. Все бы отдал, лишь бы она была счастлива.
Ладно Даже если она счастлива с другим?.. Боюсь, у меня несколько иная философия. Если бы я любил мисс Линдон, а она любила, скажем, Джонса, вряд ли я испытывал бы что-то хорошее к этому Джонсу.
А что бы ты чувствовал?
Хотел бы его убить Перси, пошли ко мне домойвместе начали вечер, вместе его и закончим: я покажу тебе одно из великолепнейших средств для умерщвления, такие чудеса тебе и не снились. Я бы хотел с его помощью продемонстрировать, что я испытываю по отношению к этому Джонсу: он сразу смекнет, какие чувства я к нему питаю, стоит только мне эту штуку на него направить.
Перси без слов пошел со мной. Выпил он не очень много, но ему оказалось достаточно и этого, чтобы впасть в состояние плаксивой чувствительности. Я втащил его в кэб, и мы помчались вдоль Пикадилли.
Он молчал, вперив в пустоту перед собой задумчивый взгляд. Я попросил извозчика проехать по Лаундес-сквер. Возле особняка Апостола я приказал остановиться.
Видишь, Перси, это дом Лессинхэма! сообщил я, показывая его Вудвиллю. Это дом человека, ушедшего вместе с Марджори!
Да. Перси говорил медленно, произнося каждое слово с излишним напряжением. Потому что он выступал Мне бы тоже хотелось выступить Однажды я так и сделаю.
Потому что он выступилтолько по этой, а не иной причине! Когда чей-то язык подвешен, как у Апостола, он может околдовать любую женщину в стране Эй, кто там идет?.. Лессинхэм, это вы?
Я заметил или подумал, что заметил, как кто-то или что-то скользнуло вверх по ступенькам крыльца и исчезло в темноте у двери, словно скрываясь от посторонних глаз. На мой призыв никто не откликнулся. Я крикнул опять:
Не робейте, друг мой!
Выскочив из кэба, я быстро пересек тротуар и взбежал по лестнице. К моему удивлению, на крыльце никого не оказалось. Я поверить не мог, что там никого нет. Будто изображая слепого, я рассек пространство вокруг себя руками, ничего не нащупав. Затем отошел на пару ступеней вниз.
На вид лишь пустота, коей природа не приемлет Эй, возница, не видал, поднимался кто на крыльцо или нет?
Кажется, поднимался, сэр; я мог бы поклясться, что кого-то приметил.
Я тоже Очень странно.
Может, сэр, этот кто-то разом в дом вошел.
Это вряд ли. Мы бы услышали, как открылась дверь, даже если бы этого не видели; впрочем, тут не настолько темно, чтобы не увидеть Меня так и тянет позвонить в звонок и уточнить.
На вашем месте я бы не стал, сэр; забирайтесь-ка обратно, и поедем. Тут Пол Лессинхэм живет, великий Пол Лессинхэм.
По-моему, извозчик подумал, что я пьяни недостаточно респектабелен для знакомства с именитым политиком.
Вудвилль, просыпайся! Знаешь, мне отчего-то кажется, что это место таит секрет, да я в этом уверен. Ощущение такое, будто здесь кроется нечто необъяснимое, что-то, чего мне не дано ни увидеть, ни услышать.
Кучер свесился с козел и попытался заманить меня обратно в экипаж:
Садитесь, сэр, ехать пора.
Я прыжком забрался в кэб, и мы тронулисьно далеко не уехали. Метров через десять я вновь выпрыгнул наружу, не потрудившись предупредить возницу. Раздосадованный, он остановился сам.
Ладно, сэр, теперь-то что? Вот в следующий раз поранитесь, соскакивая, а винить меня станете.
Я заметил кошку, крадущуюся во тьме у перил, черную кошку. За ней-то я и отправился. Кошка оказалась то ли сонной, то ли медлительной, то ли глупой, а, может, и вовсе сумасшедшейс кошками такое редко, но случается! так или иначе, она не попыталась сбежать от меня, позволив схватить себя за шкирку.
Как только мы прибыли ко мне в лабораторию, я посадил кошку в застекленный ящик. Перси смотрел на это.
Ты зачем ее туда сунул?
А вот это, дорогой мой Перси, ты сейчас увидишь. Будешь присутствовать при эксперименте, и им, как законодательты же таковым являешься! должен всенепременно и чрезвычайно заинтересоваться. Я собираюсь продемонстрировать тебе малые возможности оружия, которое, если использовать его в полную мощь, способно послужить во благо моей родной стране.
