От боли, сообщает медсестра.
Но мама останавливает протянутую руку Айзека.
Что это? с подозрением спрашивает она.
Мам! стонет Айзек. Да какая разница! Мне же больно!
Это называется «Роксицет», говорит медсестра.
Мать расслабляется и позволяет Айзеку принять таблетку.
А, хорошо. Это то, что наша бабушка принимает. Она ласково гладит сына по руке и улыбается медсестре. Лишь бы не оксиконтин.
Ну вообще-то начинает сестра, но Айзек прерывает ее вовремя подоспевшим приступом кашля:
Дайте кха еще воды кха-кха таблетка в горле застряла
Мама торопится к умывальнику наполнить стакан.
Таблетка вовсе не застряла у него в горле, он ее уже проглотил. Просто чем больше воды, тем быстрее она растворится, к тому же, что еще важнее, отсрочка даст медсестре возможность взвесить, а стоит ли осложнять положение, сообщив матери Айзека, что «Роксицет»это тот же оксиконтин с небольшим добавлением парацетамола. Медсестра знает, что в создавшейся ситуации самое важноеоблегчить боль. Поэтому она не заканчивает начатую реплику.
Айзек чувствует, что лекарство начало действовать. Конечно, это не так, он понимает, что это всего лишь эффект плацебо. Таблетка включится на полную мощь лишь через некоторое время, а до тех пор он с благодарностью примет всё, что посылает ему судьба.
* * *
КТ, ультразвук, а если они не выявят характер травмы, последует МРТ. Несомненное достоинство «скорой помощи» в том, что не надо заказывать обследования за несколько недель вперед и долго дожидаться заключения. Все происходит очень быстро, и ничего, что отец Айзека ворчит, мол, придется оплачивать счета от всех людей в белых халатах, кто хотя бы бросит взгляд в сторону сына.
Опять ожидание. По телевизору показывают второй фильм из серии о Джейсоне Борне. Все автомобильные погони по улицам зарубежных городов похожи друг на друга. Особенно когда ты на болеутоляющих.
Наконец дежурный ортопед приносит новости:
Могло быть лучше, могло и хуже. Перелом ключицы и разрыв связок плечевого сустава. Хорошая новость в том, что операция тебе не понадобится. Нужно лишь время, отдых и лечебная гимнастика.
Мне больно, говорит Айзек. Очень больно
По правде говоря, резкая боль уже перешла в монотонную пульсацию.
Доктор отходит к маленькому передвижному компьютеру и просматривает журнал Айзека. В старых фильмах в этих случаях врач всегда достает планшетку, но технология отправила ее на полку истории.
Я выпишу тебе рецепт от боли, говорит доктор и достает маленькую книжку с копировальными листочками. По-видимому, когда дело касается контролируемых препаратов, технология дает задний ход.
Подержим тебя на болеутоляющих. Одна таблетка каждые восемь часов. Вот тебе рецепт на два дня.
Айзек не верит своим ушам:
На два дня?!
Можешь принимать их вместе с ибупрофеном.
Видишь? замечает мама. Оказывается, ты мог принять адвил.
Погодите, говорит Айзек. Вы даете мне шесть таблеток?
Доктор поворачивается к Айзеку, и тот практически видит, как по всей смотровой взвиваются красные флаги.
Два дня, больше тебе ни к чему, с подозрением произносит врач. В чем проблема?
Его ручка застывает над бланком рецепта как раз в том месте, где надо поставить подпись. Сердце Айзека замирает на краю темной пропасти, готовое кануть в небытие. Но тут наконец срабатывает его заторможенный мозг, и юноша отступает от края.
Не могу я съесть целых шесть таблеток! притворно ноет он. Меня тошнит от любых болеутоляющих.
И доктор ставит свою подпись на рецепте.
Просто не забывай принимать их с едой, говорит он и, оторвав листок, вручает его матери. Тогда все будет хорошо.
Доктор уходит, напоследок сообщив, что сейчас придет медсестра с направлением на лечебную гимнастику.
Родители, видя потерянное выражение на лице сына, воображают, будто знают его причину.
Солнышко, такое случается, увещевает мама. Это не конец света.
Иногда жизнь подбрасывает крученые мячи, вторит папа.
Это, конечно, ужасный несчастный случай, но все пройдет, ты поправишься, говорит мама.
