О черт Он лихорадочно хлопает себя по карманам джинсов. Должно быть, забыл кошелек на яхте. Надо сбегать за ним и вернуться, заплатить.
Я игриво наклоняюсь к нему, решив проверить, насколько он тверд в своих убеждениях. Потому что, каким бы милым ни было его благородство, мне хочется чего-нибудь новенького.
А может, просто сбежим, и всё? шепчу я.
Он сначала смеется, а потом пугается.
Я не могу так!
Конечно можешь! Ты можешь делать все, что твоей душе угодно, Айзек. Провожу пальцем вдоль его позвоночника. Ощущаю, как он трепещет, как бьется его сердце. Никтони Шелби, ни кто-либо другой не в состоянии ощутить биение его сердца так, как я. Это будет очень просто. Безболезненно. Незачем тратить время на возвращение сюда. И смотриофициантка даже не глядит в твою сторону.
Чувствую, как слабеет его решимость.
На счет три, нашептываю я. Раз
Его сердцебиение ускоряется. Айзек по-прежнему не уверен, как поступить.
Два
Он на пороге принятия решения.
Три! выпаливает Айзек, опередив мою команду, хватает меня, и вместе мы мчимся через кафешку и вылетаем наружу.
Поверить не могуя это сделал! твердит Айзек всю дорогу до лодочной гавани. Мы оба в упоении оттого, что совершили нечто незаконное.
Он ведет меня по тонущей в вечернем тумане пристани. Затем мы идем по тускло освещенным боковыми фонарями мосткам и подходим к огромной яхте. Айзек останавливается.
Она не наша, мы только перестраиваем ее, объясняет он и взбирается по трапу. Я быстро.
Но я не для того притащилась сюда, чтобы меня бросили у порога.
Разрешите подняться на борт? запрашиваю я.
И как истинный джентльмен он помогает мне пройти по трапу, а затем провожает на нижнюю палубу. Мы попадаем в гостиную, которая намного обширнее, чем можно предположить, глядя на яхту снаружи. Хотя работы здесь еще полно.
Это «Фалкон 100», сообщает Айзек. Больше тысячи лошадиных сил. Быстраядух захватывает. Но я, конечно, никогда на ней не поплыву.
Тут будет очень красиво, когда закончите.
Да! Мои родители мастера своего дела. Им следовало бы запрашивать более высокую плату.
Запросят, уверяю я. Когда ты сделаешь им заказ.
Он улыбается, идея ему явно нравится. Затем мы спускаемся еще ниже, в каюты. Главная каюта занимает всю ширину корпуса. Она почти готова: стены обшиты панелями красного дерева, посередине кровать кинг-сайз, хотя матрас еще запакован в пластик.
Я бы не прочь провести здесь некоторое время, говорю я.
Айзек смеется и берет забытый кошелек с изумительно красивого бокового столика.
Я пришел только кошелек забрать. Не хватает еще и яхту украсть впридачу к ужину!
Какая же это кража, если мы никуда не плывем? поддразниваю я его из-за спины. Затем подхожу ближе и шепчу ему на ухо:Это не яхта, это мечта! И разве не за этим ты в тот раз приходил сюдапомечтать, притворяясь, будто она твоя собственная?
Он слегка напрягается.
У меня тогда перерыв был! И потом, если я позволяю себе немного помечтать, то это мое дело!
Я слегка отпускаю свой туго натянутый трос.
Как бы там ни было, здесь мы одни. Давай помечтаем еще немножко.
Поздновато для мечтаний. Уже почти ночь.
Волшебный час, когда все может сбыться продолжаю нашептывать я.
И снова скольжу пальцем по его спине. Он поводит плечами и едва слышно стонет от удовольствия.
Побудь со мной Я нежно дышу ему в затылок.
Мне надо идти
Но разве тебе не хорошо сейчас, Айзек? Ты заслуживаешь того, чтобы чувствовать себя хорошо. Мы заслуживаем. И мы можем чувствовать себя еще лучше, чем сейчас
Наконец, он делает свой ход. Запускает пальцы в передний карман рюкзака и вынимает комочек фольги.
Время замыкается на себя, как лента Мёбиуса. Как змея, пожирающая собственный хвост. Я убаюкиваю Айзека, и он забывает, зачем пришел сюда. Я крепко держу его в своей хватке, которую ни за что не ослаблю, да он этого и не хочет. Я на много миль опережаю Аддисона в нашем соревновании, потому что Айзек уже созрел, остается только съесть его.