Перси оставался совершенно безразличен. Плюхнувшись на стул, он возобновил тоскливые причитания:
Ненавижу кошек!.. Отпусти ее!.. Мне всегда тошно, если в комнате кот.
Чепуха, ты все придумываешь! Тебе просто нужно глотнуть вискизачирикаешь, как воробушек.
Не хочу я опять пить!.. Я и так перебрал!
Я не стал обращать внимания на его слова. Просто плеснул две щедрые порции в стаканы. Не особо понимая, что делает, Перси одним глотком влил в себя добрую половину полученного виски. Поставив стакан на стол, он закрыл лицо руками и простонал:
Что подумала бы Марджори, если бы увидела меня сейчас?
Подумала? Да ничего. Зачем ей думать о таком, как ты, если у нее есть рыбка пожирнее?
Мне так ужасающе плохо!.. Напьюсь-ка я от души!
Напейся!.. только, ради бога, веселись, а не наводи скуку смертную Выше нос, Перси! Я похлопал Вудвилля по плечу, тем самым едва не свалив его со стула на пол. Сейчас я проведу перед тобой небольшой опыт, о котором уже говорил!.. Кошку видишь?
Конечно, вижу!.. зверюга!.. Ну отпусти ты ее!
Зачем мне ее отпускать?.. Знаешь, чья это кошка? Это кошка Пола Лессинхэма.
Пола Лессинхэма?
Да, Пола Лессинхэма; того самого, что выступал с речью; того, с кем ушла Марджори.
Откуда ты знаешь, что кошка его?
Понятия не имею, мне просто так кажется; мне хочется думать, что она его!.. Я намерен так думать!.. Она гуляла у его дома, следовательно, это его кошка; вот и все мои доводы. Я не могу посадить в этот ящик Лессинхэма, поэтому вместо него сажаю кошку.
Зачем?
Увидишь Заметил, как она радуется?
Что-то не похоже, что она довольна.
Все мы радуемся по-разномуона делает это так.
Животное вело себя как сбесившееся, бросалось на стенки своей стеклянной тюрьмы, металось туда-сюда, из стороны в сторону, завывало от ярости, или от страха, или от того и другого одновременно. Возможно, оно предчувствовало угрозу; нельзя догадаться, что происходит в голове у тех, кого мы называем неразумными тварями.
Занятно.
Некоторые из нас, не только кошки, тоже ведут себя занятно. А теперь внимание! Взгляни на эту игрушкуты наверняка уже видел нечто подобное. Это пружинное ружье: сжимаешь пружину, бросаешь снаряд в ствол, отпускаешь пружину, снаряд летит. Сейчас я открою этот встроенный в стену сейф. У него буквенный шифр, и прямо сейчас его открывает слово «виски»видишь, это тебе знак. Ты уже заметил, насколько этот сейф прочен: воздухонепроницаемый, огнеупорный, с тройной внешней обшивкой из стали, которую нельзя просверлить; то, что внутри, очень ценнодля меня! и чертовски опасно; жаль мне того вора, что, в невинном своем невежестве, попытается его взломать. Загляни внутрь; видишь, в нем шарики, стеклянные, каждый в специальной выемке, легкие как перышко, прозрачныесквозь них все видно. Достанем пару, маленьких, как пилюльки. В них нет ни динамита, ни кордита, ни единого подобного им вещества, однако в равных условиях эти шарики натворят такого, что не под силу ни одной взрывчатке, изобретенной человеком. Возьми одинраз утверждаешь, что сердце твое разбито! раздави у себя под носом: много сил не потребуетсяи через миг окажешься в краю, где, как говорится, не бывает печалей.
Он отпрянул назад.
Понятия не имею, о чем ты Не нужна мне эта штука Убери ее.
Подумай еще: второго шанса может и не быть.
Говорю тебе, не надо.
Уверен?.. Поразмысли!
Конечно, уверен!
Значит, отдадим это кошке.
Отпусти бедняжку!
Отпущу бедолагув страну столь близкую, сколь и далекую. Сейчас, пожалуйста, будь внимателен. Смотри, что я делаю с игрушечным ружьем. Сжимаю пружину; вкладываю в дуло шарик; опускаю ствол в отверстие стеклянного ящика с апостольской кошкой видишь, отверстие как раз по размеру, что, в общем-то, должно нас радовать Вот сейчас я разожму пружину Сосредоточься, пожалуйста Наблюдай за происходящим.
Атертон, отпусти зверя!