Однако глубоко в душе Айзек знает, что это был вовсе не случай. Он сделал это намеренно. Все равно что бросить руль и позволить автомобилю ехать, как тому заблагорассудится.
Но больше всего Айзека раздражает не то, что он сделал это намеренно, а то, что он сделал это ради вшивых шести таблеток.
РОКСИ
Он нашел меня!
Было нелегко, но он нашел меня. Айзек очень многим пожертвовал ради того, чтобы мы были вместе. То, что он сделал ради меня, было прекрасно. Он поступил храбро. Нет, более чем храбро.
Это было поэтично.
Друзья приходят вечером навестить его, но в центре внимания Айзека я. И я тоже отдаю ему все свое внимание. Не половину, но всё полностью и даже сверх того. Он нуждается в этом. Он этого заслуживает. Друзья говорят, что пришли его подбодрить, но я-то знаю: он хочет лишь, чтобы они ушли. Их общество слишком утомительно. А эта Шелбиона хуже всех! Ляпает что-то вроде: «Не пойму, чего ты так разошелся на поле? Это же всего лишь игра!» Будь моя воля, я превратила бы ее в футбольный мяч, чтобы полюбоваться, как ее будут пинать с утра до вечера все кому не лень.
«Каково этобыть мной?» Вопрос Айзека возвращается ко мне снова и снова. Его не только никогда и никто мне не задавал, но я и сама не спрашивала себя об этом. Я жила одним мгновением. Веселилась на вечеринках. Наслаждалась азартом охоты. Набрала достаточно протеже, чтобы поднять бурю в средствах массовой информации. Я гордилась тем, что играю главную роль в эпидемии опиоидов.
Так каково же этобыть мной? Это безумно. Это волшебно. Этого не измерить никакой, даже самой грандиозной шкалой. И все же слово, которое пришло ко мне, когда он спросил, было «одиночество», да и онолишь верхушка айсберга. Слово, которое приходит ему на смену сейчас, рисует полную картину моего существования.
Неудовлетворенность.
Я не хочу это признавать. Прихожу в бешенство при одной мысли об этом. Хочу забрать на Праздник миллионы людей и превратить их там в пепел. Но я уверена, что даже это не сможет удовлетворить меня. Ни в малейшей степени. Я все время голодна, и этот голод невозможно утолить. Сколько бы я ни получила, мне все мало. Мое, нет, наше существованиеэто проклятье. Вот почему мы никогда не останавливаемся, не прекращаем тралить глубины людских душ в поисках добычи. Мы зависимы от их зависимости.
Я не могу поделиться этим откровением с сородичами в моей восходящей линии. Хиро лишь обругает меня. Он слишком дисциплинирован, чтобы тратить время на самокопание. Ибо если ваша душабездна, зачем вообще в нее заглядывать?
Но Айзек стоит у края черной дыры и тянется ко мне через горизонт событий. Я могла бы с легкостью затянуть его в дыру но что если вместо этого я позволю ему затянуть туда меня?
Интерлюдия 3Люси (C20H25N3O)
Неверно, что я ничего не помню. Я помню все, просто не в том порядке, как вы это понимаете, потому что каждое воспоминание перетекает в следующее и в предыдущее, и так до тех пор, пока все не закручивается в сахароватный ком случившегося или, может быть, не случившегося, потому что так тоже иногда бывает.
Но я знаю разницу между «тогда» и «сейчас», ибо «сейчас» не нужно помнить, оно просто существует, и «сейчас» означаетздесь, на крутоскатной крыше над нескончаемым Праздником, куда я сбегаю от всей этой суматохи, потому что суматоха не для меня. Ну вы понимаете.
Впрочем, крышане просто крыша. Это склон холма, поросший дикоцветами, а воздух здесь свеж, как деньрожденческий пирог с пылу с жару, и небоцветоворот, выходящий за пределы видимого глазом. И я танцую и с ним, и с ней, и с ними, и как хорошо, что тебя помнят, и как хорошо быть здесь и делиться вкусным небом и нарисованными улитками, разговаривающими на несуществующих языках, и даже ядовитыми красноспинными пауками, что иногда заползают тебе в мозг, отчего ты начинаешь вопить, потому что так тоже иногда бывает.
Пространство передо мной кружится и пузырится, словно кипящий котел, и в середине котлакто-то, кого я раньше не видела. Молодой человек, дрожащий в распахнутоглазом изумлении.