Снаружи, за отделанными медью иллюминаторами, волшебные сумерки перетекают в ночь. Сияют фонари лодочной гавани, их отражения пляшут на воде. Небо затянуто облаками, и звезды не видны, но фонари, словно солнца, могли бы управлять собственными планетными системами. И все же им не сравниться со мной, с моей неизбежной, непреодолимой гравитацией. Онасама энтропия. Она, как черная дыра, превращает строгий порядок Айзека в изысканный хаос.
АЙВИ
В воскресенье Айви обычно не засиживается допоздна за уроками. Она обычно не засиживается за уроками ни в какой день недели, но сейчас ее подхватило и понесло, она не может остановиться. Дурацкие лекарства! Какая досада, что они работают, потому что ей постоянно слышится родительское «мы же говорили». Хотя на самом деле предки этих слов не произносят, но, видя ее за учебниками, так и лучатся этим «мы же говорили».
Как раз в этот момент родители места себе не находят от беспокойства за Айзека. Уже полночь, а его нет дома, что на него очень непохоже. Он работал с ними на яхте, а потом пропал. Даже Айви начинает тревожиться.
Весь последний час родители играют друг для друга роль адвоката дьявола. Стакан наполовину пуст/стакан наполовину полон.
Наверно, он у Рики и потерял счет времени.
А почему он тогда не отвечает на звонки?
Или, может, пошел с Шелби на поздний сеанс, вот и все.
Так позвони ее родителям и спроси, дома ли она.
Если бы что-то произошло, нам, наверное, уже сообщили бы, правда?
Бабушка сидит в своей комнате на первом этаже и хранит молчание, но ее дверь открыта, так что она все слышит. Ее беспокойство больше похоже на темное облако, чем на бурю с грозой.
Мама с папой уже собрались звонить 911, когда Айзек наконец является домой. Айви чувствует то же облегчение, что и родители, но она не летит к нему, как они. Айви остается за обеденным столом и притворяется, что читает, а на самом деле внимательно вслушивается в то, как предки бомбардируют брата обычными для растревоженных родителей банальностями: «Где ты ходишь?!», «Ты знаешь, который сейчас час?!» да «Ты хоть понимаешь, что мы тут чуть не сошли с ума?!»
Айви досадно, потому что те же вопросы, обращенные к ней, звучат скорее как обвинения, а не как выражение беспокойства. Она в этих случаях просто идет наверх в свою комнату, словно завернувшись в тефлоновую броню, с которой соскальзывают стрелы родительского гнева, и заваливается проспаться от всего, что выпила, приняла или выкурила. Но стрелы, которые предки мечут в Айзека, другие. Вместо острых наконечников у них присоски. Они приклеиваются к Айзеку намертво, заставляя того оправдываться.
Извините, простите лепечет он. Я очень, очень виноват
Айви ясно, что он и правда раскаивается, но когда она бросает на него взгляд, ее ожидает зрелище, которое она видит нечасто: глаза у него тяжелые и усталые.
Теперь, раз уж сын пришел домой, а не валяется мертвый в какой-нибудь сточной канаве, родительское беспокойство уступает место праведному гневу. Отец наставляет на Айзека кривой указательный палец. Несколько лет назад он сломал его, так что теперь палец всегда указывает немного не в ту сторону.
И как ты все это объяснишь, хотели бы мы знать?
Так глупо получилось, бормочет Айзек. Я был на яхте.
Этого они не ожидали. Айви тоже.
Все это время? недоумевает мама.
Я забыл там кошелек, оправдывается Айзек. Когда вернулся за ним, вас уже не было. А лодыжка опять разболелась. Ну я и прилег на пару минут подождать пока адвил подействует. И уснул
Родители молчат, переваривая услышанное. Айзек такой смирный, такой неконфликтный, что в электроцепи их гнева происходит короткое замыкание. Айви слышит, как закрывается бабушкина дверь. Внук дома, с ним ничего не случилось. Дальнейшая мелодрама бабушке неинтересна. Мудрая женщина.
А почему ты не позвонил, когда проснулся? допытывается мама.
Телефон разрядился, отвечает Айзек. Да я уже и так шел домой.
Но отцовский гнев еще не совсем испарился.
Значит, ты завалился спать на яхте, которая нам не принадлежит? Хочешь, чтобы с нами расторгли контракт?!