Отпустил! Пружина разжалась, шарик вылетел, стукнулся о крышку ящика, разбился при удареи вуаля! кошка мертва, несмотря на все ее девять жизней. Заметил, как она притихлатише воды! Будем надеяться, что она в своем кошачьем раю. Кошка, которую я предпочитаю считать питомицей Пола Лессинхэма, отправилась на покой; утром я отошлю ее к нему, с полагающимися поздравлениями. А то вдруг он не заметит пропажи Подумай! вообрази огромный снаряд, наполненный тем, что мы назовем «Волшебным паром Атертона», выпущенный из стодвадцатитонного орудия и разорвавшийся на определенной высоте над головами армии противника. Если все сделать правильно, то не успеешь и глазом моргнуть, как сто тысяч человека может, больше! рухнут замертво, будто сраженные молнией с небес. Вот это настоящее оружие, понимаешь?
Мне нехорошо!.. Хочу уйти!.. Сам не знаю, зачем пришел к тебе!
Как будто сказать Вудвиллю было больше нечего.
Вздор!.. Каждую секунду ты расширяешь свои представления о мире, а в наши дни, когда член Парламента должен знать все обо всем, информация просто необходима. Осуши бокал, приятель, настал твой час!
Я вручил ему стакан. Он выпил его содержимое, а затем, в порыве пьяного озорства, отшвырнул его от себя. До этого ядовольно легкомысленнооставил второй шарик недалеко от края стола. Тяжелый бокал, ударившись о столешницу, заставил ее затрястись, отчего шарик покатился. Все это произошло не с моей стороны, и хотя я метнулся вперед, пытаясь остановить движение, я опоздал. Я не смог дотянуться до хрустальной капсулы, и она, соскользнув на пол, упала к ногам Вудвилля и раскололась. В этот момент он посмотрел вниз, недоумевая, конечно, по глупости своей, что происходит, ибо я надрывался от крика, пытаясь предотвратить грядущую катастрофу. Стоило пару вырваться наружу из разбившейся оболочки и попасть в воздух, как Вудвилль тут же упал ничком. Ринувшись к нему, я приподнял бесчувственное тело и, спотыкаясь, поволок к двери, выходящей во двор. Распахнув ее, я вытащил Перси на свежий воздух.
Оказавшись на улице, я обнаружил, что во дворе я не один. Там стоял таинственный египетско-арабский дружок Лессинхэма, тот самый, что заглянул ко мне утром.
Глава 17. Магия?.. Или чудо?
Переход во двор из яркого электрического света лаборатории был попаданием из сияния во мрак. Закутанный в светлый плащ человек, стоявший во тьме, показался видением из сна. Мир плясал у меня перед глазами. А все потому, что я до этого старательно сдерживал дыхание и отворачивался в сторону, стараясь избежать участи Вудвилля. Задержись я в помещении на миг дольше, и мне оттуда было бы не выбраться. И сейчас, опустив Перси на землю, я сам же об него споткнулся. Сознание меня покинуло. За мгновение до обморока я понял, что успел кое-что выкрикнуть, вспомнив высказывание об инженере, взорвавшемся на собственной петарде: «Волшебный пар Атертона!»
Очнулся я с весьма любопытными ощущениями. Чьи-то руки поддерживали мое тело, надо мной склонилось незнакомое лицо, а глаза, заглядывавшие в мои, поразили своей необычностью.
Кто, черт побери, вы такой? спросил я.
Затем, сообразив, что это мой утренний незваный гость, я, не особо церемонясь, вырвался из его рук. В свете, льющемся из двери лаборатории, я видел, что рядом со мной лежит Вудвилльтихий и неподвижный.
Он умер? вскричал я. Персиочнись, дружище!.. не может же быть все так плохо!
Но оно былостряслась такая беда, что, когда я склонился и взглянул на него, сердце мое забилось с немыслимой скоростью, ибо состояние его оставляло желать лучшего. Кажется, он не дышал: пар воздействовал непосредственно на кардиальные ткани. Первым деломи немедленнонадо было восстановить биение сердца. Однако в голове моей бушевала такая сумятица, что я не знал, как и с чего начать. Окажись я один, Вудвилля, скорее всего, ожидала бы смерть. Пока я тупо и бесцельно смотрел на Перси, незнакомец, просунув руки под моего бесчувственного друга, в полный рост улегся на его недвижном теле. Прижавшись губами к его губам, он будто бы перекачивал жизнь из себя в бездыханного человека.