Ты новенький? спрашиваю я. Я помню себя, когда я была новой, но это было давным-давно, хотя иногда мы обновляемся, но не в последнее время. Так что жеты новенький?
Да, я в первый раз, отвечает он, и я вижу, что он не один из нас, а один из них. Просто мальчик, захотевший поэкспериментировать. Он ожидал, что окажется где-то в другом месте, а угодил сюда и подумал: «А, да черт с ним. Почему бы и нет. Не убьет же оно меня», чего я никогда, никогда не делаю. Я не обижу и мухи, правда, иногда я их еммух то есть, но только тех, что со вкусом корицы.
Ляг на спину, говорю я, ласково массируя ему затылок. И пусть то, чему дóлжно прийти, придет.
Чувствую его пульс под пальцами, ио, это переносит меня в стародавние дни! Вспоминаю тела, и дыхание, и музыку, играющую на растянуто-упругой скорости. Перекрученные слова были заклятьем, открывающим мою душу, которую я делила со всеми любящими меня, потому что в те дни любовь была свободной.
Они двигались муаровыми кругами в парке, их так много, все медленные и расслабленные, их сердечная боль выливалась из ржавой банки, пока они не переставали чувствовать ее, ио! я была прекрасна, с луноцветной гирляндой, вплетенной в волосы, как у невесты эльфа, и походка моя была так легка, что я могла бы сделать пируэт на кончике былинки, а парашютики одуванчика закрутились бы в воздухе вокруг меняистинного центра их поклонения, при том что серьезные люди сказали бы: «Одуванчикиэто сорняки, которые нужно выпалывать с корнем!» Но зачем же говорить такое, когда одуванчики делают всех счастливыми?
Новенький смеется:
Ты это видишь?
Я вижу все, что видишь ты, отвечаю я. Все твои измерения и откровения.
По склону вниз теперь медленно катится поток голубой лавыне горячей, нет, но теплой наощупь. Ты можешь ходить по ней. Или лечь и позволить ей затопить тебя с головой.
Мы можем сохранить это в тайне, говорю я мальчику, или ты можешь рассказать всему миру. Мне без разницы.
Он смеется, затем съеживается, трепещет и снова смеется.
Всё теперь обретает смысл, говорит он.
Так говорят все они, если только их трип не про пауков или змей. На одно сверкающее мгновение они проникаются уверенностью, будто у коровы есть отличная причина для прыжка через луну, а Ответ На Все Вопросы вплетен в шнурок их левого ботинка.
Кому какое дело, если ответы ненастоящие? Настоящесть сильно переоценена. Но они запомнят, как они думали, что знают все тайны вселенной. Кроме тех случаев, когда они не запомнят, потому что так тоже иногда бывает. Озарение обойдется тебе, детка, в миллиарды твоих мозговых клеток, которые погаснут, как рождественская гирлянда в грозу.
Теперь он побледнел. Дышит учащенно и поверхностно. Машет ладонью перед лицом.
Кажется, я вижу свою руку из вчерашнего дня, говорит он. Они такие милые, когда доходят до этой стадии! Мне хочется смеяться. Я забываю, что былые дни давно ушли, а мои длинные волосы поседели. Ладно, может оно и так, но в моих глазах по-прежнему много такого, чего не снилось вашим мудрецам, перефразируя этого как его того парня, в котором явно было немного меня, хотя, когда творил Бард, я еще не родилась.
А ты не такая, как я ожидал, говорит мальчик.
Лучше? Или хуже?
Ты другая, отвечает он.
Типа ты заказал бургер, а получил горящую лампочку?
Что-то вроде того. И, чуть помолчав, признается:Я чувствую себя так необычно. Мне чуть-чуть страшно.
Лишь чуть-чуть?
Может быть, немного больше, чем чуть-чуть.
Возможно, это потому, что тебе известно кое-что, о чем ты не должен знать, шепчу я ему. А вдруг ты умеешь летать?
Я умею летать?
А ты умеешь?
Не знаю.
Что если умеешь?
Я ласкаю его интенсивнее, проникаю в самый мозг; мои ногти зарываются глубоко в каждую складку коры, ибо сильнее всего на свете я хочу увидеть, как он летит, и знать, что это я дала ему возможность летать, и доказать остальным, что я не просто смешной атавизм прошлых времен, одновременно кровавых и невинных. Правда, по большей части все-таки кровавых.
Я умею летать! говорит он.
Конечно умеешь!
