Знакомое жжение, не правда ли? Оно тебе явно не впервой, из чего следует, что ты бывал в нашем окружении и раньше, просто мы тебя не замечали. Но сейчас заметили. Ты должен быть польщен.
Ну вот. Теперь, когда наше соглашение оформлено, позволь нам управлять тобой, и мы покажем тебе, как управлять другими. Твои друзья, которым на тебя раньше было плевать и кто сейчас понял, что ты и впрямь можешь стать звездой, все они вернутся, постучат в твою дверь. Выбери лучших из них. И приведи к нам. Дай нам своих самых раболепных поклонников. Забудь про чернь; пусть ее надежды и мечты томятся по другую сторону бархатных канатов. Думай о нас как о команде поддержки. Как о помощниках. Каждой рок-звезде нужны помощники, чтобы держать подальше немытую толпу.
Да, ты определенно станешь суперзвездой! Мы приняли решение. Так позволь нашим ветрам надуть твои паруса и доставить тебя туда, куда ты стремишься. Откинься на подушку и наслаждайся успехом. Смотри, как он пузырится и пенится, словно шампанское. Кстати, о шампанском. Вон идет наш друг Ал с бутылкой, предназначенной только для нас. Дом Периньон. Мы обожаем Дом Периньон! Наш любимый сорт. Для нас все самое лучшее, и для тебя тоже.
Дамы обещали, что будем с тобой, пока не потеряем к тебе интерес, так что постарайся сохранить его. Как? Ну, деньги, например, еще никому не повредили. Последний контракт на запись подбросил тебе солидную сумму, не правда ли? Вот и подбрось ее в нашем направлении. Не жадничай. Деньги существуют, чтобы их тратить. Кто-то же должен платить за наши драгоценности и шикарные белые костюмы.
Что? Хочешь потанцевать? Нет, мы не танцуем. Мы лишь следим за событиями на сцене. Наблюдать за людьмивот в чем наше призвание.
Но мы знаем кое-кого, кто обожает танцевать.
Его зовут Крис.
И ему не терпится познакомиться с тобой.
Но не будем торопиться. На скольжение вниз по этой дорожке у тебя еще масса времени.
Похоже, ты получаешь удовольствие. Очень хорошо! Ничто не могло бы сделать нас счастливее. А теперь очисти кабинку, освободи место для кого-нибудь другого, но возвращайся завтра. Потому что ты нам нравишься, парень, ты наш любимец. Ты наша звезда!
Давай, уходи. Еще раз просить не станем.
11 Лишь Один пуТь ведет К престоЛу И Короне
АДДИСОН
Айви начинает зависеть от меня.
Благодаря мне ее тетради, ручки и прочие принадлежности разложены по цветам, формам и назначению. Спроси ее в любой момент, и она скажет, где находится тот или иной предмет ее школьного обихода. Она даже получила «А» за контрольную по математике, которой так страшилась, такого с ней не случалось много лет. Ее комната в идеальном порядке. И сегодня Айви даже не замечает надоедливого мигания своей настольной лампытак она погружена в подготовку к следующей контрольной.
Школа, домашка, уборкаи все сначала. Даже мне начинает надоедать. Тем больше у меня причин поднять дело на следующий уровень. Самый высокий. Но нет, не сейчас. Айви еще не готова. Конечно, Рокси сказала бы, что это я не готов, но я-то знаю: спешитьлюдей смешить. Приведи я ее на Праздник слишком ранои она всего лишь окажется очередным протеже, в которого вцепится Крис. Если я намерен танцевать с ней сам, к делу надо подойти со всей возможной тщательностью.
А пока она может от души насладиться благами, которые я приношу.
Сегодня среда, и половина школьного дня отводится на самоподготовку. Большинство «друзей» Айви бьют баклуши. Айви же использует это время, чтобы продвинуться вперед, словно набирающий скорость гоночный автомобиль. Но мой палец устает держать секундную стрелку на месте. Айви учит испанский, и, кажется, я не выдержу еще одной страницы из ее дурацкого учебника.
¡Ya basta! Haçemos una pausa (Хватит! Пора сделать перерыв), говорю я.
Pero tengo que estudiar (Но я должна выучить), возражает она. Ее испанский значительно улучшился. Хотя по произношению она пока тянет лишь на гринго.
Хватит корпеть! Пусть знания улягутся. Тогда завтра сможешь сделать еще больше.