Я смотрел на них в крайнем изумлении, и вскоре тело Перси шевельнулось. У него, словно от боли, свело руки и ноги. Постепенно движения стали походить на конвульсии, пока вдруг он не дернулся так, что незнакомец скатился с него. Я наклонился над Вудвиллем, но обнаружил, что его состояние по-прежнему плачевно. Мышцы его лица застыли, на коже выступил липкий пот, белки глаз и оскаленные зубы выглядели столь неприятно, что хотелось отвернуться.
Араб, кажется, понял, что у меня на уме; впрочем, это было несложно. Указывая пальцем на лежащего Вудвилля, он сказал с тем же странным акцентом, который, пусть и не понравился мне с утра, сейчас звучал весьма мелодично:
С ним все будет хорошо.
Не уверен.
Незнакомец не снизошел до ответа. Он встал на колени с одной стороны от жертвы современной науки, яс другой. Он водил рукой над застывшими чертами Перси, и, как по мановению волшебной палочки, мука и боль исчезли с лица моего друга, отчего стало похоже, что он мирно спит.
Вы загипнотизировали его?
Какая разница?
Если это и был гипноз, то очень бережный и аккуратный. В этом выходящем из ряда вон, сложнейшем случае эффект превзошел любые ожидания: то, что удалось сделать за несколько секунд, поражало воображение. Я начал ощущать нечто вроде уважения к приятелю Пола Лессинхэма. Его рассуждения удивляли, а манеры вызывали негодование, но в данном случае результат оправдывал всякие средства. Незнакомец продолжил:
Он спит. Когда проснется, не вспомнит ничего из произошедшего. Оставьте его здесь, ночь теплаявсе будет хорошо.
Как он сказал, на улице было теплои сухо. Вряд ли Перси стало бы хуже от того, что ему, на некоторое время, позволят насладиться приятным ветерком. Поэтому я последовал совету гостя, оставив Вудвилля лежать во дворе; сам же решил коротко переговорить с внезапно проявившим себя целителем.
Глава 18. Трансфигурация жука
Дверь лаборатории была закрыта. Незнакомец стоял недалеко от нее. Я прошел вглубь комнаты и взирал на него со всем вниманием, кое позволялось при данных обстоятельствах. Конечно, он знал, что я наблюдаю за ним, однако вид имел равнодушный, будто бы это совершенно его не беспокоило. Передо мной стоял восточный человек до кончиков ногтейдаже не сомневайтесь; но несмотря на то, что я повидал немало выходцев из тех краев, мне никак не удавалось понять, из какой именно страны он приехал. Вряд ли он был арабом и уж точно не был феллахоми, если я не ошибся, он ничуть не походил на мусульманина. Имелось в нем нечто такое, что никак не сочеталось с исламом. Что до его внешности, то никто не назвал бы его отборнейшим представителем расы, к какой бы народности он ни принадлежал. Одного только орлиного носа внушительного размера было бы достаточно, чтобы поставить крест на победе этого господина в состязании красавцев. Толстые губы казались бесформенными и, вкупе с еще одной особенностью его облика, наводили на мысль, что в его венах течет не одна капля негритянской крови. А особенностью, которую я только что упомянул, был его откровенно немалый возраст. При взгляде на моего гостя вспоминались рассказы о людях, сохранявших юношескую бодрость до глубочайшей старости. Однако при более пристальном наблюдении любой задался бы вопросом, а так ли этот человек дряхл, как выглядит, да и вообще, пожилой ли он. Негры, особенно негритянки, часто ветшают с невероятной скоростью. Среди цветных иногда встречаются женщины, чьи лица, как у столетних, испещрены морщинами, хотя в действительности по своему возрасту они, здесь в Англии, считались бы дамами в самом цвете. Следы времени на лице моего посетителя к тому же спорили с юным блеском его глаз. У настоящих стариков таких глаз не бывает. Форма их показалась мне любопытной, напомнив о продолговатых фасеточных глазах странного насекомого, которого я мог мысленно себе нарисовать, но чье название в ту секунду ускользало от меня. Глаза горели не только силой и огнем, но задором юности. Мне доселе не доводилось видеть таких невероятных глаз; их обладатель вряд ли бы стал душою общества, в любом смысле. Вероятно, благодаря некой специфической особенности строения зрительного нерва, взгляд этих глаз был будто направлен не на собеседника, а сквозь него. Едва ли природе удалось бы создать лицо, чьи черты явственней выдавали бы, насколько опасен их носитель. Если кто-то, кому хотя бы однажды довелось увидеть этого человека, все же возжелал бы продолжить знакомство с ним, то ему было бы некого, кроме себя, благодарить за то, что его приверженность столь дурной компании привела к плачевным последствиям.