Может быть, он тот, у кого хватит убежденности сделать это. И все остальные участники Праздника увидят и поймут. Они впадут в почтительное молчание и признают меня своей богиней, и наконецо, наконец-то! поклонятся мне и попросят прощения за то, как обращались со мной, а я буду милостива и прощу их, потому что богини могут себе позволить великодушие. Всего-то и требуется, чтобы этот милый оленеглазый мальчик взлетел.
Прыгнешь? спрашиваю. Ты прыгнешь в небо? Ты воспаришь ради меня?
Он смотрит на свои руки и видит крылья, он смотрит на горизонт и видит, как облака становятся рукой, манящей его слиться в единое целое с небом, которое сейчас открывается ему навстречу, словно возлюбленная; и в глубине души он знает, что это ответ на все вопросы его жизни, поэтому он шагает к краю и без малейшего колебания взмывает в небо, и я вскрикиваю от восторга.
Но гравитация отказывается отпустить его.
Он взлетает по дуге, как ныряльщик, и исчезает из моего поля зрения с ужасным паучье-мозговым воплемкак и другие, как все другие. Он сливается в единое целое не с небом, а с землей, там, далеко-далеко внизу. Я не хотела, чтобы он упал. Я действительно честно хотела, чтобы он полетел, и действительно честно верила, что ему это удастся. Верила, что могу дать ему силу, или, по крайней мере, открою ему глаза на существование этой силы внутри него. «А чего это мгновение абсолютной веры стоило для него?»размышляю я. Стоило ли оно той цены, что он заплатил?
И я грущу. Правда, не очень сильно, потому что отсюда, сверху, я так и не услышала звука удара о землю, но все же я грущу, потому что я опять одна, потому что я по-прежнему лишь забавный маленький талисман Праздника. Странная девчонка, кружащаяся в углу, чудаковатая волшебница света и сновидений, невесомая и невещественная, если не считать того вещества, что тает на языке, как снежинка. Волшебница, у которой нет власти изменить реальность; она может изменить только нереальность.
И вот я сижу средь дикоцветов, у потока голубой лавы, текущей по склону холма, слушаю шум Праздника и изо всех сил желаю, желаю, желаю, чтобы следующий умел летать.
16 Ты РехнулАсьЗаВИсаешь с Лузерами? ПроКАтись с нами!
АЙВИ
В последние дни Айви привлекает к себе гораздо больше внимания, чем раньше, причем отовсюду. Со стороны парней в школе. Со стороны незнакомых людей, с которыми она болтает в кафешках. Даже со стороны ее собственных друзей.
Ты изменила прическу?
Стала больше тренироваться, что ли?
Эти джинсы сидят на тебе как влитые!
Но дело не во всех этих комплиментах. Дело в ее настрое. В новой манере общения. Ее подколки стали хлеще и быстрее, и ходит она почти вприпрыжку, даже тогда, когда этого не хочет. «БУДУЩЕЕ» для нее больше не кричащее обвинение. Теперь оно просто будущее, и это отлично. С Айви тоже все отлично. И так будет и дальше. Жизнь больше не внушает ей страха, и это меняет всё.
Да и чужое внимание тоже приятно. Во всяком случае, было поначалу, пока не приелось. Побочное действие, как и потеря веса. Все равно это лишь вода ушла. Ее лекарство, технически говоря, это стимулирующее средство, изгоняющее из организма воду и притупляющее аппетит.
Ничего особенного.
Таким стал ее девиз в последнее время.
В школе дела идут здорово, так чего жаловаться-то? Однако открывшиеся новые пути еще не означают, что минное поле между этими путями и Айви куда-то делось.
После школы Айви стоит на автобусной остановке. Она могла бы поехать с Айзеком, но у того восьмой урок, а она закончила раньше. У нее не хватает терпения ждать. Терпениене та добродетель, которую поощряет ее новый режим.
Грант Мальдонадо тоже здесь, на остановкеон ходит с Айви на естествознание. В последнее время они вместе выполняют лабораторные. Еще месяц назад она даже не попадала на радар Гранта; а если и попадала, то лишь в качестве НЛО. Теперь все иначе. Грант, похоже, испытывает живейший интерес к новой Айви. Это хорошо. Грант парень симпатичный, умный и популярный, но скромный. В отличие от типичных «популярных», ему не надо строить из себя черт знает что и он не ощущает потребности носить свою популярность, словно одеколон.