Она закрывает книгу, но глаза ее так и ищут, на чем бы сосредоточиться. Если я не обуздаю это желание, оно перейдет в нервозность, что не поможет ни ей, ни мне.
А, знаю! Пойдем-ка в музей.
Кажется, я нажал на правильную кнопку. Айви вскакивает, и мы отправляемся.
* * *
Музей искусств когда-то был единственным местом, где Айви могла по-настоящему сосредоточиться. Но она всегда ограничивалась лишь несколькими залами. Самозащита от чрезмерной стимуляции. Так она создавала для себя безопасную гавань. Так контролировала свой дефектный механизм концентрации.
Но сегодня я освобождаю ее от всего этого. Сегодня она увидит все картины, которые есть в музее. Начиная с новой выставки Гойи.
Айви восторженно рассматривает полотна широко распахнутыми глазами.
Ее внимание особенно привлекает наводящая жуть гротескная картина, на которой изображен безумный великан, поедающий вялое безголовое тело. Глаза великана, полные безумия, выпучены. «Сатурн, пожирающий своего сына». Эта «Черная картина» Гойи живописует великого титана, персонажа греко-римской мифологии, пожирающего своих детей, чтобы никто из них не смог сбросить его с трона. Мифологияэто чрево, которое вынашивает и веру, и ужас.
Кошмар, произносит Айви с тихим благоговением. Но я не могу отвести глаз.
Она изучает картину, затем табличку под ней, толкующую о том, что, дескать, Гойя через образы мифологических существ хотел изобразить страдания, причиняемые войной.
Мы движемся через всю экспозицию и дальше, по остальным залам музея; и хотя мы неустанно переходим из галереи в галерею, мы не торопимся и не суетимся. Айви тратит ровно столько времени, сколько нужно, на картины, которые считает достойными особого внимания. И все же ни одна из них не будит в ней такого отклика, такого резонанса, как черный Гойя.
Эти глаза не идут у меня из головы, говорит Айви. Наверно, эта картина будет являться мне в кошмарах. Титан, пожирающий беззащитных.
А стоит ли его так сурово осуждать? возражаю я. Как-никак, к престолу ведет лишь один путь.
И вдруг что-то еще начинает резонировать. В сумке Айви. Жужжит, точно муха, стремящаяся вырваться на волю. Айви достает телефонконечно, это Крэйг. Он как герпесвсе время возвращается.
Не позволяй ему испортить тебе день, втолковываю я своей подопечной. А он точно испортит. Ты же знаешь!
Может, он хочет извиниться
Скорее, он хочет, чтобы ты извинилась.
Телефон продолжает зудеть. Безымянные аристократы на стенах молча взирают на Айви глазами, застывшими где-то между осуждением и безразличием.
Наконец телефон замолкает. Со вздохом облегчения Айви бросает его обратно в сумку.
Так не может продолжаться. Это контрпродуктивно. Для нее. И для меня.
Ты знаешь, что нужно сделать, внушаю я ей.
Айви трясет головой:
Не могу!
Можешь и сделаешь. Он тебе больше не нужен! Да и никогда не был нужен. Порви с ним!
Она смотрит на окружающие нас картины, но теперь без всякого интереса.
Видишьон уже испортил тебе день, настаиваю я. Айви, он как Сатурн. Сжует тебя, выплюнет и думать позабудет. Не позволяй ему этого!
Я подумаю, говорит она, и это лучшее, чего я сейчас могу от нее добиться. Мы станем методично убирать из ее жизни токсичных людей, и начнем с Крэйга. Ради нас обоих. Потому что токсичные люди означают угрозу от представителей моей восходящей линии. Я не могу допустить подобной конкуренции. Никто из моих вышестоящих собратьев не украдет у меня Айви!
12 СЛЕдя за ЧУжим шприцем
АЙЗЕК
Во вторник в шесть часов вечера Айзек слышит грохот. Звук настоящего катаклизма, который ты ни за что бы не хотел услышать в собственном доме. Юноша бросается на первый этаж, откуда доносится бабушкин призыв на помощь. Собственно, до этого вопля он думал, что она что-то уронила, но страдание в ее голосе сообщает ему: дело гораздо хуже.
Бабушка лежит в кухне на полу, корчась от боли и держась за бедро. Обломки кухонного комбайна валяются между кухонным прилавком и столом. На полу рядом с бабушкойнаполовину растаявший кубик льда, на прилавкестакан с лимонадом. Вот, значит, что произошло. Проклятый холодильник!