Я очень виноват, повторяет Айзек. Должно быть, устал сильнее, чем думал.
Тут мама набрасывается на отца:
Потому что ты перегрузил его работой!
О, так это, значит, моя вина?
И в кратчайший, неосязаемый миг луч прожектора соскальзывает с Айзека. Родители затевает игру «это ты виноват». Невероятно, как это срабатывает каждый раз.
Сколько бревен ты заставил его перетаскать?
Он сам вызвался помочь!
А ты и рад эксплуатировать ребенка!
Наконец Айви поднимается из-за стола, довольная, что в кои-то веки ей выпала роль третейского судьи.
Послушайте, может, вы оба замолчите и оставите его в покое? Нет, серьезно, я творила вещи и похуже, причем нарочно. Делаете из мухи слона! Айзек не заслуживает всей этой драмы из-за такого пустяка.
Папа набирает в грудь воздуха, затем устремляет на Айзека строгий взгляд. Вернее, взгляд уже не такой строгий и, как папин палец, кажется, направлен немного не в ту сторону:
Утром поговорим. Что означает «Не будем больше это обсуждать». Таково последнее слово в любой родительской выволочке.
Айзек идет по лестнице наверх, а родители молча направляются в свою комнату, понимая, что взаимные упреки ничему не помогут. Дело закрыто. Для них, но не для Айви.
* * *
Айви заходит в комнату брата. Тот уже забрался под одеяло. Она закрывает за собой дверь и, сияя глазами, улыбается:
Ах ты мелкий засранец! Небось прохлаждался на яхте с Шелби? Айви присаживается на край кровати, улыбаясь от уха до уха. Она жаждет услышать исповедь.
Но брат игру не принимает:
Не был я с Шелби. Сказать по правде, кажется, мы охладели друг к другу.
Айви так и подмывает пошутить «Как может охладиться что-то и без того еле теплое?», но она этого не делает.
Если не с Шелби, тогда с кем?
Ни с кем. Слушай, дай поспать!
Поспать? удивляется Айви. Ты же только что продрых сколькочасов шесть?
Айзек поднимает на нее глаза. Они и правда усталые. Нет, не усталыеизможденные. Тяжелые. Айви вспоминаеттак он выглядел, когда вошел в дверь. Как будто груз беспокойства их родителейвсего лишь малая часть бремени, которое несет он.
С тобой все хорошо? спрашивает она. Что вообще происходит?
Ничего! буркает он. Все со мной в порядке. Правда. И улыбается вымученной улыбкой.
Обычно Айви легко вычисляет, когда ее брат врет, а когда говорит правду, но нынешней ночью Айзек играет в серой зоне между тем и другим. Что-то в его истории не стыкуется, но делиться он не хочет, а давить на него она не станет. Ведь Айзек не раз давал ей кредит доверия в самых сомнительных случаях. Долг платежом красен.
Спокойной ночи, Айзек, шепчет она и обнаруживает, что он уже посапывает.
Айви тихонько встает и в этот момент кое-что привлекает к себе ее внимание.
Телефон.
Аппарат не подключен к зарядному устройству. Очень странно. Разве это не первое, что ты делаешь, когда у тебя сел телефон? Разве Айзек не сказал, мол, его телефон разрядился и поэтому он не мог позвонить домой? Айви застывает на месте. Ее мучает подозрение, что Айзек соврал родителям. Он что-то скрывает.
Она медленно, осторожно протягивает палец к телефону, который по идее должен быть мертв.
Палец касается экрана.
И экран вспыхивает.
Интерлюдия 2Иней и Снежок (C17H21NO4)
Мы в представлении не нуждаемся. Наши имена и так всем известны. Мы уже заслужили свое место в истории. Как-никак мы существовали еще до Тысячедневной войны. Мы стояли о бок с королевой Викторией, когда она колонизировала Восток, и помогали Зигмунду Фрейду писать «Толкование сновидений». В Австрии мы избавляли от боли пациентов под ножом хирурга, а в Америках помогли Томасу Эдисону изобрести кинокамеру. По сути, это мы построили Лас-Вегас, и мы вовремя поспели в Вудсток к выступлению Джими Хендрикса. Мы везде! Мы даже были ключевым ингредиентом кока-колы, пока нас не заменили кофеином.
Враги называют нас злодеями, зверями, подлецами, но для наших верных фанатов мызвездная пыль, сыплющаяся с небес.
Перхоть дьявола!
Флоридский снег!
Райский иней!
Прозвища могут меняться, но мы остаемся вечными и вневременными. Мысовершенный сплав старого и нового. И сегодня ночью, как и во все прочие ночи, мы празднуем. Порхаем от одного к другому, а оттуда к следующему Словно электроны, мы движемся так быстро, что нас невозможно застать где-то в одном месте. Мы одновременно повсюду!
В любом знакомом городе можно найти ярко освещенный клуб. Сотни людей, ослепительные огни, оглушительная музыка Тусовка, правда, не настолько пьянящая, как наш бесконечный Праздник здесь наверху, ибо вечеринки в нижнем мире имеют свои ограничения (концепция, очень для нас странная). Но эта в полном разгаре. Вернее, в угаре.
Как обычно, мы в лучшей кабинке, откуда можем озирать всё и властвовать надо всем; а когда нам надоедает музыка, мы знаком велим диджею сменить пластинку, и тот повинуется в мгновение ока, верное доказательство того, что если ты владеешь достаточным количеством людей, ты не просто влияешь на немногих, ты контролируешь массы. Возможно, позже мы выберем парочку достойных и приведем их на великий Праздникможет быть, даже в VIP-салон, но, по правде говоря, мы предпочитаем грубую энергию разгула в нижнем мире.
И эта энергия сегодня ночью бьет ключом! В толпе мелькают знакомые лица. И новые тоже.
И ты!
Тебе удалось пробраться сюда! Да ты везунчик! Все-таки здешняя вечеринкаэксклюзивное сборище, только по приглашениям; и даже если кто-то получил приглашение, это еще не значит, что его сюда пропустят. Но ты здесь, следовательно, ты либо важная шишка, либо пройдоха. Нам любопытно, к какому типу ты принадлежишь.
Что ты сказал? Ты рок-музыкант? Не впечатляет. Половина здесь присутствующих рок-музыканты. Или кинорежиссеры. Или нувориши, сделавшие состояние на биржевых спекуляциях. Понимаешь, у всех здесь водятся деньжата, но деньги сами по себе никого не впечатляют. А вот если ты звезда, тогда другое дело. Каждый здесь считает себя знаменитостью, но на самом деле таких тут единицы. В остальных нет чего-то эдакого, особенного. Но, может, в тебе есть. Может быть.
Ну хорошо, хорошо, признаём: мы слышали о тебе. Но и в этом случае ты так себе звездочка, средней величины. Солист какой-то эзотерической группы. Но с потенциалом, да. Глядишь, может, и станешь суперзвездой. Ваши фанаты, несомненно, обожают вас. Они вам верны. Это о чем-то говорит в эпоху, когда крысы в лабиринте умеют лучше концентрировать внимание, чем люди.
С другой стороны, ваш менеджер не сподобился выбить вам площадку на Коачелле. На Коачелле полно всякого дерьма, так почему бы и вам там не показаться? Да, да, вы поедете на фестиваль «Пустынный рой», но признайэто совсем не то. Опять же, не впечатляет.
И все-таки ты нам нравишься. Нравится твоя энергия. Ты харизматичен, убедителен и хорош собой. Если можно так выразиться, красавчик в стиле гранж. Все любят ретро, возврат в девяностые, особенно когда он кажется таким аутентичным. Некоторые стараются чересчур сильно, но твой драйв искренен.
Хорошо, ты нас убедил. Иди к нам в кабинку, садись между нами. Мы будем подпитывать твои мечтания и надежды, поддерживать тебя, пока ты поддерживаешь нас.
Но мы станем дружить с тобой на определенных условиях. Ты обязан брать нас на все свои выступления. Мы должны быть с тобой за кулисамиперед и особенно после выступления. Если ты выполнишь это условие, уж мы для тебя постараемся! Мы станем твоей правой и левой рукой. Опорами, благодаря которым ты продолжишь купаться в белом свете центральной сцены, даже когда шоу окончится и софиты погаснут.
Ты готов? Отлично! А теперь уткнись носом в стол, как свинья в корыто рылом. Втяни нас. Глубоко. Побалуй свою примитивную потребность в удовольствии, ибо что ты есть такое на самом деле, как не сверхстимулированный примат? Раб своих мозговых химикалий. Эндорфинов. Допамина. Позволь нам поколдовать над ними. Ах, какие излишества мы можем показать тебе! Давай, возьми еще. Стань всем, чем можешь стать!