Айзек! зовет бабушка, увидев внука. Она дышит поверхностно, часто хватая воздух ртом. Помоги мне встать.
Он пробует поднять ее, но в ту же секунду она издает дикий крик боли.
Нет! Не надо! Вот черт! Проклятье!
Плохо дело. Как бы бабушке не оказаться в инвалидном кресле после такого падения. Айзек старается не думать об этом. Ему ясно, что он не сможет поднять ее на ноги, не причинив еще большего вреда. А больше помочь некомуродители на работе, Айви тоже еще не вернулась.
Все будет хорошо, бабушка.
Черт! Проклятье! Черт! хрипит она, сердясь на себя саму. Сердясь на весь мир, на всю вселеннуюза то, что позволили несчастью случиться. Только этого мне и не хватало! Не теперь!
Как будто в другое время падение было бы в самый раз.
Айзек набирает 911, объясняет ситуацию и диктует адрес.
«Скорая» уже в пути, сообщает он бабушке, но все равно ощущение такое, будто ожидание тянется целую вечность.
И тут, почти теряя сознание от боли, бабушка сипит:
Мое лекарство Айзек. Мое болеутоляющее
Ну конечно! Таблетки! Азейк спешит к аптечке, находит оранжевый флаконон знает какой, знает, что в нем. Откручивает крышечку и опрокидывает флакон на ладонь. Ничего.
Флакон пуст.
Черт! Конечно он пуст! Он же знал это. Он даже попытался обновить рецепт по телефону, но голос робота сообщил, что для этого надо прийти к врачу. Айзек расходовал таблетки с осторожностью, даже разламывал их напополам, но Спустя две недели запас иссяк.
«Думай. Думай. Думай».
Он взлетает по лестнице в свою комнату и бросается прямиком к своему рюкзаку.
«Там должна остаться хотя бы одна. Должна!»
Он проверяет кармашек рюкзака, где хранил таблетки, но там ничего нет. Он смотрит под кроватью, не упало ли туда что-нибудь. Не упало.
Но у него есть еще один, последний вариантего грязные джинсы. Он помнит, что, когда фольга разорвалась, сунул одну таблетку прямо в карман, но не помнит, чтобы вынимал ее оттуда. В корзине для грязного белья две пары джинсов, остальные уже постираны. Айзек находит джинсы, молясь всем силам небесным, и запускает пальцы в кармашек для разменной мелочи. Ио чудо! из кармашка вторых джинсов он выуживает последнюю белую таблетку, обтерханную и облепленную ворсинками.
Отряхнув ворсинки, Айзек стремглав бросается в кухню, хватает с прилавка стакан с лимонадом, опускается на пол и вкладывает таблетку бабушке в рот. Она отпивает из стакана, с трудом глотает. Боль не прекращается сразу, зато паника отступает, потому что облегчение рядом, за ближайшим углом.
Вот уж чего мне совсем не было нужно! стонет бабушка, страдальчески кривясь. Поначалу Айзек думает, что она имеет в виду лекарство, но тут же соображает, что бабушка говорит обо всей паршивой ситуации.
Знаю, ба, отзывается Айзек, пытаясь утешить ее. Это никому не нужно. Но ты выберешься, вот увидишь.
Именно здесь, сидя на полу рядом с бабушкой и держа ее за руку, Айзек вдруг понимает кое-что. Собственно, он знал это уже некоторое время, но в сознательную форму не облекал. Его лодыжка зажила. Полностью. Он отлично справляется с тренировками и даже немного играл в выходные без каких-либо неприятных последствий. Его сегодняшняя резвая беготня по лестнице вверх и вниз служит тому подтверждением в реальном времени. И все же пустой оранжевый флакон не идет у него из головы. Острое чувство вины за то, что он опорожнил его, мешается с отчаянием и неодолимой тягой. Его нога больше не требует лекарства, но организм Айзека жаждет его. И не позволит ему забыть об этом.
Красные огни приближающейся «скорой помощи» играют на лице юноши, в то время как в душе его гремит набат. Потому что жизнь, которую он так тщательно для себя спланировал, отклонилась от намеченного курса и двинулась в неизвестном направлении.
РОКСИ
Бабушка Айзека, безусловно, сила, с которой приходится считаться. Я еду в карете «скорой помощи» вместе с Айзеком, бабушкой и парамедиком, который хочет подключить пострадавшую к капельнице, но бабушка не соглашается.
Но это всего лишь физраствор, мэм!
Вы доктор? задает бабушка риторический вопрос.
Я фельдшер, специально обученный всем приемам срочной помощи.
Уж простите, но шесть месяцев в местном колледжене то же самое, что четыре года в университете плюс ординатура и прочее.
Бабушка, урезонивает ее Айзек. Они оказывают первую помощь, это их работа!
Пусть оказывают ее кому-нибудь другому. И скажи водителю, что если он поймает еще хотя бы одну яму, то это ему придется обращаться в больницу!
Айзек извиняется за поведение бабушки, но парамедик не принимает ее ругань близко к сердцу. Как и я, он перевидал множество людей, сходящих с ума от боли. Они говорят много странного. Иногда они видят в тебе спасителя, иногдапалача. Сильная боль делает человека беспомощным. А дальнейшееслепое доверие или паранойяуже зависит от личности.
Что до меня, то мне нравится вполне оправданная сварливость этой женщины. Любой, у кого сломано бедро, имеет право вести себя отвратительно, а ее бедро действительно сломано. Но они узнают об этом только после томографии.
Айзек звонит маме и рассказывает о случившемся.
Кажется, я оставил переднюю дверь открытой, сокрушается он, как будто сейчас это имеет значение.
Не оставил, говорю я ему, но он слишком занят, чтобы осознавать мое присутствие. Айзек с готовностью исполняет свой долг сына и внука. Там, где другие теряются и падают духом, он делает то, что требуется. Берет на себя ответственность. Мне нравится эта его черта. Он тот человек, на которого можно опереться во время кризиса.
Приезжай в больницу Милости Господней, говорит он матери.
Бабушка хмурится, услышав это название.
Милость, тоже мне еще, бурчит она. Лично я прошу только об одной милостичтобы избавили меня от этой чертовой боли!
И тут же кричит на парамедика, чтобы не трогал ее, а тот всего лишь хотел померить давление. Она ворочается на носилках и постанывает. Я здесь, с нею, но в данный момент мало что могу. Понадобится еще полчаса, прежде чем я начну действовать в полную силу.
Ба, расслабься, просит Айзек. Пусть он делает свою работу!
Она испускает долгий дрожащий вздох. Бабушка может сколько влезет кричать на парамедика, но на Айзека она кричать не станет.
Возьми меня за руку, Бэби-бой. Так она называла Айзека в детстве. Он держит ее за руку до самой больницы Милости Господней.
* * *
Я не очень-то люблю больницы, но они любят меня, поэтому я оказываюсь здесь гораздо чаще, чем мне бы хотелось. Да и многие из нас тоже, как я догадываюсь. Больницы для нас как аэропорты. Хабы между тем, где мы были, и тем, куда идем. И с кем. Они также являются безопасными зонами. В том смысле, что мы не подбираем там себе мишени. Больницысакральная территория. Храмы, посвященные нашей власти. Так что если мы проводим в них время, то по более альтруистическим причинам, чем обычно. Ведь в конце-то концов нас изобрели для облегчения страданий. Думается, это служит нам некоторым оправданием, когда мы заходим слишком далеко. Из чего следует, что даже альтруизм может быть эгоистичным.
Приемное отделение больницы Милости Господней чуть менее суетливо и перегружено, чем в других больницах. Бабушка разрешает медсестре поставить ей капельницу, а медсестра сообщает, что доктор скоро придет. Десять минут спустямолниеносно, по больничным стандартам, появляется доктор. Она проверяет журнал, задает те же вопросы, что задавали регистратор и медсестра, но на этот раз вопросы ведут к определенным действиям. На большинство из них отвечает Айзек, потому что бабушка совершенно измученаи травмой, и вообще всем случившимся. К тому же я начинаю оказывать свое успокаивающее воздействие.
Сейчас вы отправитесь наверх, на КТ, объявляет врач. А от боли дам вам морфин.
Про черта толк, а он на порог!
Финеас.
Маячит по другую сторону шторки. Белые тонкие пальцы отводят ее ровно на столько, чтобы я смогла увидеть его лицолюбопытное, ожидающее. Длинные черные волосы, бледная кожа, глаза темные, как безлунная ночь, и слишком большие для его лица. Одновременно отвратительный и прекрасный, Финеас двигается, словно под водой, даже его волосы плавают в воздухе, как будто гравитация позабыла о них.